Сохрани мою душу

Гермиона рвано выдохнула, чувствуя на запястьях крепкую хватку. Она вжалась в стену, когда поняла, что почти вплотную прижата к Локи. Хотела отстраниться, но одновременно с этим и прижаться плотнее. Почувствовать его, прикоснуться, провести кончиками пальцев по оголенной бледной шее. Такой горячей, Мерлин. Она чувствовала его жар в двухсантиметровом расстоянии. Чувствовала и понимала, что скоро на ней будут ожоги. От него. От его чертовой горячей кожи. Но больше она хотела прикоснуться. Она хотела обжечься. Может, хоть так это вернет ее обратно в реальность. Она обожжется и больше не полезет к нему. Но она так манит. Аккуратно вычерченные ключицы, будто бы созданные богами, острием загибаются в ямке на шее. Они острые - она уверена. Она безошибочно может сказать, что порежется, если проведет кончиком пальца по ней. Из раны потечет кровь, а он ее слижет. Ей так не вовремя пришло воспоминание о недавнем поцелуе. Ну, зачем. Кровь хлынула к щекам, и она, сама не осознавая этого, поспешно отстранилась, закрыла лицо ладонями. Ей было стыдно и страшно одновременно. Она боялась поднять глаза и посмотреть на него. Но ей хотелось этого. Жажда, утолить которую можно лишь одним способом. Она чувствует, как сильно сжимаются пальцы на запястьях. Локи медленно убирает ее руки от лица. Хочет посмотреть в ее большие шоколадные глаза. Жаждет узнать, о чем она думает. Он хочет. Ее. Разгадать. И не только. Он не может устоять перед соблазном. И теперь готов поспорить, что не он создал его. Что существует второй Бог Коварства, о котором он не знает. Именно он устраивает ему такие подлости, именно из-за него все это здесь сейчас происходит. Нет. Он бы сам никогда до такого не опустился. Перед какой-то девчонкой. Которую он хочет прямо здесь и сейчас. Он. Бог. Бог опускается перед простой смертной. Не это ли называют парадоксом? Она боится. Она трясется мелкой дрожью под его руками. Но это ли означает, что она боится? Ему нужно узнать. Ему нужны ее большие шоколадные глаза. Он хочет разгадать ее равносильно так же, как и она его. Двое игроков на одной шахматной доске. И правила не изменить. Нужно идти до конца. Она поддается. Открывает глаза. Все еще смотрит в пол, на собственные кроссовки. Только рваное дыхание выдает ее с головой. Ты так беспомощна, Грейнджер. На тебя смешно смотреть. Лафейсон одним невесомым движением поддевает ее подбородок бледными пальцами и тянет на себя. Гриффиндорка уже не сопротивляется - поднимает голову и утыкается взглядом в его лицо. В зеленых глазах пляшут чертята. Он резко отдергивает руку. От прошибающей боли мутит в глазах. Он ничего не видит. Он понимает, видит ее душу. Он видит, как ее пожирает страх. Она чертовски боится - только чего? Неужели его? Но для нее Локи Лафейсон - всего лишь студент Слизерина, ничего более. Тогда что? Он должен заставить ее успокоиться, чтобы чертов страх ушел, чтобы она верила ему. Потому что он хочет ее. Простую смертную. Грязную человеческую девку. Кажется, второму Богу Коварства это и надо. И он так позорно проигрывает, поддается соблазну. Когда он открывает глаза, его затягивает в шоколадный водоворот. Она смотрит на него, не отрываясь и боясь убрать руки. Боясь сделать хоть одно лишнее движение. И Локи понимает - осознание приходит к нему из самых далеких закоулков сознания, - что он просто обязан избавить ее от страха. Просто обязан стереть это выражение с ее лица. Потому что он хочет видеть ее улыбку, ее решительный и гордый взгляд. Он делает то, за что потом будет очень долго винить себя и проклинать собственную слабость. Ее губы горячие. Горячие настолько, что ему кажется - еще немного и он расплавится. Утонет, пропадет. Она боится. Она смущается. И от этого Локи звереет все больше. Желание поглощает его. Потому что она поддается, потому что верит ему. И он этим пользуется. Он целует ее губы, прикусывает до крови, слизывает ее, обводя их языком. Девушка рвано выдыхает. Вцепляется пальцами в его черные волосы, тянет на себя. Ей хорошо. Хорошо, как никогда. Она льнет к нему всем телом, чувствует его горячее дыхание у себя на лице. Она хочет почувствовать больше. Больше близости. Больше. Длинные пальцы охватывают ее талию, сминают тонкую ткань футболки. Рваным движением перемещаются на шею. Подушечки пальцев обследуют каждый позвонок, несильно надавливают. Гермиона тяжело выдыхает. Пытается заглушить подкативший к горлу стон. Ей хорошо. Мерлин, ей так чертовски хорошо. Она растворяется под его прикосновениями. Плавится под его холодными губами. Хочет еще. Хочет больше. Лафейсон целует ее глубже, проникая языком внутрь, заставляя ее прогибаться, подчиняться ему. Руки тянут к себе. Он толкает ее назад, впечатывает ее в стену. Она разрывает поцелуй и смотрит на него с наслаждением. Он усмехается. Ему удалось согнать с ее лица страх. Он хочет больше. Хочет всю