Делириум

Глава 4: Абсанс, часть 1. Абсанс - один из разновидностей симптома эпилепсии. Типичное его проявление характеризуется кратковременным отключением сознания. Отойдя от стола и оказавшись один посреди столовой, Руперт вновь почувствовал, как на него навалилась усталость. Он понял, насколько сильно проблемы и разговоры его новых знакомых отвлекали его от собственного страха. Его ноги сами собой подогнулись, а спина сгорбилась, будто на плечи его взвалили непосильный груз. Однако в голове у него было совершенно пусто. Руперт не знал, за что его сюда посадили, за что доктор Киттинг угрожает ему и почему трое пациентов так о нем пекутся, если только это можно так назвать. Единственное, что он знал - это то, что с ним явно должно произойти нечто очень нехорошее, и что он совершенно ничего не понимает. Он окинул комнату бесцельным взглядом. Он инстинктивно попытался найти знакомые лица, чтобы глазам было за что зацепиться, и почти сразу же натолкнулся на компанию за одним из дальних столов. Это были его новые знакомые, рыжий лохматый пациент, длинношеий параноик и афро-американец, которые по-прежнему сидели вместе. Афро-американец вскинул руки к потолку и, тряся ладонями, воскликнул: - На волю! Мы все должны податься на волю! Руперт боязливо оглянулся на санитаров-охранников у входной двери, но те и бровью не повели. Видимо, такие выкрики чернокожего были для них делом привычным. - Да тихо ты, Марти, - шикнул на него рыжий, хватая его руки и заставляя афро-американца опустить их. - Тише, тише, - в свою очередь зашикал на обоих долговязый Мелман, - вы создаете флуктуации воздуха, а в нем полно микробов! И вообще, шикать - вредно для связок. Они принялись спорить полушепотом. Марти благосклонно улыбался и подмигивал Алексу, Мелман, смешно обхватывая ладонями голову и делая несчастное лицо, тихо охал и ахал. Руперт вздохнул, его взгляд пополз дальше. Он чувствовал себя растерянным и все таким же пустым. Он как будто смотрел на все происходящее сквозь стекло, и все казалось наигранным, ненастоящим, напускным, словно плохое кино. С отстраненной тоской он вспомнил, как ходил в городской зоопарк изучать поведение животных, когда еще - только подумать, прошел всего день, а он уже думает об этом как о прошлой жизни - не сидел здесь. Он проводил много часов в закрытом павильоне, в котором находилась вольера с пингвинами. Половина вольеры была заполнена водой, и издалека она походила на аквариум. Пингвины грациозно парили - другого слова и не подобрать - в воде, вертясь, кувыркаясь, прижимаясь боками к стеклу. Руперт наблюдал за ними и записывал - ему доставляло удовольствие раздумывать над эпитетами, подходящими для описания их движений и поз, иногда он даже позволял себе пуститься на несколько строк в почти литературные описания, хотя и знал, что вычеркнет их из окончательного варианта отчета. Рядом со своими аккуратными записями Руперт иногда пытался делать наброски птиц, но даже если они неподвижно стояли, нахохлившись, на побелевшем от помета сухом островке вольеры, у Куинси выходили лишь карикатурные рисунки, какие смог бы сделать десятилетний мальчик. Поэтому очень быстро он оставил эту затею и просто сидел на лавке напротив стекла, отделявшего его от маленького искусственного мирка пингвинов, и делал пометки в своем блокноте. В будни он часто сидел там один, детей и их родителей, обычных посетителей зоопарка, разгоняли серые будничные обязанности, но так ему нравилось даже больше. Иногда, если он смотрел сквозь стекло достаточно долго и пристально, Руперт мог представить, что он тоже находится в вольере, рядом с суетливыми птицами, а если протянуть руку, то можно было бы прикоснуться к их гладким, прилизанным перьям и погладить их против роста, просто, чтобы посмотреть, как пингвины будут приглаживать их, выгибая дугой свои шеи. В тот момент Руперт почувствовал себя точно так же. Что он просто так долго смотрел на стекло, что ему показалось, что он сам находится внутри вольеры, среди всех этих животных. На секунду, еще с головой в воспоминаниях и ощущениях тех спокойных дней, когда он еще не знал этого кошмара, Руперт почувствовал облегчение - все это ему просто