Сохрани мою душу

And I'll love the world, like I should Jaymes Young – I'll be good

- Скажи, Драко, а кем бы ты хотел стать, когда вырастешь? - Я бы стал волшебником! - Ух ты. - Как мой папа, я бы тоже служил добру, как и он! Драко морщится от нового глотка и зажмуривается. Слишком больно. Слишком давно. Он притупляет очередную порцию боли, подкатывающую к горлу и мешающую ему дышать. И когда он стал таким? Когда ему стало не наплевать на окружающих? Он просто в очередной раз обманывает сам себя – это же надо быть таким глупым, таким идиотом, таким… таким наивным. Это же надо было не видеть. Ничего не видеть. Ему было только пять. Юный граф даже не догадывался о том, насколько отвратительным человеком – и, более того, волшебником – может быть его отец. Он не замечал, как вечерами, закрывшись в ванной и громко включив воду, его мать заглушала крики и слезы новыми бокалами вина, изредка мешая их с чем-то покрепче. Ему было только пять – для него весь мир был большим волшебным миром. Но у него была Эрика – та, кого он ждал каждый вечер. Ей было восемь. Но в свои восемь она видела, она замечала, что происходит. Но она даже не пыталась предупредить. Да и зачем? Она мечтала стать добрым волшебником, бороться со злом, спасать людские жизни – для нее это было важнее всего на свете. А он мечтал стать таким же, как отец. Как-то слишком иронично. И она стала. Эрика уехала, а Драко, настоящий маленький собственник, не смог ей этого простить – он разозлился. Она уехала, а он еще долго кричал ей вслед такие оскорбления, за которые потом графиня Малфой отчитывала его в спальне. Он так и не смог простить того, что она уехала. Еще через два года стала медленно сбываться и его мечта – его отправили в Хогвартс. Но туда ехал не тот юный граф, спрашивающий у своей матери «а Эрика приедет?» - туда ехал злой, закрытый в своем мирке мальчик, твердо знающий, что его отец за него постоит. Даже тогда он был еще слишком наивен. Со временем Драко все больше стал осознавать, что из себя представляет его отец. Временами он получал письма – и это были единственными письмами, адресованными ему, - от Эрики. У нее было все хорошо. Она была счастлива – и скучала по тому пятилетнему мальчику, даже не догадываясь, что его уже давным-давно нет. Но Малфой совсем скоро перестал читать их. Он все еще был очень зол – и теперь в этом убедился. Пока однажды письма совсем перестали приходить. А вскоре он услышал - Драко, дорогой, ты же помнишь Эрику? - Конечно, - небрежный тон, взгляд полного безразличия, а внутри все начало медленно съеживаться. - У меня к тебе… Драко, у меня к тебе плохие новости. - Что? – он хотел заткнуть свою мать, закрыть ей рот, чтобы не слышать, не знать, не догадываться о том, что сейчас будет произнесено вслух – его мысли, не дающие покоя. - Эрика мертва, родной. Это произошло случайно – во время очередного учебного полета она сорвалась с метлы. На гигантской высоте. У нее не было шанса выжить. И все. Как-то все оборвалось внутри. Пропала даже его вечная злость и ненависть к нему – его собственный щит. Он теперь остался уязвимым. Как просто. С этого момента, как он впервые понял, каково это – потерять дорогого человека – прошло два года. - Катись ты к черту, Эрика Гейтс, - сплевывает желчь и делает очередной глоток. Жгучий спирт неприятно обжигает горло, оставляя осадок на кончике языка – он не сильно любил крепкие напитки. Но сегодня был повод. - Из-за тебя я стал таким, все из-за тебя, - шипит он себе под нос, даже не в силах подняться с кресла. Все у Слезирина уже давно спали, так что огонь горел только в их пропахшей сыростью гостиной. Малфой был зол. Как и всегда в этот год – он снова винил Эрику за то, что та его бросила. Не сказать, что слизеринец жалел того, что он стал таким. Его ненависть стали его альтер-эго, его щитом, за который он всегда может спрятаться. Он не хотел пускать в этот мир никого – ему хорошо одному, он не желает, чтобы кто-то снова использовал его, точно старую куклу. - Катись к черту! Хотя была одна девчонка, которую Малфой хотел уничтожить. Но вместе с тем ему казалось, что именно эта грязнокровка найдет дорогу в его мирок, заберет что-нибудь ценное (чертова Эрика Гейтс!) и так же уйдет. Она его раздражала, вызывала в нем такой фейерверк эмоций, который Малфой был просто не в силах сдерживать – и тогда на помощь приходила его верная спутница-ненависть. Он бил, кричал, ругался и проклинал – все, лишь бы не чувствовать в себе этот пожар. Казалось, он разрывает его изнутри, прожигает его душу. Ему казалось, что Грейнджер видит, замечает. И за это ее хотелось уничтожить вдвойне. Хотелось стереть ее с лица земли, выжечь ей глаза, ее душу – все, лишь бы она не видела. Он ненавидел