Сохрани мою душу

Прим.автора: Куда вы все пропали? Или еще спите? На прошлой главе я расстроилась, что отзывов так мало. Ну, в самом деле. Для вас же стараюсь. Гермиона закрывает глаза. Пытается уловить неслышные шаги. Медленные, неторопливые. Они настолько тихие, что кажется, будто бы их и нет вовсе. А, может, так и есть. Может, их нет, и ей это всего лишь кажется. Черт их знает. Она не дышит. Старается заглушить сильно бьющееся сердце. Она отчетливо слышит, чувствует, как содрагается воздух в паре метров от нее. Она знает, каково это. Гарри не раз брал ее с собой гулять после полуночи под мантией. Она ощущает горячее дыхание рядом с собой - оно опаляет кожу. Но никого не видит. Кругом темнота, хоть глаз выколи. Только чувство того, что она здесь не одна, не покидает ее. Наоборот - с каждой секундой наростает все больше, все явственней. Будто это кто-то материальный, его можно коснуться, потрогать. Она не дышит. Не позволяет себе. Это лишнее. Так она выдаст себя. Нужно молчать. Нужно сидеть тихо. Тихо, точно мышь. Серая, никем не приметная, но знающая многое. Слышащая многое. Она слышит того, о чем не хотят распространяться другие. То, что обычно лишнее для левых ушей. То, за что могут убить, не покривив душой. Она молчит. Боится произнести лишнее слово. Боится спугнуть. Боится быть узнаной. А, может, боится услышать то, что не должна. Гермиона не имеет ни малейшего понятия, что она делает здесь. Она не имеет понятия, где она и что это за место. Где она очутилась. Черт возьми. Почему эти вопросы лезут в голову именно сейчас, когда она стоит на грани смерти, на грани риска. Шаткая лестница с тремя ступеньками, ступающая в ад. Она спускается вниз, шагая по ней, можно упасть, сгинуть, исчезнуть. Будто тебя и не было. Грейнджер леветирует на одной ноге. Леветирует на грани. Она падает. Почти упала. Она замирает. Видит чье-то присутствие. Слышит чье-то присутствие. Два мертво-бледных огонька. Но они горят так, что сердце останавливается. Кажется, что горят очень ярко, ослепляюще. Гермиона зажмуривается, но свет пробирается сквозь веки и не умеряет своей силы. - Гермиона... Гермиона Грейнджер... Ты видишь... Ты видишь это... Девушка закрывает уши руками. Шепот. Шипение. Змеиное шипение. Оно продирается, срывает кожу, стягивает. Медленно, заставляя реветь, выть, как волк. Раздирающее чувство, цепляющее, хватающее за горло острыми когтями. Она не видит никого, только два ярких мертвенно-бледных огня. Но этого хватает. Ей хватает. Ей страшно. Ей, черт возьми, чертовски страшно. Больно. Жжет. - Грейнджер... Ты видишь это... Я найду тебя... Ты видишь... Она чувствует, как связки горла сковывает льдом. Она слышит крик. Отчаянный. Разрывающий. Крик. Ее собственный. Она просыпается в холодном поту. Футболка неприятно липнет к телу, спина мокрая от пота. Тело крупно потрясывает дрожь. В глазах до сих стоят два огня. Гермиона моргает пару раз, чтобы сбить эту картину. Поднимется с кровати, аккуратно ступая по полу, старается не разбудить никого. Не нужно. Будут лишние вопросы. Ей нужно в душ, нужно смыть мерзкий сон. Она надевает кроссовки прямо так - на босые ноги. Спускается вниз, в общую гостиную, и мерзнет. Прохладный ветер из раскрытого окошка морозит кожу, она зябко кутается в тонкую кофту, наброшенную на оголеные плечи закатавшейся футболки. Она бредет к портрету, освещая себе дорогу люмусом. - Кого это еще понесло на ночь глядя? - Ворчит Полная Дама, морщась и щурясь от света, но все же пропускает ночного путника в холодную тьму коридора. В лицо тут же бьет ледяной ветер. Она ощущает, как по спине пробегают мурашки. Нервно передергивает плечами, стараясь согнать наваждение. Гермиона бредет по ночному коридору, а перед глазами стоят два огня. Тело все еще подрагивает. Гермиона Грейнджер. Черт подери, что это такое? Что за сон? Она убеждала себя в том, что это был просто сон. Простой гребаный кошмар. И то, что руки до сих пор трясутся - обыкновенное явление, побочный эффект. Шипение, как у змеи. И почему ноги несли ее вперед. Она даже не знала, куда идет. Бежит. Она бежит вперед, неслышно ступая по каменному полу. Старается убежать, скрыться от ужаса. Ей страшно. Ей чертовски страшно. Она несется вперед, не обращая внимания на пробирающий липкий холод. На то, что босые ноги скоро перестанут функционировать. На то, что из горла то и дело вырываются тихие крики, рваные выдохи и вдохи. И, конечно, она не замечает того, кто идет навстречу, и на лету влетает в кого-то высокого, утыкаясь носом в теплую кожу. Вдыхает аромат лаванды. Грейнджер моргает, возвращается в реальный мир, и поднимает взгляд на стоящего рядом человека. Черные волосы цвета вороньего пера, обычно зачесаные назад, сейчас беспорядочно спутались. С них мелкими прозрачными каплями стекала вода. На плечах сидит рубашка, растегнутая на три пуговицы, так что Грейнджер утыкается носом в выемку между ключицами. Запах лаванды стал еще сильнее. Она испуганно поднимает глаза и смотрит в лицо слизеринца. На губах у него нет привычной усмешки, нет презрения. Он удивлен и обескуражен. Он внимательно следит за реакцией гриффиндорки, старается запомнить каждую эмоцию, которые