почудилось. Но ощущение быстро исчезло, оставив после себя горькое послевкусие. Вот он, Руперт Куинси, в пингвиньей вольере по ту сторону стекла. По-другую, человеческую сторону, сидит наблюдатель - пусть это будет Якуб Ковальски. Он быстро строчит в своем блонкоте, записывая позы и действия, и делает быстрые наброски. Ведь он, в отличии от Руперта, наверняка умеет рисовать. Ковальски! Руперт вдруг вспомнил о записке, все еще слегка оттопыривавшей ему карман больничных штанов. Нужно передать ее до сегодняшнего вечера, подумал Руперт с горечью, заставившей его губы искривиться, нос наморщиться, а его брови - собрать складочки кожи на лбу. Он не сбежит отсюда, равно как и те трое. Руперт с усилием стряхнул с себя эти мысли и оцепенение, которое они вызывали во всем его теле, и описал полукруг, мелко переступая ногами в больничных тапочках. На противоположной стороне комнаты, рядом с входной дверью и двумя похожими на горилл санитарами, пряталась на белой стене белая же дверь. Подойдя поближе, он смог прочесть надпись над дверью: "Женская комната отдыха". На двери не было ни замка, ни щеколды - почему Ковальски не стал заходить туда сам? Может быть, санитары запрещают входить туда и изобьют любого, кто даже приблизится к женской комнате отдыха? Руперт просеменил к двери и уставился на нее, будто мог проникнуть за нее взглядом, затем перевел глаза на санитаров. Один из них взглянул на него в ответ и неожиданно резко цикнул на Куинси. Руперт едва не вскричал. Оба санитара заржали. - Эй, да ты новенький! - Сказал один из санитаров, тыча в юношу толстым пальцем. - Которого приволок главный доктор, - добавил второй, и они оба снова уставилась на Руперта. Тот съежился в комочек под их взглядами, невольно отступая к двери в женскую комнату отдыха. - Как тебя зовут? Я видел тебя со Шкипером, ты теперь с ними? Ты вообще мальчик или девочка с такими миленькими локонами? - Посыпались вопросы. Над последним оба санитара снова заржали. Руперт обхватил руками свою голову - волосы, все еще мягкие даже после бессонной ночи в поту и страхе, скользнули меж его пальцев, свернулись вокруг них в колечки. За что они его так? Нет уж, он ни за что не скажет им свое имя - они только обсмеют его еще сильнее. - Да, я со Шкипером, - вырвалось у него, - меня зовут Рядовой. Санитары обменялись понимающими взглядами. - Рядовой, значит. И что, ты теперь тоже в их... Компании? Как там это умное слово? - Командос, - помог второй санитар. Оба издали короткий смешок. - Миленькие локоны, Рядовой, - добавил первый, что вызвало еще один взрыв гогота. - Вы уже это говорили, - обреченно вздохнул Руперт. Еще раз взглянув на заветную дверь, он решил, что терять уже нечего. - Мне нужно в женскую комнату отдыха, - сказал Руперт совсем тихо, прикрывая голову руками. - Да проходи, - махнул рукой санитар, - вообще-то это не запрещено правилами. Просто туда никто не ходит, уж не знаю, почему, - тут уж оба санитара хмыкнули, обменявшись многозначительными взглядами. - Да и к ним оттуда тоже особо не торопятся, - добавил второй, и Руперт, воспользовавшись еще одним приступом грязного смеха, скользнул за дверь. Дыхание его стало неровным, будто после забега, и он вытер начавшие собираться в уголках глаз слезы тыльной стороной ладони. Он никогда не понимал этого садистского удовольствия, которое получали подобного рода люди, унижая других. Он попытался выкинуть всякие мысли об этих санитарах, хотя и знал, что не сможет - он всегда был слишком раним, чтобы легко забывать такое унижение. Женская комната отдыха была меньше, чем "Общая комната и столовая", и темнее из-за задернутых на окнах штор. Пациенток-женщин было гораздо меньше - лишь несколько человек сидели за пустыми столами тут и там, словно черные шахматные фигуры проигрывающего партию игрока. Руперт подавился слюной, тяжело сглотнул, и тут же на него поднялось несколько голов. Его взгляд успел задержаться лишь на полной темнокожей женщине, спавшей за одним из столов, положив голову на руки, абсолютно игнорируя его появление, прежде чем к нему подскочила девушка. - О боже, новенький! - Она широко улыбнулась Куинси, тут же хватая его руку и тряся ее, - всегда приятно увидеть