***
К планете, сплошь залитой водой, над которой бушевала гроза, «Нормандия» добралась без дальнейших приключений. С орбиты по моему приказу запустили сканирующий зонд. СУЗИ засекла аномальную электромагнитную активность, а так же плавучие останки старого крейсера. Каракатиц поблизости пока не наблюдалось. От мощного импульса, возникшего непонятно по какой причине, «Кадьяк» сильно тряхнуло и повело вниз. Как бы ни старался Кортез справиться с управлением, он мог со стопроцентной уверенностью сказать: посадка будет крайне жесткой. — Сажай челнок на палубе крейсера! — скомандовала я, одной рукой ухватившись за поручень, а второй сжав край спинки сиденья пилота. Соприкосновение «Кадьяка» с поверхностью потерпевшего когда-то крушение корабля оправдало все ожидания: удар был настолько сильным, что пальцы разжались и я с силой влетела в противоположную спине стену, неплохо приложившись при этом затылком. К счастью, ни Стив, ни Гаррус, ни Джеймс не пострадали. Прямо гордость берет за свой экипаж. Первое, что попалось на глаза, когда мы покинули «Кадьяк» — блестящий шар идеальной формы, неподвижно зависший над одним из контейнеров, несмотря на сильные порывы ветра разрываемой постоянными грозами Деспойны. Тот самый чертов шар, похожий на те, что мы видели в лаборатории Брайсона и на Намакли. Пока не стало слишком поздно и все мы не попадали прямо здесь, я выхватила пистолет и одну за другой выпустила по сфере две пули, заставив ту крупными осколками рассыпаться по всему контейнеру. Ко всеобщему неудовольствию, такие же сферы мы обнаружили внутри других контейнеров и в сымпровизированных кем-то лачугах, но благодаря быстрой реакции Вакариана и Веги артефакты не успели причинить нам вреда. Но шары оказались далеко не единственной и не самой большой нашей проблемой. Огромный Жнец класса «Властелин» появился будто бы из ниоткуда. Почему его не засекли? Правильно — из-за того самого непонятного электромагнитного выброса. — Шепард! — крикнул Кортез, выбегая из челнока с набором инструментов в руках. — Я попробую починить «Кадьяк», а вы не подпускайте хасков слишком близко! Потом я поддержу вас с воздуха! — Поняла тебя, мы прикроем! — я перемахнула через груду обломков и прижалась к ближайшей опоре, а когда выглянула — выпустила три очереди из винтовки в первых десантников, высадившихся с «кальмара» в раскаленных капсулах-«кометах». К счастью, наши позиции оказались удачными, и заградительный огонь вкупе с биотикой и гранатами раскладывал пехоту врага штабелями. Кортез взлетел относительно быстро и сразу же открыл пальбу с палубных орудий, которая помогла нам продвинуться дальше. Я выматерилась, когда по Деспойне прокатилась еще одна электромагнитная волна, вновь вынудившая «Кадьяк» совершить экстренную посадку. — Пока не найдем чертов источник ЭМИ, отсюда мы не улетим, — покачал головой Гаррус, продолжая отстрел. — Мы уже близко к Левиафану… — он задумался, разглядывая неспокойную водную поверхность. — Если он прямо под водой, значит нам надо найти способ туда спуститься. — До того, как все полетело к чертям, радары обнаружили в том отсеке «Тритона», — Стив указал на огромную заблокированную дверь, ведущую, судя по размерам, в ангар. — Мы можем использовать его — он как раз создан для глубоководных погружений. Но сначала надо открыть двери. Я думаю, батареи «Кадьяка» обладают достаточно мощностью, чтобы запитать электроузлы. Вот, — пилот протянул Веге рюкзак. — Нужно отнести сумку к узлу и подключить вот эти клеммы… Рев спрыгнувшей на палубу твари прервал объяснения Кортеза и заставил его спрятаться за кузовом челнока, а Джеймс, недолго думая, со всех ног бросился к узлу, наклонился, надеясь на достаточную для таких забегов прочность кинетических щитов. — Давай, давай… — шипел лейтенант, подключая контакты от батареи к узлу, и, когда убедился в подаче энергии, тут же вернулся за второй подготовленной Кортезом сумкой, пока я и Вакариан прикрывали его и Стива от хасков. Как только створки дверей разошлись в стороны, я юркнула внутрь ангара. Кортес был прав: там действительно нашелся огромный человекоподобный робот, похожий на церберовских «Атласов». Не