Измененная реальность - 2: Живущие в интересное время

наши героини попадают в Париж, возобновляют старые знакомства, суют головы в пасть льву – и по дороге открывают для себя нечто важное

      Катакомбы на поверку оказались далеко не самым романтичным местом Парижа. Ну, по крайней мере, здесь было суше, чем в болоте и речке… Местами. Мы ориентировались по добытым картам, не забывая поглядывать по сторонам: если тут недавно проходили Эрик и Раппно, вполне могли остаться следы. Куда именно нам надо – а шут его знает, но следовало поторопиться, потому что керосин конечен, а электрических фонариков в девятнадцатый век пока не завезли.       И когда жидкости в лампе осталось на донышке, нам волей-неволей пришлось подумать о том, что пора выбираться на поверхность. Далеко забраться, конечно, не удалось, но мы точно были в городе. К счастью, городские власти пока не взяли катакомбы под свой контроль, и боковых ходов с ведущими наверх лестницами было прилично.       Смотри, еще одна. Ну что, поднимаемся?.. Можно. Я не очень хорошо себя чувствую… Спасибо, кэп, сама бы я не догадалась…       Поднявшись по знатно проржавелой лестнице, мы очутились в пустом погребке. Когда-то он наверняка был забит бочками с вином, колбасами, окороками – среди пыли на полу и на полках выделялись темные следы хранившихся в нем вкусностей. Крис сглотнула и поднялась по другой лестнице, деревянной. Наверху действительно была какая-то едальня. Совершенно заброшенная сейчас, блистающая перевернутыми столами и побитыми окнами.       Мы приникли к одному из них, но не заметили на улице ничего подозрительного. Где-то совсем вдалеке грохотала канонада, но нам было не страшно. Особых планов я в голове не держала: проверить Оперу да порыскать в поисках штаба революционеров. Юноша Крис не напоминал аристократа, и мы рассчитывали, что язык до Киева доведет. Ну, в нашем случае – до Эрика.       И мы вышли на улицу.       Попетляв по переулкам и даже наткнувшись раз на полуразрушенную баррикаду, мы все же уверенно приближались к театральной площади. Как вдруг Крис остановилась.       Там, там… Что?.. Рауль…       Я не сразу сообразила, что имеется в виду дом де Шаньи, каюсь. Да и зачем нам туда? Но, раз уж он пришелся по пути, то чего бы и не проверить? Я-то сильно сомневалась, что наш гордый виконт станет слушать какую-то шалаву, коей мы представлялись в его глазах. Да если и нет – любовь, все дела – то его «благороднейшее и древнейшее» семейство точно считало Крис редкостной блядью, которая не только водила за нос их отпрыска, но и послала его по известному адресу, дрянь такая. Вряд ли кто-то в этом доме послушал нашего совета.       Но мало ли…       Иногда случаются чудеса.       Широкая двустворчатая дверь, сквозь которую мы проходили совсем недавно, провожаемые презрительно-снисходительным взглядом дворецкого, была распахнута настежь. Внутри было пусто и грязно. Картины содраны, мебель вынесена либо поломана. Даже обои оказались покромсаны чьей-то нетвердой рукой. Крис прошла в переднюю, откуда поднималась широкая лестница на второй этаж, и огляделась. Ничего. Все то же разорение и пустота. Я внутренне пожала плечами, мол, сами себе дураки, и мы уже было повернули обратно, как вдруг со второго этажа донесся странный звук. Будто кто-то крался вдоль перил галереи.       Мы замерли.       – Эй, ты, повернись! И руки держи на виду! – злобно велели нам сверху.       Крис повернулась и подняла глаза.       Опираясь локтями на балюстраду и целясь в нас из револьвера, стоял виконт Рауль де Шаньи. Правда, сейчас он больше напоминал брутального пролетария, а не виконта: изрядно пожеванная, давно забывшая, что когда-то была белой, рубашка, сильная небритость, граничащая с бородатостью, общий заброшенный и слегка безумный вид.       – Рауль, это я, – тихо сказали мы. – Крис, – уточнила я на всякий случай.       – О, Господи!       Рауль прогрохотал по галерее, но наверху лестницы резко остановился. Сунул пистолет за пояс, одернул рубашку, расправил манжеты… Мы с некоторым недоумением смотрели, как он медленно и с достоинством спускается вниз по лестнице. Когда Рауль подошел к нам и с церемонным поклоном поцеловал нашу грязную, с обломанными ногтями руку, недоумение усилилось во стократ.       – Добрый день, Кристина. Как твои дела? – мягким голосом спросил нас Рауль. – Жаркое лето выдалось, не правда ли?       – Эээ… – протянули мы, не зная, что сказать. Это было просто сюр какой-то – посреди осажденного и заваленного баррикадами Парижа он приветствовал нас так, будто мы просто нанесли его дому визит вежливости.       – Рауль, ты хорошо себя чувствуешь? – нервно спросила я.       Он улыбнулся, видимо отставив светскость, и схватил Крис за руки:       – Кристина, как же я рад тебя видеть! Как хорошо, что ты заглянула! Извини, тут немного не прибрано… – лихорадочно зачастил он, неловко поглаживая ладони Крис. Вдруг он запнулся и несколько раз моргнул, будто приходя в себя. – Что ты тут делаешь?! Ты рехнулась?       – Мимо проходила… – неуверенно промямлила Крис.       И честно говоря, у меня объяснения получше тоже не нашлось.       – Почему ты в Париже?! – продолжал вопрошать Рауль, надо сказать, довольно громко. – Я думал, ты уехала из страны со своим… – он снова осекся, проглотив последнее слово.       – А ты почему? – парировали мы, осторожно вытаскивая руки из его хватки. – Неужели коварный дворецкий сжевал мою записку? Или ты внезапно перестал разбирать мой почерк? Или вообще читать разучился?       Рауль внезапно сник и осунулся. Вдруг он стал выглядеть гораздо старше своих лет; пожалуй, и постарше Эрика. Как будто ему разом стукнул сороковник.       – Я получил твое письмо, хотя матушка и хотела его скрыть… Но что я мог сделать?! – вдруг вскричал он и поднял на меня подозрительно заблестевшие глаза. – Я попробовал намекнуть матушке, что нам стоит уехать, пока не уляжется шумиха. Но она решила, что я хочу последовать за тобой… И Филипп… он ведь был призван на войну… А потом началась осада. Они не думали… никто не думал, что врагом может быть не чужой, а свой… Парижанин.       Рауль закрыл глаза, зажмурился – и мое сердце упало.       – Что произошло? – шепотом спросили мы, заранее зная ответ.       – Они пришли ночью… Город был в огне, всюду крики, беготня, драки, пальба. Пруссаки забавлялись, обстреливая город, со всех сторон был виден дым, а коммунары выбрали именно эту ночь для начала своего восстания. Меня не было дома – я не оставлял надежду выбраться и договаривался с контрабандистами – они при любой войне найдут лазейку. А когда я вернулся…       Рауль умолк. Я поглядела на него с ужасом, тесно сплетенным с жалостью.       – Но что это я… – внезапно словно бы спохватился он и предложил нам опереться на его руку. Мы мало что понимали, но послушно оперлись. – Взгляни, как потрудились эти вандалы! Просто на славу. Вот тут был портрет моего прадеда. – Рауль показал мне на темное пятно на обоях. Черт, он как будто по музею нас водит! – Они растапливали им камин, чтобы зажарить курицу… А здесь стояли чудесные китайские вазы… Ох, даже паркет они не пощадили, а ведь это был палисандр.       Мы попытались незаметно выдернуть руку – стало ясно, что крыша у Рауля уплыла далеко и надолго, если не навсегда, но тот вдруг перехватил нас за запястье и потащил в зал для приемов.       Здесь стоял густой и душный отвратительный запах тухлого мяса. А посреди комнаты виднелось несколько продолговатых предметов, призрачно-белых в предутренних сумерках под скрадывавшими их очертания простынями. И я точно знала, что это за предметы.       – Вот, посмотри, во что они превратили зал! Люстры разбили, позолоту содрали… И еще это… – Рауль повел рукой в сторону… да, в строну трупов. – Я же говорю, не прибрано.       Он издал странный звук – нечто среднее между смешком и всхлипом, и я начала сомневаться в сохранности его рассудка.       – Рауль, пойдем отсюда, – мы мягко потянули его к выходу. – Незачем тебе тут находиться.       – Я последний из рода, – вдруг хрипло сказал Рауль. – За день до начала осады пришло письмо о том, что граф де Шаньи погиб от картечи. Так что теперь я граф.       Повинуясь внезапному порыву, мы шагнули обратно, оказавшись прямо перед ним. Наши руки словно бы действовали по собственному почину: они поднялись, обвили шею мужчины и притянули его голову нам на плечо. Рауль обнял нас, тесно прижался, уронил голову нам на плечо… Он дрожал всем телом, и мы принимали эти беззвучные рыдания. Меня вдруг окатила волна какой-то сумасшедшей материнской нежности к этому осиротевшему юноше, у которого не осталось ничего, кроме фамилии и семейной гордости.       – Чшш… тише, тише, – мы гладили Рауля по голове, и постепенно его содрогания утихли.       Крис воспользовалась моментом и вывела его из зала – находиться там было неприятно. И не только физически. Мы закрыли высокие двустворчатые двери и повернулись к так и застывшему с низко опущенной головой Раулю.       Он поднял покрасневшие глаза и вполне трезвым голосом вопросил:       – И все же: что здесь делаешь ты?       – Ищу Эрика, – вздохнула Крис и потупилась, ожидая грядущую бурю.       – А он-то зачем сюда вернулся? – удивленно спросил Рауль вместо этого.       – Эмм… Помнишь того полицейского, что спас нас в подвалах Оперы? – начали мы издалека.       – С трудом припоминаю. Давай пройдем куда-нибудь отсюда, – Рауль покосился на двери и его передернуло. – Тут рядом столовая.       В столовой сохранился обеденный стол – видимо, из-за размеров его не смогли унести. Впрочем, это не помешало мародерам выместить на нем свою злость: он был весь в зарубках, а углы обгорели. Крис уселась на него и начала свой рассказ.       Под конец Рауль сделался задумчив и суров.       – Где находится один из штабов коммунаров, я знаю, – сказал он. – Неподалеку отсюда, кстати. И от сгоревшего театра. Если ваш Этьен водил дружбу с этой шайкой, то он может быть там: я видел среди них студентов. И твой… И Эрик тоже.       – Ясно, – ответила я, прикидывая, что, если мне повезет, и я вот прям сразу найду Эрика и Раппно и силой уволоку их из этого гребаного штаба, не забыв прихватить на совесть связанного Этьена (рожу бы ему набить или хоть плетей отвесить, чтобы гонору поубавилось, а мозги завелись), то есть шанс выползти из катакомб с той стороны аккурат к закату.       – Лотти… то есть, Кристина… Не хочешь ли отобедать? – перебил наши размышления Рауль – У меня осталось немного, но сухим хлебом, сыром и вином я тебя все еще могу угостить, – закончил он со светской улыбкой и сделал приглашающий жест в сторону второй двери, очевидно, ведущей на кухню.       При мысли о еде желудок Крис резко скрутило, мы соскочили со стола, и нас совершенно постыдным образом вырвало прямо на останки разломанного стула с гнутыми ножками.       – Кристина, что с тобой? Ты больна? – перепуганный Рауль обхватил нас за плечи.       – Не уверена… – прошептала я.       Мой мозг будто парализовало.       Существовало лишь одно объяснение такому резкому недомоганию Крис в последние дни. Вкупе с почти двухнедельной задержкой…       Походу мы беременны, детка… Самое время… Да ладно, радоваться надо. Вот отыщешь Эрика, набьешь ему морду, а потом сразу – раз! – и обрадуешь. Он с тебя пылинки сдувать будет… Это если раньше не сожрет себя по поводу возможной внешности ребенка… Так, хватит! До того ребенка еще грести и грести, а ты уже панику развела… Ну, у меня это первая беременность, я имею право немного волноваться…       Однако это было совсем некстати, учитывая время и место.       Мы постарались мобилизоваться, помня о первоочередной задаче – найти Эрика и вернуться в Мелён.       – Ничего… запах… – отбрехалась Крис и выпрямилась наконец.       Рауль воспринял намек и поспешил увести ее из комнаты. Да и из дома вообще. На улице пахло немногим лучше, но и этот, пропитанным дымным порохом воздух показался мне божественным нектаром после затхлой безнадежности особняка. Рауль, пригибаясь, повел нас в обход заграждений к штабу мятежников. Несколько раз мы видели патрули, но на всякий пожарный убирались с их пути и не отсвечивали – маскировка маскировкой, но мало ли… Шмальнут вот так невзначай, а документы потом с трупа спросят.       Наконец, перед очередным поворотом Рауль меня тормознул.       – Штаб находится здесь, и он наверняка охраняется. Как ты собираешься туда пройти?       Крис выглянула за угол. Судя по всему, штабом был назначен небольшой особнячок в конце улицы – в его окнах горел свет, в отличие от всех прочих домов здесь, с их наглухо закрытыми ставнями. А еще перед ним возвышалась небольшая баррикада из мешков, за которой кто-то передвигался. И этих кого-то было много. Да, просто так не подберешься.       