новое лицо! Я - Марлин! Как тебя зовут? Руперт неуверенно улыбнулся в ответ. Девушка, среднего роста шатенка, выглядела здоровой и жизнерадостной - ни шрамов, ни нервного тика, ни синяков под глазами. Улыбка ее не была отстраненной или по-сумасшедши широкой, как у Рико. Господи, за что же она могла попасть в столь ужасное место? - Рядо... Руперт, - осекся Руперт. Марлин вздернула брови. - Рядо Руперт? Странное имя. - О, нет, нет, - Руперт даже смог вполне искренне рассмеяться, - меня зовут Руперт. Это Шкипер, - он показал большим пальцем на дверь у себя за спиной, - сказал, что меня теперь зовут Рядовой. Вот, теперь не могу отделаться от этой мысли. - А, Шкипер, - протянула Марлин понимающим тоном, - он и тебя загреб в свою компанию? - Это плохо? - Руперт ухмыльнулся, но ухмылка вышла кривой. - Да в общем-то нет. Они все конечно немного сумасшедшие и о-очень параноидальные, но они - хорошие ребята. По-крайней мере с ними не пропадешь, - Марлин приобняла Руперта за плечи; она оказалась даже немного выше, чем он сам. Руперт еще раз неловко рассмеялся. - Выглядишь неважно, - сказала Марлин, - когда ты последний раз ел? Пошли, у меня здесь есть крекеры для гостей. По-правде сказать они уже порядком залежались - сам понимаешь, сюда редко приходят гости - но думаю, они все еще такие же вкусные, как были раньше. Марлин подвела его к одному из столов и жестом пригласила сесть. Видимо, этот стол был ее - на нем были разложены бумажные цветы, лежало с краю несколько плакатов, изображающих мужчин с гитарами и розами, и стояла миска, которую Марлин придвинула Руперту. - О, нет, я не сумасшедшая, - усмехнулась она, заметив бегающий, полный замешательства взгляд Руперта, - просто в наших комнатах не разрешают держать личные вещи, а в общих палатах и так валяется полно всего. Любишь испанскую гитару? Руперт заглянул в миску - на дне лежало несколько сухих крекеров в форме рыбок. По виду и запаху они ужасно напоминали собачье печенье. Однако голод и стресс, а также случай за столом с Ковальски и Рико, из-за которого Руперт так и не смог попробовать местную стряпню, дали о себе знать. Он с опаской повертел в руке один крекер, понюхал его, закинул в рот и начал быстро жевать, стараясь не обращать внимания на вкус. Вкус, кстати, оказался не так уж плох. - Эм... Неплохо, - похвалил Руперт, давясь крекером, который был, пожалуй, слишком соленым для людей, - не хочу показаться капризным, но нет чего-нибудь попить? Воды или какао? Это печенье немного суховато. Марлин словно поперхнулась воздухом, который неосторожно вдохнула. Ее дружелюбная улыбка медленно перекосилась, словно гнилой деревянный указатель, а руки, будто они перестали быть ее руками, поползли вверх и обхватили горло. Она, не отрываясь, смотрела на рот Руперта, на его сухие губы с прилипшими крошками крекера, и ее дыхание стало резко учащаться. - П-прости, Рядовой, - Марлин закашлялась, сдавливая свое горло, глаза ее в страхе заметались, - да... Кхэ, давай не будем гов-ворить о... О... - О воде? - Испуганно спросил Руперт, не замечая, что его снова назвали Рядовым. Кашель Марлин перешел в хрип, она принялась стучать кулаком по столу, другой рукой все еще вцепившись себе в шею. Руперт вскочил с лавки, едва не опрокинув миску с оставшимся печеньем. - Прости, прости, пожалуйста, - он попытался похлопать Марлин по спине, но побоялся причинить ей вред, поэтому просто положил руку на ее трясущееся плечо. Она сделала несколько прерывистых вдохов между приступами кашля и, оперевшись на руку Руперта, наконец смогла восстановить дыхание и устало осесть на лавку. - Давай просто... Фуф... Давай просто не будем об этом, ладно? - Марлин вытерла пот, выступивший на ее лбу за время кашля, и похлопала Руперта по плечу. На глаза того уже успели выступить горькие слезы вины. - О в... Всмысле да, да, конечно не будем! Пожалуйста, извини! - Руперт аккуратно погладил ее по плечу и поспешил пересесть на свое прежнее место, рядом с миской с печеньем. - Да ничего страшного, Рядовой. Ты ешь, ешь! – махнула рукой Марлин, прерывая поток извинений Руперта. В этот раз, несмотря на то, что аппетит снова стал покидать его, он запихал себе в рот несколько