теряя времени даром, я забралась внутрь и активировала ручное управление. Кое-как приноровившись, я вывела махину на палубу и дала несколько залпов из ракетной установки. Когда не самый затяжной, но, тем не менее, ожесточенный бой подошел к концу, я открыла кабину «Тритона» и встретилась с пилотом и бойцами. — Сторожите челнок и держитесь до моего возвращения, — велела я, кивая за борт. — А я отправлюсь под воду и найду Левиафана. — Уверена, что тебе нужно туда? — Гаррус щелкнул жвалами, его жест выражал беспокойство. — Уверена. Я спускаюсь, — уже успев приловчиться к управлению, я направила махину к самому краю, вздохнула поглубже и шагнула в океанскую бездну. Падение сквозь водную толщу выдалось не таким уж и долгим. Сила тяжести направила вниз, ко дну, которое встретило кромешной тьмой и неприятным ощущением чьего-то присутствия. Система подачи кислорода работала исправно, раздражала постепенная потеря сигнала, в итоге приведшая к тому, что через некоторое время вокруг воцарилось молчание. Единственной нитью реального мира остался читающийся сигнал выпущенного ранее зонда, так что, по крайней мере, у меня было направление, куда двигаться дальше. Тихо и осторожно, время от времени оставляя сигнальные ракеты, чтобы обозначить путь и не потеряться по дороге обратно. Под водой царили тишина и темнота… Подводные факелы вспышками озаряли насыщенное флорой морское дно. Прозрачные медузы, шустрые стаи рыб и существ, похожих на скатов, расплывались в стороны, потревоженные незнакомой махиной. Впереди шел отчетливый сигнал зонда — небольшой космический посланник, запущенный с орбиты «Нормандией», лежал на краю площадки, обрывающейся пропастью с трех сторон, периодически посверкивая красным сигналом. Спускаясь глубже по уходящей вниз илистой поверхности океана Деспойны, я понимала, что каждая секунда приближает к цели. Это было понятно по усиливающейся головной боли, учащающемуся сердцебиению и возникающему гулу в ушах. Должна признать, что перспектива встретиться с неизвестным в полнейшем одиночестве меня порядком обеспокоила, но деваться мне некуда — кроме того, «Тритон» в ангаре был только один. И медлить нельзя: там, наверху, против хасков остались трое моих боевых товарищей. Чем быстрее все разведаю, тем больше шансов, что мы выберемся отсюда живым. До зонда «Тритон» добрался относительно быстро — за семь минут по личным подсчетам. Дальше поверхность резко обрывалась, за ней зияла целая пропасть. Что-то находилось там, в глубине. Когда неповоротливый подводный человекообразный робот добрался до самого края и выпустил последнюю ракету, океан затрясся. Из бездонной расселины, нависая, поднялось исполинское жнецеподобное существо. «Вы зашли слишком далеко», — грянуло невыносимым басом в голове, таким похожим на тяжелый голос Предвестника. «Кто ты?» — так же мысленно спросила я, в первую минуту едва не померев от накатившего ужаса. На задворках сознания я ощутила нечто вроде удовлетворения — слабый организм ничтожной расы испытывал страх. Сознавал свое место. Существо передо мной не спешило отвечать, пользуясь возможностью рассмотреть песчинку поближе, не утруждая себя внедрением в ограниченный разум. «Я потомок тех, кто правил галактикой на заре ее существования. Тех, с кого началась история. Тех, кто запустил знакомый вам ход эволюции. Ты — дитя вида, чье появление предопределено и ожидаемо в течение миллионов лет. Ты та, кого дожидалось наше решение». «Какое решение?» — переборов страх перед существом, суть которого мне неведома, я постаралась ухватиться за малейшую подсказку. Мы не знаем, кто и что это за существо, которое с подачи доктора Брайсона начали называть Левиафаном — но что, если Призрак тоже знает о них? Это ведь он, в конце-то концов, посоветовал навестить отца Энн в качестве жеста своей якобы доброй воли, чтобы помочь мне разобраться в своих «кукловодах». «Решение, необходимое для сохранения жизни в галактике, — пробасил голос в голове. — Мы единственные, кто обнаружил эту угрозу. По сей день разумные виды используют разработанную нами технологию путешествий между звездами, ту, которая опирается на порождаемый темной