ОСКОЛКИ ЦВЕТНОГО СТЕКЛА

Возможно, когда-нибудь в будущем он научится находить общий язык с детьми, подумал Джедайт. Даже наверняка нау… – Дядя Джед, а почему нельзя наколдовать единорогов прямо здесь? Ты же говорил, умеешь!.. Но определенно не сегодня. …А вначале ничто не предвещало кошмара. Чиби-Уса, она же Юная Леди, она же принцесса Хрустального Токио – и по совместительству наследница двух крупнейших правящих Домов Системы – оказалась очаровательнейшим ребенком младшего школьного возраста с пышными, неправдоподобно розовыми волосами, пленительной сейлормуновской улыбкой и любопытными глазами крайне неординарного цвета – то ли приглушенно-красного, то ли ярко-коричневого, не разобрать. Плюс ко всему смесь несокрушимого отцовского упрямства и не менее несокрушимого обаяния знаменитой матери. Смесь, столь же гремучая, сколь и блистательная… Ну, ничего удивительного, подумал тогда Джедайт. Смешение двух разнородных генетических и магических линий наверняка должно было породить существо во всех отношениях невероятное. Впрочем, всю степень невероятности вышеупомянутого существа ему предстояло постичь несколькими днями позже. Так сказать, на собственном опыте. Когда его попросили всего-то навсего присмотреть за ребенком пару часов. Погулять с ней в парке, купить мороженого. Ну и «заодно потренироваться на будущее» (это уже Рейана, да хранит Небо ее и ее непростой характер…) Словом, ничего трудного, так? Ну, единственная дочь лучшего друга прилетела погостить. Можно сказать, почти племянница, как шутит Сейлор Уран. Ну и что, что из будущего – судя по рассказам, она через Врата Времени как по собственной детской гуляет. С вопиющего, между прочим, попустительства Хранительницы, ну, да ладно. Но девочка – она девочка и есть. Тем более, такая милая и, кажется, неплохо воспитанная… К исходу первых пятнадцати минут Лорд Иллюзий окончательно и бесповоротно укрепился в нескольких важных убеждениях. Во-первых, он каким-то неведомым ему самому образом ухитрился настолько вывести из себя своих лучших друзей, что они замыслили непревзойденную в своей изощренности месть. Во-вторых, первым ребенком в их семье однозначно будет мальчик, что бы ни думала по этому поводу Рей. И, скорее всего, второй и третий – тоже. В-третьих, педагогику без всяких сомнений следует приравнять по сложности к астрофизике и теории хаоса. Или даже поставить на первое место. И, в-четвертых, мир определенно несправедлив. Правда, по некотором размышлении последнее утверждение было Джедайтом отвергнуто как неконструктивное. Но исключительно по велению ума, а не сердца. Нет, девочка действительно была прекрасно воспитана – чувствовалась суровая школа Ее Превосходительства Первой и единственной бессменной Фрейлины всех возможных королевств Луны и Земли. Но! Оказалось, что безупречное придворное воспитание не отменяет некоторых вопиющих черт характера. А именно, упрямства, непоседливости, привычки беспрестанно задавать вопросы и шутя ставить в тупик любого разумного человека, чье мышление основано на принципах бинарной логики. И при всем этом на ребенка совершенно невозможно сердиться, честное слово! Одна только улыбка с ямочками и глаза в пол-лица чего стоят… …Правда, в данный конкретный момент ямочек не наблюдается, а глаза под потешно нахмуренными бровями смотрят на него требовательно. И почти сурово. – Дядя Джед, а ты знаешь, что такое фыркация? – Что??.. – Ну, фыркация. Которая точка. – Точка???.. Джедайт обвел взглядом горизонт, смутно надеясь приметить там фиолетовые звезды, лиловых слонов и многоруких гуманоидов в скафандрах – признаки кошмарного сна, такие объяснимые и надежные… – Значит, не знаешь, – разочарованно вздыхает любознательное дитя. – А Мина-чан говорит, что ты почти все знаешь. – Почти? – Третий Лорд справедливо удивляется, попутно отметив, что степень вмешательства сейлоров в жизнь своих знакомых иногда превосходит всякую допустимую меру. – Все знает только Пуу, – категорично изрекает дитя. Потом, подумав, добавляет: – Ну, еще мама и папа. Хотя они не всегда признаются. – На самом деле все знать никому не возможно, – Джедайту, наконец, удается призвать к порядку распоясавшееся самообладание. – Но можно знать, каким образом узнать то, что еще не знаешь. – Ого. – В карих глазах явственно проступает уважение. – Тогда ты можешь узнать про фыркацию? – Так. – Он подавляет желание встряхнуть головой, дабы расположить на своих местах перемешанные мысли. – Налицо явный когнитивный диссонанс. – Ух