***
- И снова здравствуйте, мисс Эвердин, - шипит Сноу, не отрывая взгляд от происходящего за окном своего дворца. - Зачем Вы хотели меня видеть? - безвкусно спрашиваю я. - Понимаете, мисс Эвердин, многое в нашей жизни идёт не по плану, не так ли? Мои родители погибли во время восстания дистриктов. Многое изменилось с тех пор, а теперь грядёт новая Революция, и, на сей раз, брат не пойдёт на брата. Они пойдут на тех, кто всю свою жизнь пытался помочь им. Вы только представьте, сколько человек погибнет. Сколько детей останутся сиротами, а жёны - вдовами. - С чего вдруг Вас заинтересовало будущее детей? - язвительно спрашиваю я, тут же один из миротворцев делает шаг ко мне, поднимая руку. - Не стоит, - отдаёт приказ Сноу. - Ну как же, Китнисс, меня всегда интересовало будущее нашего народа, - он поворачивается ко мне, теперь я могу видеть его дурную физиономию. - Поэтому Вы отправляли их на Игры? - со всей силы стараюсь сдержать голос спокойный, не переходить на крик. - Лишь так я могу справиться со всеми неповиновениями. - Убив ни в чём не повинных детей?! - я перехожу на крик. - Дорогая Китнисс, я вызвал Вас сюда не для этого. Я хотел огорчить Вас. Ваш дорогой и любящий женишок после происшествия в Тринадцатом трагически погиб, - он злостно облизывает губы, наблюдая за моей реакцией. Слёзы наворачиваются на глаза, я пытаюсь не показывать чувств этому жалкому подонку, ноги подкашиваются, и стараюсь держать как можно устойчивее. - Этого не может быть! - шиплю я сквозь зубы. - Тринадцатого нет! - почти перехожу на крик. - Пит жив! - что есть силы кричу я на силуэт президента. Кто-то бьёт меня по голове, и я падаю на пол. - Мы тоже так думали, пока не нашли бункер Тринадцатого. Жизнь там есть, она под землей. Точнее, была, но какая уже разница? - он прокашливается. - Главное то, что я обещал Вас сломать, что я и сделал, - он заливается смехом, махая рукой в сторону других его подчинённых, которые присоединяются и, что есть силы, бьют меня ногами и палками. Им плевать куда наносить удары, они бьют в грудь, по лицу, в живот. Я морщусь от боли, пытаясь закрыть лицо руками и свернуться. Один из них хватает меня за волосы, заставляя смотреть прямо в глаза президенту. Стоя на коленях, смотрю, как Сноу заливается хохотом. - Смейся сколько влезет, ублюдок! Тебе никогда не достать Тринадцатый, - из последних сил шепчу я, тут же получая плетью по лицу. Адская боль пронзает моё лицо, а в скорее всё тело. Моя голова безвольно опускается, чувствую, как кровь стекает с носа и капает мне на живот. Я уже готова была упасть как тряпка, но кто-то помогает мне встать, а потом с силой толкает в сторону Сноу. Сильно бьюсь лбом и носом, и кровь начинает опять идти. Неожиданно ток пронзает моё тело, и я отлетаю в сторону. Приподнимаюсь на дрожащих руках, но снова невольно падаю. И только сейчас я понимаю, что в кабинете Сноу есть силовое поле, позволяющее ему быть всегда в безопасности. - Сойка-пересмешница - символ восстания! Наглая ложь! - восклицает он. - Разве девушка семнадцати лет может дать надежду людям? - Если в дистриктах твориться то, чего Вы больше всего опасались, то, значит, может, - сквозь дикую боль шепчу я, получая порцию ударов. - Я хотел приберечь это напоследок, но вижу, Вам и сейчас можно подарить этот подарок. Жаль, что Вы поверили в мою шутку! - меня хватают за обе руки и тащат в другую комнату, сажают на знакомый мне стул, где я просидела множество пыток, закрепляют наручниками мои кисти и лодыжки. Передо мной открывается вид на другую комнату, где стоит силуэт какого-то парня. Глаза режет резкая боль. Я узнаю этого парня, это мой мальчик с