энергией эффект массы. Мы построили сеть ретрансляторов, связанных друг с другом. Мы обнаружили, что темная энергия, нагнетаемая ретрансляторами, в критической величине концентрации нарушает устойчивость соответствующих звездных систем, а недостаток топлива, который мы забирали у каждой звезды для питания ретрансляторов и кораблей, приводит к ее преждевременному старению за счет ускорения жизненного цикла. Мы создали Разум, чьей задачей стало определить период, в течение которого использовать сеть запрещено, чтобы звезды смогли стабилизироваться и темная энергия рассеялась до разрешенного предела. Таковой период составляет примерно 50 000 земных лет. Разум — это наше решение в поисках устранения угрозы галактике. Мы поручили ему найти новый источник питания при сохранении сети. Эту задачу он выполняет до сих пор. Долгое ожидание закончилось, завершение близко». А он словоохотливый, этот Левиафан. Стоит ли верить в то, что он действительно считает меня кем-то особенным и давно предсказанным, как бы глупо сие ни звучало? Его слова тяжелым гулом звучали у меня в голове, и, несмотря на простой смысл каждого из них, в целом я почти не понимала, что этот монстр хочет до меня донести. Понадобилась пара минут, чтобы я повторила про себя все им сказанное. Итак, они создали ретрансляторы и дали другим возможность перемещаться по галактике. Вместе с тем, чтобы исправить свои ошибки, они создали силу, уничтожающую абсолютно все живое, не давая двигаться дальше. «Предвестник? Это Предвестник — Разум, о котором ты говоришь? Тогда зачем вам нужна я? Жнец говорил, что это они создали ретрансляторы и Цитадель», — вспомнился разговор с «Властелином» на Вермайре три года назад. Мерно колеблющееся в океанской толще существо, чьи четыре крошечных огонька, наводящие на мысль о глазах, сфокусировались точно на мне, ничего не сказало. Вместо этого на меня обрушилось ощущение, будто бы в лицо прилетела каменная плита, хотя явной боли я не почувствовала. Сперва. Тупая сверлящая боль ввинчивалась в мозг, разрастаясь внутри черепной коробки. Из носа струйкой пошла кровь. Я нашла себя в пространстве серого нечто — стекло воды под ногами, звезды над головой. Рядом присела фигура Энн Брайсон, которая тем же чужеродным голосом велела: — Дыши. — Где я?.. — спросила я, обращаясь даже не столько к неизвестно откуда возникшей Энн и не столько к Левиафану, сколько к самой себе. Сделала вдох, который дался мне так, будто бы никогда и не дышала вовсе. Мигрень отступила так же быстро, как и пришла, и теперь я вообще ничего не чувствовала. Ни боли, ни слабости, ни запахов, ни ощущения тела. Идеальная галлюцинация, созданная существом с одной единственной целью что-то мне показать. Ученая выпрямилась и, не оборачиваясь, двинулась по водной глади, под которой угадывалась многокилометровая толща. В подводном мраке то и дело мерцали голубые огни, над головой сиял рукав Млечного пути — почти такой, как на родной Земле. На его фоне возникли изображения ретранслятора, звезды и двух планет — не голографические, а преувеличенно-реальные, пусть и уменьшенные. На глазах кольца ретранслятора завращались, голубое сияние вокруг них стало нестерпимо белым, и поток вещества от звезды втянулся в них, а мощный выброс окутал планеты, на которых словно погасла жизнь. Космический передатчик искрил, распространял белые молнии, и каждая достигала отдаленных звезд, которые затем взрывались, и облака мертвого разноцветного газа на рукаве галактики ширились, чтобы поглотить все. — Разум — это искусственный интеллект, призванный решать одну задачу, — Энн обернулась ко мне, и вот на меня уже смотрит Гаррет Брайсон. — Мы создали сеть парных ретрансляторов, которую вы называете первичной. В ходе изучения проблемы было выявлено: простейший путь требует их отключения, что противоречит условию: сеть должна действовать. Разум пришел к выводу, что необходимо ограничить использование существующей технологии и разработать принципиально иную, не основанную на эффекте массы. Такую, которая не требовала бы столь больших энергозатрат. Он выявил, что заложенных в нем мощностей недостаточно, поскольку машина не может