ты! – авторитетно замечает его собеседница. – Здорово ругаешься. Научишь? – Рано тебе еще, – машинально замечает он. Потом спохватывается: – Погоди-ка, ребенок! А где это ты ругательства слышала? – От папы, – дитя невинно пожимает плечиками. – Когда он с Хару-семпай на мечах разминается. Правда, таких слов, как у тебя, он не говорит. Он говорит… – Все-все-все, я понял, – торопливо перебивает Джедайт, мысленно заметив себе, что надо бы провести с Эндимионом профилактическую воспитательную беседу о вреде нецензурной брани для психики подрастающего поколения. – И потом, те слова, что я сказал, не были ругательством. Это был научный термин. – Да? – удивилась девочка. – А звучит прямо как ругательство. Третий Лорд треплет себя за волосы – сильно, от души, зарывшись в них всеми десятью пальцами. Это помогает. Немного. – Давай я лучше тебе мороженого куплю, – смирившись с мыслью о поражении на педагогическом фронте, предлагает он. – Ты же любишь мороженое, я правильно понимаю? – Как можно не любить мороженое? – хмурится дитя. – Вот ты – разве его не любишь? – М-м… Ну, для меня время мороженого уже прошло. Я уже слишком взрослый. – Разве можно быть слишком взрослым для того, чтобы радоваться? – Искреннее удивление. – Не понимаю. Это один из тех редчайших моментов, когда он сразу не знает, что сказать. Чисто-карие глаза смотрят на него с выражением ясным и вопросительным. Они не знают сомнения и страха, они полны твердой убежденности в незыблемых истинах бытия. Например, в том, что мороженое – это лучшее лекарство от любой печали. И Джедайт вдруг представляет, как на него будут когда-нибудь вот так же смотреть другие глаза – такие же невинно-отважные, только фиолетовые. Как у матери. – …ты его пробовал? – Его весьма неделикатно дергают за рукав. – Что? – Я говорю, а когда ты в последний раз мороженое пробовал? – Э-э… Н-ну-у… Честно говоря, я вот так сразу и не припомню. – Металлия, а может вовсе никогда? В войну до того ли было? – А если ты не помнишь, то как можешь знать, любишь ты его или нет? – замечает рассудительный ребенок. Несокрушимая логика. – Ладно, – сдавая позиции, вздыхает он. – Проведем эксперимент. …Все-таки у детей на редкость нелинейное, но весьма эффективное мышление, думает Джедайт, между делом отмечая, что лакомство в самом деле заслуживает как минимум пристального внимания. Нелинейно мыслящее дитя сидит рядом на скамейке, болтает ногами и с энтузиазмом поглощает сладкую тающую массу из вафельного рожка – почти такую же розовую, как и ее волосы – самозабвенно перемазав в холодном блаженстве щеки и нос.Глаза ее при этом светятся самым настоящим счастьем. Ну и хвала Небесам, может теперь она перестанет… – А все-таки жалко, что ты не знаешь про фыркацию. Ох. – Давай так, – говорит он, окончательно смирившись с судьбой. – Ты расскажешь мне, что ты об этом знаешь. А потом я расскажу, что знаю я. – Ты же не знаешь, – подозрительно хмурится она. – Сам сказал. (Дипломатическая школа Эндимиона в действии. Примите поздравления, Ваше ехидное Величество). – Я этого не сказал. Я сказал только, что не понимаю, о чем ты спрашиваешь. – Ну, это одно и… – А вот ты и помоги мне понять, – заключает он. (Все-таки, полезная вещь – софистика. Иногда). Ребенок издает страдальческий вздох, полный бесконечного терпения к непонятливости взрослых. Потом начинает объяснять. – Ну, фыркация. Пуу вчера говорила с Ами-чан что-то о времени, потоках и этих, как их… много вари… много вараци… Ну, которых много. – Многовариантности? – осенило Джедайта. – Ага! И вот там она говорила об этих самых точках фыркации. Говорила, они опасные. – Ясно. – Джедайт облегченно вздохнул: мир, наконец, становится на свои, отведенные логикой, места. – Точка бифуркации. – Ага, она! – бурно обрадовалось любознательное дитя. – Ты про нее знаешь? – Знаю, – неуверенно протянул Джедайт, предвидя, что от него сейчас потребуют подробных – а, главное, понятных, объяснений. А как их дашь? Мысленно он укоряет неосторожную Сейлор Плутон, которой не хватило здравомыслия обсуждать спорные аспекты теории хаоса вдали от впечатлительной детской психики. И не менее неосторожную Сейлор Меркури, которой хватило нездорового энтузиазма этот разговор при ребенке поддержать. – Ну, это такая точка, – начинает он. – На графике функции. Знаешь, что такое график? – Знаю, – невозмутимо отзывается ребенок. – Кривая цветная полосочка. – Цветная??.. – Ага. Когда папа на работе, он часто говорит о графиках, и у него весь стол в