С другой стороны, зачем таиться? Мы же не шпионы. Наверное, если пытаться подойти скрытно, выйдет только хуже. Крис вытянула из кармана условно-белый носовой платок, и мы оглянулись на Рауля. Вид у него был тот еще. И прямо на лбу написано «да, я дворянин, а вы все чмо, ну расстреляйте теперь меня за это». Мы поморщились. Нет, так дело не пойдет.       Крис порыскала глазами вокруг. Неподалеку валялись тела убитых, наверное, совсем недавно, раз их не убрали. Пес его знает, что тут было, но нам могло пригодиться. Провожаемая удивленным взглядом Рауля, она подползла к трупу и, стараясь производить как можно меньше шума, стянула с него куртку и шапку. И так же тихонько вернулась обратно.       – Вот, держи, – мы сунули одежду в руки Раулю. – Сделаем из тебя пролетария.       Рауль резко отпихнул протянутое барахло.       – Я это не надену, – сердито прошептал он.       – Ну пожалуйста, ради меня, – сменили мы тактику, – я не хочу, чтобы тебя схватили и убили тут из-за того, что ты мне помогаешь.       Рауль вздохнул и прикрыл на секунду глаза:       – Хорошо, Кристина. Ради тебя.       Крис подождала, пока он натянет куртку. Шапку он надел так небрежно, что я испугалась, что она свалится в самый неподходящий момент, и мы натянули ее ему на уши, позволив своим рукам на секунду задержаться на его плечах.       – Спасибо, – улыбнулись мы, и Рауль неуверенно улыбнулся в ответ. – И руки засунь в карманы.       – Зачем, – не понял он.       – Ладони и пальцы у тебя не рабочие, – пояснила я.       Мы вышли из-за угла и направились прямиком к баррикаде, на всякий случай размахивая платком. За ней засуетились, что-то защелкало, из оставленных в импровизированной крепости бойниц высунулись дула.       – Стой, кто идет! – рявкнул кто-то, впрочем, не высовываясь.       – Я Кристиан, простой студент, а это мой друг… Ру. – Рауль рядом со мной ощутимо вздрогнул. – Мы ищем своих близких, они могут быть тут. Мы не хотим ничего плохого… – жалобно проблеяла Крис.       Блеск, просто блеск. Речь, достойная боевика категории «Б»… Ну и говорила бы сама. Думаешь, придумала бы что-нибудь получше?.. Да ладно, фиг с ним, эти ребята все равно в боевиках не сильны…       За оградой возникла пауза, затем тот же голос спросил:       – Кого вы ищете?       – Своего дядю Жан-Поля Раппно и его сына Этьена. И их друга Эрика, – честно ответила я.       Снова пауза.       – Можете подойти. Если у вас есть оружие, достаньте его и держите перед собой, на вытянутых руках, – велели нам.       Мое сердце гулко забилось в радостной надежде.       – Так они здесь? – спросили мы, не веря своему счастью.       – Здесь, здесь, – раздраженно ответили из-за баррикады.       Мы с Раулем переглянулись и потянулись за оружием.       На входе у нас отобрали пистолеты, наскоро обоих обыскали и пропихнули дальше. Нас вызвался проводить высокий белобрысый детина в дырявой кепке и с ружьем – судя по голосу, это он с нами общался. Импровизированный дворик был битком забит вооруженными людьми, которые сидели на ящиках, стояли возле стен и просто слонялись по улице.       В «штабе» было не лучше. Какие-то смутные личности, юноши с горящими глазами; кое-где попадались раненые – с наскоро перевязанными руками и головами. Видимо, это были те, кто легко отделался – во всяком случае, сильно пострадавших я не видела. Из бокового коридора на нас дохнул резкий запах карболки – должно быть, там располагался лазарет. Крис крепко сжала руку Рауля, заработав очередной удивленный взгляд, но, по счастью, туда мы не свернули.       – Там они, – махнул рукой детина, доведя нас до двери в конце очередного коридора. – Ругаются.       – А что так? – спросила я.       – Кузен твой не хочет уходить, – щербато ухмыльнулся детина. – И правильно – как можно отсиживаться, когда тут такие дела творятся! – закончил он на патетической ноте и гулко стукнул себя по груди.       Звук ясный легочный, автоматически отметила я, стараясь не думать о том, какой скандал разразится, когда Эрик увидит, кто к ним пожаловал. И в сопровождении кого. Ругаются – это будет слишком мелкое слово, пожалуй. Но отступать поздно.       Мы глубоко вдохнули и решительно взялись за дверную ручку.