создавать. Тогда он обратился к нам. И предал нас. По мере повествования передо мной разворачивалось целое представление, иллюстрирующие все сказанное. Разум предстал в виде бесформенного мерцающего нечто, протянувшим нити к все новым вспыхивающим звездам и мирам. Затем рядом с ним возникли силуэты его создателей — и с беспристрастностью хрониста собеседник показал, как их формы сливаются и из них воплощается Жнец — первый из них, Предвестник — единственный, у кого клешней-ног на одну меньше и есть такие же горящие четыре глаза. — Но даже поглотив наш интеллект, Разум не получил нужной идеи, ведь мы создали эффект массы тем способом, который постигли. Ему нужен потенциал, соответствующий определенным расчетным критериям. Со временем раса с таковым потенциалом должна была рано или поздно возникнуть. Чтобы ускорить время, он создал дополнительную сеть, в которой каждый ретранслятор взаимодействует и с парными, и с ближайшими — и Цитадель, управляющую всеми. Разумные виды находили наследие предыдущих цивилизаций, открывали сети, переселялись на Цитадель. Они становились первыми жертвами очередной Жатвы, дающей рождение новому Жнецу — и совершенствование общему интеллекту, Разуму. Так продолжалось много циклов. В текущем ожидание завершилось. Твоя раса, человек, способна устранить угрозу всему существующему. — Вас предало ваше творение… — прошептала я, наблюдая за рождением созданного по образу и подобию Левиафанов Предвестника — самого первого, древнего и опасного. — Но как мы справимся с этим? Что мы должны делать? — Люди — единственный вид, чья генетическая приспособляемость впечатляет, — теперь на меня смотрел Легион, из уст синтетика фраза прозвучала особенно весомо. — Вы живете ничтожно мало, однако за короткий срок успеваете достичь многого. Подобная острота ума присуща только саларианцам, которым, впрочем, не достает иных качеств. Именно люди согласно расчетам Разума могут и должны решить проблему всеобщего уничтожения. Разум вывел, что в вашей изначальной форме достичь максимума реализации интеллектуального потенциала невозможно. Поэтому раса людей избрана, чтобы вознестись вне пределов животного начала — в форме нового Жнеца. И в подтверждение того, что я все понимаю верно, над нами распахнулась величественная панорама постройки чертовски детализированного Протожнеца, на глазах собирающегося из жидкости, поступавшей по тысячам прозрачных труб, перекачиваемой из миллионов, миллиардов коконов, в которых перерабатывались, корчась в адских муках, заживо выжимаемые и перемалываемые люди. Новый Жнец достиг завершения и хищно расставил ноги-клешни, вспыхнув синим биотическим пламенем. — Нет! — я задохнулась от ужаса, широко раскрытыми глазами таращась на воплощенный кошмар, представший передо мной. — Ты имеешь в виду Жатву! Левиафан рассказывал то, чего мы никогда не узнали бы ни от кого другого, но в конечном итоге свел все к одному итогу, который уже был известен и который можно предотвратить. Он знал… Этот сукин сын все знал! — Протожнец… Он — решение, которое вы нашли? — мой голос пропал и стал походить на шипение. — Не мы. Разум, — равнодушно поправил Левиафан, на сей раз приняв облик ассистента Хэдли. Несуществующая полусинтетическая машина исчезла, ее место заняли бесконечно мельтешащие колонки всевозможных символов такого же бледно-голубого цвета. Когда они рассеялись, взгляду вновь предстали агонизирующая звезда и две планеты возле искрящегося ретранслятора. Человеческий Жнец выделялся на черном фоне биотической дымкой, его «собратья» парили рядом. Язык плазмы от звезды исчез, вращение колец замедлилось, пока те не вернулись в состояние покоя. — С помощью вашего уникального потенциала будет создана иная технология, а угрозу существующей возможно контролировать благодаря другому параметру — увеличения вашей биотической силы. Разум давно наблюдает за развитием людей-биотиков, он форсировал появление их большего количества, используя живые ресурсы, полученные в ходе одурманивания. Ваши способности контроля и распределения темной энергии отсрочат гибель. Все эти качества необходимо должным образом раскрыть и усилить. Для этого необходим