она так не умеет скрывать, хоть и считает себя гордой и неподступной. И, кажется, он совершенно не замечает того, что ворот растегнутой рубашки уже промок насквозь. - Грейнджер? - В голосе нет злости, нет ехидства. В голосе неподдельное любопытство. Гермиона продолжает сверлить взглядом его ключицу, мысленно славливать капли, стекающие с черных растрепанных волос. А Лафейсон негодует. Какого черта ей понадобилось здесь так поздно, когда он был уже почти уверен, что может остаться незаметным? - Грейнджер. Она моргает, возвращается в мир живых, улетает от своего соблазна. И что за чертовщина с ней творится? Только ее мучил ужаснейший кошмар настолько, что тряслись руки, а теперь она не может повиноваться собственному рассудку и не отводит взгляда от слизеринца, стараясь погасить разбушевавшееся воображение. - Что? Кажется, вышло немного грубее, чем она хотела. Нельзя показать Локи свою слабость в данный момент. Слизеринец удивленно приподнял одну бровь, на губах стала расплываться улыбка. - Видимо, что-то случилось. Иначе бы ты не разгуливала одна ночью, - его голос обволакивал. Она хотела закрыть глаза и просто слушать, слушать и слушать. Просто окунуться с головой. Его голос ласкал. - Ты же отличница Грейнджер. Такая правильная. Так что же случилось? - Ничего. Ты не обманешь Бога Лжи, девчонка. - Ну, ну. Не стоит так закрываться. Я же беспокоюсь. Гермиона не могла оторвать глаз от его лица, бледного в лунном свете, сейчас особенно выразительного. Завораживающего. Таинственного. И даже откровенная усмешка, в которую растянулись тонкие бледные губы, ее не останавливала. Он понял. Понял, что она смотрит на него. Понял, что она не может оторваться. Но ему нравилось. Нравилось ее мучить, вынуждать. - Со мной все хорошо, Лафейсон, - очнулась девушка. - Лучше скажи, почему сам по ночам бродишь тут... мокрый? Ему показалось, что гриффиндорка покраснела. Может, только показалось, потому что в коридоре было достаточно темно. Но он почувствовал, увидел у нее в душе изменения. Она явно была смущена. Что она себе напридумывала там? Плохая девчонка, Грейнджер, очень плохая девчонка. - В душ ходил. - Отбой был три часа назад. - Тебя это, как я вижу, не остановило. Усмешка. Голос. Запах. Она улетала. Не могла сосредоточиться на нужном, говорила невпопад. Что за черт? Чем она думает? Вообще ничем. Пора успокоиться и взять себя в руки. Ну, давай же, Грейнджер. - У меня... дела были. - В два часа ночи, Грейнджер? Какие дела? Он откровенно забавлялся. Ему нравилось. А она смущается, не может подобрать нужных фраз. И он давит сильнее. - Не твое дело, Лафейсон. Я должна... Холодное прикосновение кончиков пальцев разом вышибли все мысли. Она не удержалась от судорожного вздоха. Локи протянул руку и коснулся ее лба. Горячий. Она не в порядке. Холодные кончики пальцев обожглись о плавящуюся кожу. Но он не убрал руки. Продолжал держать. Грейнджер, кажется, не против. Грейнджер, кажется, нравится. Она держит глаза закрытыми, забывает обо всем. Просто наслаждается. Просто вдыхает запах лаванды, который стал чудится ей везде. Черт подери, что же с ней такое происходит? Почему она стала так бесхарактерна? С каких же пор она поддается слабости? Почему с ним? Почему со слизеринцем? - Нравится? Она слышала его голос, словно в тумане. Так неразборчиво, так мутно, так слабо. Она не контролировала свои движения. И сама не заметила, как потянулась навстречу. Навстречу невесомым прикосновениям. Навстречу холодным пальцам. Навстречу осторожным движениям. Локи усмехнулся. Но не так, как раньше. Усмехнулся по-доброму. Ему было интересно. Он чуть надавил подушечками пальцев на кожу лба. Гермиона вздрогнула и распахнула глаза, встретившись с зелеными глазами. Не холодными. Теплыми. Не насмешливыми. Добрыми. Изучающими. Но Локи лишь улыбнулся и надавил чуть сильнее. Он хотел узнать, что у нее на уме. Хотел прочитать ее мысли. Это был лучший способ. Грейнджер доверилась ему. Поддалась. Гермиона почувствовала легкое покалывание. Голова начала кружиться. - Лафейсон, что ты делаешь? Лафейсон... Она почти шептала. Локи нравилось. Он ожидал такой реакции. Он любил играть с людишками. А Грейнджер была особенной. Она ему нравилась. - Ну же, Грейнджер, скажи что-нибудь. Ей было больно. Покалывание перешло в боль. Он пробирался в ее сознание, забирался в память, изучал потайные закоулки. - Уйди, Лафейсон. Уйди. Что ты делаешь? Прекрати... Он смеялся. Тихо, добро, смеялся. Грейнджер это бесило. Соберись, Грейнджер. - Лафейсон, прекрати... Ее жгло изнутри. Было больно. Противно. Как будто бы чего-то не хватало. Она хотела избавиться от этого. Хотела, но не могла. - Лафейсон... Отпусти. Черт возьми. - Тебе неприятно? - Нет... Она резко выворачивается и отстраняется от Локи. Испуганно смотрит ему в глаза. А он усмехается. Обрывисто, резко. Черт подери. Локи. Что он делает. Она не может ничего сказать. Она просто смотрит на него. Пытается развернуться. Пытается убежать. Разум говорит: беги, Грейнджер, беги. Но она не может. Просто стоит. Просто смотрит на него. На то, как он усмехается. И ничего не может сказать. Ей чертовски страшно. А им уже начинает овладевать азарт.