Дождь в пустыне: Рио

Мухаммед и Саид проснулись рано утром от звуков азана. Призыв на молитву был хорошо слышен во всех комнатах риада, потому что тот стоял напротив небольшой мечети. Одна половина окон дома смотрела на побережье, а другая выходила на исторический центр города с зелёными пальмами, совсем как в Рио, и белыми высотными зданиями, построенными ещё в те годы, когда Марокко являлось колонией Франции. Вся атмосфера Касабланки была пропитана духом интернационального сотрудничества и делового успеха. Во всяком случае, так показалось братьям, приехавшим сюда со смутной надеждой подправить свои дела и что-то узнать о прошлом. Дом новообретённого родственника представлял собой традиционный богатый риад со старинной историей. Стены в комнатах были выложены плиткой – где-то яркой и расписной, а где-то окрашенной в нежные тона; ковры ручной работы устилали пол. Мухаммед с некоторой завистью оглядывал и ковры, и другие предметы текстиля: подушки, покрывала, занавеси; какое всё роскошное, какого превосходного качества; у него в магазине не было такого товара. Интерьер внутреннего двора дополнялся маленькими декоративными бассейнами и фонтанчиками, бархатными кушетками для отдыха и напольными вазами с национальными орнаментами. Внутри риада атмосферу создавали светильники, многочисленные и изящные, а еще кованые подсвечники, серебряные курительницы для бахура, живые цветы в оригинальных вазах ручной работы и многие другие мелочи. Мебель в доме Юсуфа была либо антикварная, либо изготовленная на заказ – в любом случае, она производила потрясающее впечатление в марокканском интерьере. Вчера вечером Юсуф встретил Саида и Мухаммеда радушно. Отправил слугу отнести их вещи в специально приготовленную гостевую спальню, а потом познакомил прибывших с домочадцами. У Юсуфа было две жены, одна помоложе, другая постарше; они родили ему двух сыновей и дочь, но старший сын уже жил отдельно. Саид и Мухаммед с некоторым удивлением осознавали, сколько у них появилось новой родни. Принимая гостей в своём риаде, Юсуф пригласил их на ужин, где угощал разнообразнейшими яствами самого высокого качества; вышколенные слуги в белых рубашках подавали блюда национальной и европейской кухонь. Братья чувствовали себя так, словно попали на званый приём в западный ресторан; здесь точно не пришло бы в голову брать пищу рукой и непринуждённо болтать за едой, как часто они делали это дома, у себя в Фесе. Несмотря на то, что Саид и Мухаммед родились в далеко не маленьком городе, имели приличное образование и даже бывали за границей, сейчас, на ужине у Юсуфа, они вдруг ощутили себя провинциалами. – Полагаю, вам будет интересно узнать побольше о нашем древнем клане. Мы считаем своим предком сида Мухаммеда ибн Бенсура аль Фахри, жившего в XVIII в. и состоявшего в родстве с нашей правящей королевской династией, – вёл неспешную речь хозяин роскошного риада, сидя во главе стола. – Отца, моего и Вашей матери, зовут Азиль аль Фахри. Сейчас он уже очень стар, ему больше восьмидесяти лет. Всего нас было четверо детей, но сейчас в живых остались только я и младшая сестра Надия, она сейчас живёт в Испании с мужем. Ваша мать родилась вторым ребёнком в семье, у меня с ней была разница в пять лет. А наш самый старший брат, чьё имя Исмаил, погиб десять лет назад в Рабате во время беспорядков. Мятежники подложили бомбу под одно из министерств, довольно много людей тогда пострадало. Возможно, вам приходилось слышать или читать об этом позднее? – обратился Юсуф к слушателям. – Ведь вы тогда были ещё совсем юными мальчиками… – Да, кажется, слышали что-то такое, – сказал Саид, кашлянув. – Да, очень печально, – поддержал Мухаммед. Оба брата чувствовали себя неловко от необходимости как-то реагировать на новость о смерти человека, которого никогда не знали, но который тем не менее являлся их родственником, дядей. Раньше все представители семейства аль Фахри были для Саида и Мухаммеда кем-то вроде персонажей далёкого сказания, связанные в сознании просто со словом «они». – Не стоит беспокоиться, – проницательно заметил Юсуф. – Ведь вы совсем не знали моего старшего брата и своего дядю по матери. Но Аллах справедлив: сегодня бьёт, а завтра гладит. Я раньше срока потерял сестру, затем брата, но зато теперь в моих руках почти все владения нашей семьи, а это немало. Произнеся последние слова, немолодой мужчина улыбнулся. Эта улыбка выражала довольство жизнью и одновременно… жадность? Во всяком случае, именно так показалось Саиду, и он мысленно сделал заметку: обсудить это подробно с братом. А теперь, проснувшись на другое утро после ужина с касабланским родственником, старший брат решил немедленно приступить к этому разговору. – Ну, как тебе Юсуф? – спросил Саид, застёгивая манжеты своей рубашки. – Изворотливей хвоста лисы! – ответил Мухаммед, который оторвался от изучения богатого интерьера спальни и присел рядом с братом на его кровать. – Ты заметил, как он ловко переводил тему, когда ты пытался заговорить про нашего отца или про то, что было много лет назад? –… или про смерть нашей матери, или про её похороны, на которые никто из них не явился, или про то, почему им было плевать на нас последние двадцать лет, – продолжил Саид. На что Мухаммед согласно кивнул и поделился своими мыслями: – Я не доверяю этой семье, они несправедливо поступили с нашим отцом. В чём он виноват перед ними? Отец был честным торговцем, он никого не обманывал, не совершал и никакого другого харама. Он посватался к дочери аль Фахри, но тот отказал ему без веских причин, да потом еще и нанял людей, чтобы его избить! – Я злюсь всякий раз, когда вспоминаю об этом, – Саид нахмурился. – А после этого мама убежала с отцом в Фес, но у этого старика, с которым мы завтра идём знакомиться, тогда хватило совести назвать её распутницей и проклясть. Если честно, я не представляю завтрашнюю встречу. Умом понимаю, что он, этот Азиль, теперь дряхлый и немощный… – Он намного старше даже нашего дяди Абдула, – заметил Мухаммед. – Кстати, дядя Абдул не одобряет того, что наши родители в молодости убежали и поженились без благословения. Несмотря ни на что, это харам! – младший брат сокрушённо покачал головой. Но старший имел своё мнение на сей счёт. – Не будь таким упрямым, Мухаммед. Хороший предприниматель должен уметь мыслить гибко. Что наши будущие родители могли сделать в той ситуации? Они сначала пробовали благочестивые методы, но ничего не вышло. Так что аль Фахри сами виноваты: они не оставили своей дочери другого выбора. Совершенно глупо с их стороны. К тому же, подумай вот над чем: если бы наша мать не сбежала с отцом и не вышла за него замуж, нас с тобой на свете бы не было, как и Назиры. Мухаммед почесал затылок: – Твоя правда. Но не знаю, решился бы я свататься к моей Латифе, если бы дядя Али или дядя Абдул были против… А ты женился бы на Жади в таких обстоятельствах? Саид вновь стал мрачным: – Я не хочу говорить о ней. – Как скажешь, брат, – осторожно ответил Мухаммед и закрыл тему. Но про себя подумал: «Вот, начинается. А ведь его все предупреждали в том году…» – Что-то много мы говорим про нашего хозяина. Надеюсь, у него тут не стоят какие-нибудь подслушивающие устройства, – усмехнулся Саид. При этих словах Мухаммед побледнел: – А что… т-т-ы думаешь, такое возможно? – произнёс он, чуть заикаясь и видя перед мысленным взором, как Юсуф сидит у себя в кабинете с наушниками на голове, скрытно внимая тому, что говорят о нём его гости, и лицо его не предвещает ничего хорошего… – Успокойся-успокойся! – добродушно усмехнулся старший брат и похлопал младшего по плечу. – Я пошутил. Разве Юсуф похож на параноика? Где же твоё умение разгадывать людей, а, Мухаммед? – Да-да, ты прав, – вздохнул тот. – Для торговца очень важно определить по поведению человека, какой у него характер и чего ожидать. Глядя на нашего нового родственника, я могу назвать его очень уверенным. – А я бы сказал – самоуверенным! – заметил Саид. – Такие люди думают, что им всё и всегда подвластно. – Как думаешь, чего ждать от этих родственников? – прямо