катализатор. Так вот кто стоял за инцидентами с рассеиванием нулевого элемента над человеческими колониями и другими густонаселенными поселениями. Разум. Интеллект, объединявший под своим контролем и Предвестника, и «Властелина», и всех остальных. Кукловод, дергающий за ниточки крайне смертоносных марионеток. Тот, из-за кого моя мать и еще миллионы женщин были облучены и явили на свет поколение новых людей. Тот, кого нужно было остановить. Когда я услышала о Катализаторе, то вспомнила слова Лиары и поняла, что должна узнать о нем как можно больше. Могли узнать раньше, но информация ускользнула на Марсе прямо у нас из-под носа. Помянув недобрым словом лидера «Цербера», я вновь обратилась к Левиафану: — Что из себя представляет этот Катализатор? Какой-то механизм, технология? Дерек Хэдли подошел к возникшему ниоткуда терминалу — точно такому, с какого стирал данные в лаборатории Брайсона — вывел на экран и развернул ко мне монитор, на котором я увидела знакомый портрет. — Человек. Лидер, чье предназначение — раскрыть и направить интеллект всего человечества на выполнение задачи, для которой создан Разум. Компонент, без которого создание человеческого Жнеца не будет полным. Сперва полагали, что катализатором станет человек по имени Харпер — до тех пор, пока не обнаружили того, кто соответствует во всем. Разум полагает, что катализатором являешься ты. «Ты объединишь расы — и приведешь их к гибели… — монотонный зычный бас Предвестника возвратил меня мысленно к событиям на Менае. — Если бы не ты, новый Жнец выполнил бы свою задачу, устранив угрозу, суть и значение которой тебе не понять…» Выходит, это правда и блеф первого Жнеца вовсе не являлся таковым? Но… Я — Катализатор? Недостающее звено цепочки? Потерянная шестеренка одного большого механизма? — …Что теперь? Что теперь будет? — растерявшись, спросила я, отрешенно смотря прямо в зеленые глаза портрета, изображавшего меня же саму. — Это зависит от тебя, — Эшли Уильямс возникла у терминала вместо ассистента Брайсона. Она нажала несколько клавиш на голографическом терминале, и портрет исчез, сменившись моделью «Нормандии». — Пока решение не осуществлено, Жнецы продолжат Жатву, следуя прежнему алгоритму: собирая генетических потенциал развитых рас, чтобы усилить эффективность Разума, остановить использование ретрансляторов и ускорить выбор катализатора. Если промедлить достаточно долго — все виды постигнет общая участь, если выполнить предназначение — то нужда в Жатве будет исчерпана и многие останутся такими, какими рождены — все, кроме человечества. Разум уверен, что такая жертва необходима. — Должно же быть какое-то другое решение, — отрезала я, не желая даже думать о перспективе принести все человечество в жертву. — Горн! Что будет, если мы закончим строительство Горна? На Марсе мы нашли его чертежи и уже работаем над ним. Что, если мы им воспользуемся? — Горн… — Эшли оставила терминал в покое и подошла ближе. — Устройство, созданное неведомо кем, неведомо когда, неведомо с какой целью. Мы видели, как на протяжении циклов расы, предшествовавшие вам, пытались его построить. Не удалось ни одной, за всю половину миллиарда лет существования чертежей. Горн — источник энергии, исполинский генератор. Не оружие. Последствия его выстрела неизвестны даже нам. Отчаяние толкает хвататься за первую попавшуюся возможность, но разумно ли это? Сумеете ли вы собрать Горн, ничего не зная о нем? Уильямс отвернулась и прошла по водной глади серого нечто немного вперед, вновь глянула через плечо — на меня смотрела мать. Ханна Шепард вывела перед собой разрозненные схемы, похожие на те, которые демонстрировала Лиара Совету Цитадели по возвращению с Марса: — Возможно, мне удастся понять, как работает Горн, если отведешь туда, где строят его. — Ты понимаешь, что не могу этого сделать, — тихо ответила я. Вести существо, мотивы которого до сих пор довольно туманны к, возможно, последней надежде этого цикла — чистой воды самоубийство. Я не доверяла Левиафану, да и вряд ли ему доверился бы кто-то другой. Гиганту ничего не стоит просто уничтожить Горн, когда он подберется к нему достаточно близко. Неоправданный