ее. И не только разгадать. Разрывает зрительный контакт, приникает к ее губам, не в силах больше сдерживаться. Слизывает выступившую кровь. Она приятна на вкус. Как шоколад. Шоколадная кровь. Грейнджер подставляется. Выгибается, когда холодные губы чуть прикусывают кожу на шее. Издает шумный вздох, зарывается пальцами в его волосы. Но все так же пытается подавить стон. - Лафейсон... - Тянет она ему на ухо, обжигая своим дыханием. Он чуть заметно усмехается и шепчет, прикусывая кожу сильней: - Ну же, Грейнджер, давай по имени. Скажи его. Скажи, чего ты хочешь? Он издевается. Он любит издеваться. Он злит и одновременно смущает Гермиону. Она не может этого сказать. Это так унизительно. Поэтому она отрицательно мотает головой. Он понимает. Он знал ответ с самого начала, просто хотел помучить ее. Он поднимается выше, задевает губами скулу девушки и чуть прикусывает краешек уха. Грейнджер выгибается и, не в силах больше сдерживаться, стонет. Любуясь на полученный результат, он кусает сильнее, проходя языком внутрь, прикусывая мочку. - Давай, Грейнджер. Скажи, что ты хочешь? - обольстительно шепчет он ей. Она не может сдержаться. Удовольствие накрывает с головой, заставляя ее подчиняться. Однако остатки гордости сдерживают безумное желание. И она молчит. Гордая, самонадеянная девчонка. Он еще никогда не встречал таких. Она чертовски интересна. Она манит к себе. И он подставляется. - Если ты не скажешь, мне придется прекратить. Ты же понимаешь это, да? Он резко отстраняется и смотрит на нее, ждет от нее ответной реакции, сдерживаясь из последних сил. Гермиона распахивает глаза и застывает. В глазах - желание. Такое дикое, что еще немного - и конец. Она уже не смущается - разве что самую малость. Она смотрит прямо на него. Лишь губы еле заметно что-то шепчут. - Давай, Грейнджер! Он уже не может сдерживаться, но ему принципиально, чтобы она сказала, чтобы признала собственное желание. - Говори! И она сдается. - Локи... Пожалуйста. И этого ему достаточно. Пусть он не получил того, что хотел, но грань стерлась. Он вновь целует ее - жадно, ненасытно, вбирает в себя вкус шоколада, слизывает с губ вместе с каплями крови. Она уже не пытается сдерживать стоны. Это же настолько приятно, черт возьми. Она уже не стесняется шептать его имя. Она забывает, что они посреди коридора в три часа ночи, когда все спят и видят десятый сон, и ей наплевать на то, что в любую секунду сюда может зайти вездесущий Филч, и тогда им уже придется объясняться с директором. Ей наплевать. Потому что есть только Локи и его губы. И желание. Она протягивает руку и касается его выступающих ключиц, осторожно дотрагивается до ямочки на шее. Чувствует, как бешено колотится его сердце. Но когда Лафейсон начинает стягивать с нее футболку, к ней возвращается разум. Что она делает. Это же лишнее. Со слизеринцем. Ночью. Она лишилась ума. Девушка вырывается и вмиг краснеет, словно рак. Смотрит в его удивленное лицо и шепчет что-то невнятное. Она не может ничего сказать, просто сгорает от стыда. Локи смотрит на нее удивленно, видит ее душу, считывает эмоции и не понимает. Странная девчонка. И что самое интересное - он ничего не может сделать. В любой другой ситуации он бы плюнул на законы и нормы, но сейчас его останавливала какая-то девчонка. Она вытянула ладошку вперед. Было заметно, что она дрожит. Кажется, до нее дошло осознание того, что она вытворяет посреди ночи со слизеринцем. Локи усмехается собственным мыслям и пытается сделать шаг навстречу, упираясь грудью в разгоряченную, влажную ладошку. Девушка вздрагивает и лопочет: - Нет, Локи, не нужно. Пожалуйста, уйди. И он не может противиться. Не может ослушаться ее по-детски приказного тона, просто стоит и смотрит. Ждет, что же последует за этим. Ждет, что она сделает дальше. Она кусает губы, из которых уже не сочится кровь и переминается с ноги на ногу. Ей холодно. Она только в шортах и футболке. Она замерзла. Не дождавшись ответа, он накидывает на нее невесть откуда взявшуюся кофту. Она вновь что-то лопочет, хмурит брови, предпринимает слабые попытки вернуть свитер, но, кажется, понимает, что так просто напросто замерзнет до смерти, и все же принимает его. Локи усмехается. Что-то ты расщедрился, Лафейсон. Он отгоняет глупый голос, хотя сам не может понять, зачем это сделал. - Спасибо, - шепчет Гермиона и плотнее кутается в свитер. На что Локи вновь усмехается. - Уйди, прошу тебя. Она смотрит на него серьезно. И он вновь подчиняется. Наклоняется, слегка касается губами ее лба и уходит. Тихо, неслышно. Становится неимоверно холодно. Гермиона прижимает мягкую ткань свитера к голым руками и стоит. Думает. Ругает себя за слабость. Не представляет, как завтра будет смотреть Локи в глаза. А свитер греет. Она вспоминает его горячие руки. Понимает, что сегодня больше не сможет уснуть. Ночь слишком коротка, а судьба безжалостна.