спросил Мухаммед. – Не знаю, что им от нас нужно, но давай попытаемся получить от этого максимум выгоды, – сказал Саид. *** Ссора двух кузин была недолгой: вскоре Латифе позвонил Мухаммед, так что она, наворковавшись с мужем и успокоившись, забыла обо всех угрозах своему браку и простила Жади. Сейчас они втроём, вместе с Зораидэ, сидели в одной из комнат на втором этаже риада и разбирали сундуки со старыми вещами. – В доме не должно быть много хлама, – рассуждала вслух мудрая женщина, – это притягивает бедность. Не приведи Всевышний! – Саид уже второй день как уехал, но так и не звонит, – Жади мрачно насупилась, накручивая на руку алую атласную ткань какого-то широкого пояса. – Знаешь старую пословицу? «Гнев влюбленных подобен весеннему дождю», – припомнила Зораидэ. – Так и ты помиришься с мужем, когда он вернётся. Главное, прекрати свои интриги. Ты ещё не поняла, что они не доводят тебя до добра? Девушка в ответ лишь скривилась. – Что толку читать нотации, когда в моей жизни всё рушится? Ладно, пойду погуляю в саду, – прибавила она, вставая с расшитого пуфика, на котором сидела, и перешагивая через лежащие на полу вещи. – Жади, но мы же… – начала Латифа, однако жена сида Али жестом остановила её. – Пусть идёт, – сказала Зораидэ. – Всё равно от неё толку мало, а с тобой вдвоём мы быстрее разберём все вещи. *** Послеполуденный зной загонял людей под крыши домов, где можно отдохнуть и выпить чаю. Торговцы перекусывали прямо в своих лавчонках, служанки лениво готовили обед или прибирались в доме. Неспешный ритм жизни наполнял старый риад. Но из гостиной слышно было голос дяди Абдула, который опять чем-то недоволен: – …Я тебе давно говорил, Али, нельзя поощрять эти вольности! Хар-р-рам! В приличных домах мужчины и женщины встречают праздники в разных комнатах, а у тебя постоянно в общем зале, причём женатые и неженатые. Может, скоро и спальни общие сделаешь для немахрамов? Тьфу!.. Жади бродила по уютным, чисто прибранным комнатам, по красивому ухоженному дворику и длинной галерее, огибающей весь риад дяди, и понимала, как скучно – как смертельно скучно ей здесь, как устала она от Феса, от всего Марокко, и как хочет домой. Ведь там столько всего интересного. Океан и красивые пляжи, шумные праздники, зажигательная музыка и улыбчивые люди. Настоящая жизнь. Университет. Свобода. Место, где её понимают. Маиза, в своих модных джинсах и с широкими вглядами на мир. Вот бы поговорить с ней сейчас! А, может, позвонить? Но представив выражение лица дяди, когда он увидит счёт за телефон, Жади мгновенно отказалась от своей идеи. Дядя Али и без того ещё не отошёл после скандала с Лобату и Назирой; племянница прекрасно видела это по тому прищуренному настороженному взгляду, которым он иногда провожал её. Так что нового конфликта не хотелось. «Никто не понимает меня, – подумала Жади. – Они моя семья, но я для них не существую». Эта поездка должна была стать каникулами, праздником, отдыхом, радостным приключением, наградой за труды. Но ничего не вышло. Она ощущала себя птицей, ныне скованной цепью и запертой в клетке, и всё больше мечтала вернуться к своему когда-то надоевшему рабочему столу, к медицинским учебникам и толстым тетрадям. Даже в Касабланку Саид уехал без неё. Ещё раз медленно обойдя весь дом по галерее, Жади вернулась обратно. *** За обедом дядя неожиданно сказал следующее. – Я смотрю, без своих мужей вы совсем чахнете. Надо бы вам чем-нибудь заняться, а то помощью Зораидэ по хозяйству не больно-то развлечёшься в ваши годы! – он усмехнулся и подмигнул. Девушки удивлённо переглянулись, не зная, чего ждать. Дядя Али продолжил: – Сегодня вечером я иду в дом одного торговца верблюдами, у них будет небольшой семейный праздник. Вы пойдёте со мной. Абдулла Реик – так зовут хозяина. У него есть дочь примерно вашего возраста, её имя Муна. Познакомитесь с ней и развеете свою тоску! – мужчина добродушно улыбнулся, подкладывая себе ещё ароматного плова. – Давай я, Али… – хотела вмешаться его жена, но тот мягко отвёл её руку в