хлебом. Мой Пит. Я пытаюсь кричать, вырываться, но все попытки тщетны. Он подходит ближе к стеклу и смотрит на меня голубыми глазами, сердце колотится с бешеной скоростью. Кто-то обливает меня ледяной водой, а засохшая кровь ручьями стекает по моему лицу. Чувствую, как шею пронзает резкая боль. В комнате появляется звук, и я слышу приглушённые крики Пита. Он бьёт по стеклу, крича моё имя. - Это всё ты! Из-за тебя их всех убили! - кричит что есть мощи парень из-за стекла. - Китнисс, я тебя ненавижу, ненавижу, ты ничтожество! Ты жалкая пародия человека! Ненавижу! Чтоб ты сдохла! - он бьёт по стеклу ещё сильнее. Вспоминаю слова Финника, что я не должна сдаваться, что это всё проделки Сноу, что всё это не реальность. Резкая боль пронзает моё тело. Молю, чтобы это прекратилось, умоляю их остановиться, но они, будто специально, делает напряжение сильнее. Кричу громче, пытаясь выбраться, как запястья и лодыжки освобождаются от ремней. Падаю на пол, издавая несколько всхлипов. Я лежу в луже собственной крови и ледяной воды. Кто-то поднимает моё бесчувственное тело и уносит его.***
Резко открываю глаза и жадно хватаю ртом воздух, корчась от боли. Пытаюсь стянуть рукой с железной койки простынь, но попытки тщетны. Резко двигаюсь, вскрикивая от боли. - Китнисс? - приглушённо зовёт меня напарник. - Да, - шепчу я сквозь боль, не давая ему понять, что со мной. - Что произошло? - взволновано и с болью в голосе спрашивает морской красавец. - Тринадцатый. Он нёс что-то про Тринадцатый, - ползу к стене, чтобы лучше слышать напарника. - Главный штаб повстанцев, - сквозь зубы выдавливает он. - Он сказал, что его планолеты разбомбили все, а Пит... Пит каким-то образом оказался у него. Он кричал, что ненавидит меня, что это всё из-за меня, - сглатываю слезы, стараясь держать голос ровным. Это не так-то легко сделать, особенно после того, что я увидела и услышала. - Это не правда, Китнисс! Пита тут нет. Это переродок! Успокойся, пожалуйста, - Финник умоляет меня, колотя кулаками по решетке. Я его не слышу, даже не пытаюсь этого сделать. Обхватываю голову руками, начиная раскачиваться в разные стороны, совсем как психопатка. По сути, я становлюсь такой. Вдох. Меня зовут Китнисс Эвердин. Мне 17 лет. Я победила в 74-х Голодных играх. У меня есть младшая сестра Прим. Выдох. Я насолила Капитолию. Сноу ненавидит меня и хочет убить. Поэтому заставил участвовать в Квартальной бойне. Теперь я в его руках. Вдох. Пит, скорее всего, в безопасности. А может... Выдох. Я не хочу, чтобы он оказался сейчас тут, в темницах Капитолия, в какой-нибудь соседней камере со мной. Лучше бы он умер. Вздрагиваю, когда кто-то осторожно касается моего плеча. Из горла рвется крик, но девушка зажимает мне рот ладонью, слегка покачивая головой. Я знаю ее, эту девушку. Она ухаживала за мной здесь, давала мне обезболивающее. Она не хочет моей смерти. Удивительно. - Китнисс, все хорошо, - ласково шепчет она, проводя рукой по моим волосам. Поднимаю на нее глаза, полные слез, пытаюсь что-то сказать, но ничего не выходит. Я будто забыла все слова. Приподнимаюсь на дрожащих ногах, тяну к ней руки, попадая в объятия. Девушка почти тащит меня к кровати, если то место, где я сплю, можно так назвать. Ложусь на спину, корчась от боли в районе живота. Слезы вновь готовы политься из глаз, но я сдерживаю их, стараясь не показывать своей слабости даже перед тем человеком, который мне помогает. Она протягивает мне таблетку, которая когда-то спасла страдания Финника. Прошу ее отдать эту таблетку парню, ведь за ним скоро придут, раз обещанный "выходной" нам все равно не светит. Я вновь оказалась права - за Финником