бумаге, а вся бумага – в полосочках этих. Разного цвета. – Так. – Ну, хоть что-то… – Так вот, эта полосочка показывает, как развивается система. – Наша Система? – И наша тоже, а вообще любая. – Джедайт к своему удивлению понимает, что ему становится интересно. – И вот бывают такие точки бифуркации, где пересекается много графиков сразу. И неясно, куда они пойдут дальше. – А! – Карие глаза сияют. – Я поняла, это перекресток! – Перекресток? Ну, так тоже можно сказать. Это такая точка, после которой все меняется. Она непредсказуема. – Ага. – Нахмуренные брови. – А зачем она нужна? – Что? – Кажется, он начинает привыкать к состоянию удивления. Освежающее ощущение. – Ну, точка этой… бифракции. – Бифуркации, – машинально поправляет он. – Ага, бифрыкации. Зачем она нужна? Он длинно, терпеливо вздыхает. Это ребенок. У детей своя логика, это надо учитывать. – Она низачем не нужна. – Это как это низачем? – справедливое негодование. – Все на свете обязательно зачем-то нужно. Так устроен мир. И ведь не поспоришь. – Она научное понятие. Абстрактное. Несуществующее. Придуманное специально, чтобы было удобнее думать. – А зачем думать о несуществующих вещах? Туше. Все, лучше он докажет теорему Ферма. Лучше он докажет десять теорем Ферма, чем проведет еще минуту с этим очаровательным маленьким, выносящим мозги чудовищем, да не услышит сейчас его мысли Эндимион! Оное чудовище, не подозревая о его переживаниях, задумчиво исследует глазами кристально чистый небесный свод – так глубокомысленно, словно там записан краткий конспект всех тайн Вселенной, изложенных в виде букваря. – А знаешь, – спустя минуту. – Я, кажется, знаю, зачем она нужна. – Кто? – не понимает он. – Фыркация, – терпеливо отвечает девочка, в тоне которой явственно слышится: «какие-эти-взрослые-все-глупые-ужас!» – Ну и? – с почти искренней заинтересованностью отзывается он, мысленно отмечая, что к состоянию мысленного тупика, оказывается, можно привыкнуть.. – Не «и», а «чтобы». – Дитя хмурится и по-взрослому складывает на груди руки. – Эта точка нужна, чтобы выбрать. – Выбрать, – механически повторяет Джедайт, пытаясь уловить мысль. – Ну да. – Карие глаза на миг становятся бездонными, до того напоминая такие же точно голубые, что по позвоночнику пробегает дрожь. – Если эта биф… рукация – перекресток, значит там можно бросить старую дорогу и выбрать новую. Более правильную. Настоящую. Выбрать. Настоящую. Это надо же… – Значит, это очень нужная точка, – уверенно рассуждает дитя. – В ней все плохие могут стать хорошими. – Можно и наоборот, – неожиданно вырывается у него. Она улыбается – широко, уверенно и ясно. – Такой взрослый, а простых вещей не понимаешь. Кто уже раз был злым, больше не захочет. – Это почему? – Джедайт замечает, что почти шепчет. – А потому. Злым быть плохо. Я однажды была, я знаю. – Карие глаза доверчиво смотрят на него, каким-то непостижимым образом через зрачки сканируя душу. – Это очень противно – быть злым. Все кажется плохо, кажется, что ты совсем один, и никто тебя не любит. И главное – ты никого не любишь. Это самое противное – когда кажется, что ты никого не любишь. – Кажется? – переспрашивает он. Просто так, чтобы что-то сказать. В горле отчего-то першит. От мороженого, конечно. – Ага. Потому что нет таких людей, даже самых злых, которые на самом деле никого бы не любили. Я думаю, они просто забыли об этом, оттого и сами испортились. Иногда бывает, что дети вот так, запросто, приоткрывают нам, недалеким, великие истины мироздания. Мудрые, в сущности, создания. И все-то у них… – …так просто. Джедайт не сразу замечает, что сказал это вслух, а не подумал. Но девочка только шире улыбается в ответ. – Конечно, все просто. Нужно только все вспомнить. И никогда не забывать. Вот и все. Помнить. И никогда не забывать. Вот и все. – А знаешь, что, – неожиданно говорит Лорд Иллюзий. – Давай-ка съедим еще мороженого. Ты как, не против? – Проведем эксперимент? – деловито спрашивает дитя. И заливисто хохочет. …И небо над ними, кажется, тоже начинает хохотать – большое, вольное, оно смеется солнечными лучами, и облака плавают в нем, как тонкие прозрачные рыбки. Потом они сплетаются в узоры, очень похожие на буквы какого-то огромного, написанного ветром букваря. И кажется, что еще вот-вот – и там можно будет… …прочесть… …первое… …слово … ________________________________________________________________________ Публикую эту часть вместе с давно обещанным окончанием шестой части "Вздоха". Ура тем, кто дождался ))