сторону. – Ешь, а то исхудаешь! Я ещё не настолько немощный, чтобы самому себе не наложить добавки. И кстати, Зораидэ, – он внимательно поглядел на неё, – а где те бусы, что я тебе подарил недавно? Синие такие. – Они очень красивые, Али… – женщина покачала головой. – Да, специально для тебя выбрал! А ты не носишь, – в его голосе звучала обида. Две племянницы уткнулись в свои тарелки, сдерживая хихиканье. – Мне неловко надевать такое… Это не для меня, – пробормотала Зораидэ и приподнялась с места. – Пойду отнесу посуду. – Куда пошла? – он усадил её обратно. – Так не пойдёт, Зораидэ. Ты моя жена, настоящая, полноправная. Мы знаем друг друга больше тридцати лет. Ты хозяйка в этом доме. Но иной раз ведёшь себя, словно до сих пор работаешь тут служанкой. – Али… – вздохнула она, и одним этим коротким произнесением его имени передала всю гамму своих чувств. Смущение, недоверчивость, благодарность, нежность. Он продолжал говорить, глядя на неё. О том, что жена должна слушаться мужа. О том, что такова его воля: пусть она не вспоминает больше про свои привычки служанки. Пусть отдыхает, посвящает время себе, а не только домашним делам. Носит красивую одежду и украшения. Особенно те, которые он ей дарит. Потому что считать, будто она недостойна дорогих подарков мужа – значит, проявлять к нему неуважение. Зораидэ кротко кивала, и глаза её слегка увлажнились, когда муж нежно взял её лежащую на столе руку, поцеловал и прижал к своей щеке. Латифа и Жади поглощали содержимое своих тарелок и украдкой смотрели на двух немолодых супругов, которые словно были одни на всём свете, вернувшись к еде, но продолжая время от времени обмениваться взглядами, полными взаимной теплоты и бесконечного понимания. *** Муна Реик оказалась подвижной и довольно высокой восемнадцатилетней девушкой с прямыми тёмными волосами и оживлённым лицом. Красавицей она не была, но носила красивую, аккуратную одежду и умела удачно краситься, чем компенсировала многие недостатки своей внешности. Она была оживлённой, жизнерадостной и говорливой, но не болтушкой, а кроме того, замечательно танцевала, чувствуя ритм. Такое мнение о ней составила Жади, а Латифа нашла, что Муна – добрая, отзывчивая, хорошо готовит, умеет рукодельничать и отличается практичным умом, что поможет ей стать отличной хозяйкой в собственном будущем доме. Кузина Жади от души желала их новой знакомой поскорей найти себе отличного жениха. В общем, две девушки были просто в восторге от своей новой подруги, с которой провели весь вечер у неё дома, а на другое утро пригласили её к себе – то есть, в дом дяди Али. Тут они валялись на толстом ковре в бывшей комнате Латифы, подложив под локти диванные подушки, пили чай с апельсиновым пирогом и рассматривали уйму старых фото. Вот попалось одно с футбольной тренировки Латифы; на нём ей было лет четырнадцать. Фотография привела Муну в восторг. – О! Ты играешь в футбол, хабиб? Почему же ты вчера не говорила? – Да я уж давно не выходила на поле… – смущённо ответила Латифа. – С тех пор как замуж вышла, нет времени на глупости. – Я обожаю футбол! – воскликнула Муна, глядя на фото, где Латифа позировала с мячом в руках, в длинной юбке, широкой футболке с номером и, конечно, в платке. – Ну а ты, Жади? – обратила Муна к ней взгляд. – Умеешь играть? – Да как-то не особо, – проговорила та с сомнением. – Я больше по танцам. – Одно другому не мешает! – убеждённо заявила новая подруга и обняла кузин за плечи. – А пойдёмте, сыграем прямо сейчас? – Сейчас?! – вытаращились на неё девушки. – Ну конечно. Пока не стало слишком жарко, погоняем мяч хотя бы часик! Давайте, вставайте! – смеялась Муна и тянула их за руки. – Наверняка у тебя, Латифа, где-то тут есть твой старый мяч. Оденемся и сходим. Будете весело, давайте! А то Жади скоро уедет, и когда мы ещё повеселимся так, втроём?.. Увлечённые энтузиазмом Муны и убеждённые её рассудительностью, сёстры приняли приглашение. Спустя полчаса три девушки вышли из дома в одежде для тренировки и с потёртым футбольным мячом в руках.