пришли через пятнадцать минут. Я пыталась встать с лежанки, сказать что-нибудь этим прихвостням Сноу, задеть самолюбие "любимого" президента, сделать хоть что-нибудь, лишь бы Финника не трогали. Но что я, измученная, доведенная до состояния полусмерти уже не один раз, могла сделать? Правильно, ничего. А когда охраники-верзилы вытаскивали Финника из камеры, точно тряпичную куклу, крепко держа за руки, я заметила кое-что странное, совсем не свойственную эмоцию моему напарнику. Страх. Финник боится? Проходит час, когда Одэйра толкают по направлению к его камере. Вот только парень стоять-то толком не мог на ногах, упал на пол прямо около моей камеры. Я подползаю к решетке, пытаюсь сказать хоть что-то, как-то подбодрить его, но все слова будто вылетели из головы, когда миротворцы поднимают его почти безжизненное тело. Застываю в ужасе, отмечая все раны на лице и груди парня. Маленькие, большие, кровоточащие, нагоняющие страх. Тянусь рукой сквозь решетку, чтобы почувствовать его, отдать ему часть своего тепла, напомнив, что он не один. Но его отстраняют от меня, затаскивая в камеру, а один из охранников бьет ногой по моей руке. Резкая боль пронзает мое тело, а я кричу, громко и надрывно. Он сломал мне руку. Сломал так, как они все сломали наши надежды на спасение. - Ублюдки! Я выберусь из этой чертовой камеры и убью вас! Убью вас всех! Горите в аду! - они смеются, искренне, почти до слез. - Смейтесь. Я отомщу, - отползаю к своей импровизированной кровати, сворачиваясь калачиком. Закрываю глаза и проваливаюсь в очередной кошмар.***
Перрон. Это перрон Двенадцатого дистрикта. Я стою в белом сарафане, чем-то похожем на свадебное платье, развивающемся на ветру. На улице не души, что удивительно - в Двенадцатом всегда где-нибудь да встретишь пару тройку жителей. Когда чьи-то руки нежно ложатся мне на талию, я вздрагиваю, слегка поворачивая голову назад. Горячие, словно огонь, губы прокладывают дорожку из поцелуев от моего оголенного плеча к шее, иногда слегка прикусывая кожу. Впиваюсь дрожащими пальцами в руки этого парня, громко вздыхая. Я знаю кто это. Никто не может целовать меня так, как Пит. Поворачиваюсь к нему лицом, попадая в плен удивительных голубых глаз. Приникаю к его губам, целуя осторожно, будто боюсь спугнуть. Пит отвечает, крепче прижимая меня к себе. - Ты любишь меня? - Пит разрывает наш поцелуй, шепча мне практически в губы. - Люблю, - открываю глаза, любуясь его счастливой улыбкой. Он вновь наклоняется ко мне, целует более страстно, но затем вдруг отстраняется. Смотрю на него, на перемену в его лице, в глазах, которые начинаю темнеть, и в душе зарождается страх. - Борись, Китнисс. Ты должна быть сильной! Скоро вас спасут, обещаю. Я всегда буду рядом, чтобы ни случилось. Всегда, - его голос становится тише, а сам он расплывается, медленно исчезая. - Всегда.***
Кто-то с силой трясет мое плечо, выдергивая из единственного нормального сна в этой камере. Неохотно открываю глаза, громко зевая. - Китнисс, вставай, - шепчет знакомый мужской голос. - Тебе нужно хорошо поработать, - открыв полностью глаза, оглядываю комнату. Цинна стоит передо мной, нежно гладя меня по плечам. В его глазах ясно читаются страх и боль. - Скажи, что это казнь, пожалуйста, - сквозь дикую боль в ребрах молю друга. Он отрицательно качает головой, наклоняясь ближе ко мне. - Китнисс, - шепчет мне прямо в ухо, отчего я вздрагиваю, а по коже бегут мурашки. - Интервью. Сегодня будет интервью. В прошлый раз Сноу не заподозрил твоего предупреждения, - Цинна нервно сглатывает. - Сегодня я мельком услышал, что они собираются выслать в два раза больше планолетов, чтобы окончательно