крекеров и заставил себя прожевать и проглотить их. Он уже отчаялся когда либо спокойно поесть в этом заведении. - Я, конечно, не сумасшедшая, но есть у меня одна маленькая проблемка, - сказала Марлин, уже почти полностью пришедшая в себя. Видно, подобные приступы происходят с ней довольно часто, подумал Руперт, - из-за этого я и здесь. Но, думаю, это ненадолго. Совсем скоро я отсюда выйду. Жаль будет, конечно, оставлять здесь всех моих друзей, ну да я буду навещать их! - Это как раз напомнило мне... Марлин, кто из этих женщин Дорис? - Спросил Руперт, с усилием сглатывая остатки печенья и выуживая из кармана записку Ковальски. Он был рад перевести разговор на другую тему. - Дорис? - Спросила Марлин, одаривая его взглядом из-под поднятых бровей. Она легонько усмехнулась, будто Руперт начал рассказывать ей известный анекдот и как раз подходил к самой смешной его части. - Да, Дорис. Ковальски попросил меня передать ей кое-что... - Ковальски? - Тут уж Марлин не сдержалась и хохотнула, - он до сих пор о ней думает? - Ну, очевидно да, если он попросил меня передать ей это, - сказал Руперт, кладя записку перед собой на стол и разглаживая измятую им же самим ткань. - Рядовой, нету никакой Дорис, - сказала Марлин тоном, которым люди говорят о невозможности полета пингвинов, - ее не существует. - Как это...? - Вот так. Она всего лишь галлюцинация Ковальски - он же сумасшедший! - Не говори так о нем! - воскликнул Руперт, прижимая к груди записку ученого, - он хороший человек, я знаю. - Я не говорю, что он плохой человек, - устало пояснила Марлин, - просто сумасшедший. Равно как и большинство местных. Он так озабочен своей Дорис, что успел здесь уже всем порядком надоесть. Его даже больше не пускают в эту комнату, потому что он начинает кричать в пространство и всех пугать. - Н-но... - Почва вдруг ушла у Руперта из-под ног. Он отказывался поверить в то, что очередная вещь в этом ужасном месте оказалась всего лишь бредом, выдуманным сумасшедшим. Ведь Ковальски говорил о своей Дорис так уверенно и с таким чувством - разве можно говорить так о галлюцинации? Но разве стала бы Марлин, с виду такая приятная девушка, врать о том, что Дорис не существует? Юный Куинси уже не знал, чему верить, кому верить, он чувствовал себя, словно солдат на минном поле, ползущий ночью под навесом колючей проволоки - ни один шаг не может быть безопасным, ни одно движение уверенным, а единственное, что всегда было и будет существовать на самом деле, это взрывы под собственным телом. Руперт сжал записку Ковальски в кулаке, не думая о том, что снова скомкал ее. - Нет... Я найду ее и передам ей записку! - Сказал он неожиданно решительно, нахмуренные брови полностью изменили его лицо. Улыбка Марлин дрогнула в углу рта, но затем она сказала как ни в чем не бывало: - Не волнуйся, к этому всему быстро привыкаешь. Может, посмотрим вместе телевизор? Не так уж часто здесь появляются новые лица! Или можем просто о чем-нибудь поболтать. - Нет... Я, пожалуй, пойду, - на душе у Руперта снова стало тяжело, и он почувствовал сильное желание уйти. В любом случае он чувствовал себя слишком растерянным и озадаченным, чтобы наслаждаться этим крошечным шансом на нормальное общение. Лицо Марлин сделалось грустным. - Тебе и правда уже пора? Как жаль, - она принялась теребить в руках бумажный цветок. Руперт кивнул и встал из-за стола, засовывая записку Ковальски обратно в карман, где, похоже, ей было суждено оставаться еще очень долго. - Спасибо за печенье. - Заходи еще, ладно? - Оклик Марлин нагнал его уже у самой двери. Руперт обернулся и помахал ей рукой. Он еще раз оглядел комнату – все пациентки были на своих местах, ни одна из них так и не сдвинулась ни на дюйм. Марлин была единственной из них, кто выглядел живой, кто был похож на человека, а не на темную шахматную фигуру, ожидающую судьбоносной руки игрока. - Конечно, - сказал Руперт и вышел из комнаты. A/N: Эту главу пришлось разбить на две части, так как она получалась слишком длинной, и сама тормозила собственное написание) Я постаралась описать Марлин максимально похожей на оригинал, но к сожалению я слишком плохо понимаю ее характер. Надеюсь, получилось не так ужасно.