риск, на который никто в здравом уме и трезвой памяти, не пойдет. Не может пойти. — Твоя отчаянная надежда безрассудна, — Ханна покачала головой. — Ни одному виду не удалось создать это устройство. Утерян необходимый компонент. Информация, которую нельзя написать, нельзя перенести или найти. Она была передана создателями проекта. С течением циклов ее носителей обнаружили и уничтожили. У нас есть поврежденный экземпляр этих данных. Изучив чертежи и процесс постройки, мы можем восстановить недостающее звено, тем самым заставить наше творение заплатить за предательство кровью и спасти человечество. В противном случае тебе придется принести себя и свой вид в жертву, если надеешься спасти остальных. Иначе галактика обречена. — Но если мы уничтожим Жнецов, что станет с вашим решением? Если ты говоришь, что они борются с распространением темной энергии, то как бороться с ней, когда мы победим в войне? Что будет с галактикой? — Прежде мы не вмешивались в течение цикла, но уничтожение Жнецов с помощью Горна позволило бы расам цикла совершать полеты через сети ретрансляторов за пределами безопасного ограничения и темная энергия продолжила бы разрушать галактику, поскольку Жатва — установленный ограничитель — прервалась бы. В текущем цикле существуете вы — согласно расчетам Разума, вы способны разработать принципиально иную технологию до того, как звезды начнут гаснуть. При наличии технологии, основанной не на эффекте массы, надобность использовать ретрансляторы отпадет и звезды сумеют вернуть стабильность с тем же результатом, какой дала бы Жатва. Таким образом, Разум констатирует выполнение поставленной задачи. Если уцелеет после того, как выстрелит Горн. — Значит, если я правильно понимаю, вы согласны помочь нам закончить Горн и привести его в действие, а взамен мы, человечество, не откладывая начнем работать над созданием альтернативной технологии, которая спасет звезды от разрушения, — подытожила я и вопросительно посмотрела на существо, бесстыдно прикрывающееся обликом моей матери, почерпнутой из недр моей памяти, как будто бы эта уловка могла б гарантированно расположить меня к нему. — Да. Твой замысел объединить все разумные расы и направить общие усилия на воплощение данного проекта в полной мере соответствуют предназначению катализатора. При этом ты по-прежнему остаешься слабым недолговечным существом, которое смертно, — Ханна приблизилась ко мне, но смотрела без всяких эмоций, будто ожившая восковая статуя из музея. Было непросто абстрагироваться от этого облика и держаться с достоинством: я до сих пор понятия не имею, где моя настоящая мать, и незнание ранит. — Мы научим тебя, как использовать темную энергию, чтобы кратковременно блокировать эффект одурманивания, распространяемый Жнецами, и освобождать от него их рабов, заставляя сражаться друг с другом. Так ты повысишь свои шансы закончить начатое. Из зеркальной глади воды поднялась до боли знакомая сфера, мерцавшая радужной авророй внутри, и зависла между нами посередине. — Тебе понадобится принести один из наших «глаз» в место, где строится Горн. Через него мы увидим все, что нужно. — Я на своей шкуре испытала эффект от излучения, которое создает эта сфера, — вид шара меня несколько отрезвил. — И не хочу подвергать опасности работающую над проектом команду. Это уже слишком. — «Глаза» — это окна, через которые мы наблюдаем за галактикой, оставаясь ненайденными, — выпад нисколько не смутил существо, рожденное миллионы лет назад. — Излучение, влияющее на органические виды, не создается, а лишь передается с его помощью. Создаем его мы. Наше физическое присутствие и наблюдение через «глаз» — эквивалентны. Кроме того, Жнецы не могут одурманить тех, кто находится под нашей защитой. В случае столкновения они уничтожают их, чтобы мы не могли их защитить, — в «окне» передо мной возникла панорама станции на Магавиде, где хаски разорвали на части сотрудников, одержав верх. Я замолчала, мучительно размышляя. Договор с Левиафанами — совсем не то же самое, что союз с турианцами и кроганами. Первая раса непредсказуема, неизвестна, истинные мотивы для нас не понятны. Но все же это сила, которая