Грейнджер. Он знал, что только он – злой и жестокий Драком Малфой – может оскорблять грязнокровку. Он считал ее своей собственностью. Никто не смел на нее смотреть столько, сколько он. Никто. Даже ее мерзкие друзья. И их Малфой ненавидел тоже – но ничего не мог им сделать, только проклинать и ненавидеть. - Святые Мерлиновы носки… - А ты в курсе вообще, что Мерлин не носил носков? Драко подскакивает на месте и кричит «люмус!». Перед ним стоят Поттер и Уизли. - Какого черта вы здесь делаете? – шипит слизеринец, направляя на друзей палочку. Его руки трясутся. Он выронил на пол остатки своего напитка. Как они посмели сюда заявиться? - Нам нужно поговорить, Малфой, - подает голос Гарри, оглядывая изрядно опьяневшего сокурсника. – Сейчас понимаю, что выйдет это куда сложнее, чем я предполагал… - Гарри, да он на ногах еле стоит! – восторженно тянет Рон, но тут же затыкается под взглядом друга – мы тут не в игрушки играем вообще-то. - Что за дерьмо?! – чуть ли не орет Малфой, едва соображая, наяву ли все это происходит. Уже через несколько мгновений, которые юный граф, к сожалению, не помнит, он оказывается в большом шаре. -...Так, и что же ты от меня хочешь, Поттер? * - Что ты хочешь? От его слов по телу протекает приятная судорога, а кончики пальцев начинает покалывать. - Правду. Зачем ты пришел? – Гермиона протягивает к нему ладошку и внимательно ждет. И тогда Лафейсон проклинает все на свете, обещая себе – и всем ленивым увальням Асгарда, Мидгарда и Хельхема, - что не даст в обиду эту девушку. Потому что она только его. Он проклинает то, что поддался на чары простой человеческой девчонки. Вот так просто. Попал в свою же ловушку, запутался, не сумел выбраться. Но он не может подвергнуть ее опасности. Не в этот раз. - Горбатый карлик хочет твоей смерти, - произносит Локи, наливаясь изнутри ненавистью. - Кто? – перестает дышать Грейнджер. - Волан-де-Морт. Кажется, вы его знаете под таким именем. Что он говорит? Разве такое может быть? Зачем ему я? - Почему я? – у нее дрожит голос, а по спине проходит колючая полоска страха. Она смотрит на Лафейсона, пытается понять, врет ли он, пытается не найти ответов на собственные страхи, только не это, пожалуйста, нет. - Я не знаю, - отвечает Локи, и голос его меняется – он грубеет, потому что потерял свою гордость. – Но я не дам ему этого сделать. - Что он хочет? - Ему нужна ты. Он поддался на то, на что обычно поддаются все люди – власть, ему нажна власть. А для этого – твоя кровь. - Почему моя? – теперь место страху уступает любопытство и маленькая толика удивления. – Я же грязнокровка! - Я не знаю, Грейнджер! Лафейсон вздыхает. От его прежнего горделивого облика не остается и следа. Видел бы его кто-нибудь из Асгардских богов – то-то была бы потеха, похлеще Одиновских шуток. Видели бы его сейчас, жалкого бога, ползающего в ногах у человеческой шлюхи. - За тобой охотится Малфой, - произносит Локи, а внутри у самого разливается желчь. – Он убьет тебя – но я ему не позволю. Он не знает, с кем столкнулся, жалкий мерзкий человеческий ублюдок! Малфой. Пошел по следам своего папаши. Стал таким же мерзким, хладнокровным ублюдком а когда он не был таким, а, Грейнджер? как и его папаша. Достойное продолжение знатного рода ублюдков. - Нам нужно как-то их остановить. - Я с ними разберусь, Грейнджер, уж поверь мне, - в его серьезном голосе проскальзывает привычная усмешка, которой она так боялась в начале года. – Я уничтожу этих ублюдков. Они узнают всю мощь захватчика Асгарда. А Грейнджер задумалась. Можно ли обратить заклинание Реддла против него самого? Пожалуй. Но ей не помещает помощь – на профессоров сейчас рассчитывать ой как нельзя. - Локи, - Гермиона одним движением заставляет бога замолчать, - отнеси меня к Гарри и Рону. Лафейсон противится – он же хотел их уничтожить! Этот чертов Золотой мальчик и его вездесущий любопытный нос. но он слишком утонул, слишком поддался этой девчонке. Теперь слишком тяжело отказывать. Так что он холодными пальцами прикасается к ее лбу – перенося девушку в другое место, отделяя ее сознание от тела. И Грейнджер улетает. - …Все в порядке, Гарри, но мы должны спешить – держись за меня. И Малфоя возьми. * Для Петуньи было новым испытанием – она чуть не разбила собственную вазу, подаренную ей на сорокалетие дальней родственницы – из Германии, между прочим! И – клятва всем богам – она не помнила, как так вышло. - Я только посмотрела на нее, милый! – в сотый раз на дню произносила она в отчаянии своему мужу, который только фыркал и снова утыкался в газету. Для нее это большим шоком. А еще большим – когда в двери постучали посреди полдня в воскресение. Она побежала открывать и увидела за шторкой змею. Это был самый большой страх ее жизни.