разбомбить Тринадцатый. Кивни, если поняла меня, - он отстраняется. - Хорошо. Платье сегодня будет с длинным рукавом из-за твоих шрамов, - киваю, обдумывая, как бы мне передать эту информацию Питу. Мне придется сказать это напрямую, предупредить их об опасности, попросить Пита беречь Прим. - Что с Финником? - с болью шепчу я. - Уже все хорошо, - он еле заметно улыбается. - Его уже приготовили к интервью. Мое тело будто заново оживает - ужасных порезов на теле нет, синяки под глазами исчезли, а губы вновь стали нормальными, уже не обветренные и искусанные. Цинна одевает на меня платье красного цвета, больше похожее на знамя революции, с черными, словно пепел, камнями на лифе. Я хочу покружиться в надежде на то, что снова загорится пламя, снова загорится надежда у меня в глазах, но все в пустую. Неохотно выхожу из камеры, сразу же попадая в окружение миротворцев. Мы ждем Финника, который подходит в окружении миротворцев спустя несколько минут. Он выглядит здоровым, словно не было тех пыток и мучений. Он улыбается мне так, как может только он. Обнимаю его, прижимая к себе как можно сильнее, он отвечает тем же.***
- Дамы и господа, поприветствуем все тех же победителей 75-х Голодных Игр, - голос Цезаря эхом раздается по всему помещению, неприятно отдаваясь головной болью у меня в голове. - Огненная девушка из Дистрикта-12 - Китнисс Эвердин! - зал взрывается бурными овациями, а кто-то даже начинает скандировать мое имя. -Морского красавца и любимца всего Капитолия из Дистрикта-4 - Финник Одэйр! - зал кричит, хлопает так, что почти ломает себе ладони. Глупые, безмозглые тупицы. - Привет, Цезарь, - почти хором здороваемся мы с ведущим, а он улыбается, немного с опаской глядя на нас. - Итак, ребята! - все тем же тоном говорит Цезарь, - Вы, наверно, слышали о том, что происходит в других дистриктах. - Только от президента Сноу, - Финник не улыбается, не дарит ни кому своей улыбки. Его лицо каменное, почти безжизненное. - Да, - тихо добавляю я, - Президент рассказывал нам, что в дистриктах происходит что-то странное и ужасное - неповиновения, - последнее слово произношу тихо, опустив голову вниз. - Что ж, хотите что-то передать жителям дистриктов? - спрашивает Цезарь, продолжая улыбаться. Вот только голос его как-то изменился. Стал более напряженным, что ли. - Хочу попросить мятежников прекратить все это, - начинает Финник, а я крепче сжимаю его руку, чувствуя, как она дрожит. - Я хочу попросить свою любимую переубедить восставших, что война - не выход из всего происходящего, - его голос дрожит, а рука начинает дрожать еще больше. - Спасибо! - с горечью в голосе говорит Цезарь. - А ты, Китнисс? - Пит, - начинаю я. - Я знаю, что ты сейчас смотришь это. Я хочу попросить тебя уберечь Прим, - на ее имени я начинаю судорожно хватать воздух ртом, словно рыба. Давай Китнисс, выхода нет. Продолжай. - Я обращаюсь к жителям Панема, - глубоко вздыхаю, собираясь с мыслями. - Обратите всю свою ненависть и злобу против Капитолия! - срываюсь на крик, а в зале наступает тишина. - Обратите свое оружие против Сноу, - ухмыляюсь, представляя, как сейчас смотрит это Сноу. - У вас есть меньше часа, чтобы спрятаться. Планолеты из Капитолия уже летят к вам! - шиплю, понимая, что терять-то мне уже нечего. - Я люблю тебя, Пит! Отомсти за меня! - по моему лицу текут слезы, а затем я ощущаю мощный удар по щеке. Камеры отключаются только сейчас, получается, что весь Панем видел этот удар. Что ж, так даже лучше. Сознание начинает медленно уплывать от меня, и последнее, что я слышу, это голос Финника, который просит не трогать меня. Он кричит, что меня не сломать. Я веру ему.