желает мести Жнецам. Весьма могущественная сила. И если хотя бы в этом наши цели совпадают, то, возможно, союз будет полезен? Но что, если, победив Жнецов, мы обретем в лице первой расы очередного врага, который захочет избавиться от вида, чьи действия не сумеет для себя предсказать? Только пока существует опасность для звезд, Левиафаны нуждаются в человечестве. Пока мы ищем решение проблемы темной энергии, им нет повода нас истреблять. А если отказаться от помощи, Жнецы разделаются со всей развитой разумной жизнью в галактике намного быстрее. Их угроза реальна более чем, тогда как сомнения о Левиафанах — лишь гипотетические. — Убедил… — я подошла к артефакту и провела рукой по его блестящей гладкой поверхности. — Я возьму шар, — неуверенно закончила я, все еще с недоверием изучая «глаз». — Договор заключен. Следующее, что я почувствовала, было давление на мозг изнутри, хотя до сего момента я не ощущала своего тела в иллюзорном пространстве, хотя и могла двигаться, как обычно. В сознание напрямую укладывалась обещанная информация: теперь я знала, что конкретно нужно сделать, чтобы ненадолго выбить хаска из-под контроля Жнеца. Пульсирующая боль нарастала, меня выбросило обратно в собственное тело — ощущение, будто перемололи заживо, обрушилось со всех сторон. Несмотря на это, мне было далеко от обморока. Дно затряслось, вода сжала со всех сторон — из бездонной глубины по бокам от Левиафана поднялись еще двое его сородичей. «Ты найдешь «глаз» в отсеке рядом с тем, где стояла подводная машина. О Жнеце и хасках не беспокойся».***
Реактивные ускорители обладали мощностью, достаточной, чтобы поднять «Тритона» со дна океана. Вернувшись на обломок дрейфующего разбитого корабля, я первым делом увидела массивных тварей, подбиравшихся к «Кадьяку», возле которого держали оборону Гаррус и Вега. Перед глазами все прыгало, голова грозила лопнуть, вестибулярный аппарат, кажется, приказал долго жить. Пожалуй, я даже не вспомню, сколько там было хасков — так сильно все смазывалось и перемешивалось. Потом на миг потемнело, когда усилием воли я вывалилась из машины и заползала, пытаясь подняться. Помню руки, тянущие вверх, заставляющие держаться прямо единственную секунду, необходимую для того, чтобы за талию меня подхватили и потащили в челнок. Ракетный залп мог бы решить этот бой, но вдруг хаски по известной пока только мне (предполагаемой) причине сцепились между собой, дав Кортезу необходимые минуты, чтобы закончить последние приготовления к вылету. Похоже, на пару секунд меня все-таки вырубило, потому что в чувство привели отчаянное тормошение и обрывок возгласа: — …на замерзает! Запоздало мозг осознал, что со мной рядом Гаррус, и я заставила себя сесть на колени — его взгляд и выражение лица я не могла описать бы иначе, как зверское. — Не вздумай. Больше. Так делать, — очень медленно, очень четко и очень веско произнес Вакариан, осмотрев меня с ног до головы, и вперился сверлящим взглядом. Спросил напряженно, но уже мягче: — Как ты? — Да что со мной станет, — стараясь отдышаться, я подтянулась и уронила себя на сиденье. Содрогнулась не то от воды, вывалявшись в луже, которая натекла с робота по возвращению, не то от нервов, мысленно хлопнула себя по лбу и оскликнула: — Подождите! Неведомо при каких силах я кинулась обратно к ангару, отчаянно ковыляя, пока мы не взлетели. Гаррус и Джеймс бросились следом, не уверена, но вроде бы я слышала испанскую ругань. Левиафан не обманул: сфера, целая и невредимая, лежала в отсеке, соседнем с тем, где нашелся «Тритон». Я развернулась к бойцам, пока они ее не успели разбить: — Не трогать, объясню по дороге, улетаем! — рявкнув, я ввалившись в челнок в обнимку со сферой. Стив медлить не стал, и уже через секунду «Кадьяк» оторвался от поверхности крейсера и взмыл в воздух. Казалось бы, все позади и сейчас мы просто исчезнем с Деспойны, но меня охватил ужас, когда в лобовом стекле мы увидели спускавшегося прямо на нас Жнеца, расправившего в стороны лапы, открывая тем самым вид на загорающееся ярким красным свечением ядро. Если он выстрелит, от челнока даже обломков не останется. — Уходи вправо! — крикнула я Кортезу. — Не успеем! — Уходи вправо, черт возьми! Стив подчинился и свернул, вследствие чего удалось проскочить прямо под одной из клешней. Сам же Жнец нас не преследовал: Левиафан незримо ударил по нему, и кальмар, будучи не в силах сопротивляться, по инерции повалился прямо в беспокойный океан Деспойны, где через несколько минут полностью скрылся под водой. «Долетался, сукин ты сын…» — пронеслось в моей голове. Одновременно я силилась подобрать слова для объяснений, которые команда обязательно потребует. — Дана, какого… Зачем ты притащила на борт эту дрянь? — Джеймс дернулся, явно желая выхватить пистолет и направить на шар, что бы и сделал, не сдерживай его мой приказ. — Левиафаны согласились помочь в борьбе против Жнецов. Не трожь пушку, — как можно спокойней попросила я. — Через такие шары они наблюдают за галактикой и через них же защищают от одурманивания. Нам ничего не грозит. — Ты сама выглядишь одурманенной, — качнул головой Гаррус и сделал ко мне шаг, но я сделала свой, закрывая шар и от него, не давая приближаться. — Нет, я в порядке. Но чтобы убедиться в безопасности шара для нас, мы поместим его в защитное поле, — быстро добавила я, тряхнув головой. — Я закрою ее тройным непроницаемым кинетическим щитом, как только сфера окажется на борту, — немедленно пообещала ИИ из динамика челнока, естественно, подслушивая все, о чем мы говорили. — Да, обязательно. И только потом, когда убедимся, что все так и есть, отвезем его к Горну. Левиафаны обещают помочь закончить его, у них есть недостающий компонент, точнее, поврежденный экземпляр, который они восстановят! — видя вытянувшиеся лица соратников, я перевела дух. — Жнецы когда-то были созданы ими, чтобы решить проблему с преждевременным старением звезд — вспомни Хестром, Гаррус: Тали изучала там ту же проблему. Темная энергия разрушает звезды, и, чтобы контролировать этот процесс, каждые 50 000 лет Жнецы уничтожают тех, кто использует темную энергию и управляет последней с помощью эффекта массы. Левиафаны рассчитали, что именно человечество сможет придумать альтернативную технологию, но так как Жнецы предали их и пожали первыми, у них не было шанса дождаться людей. Левиафаны хотят отомщения Жнецам и окончательного решения проблемы со звездами — вот почему они согласились помочь нам. — Если даже и так — почему они не сообщили об этом кому-либо раньше? Если наблюдают за всеми с помощью своих «глаз», — Вега с подозрением покосился на шар. — Они сказали, что ждали такого человека, который может объединить остальных, — я вздохнула и взъерошила волосы. — Они назвали его «катализатором». И сказали, что по их расчетам — это я. — Что, ты? Катализатор, секрет которого украл «Цербер», это ты, Шепард? — теперь уже ахнул и Гаррус. — Но зачем Призрак сразу тебе не сказал? — Хочет, чтобы я сама во всем разобралась по подсказкам, данным им. Когда я говорила с Призраком на Марсе, я не понимала, что он имеет в виду. Теперь понимаю. Он имел в виду жертву, в которую я должна принести себя и все человечество, позволив построить из нас второго Жнеца, прототип которого мы уничтожили однажды за ретранслятором Омега-4. Дескать, человеческий Жнец придумает, как спасти звезды — и это то будущее, что ждет нас, если не сумеем придумать альтернативу, — невесело хмыкнула я, косясь на злополучную сферу. — Вот что. Отвезем этот шарик к Солане, пусть сперва она разберется, насколько опасно или безопасно его привозить к Горну, даже если Левиафаны действительно используют такие сферы для наблюдения и защиты, — посмотрев прямо на шар, я добавила, зная, что незримые наблюдатели держат нас в поле своего внимания: — Я выполню свою часть договора, как только буду уверена, что ученым проекта угрозы от вас не будет. Я не стану рисковать ни человечеством, ни другими видами, не имея гарантий. Думаю, вы, как раса, очень долго и успешно прятавшаяся от Жнецов, мое желание перестраховаться поймете, — я помолчала, ожидая какого-нибудь отклика от хозяев шара, но его не последовало. В конце концов, доверие вначале требуется заслужить, а я не имею права на ошибку, тем более — подвергнуть риску то, на что все разумные расы возложили надежды.