Здравствуйте, я ваша Мэри!

О халифе Суф-как-его-там я была гораздо лучшего мнения. Из всех паршивостей человеческого обличья хуже всего, пожалуй, эта неспособность чуять, что у других на уме! Даже тролля, хоть и непросто, но можно удержать насильно… хотя вряд ли человеческий мужчина тогда и захотел бы жениться.        Примерно все это – не поручусь, что именно в таких словах, конечно – я и высказала в зале, в результате чего и оказалась заперта в этой каменной комнате. Не особенно похожей на темницу – вездесущие ковры и подушки делали ее весьма уютной, даже более, чем многие жилые пещеры Народа в которых для комфорта хватало соломы да шкур. Но без ковров и подушек бы я и тут вполне перебилась, а вот такой важной детали, как выход, в комнате не было. Вообще. Дворцовые ифриты переместили меня сюда магически после того, как я высказалась, ну, и сломала стражникам пару носов... Сплошные каменные стены, серьезные, даже полноценному троллю без серьезного разбега не проломить. В крошечные окошки под потолком и Бри протиснулась бы, разве что превратившись в белку! Кажется, при всей знаменитой кротости женщин Восточного владычества, опыт заставлял тюремщиков принимать меры, чтобы пленницы не смогли навредить ни себе, ни страже: даже ковер оказался почти намертво приросшим к полу. Впрочем, против королевской стражи, без колебаний применяющей магию, все эти коврики и флакончики с «вониями» все равно не помогли бы.        И Джинн мне ничем помочь не мог, это я понимала. Если он и рассказал своему отцу всю правду, тот не придал этому значения, а настойчивое желание непременно сорвать эту женитьбу могло заставить Повелителя подумать, будто у сыночка самого на меня какие-то виды! На такие жертвы дружеского расположения принца бы не хватило, это он уже честно признавал. Не удивлюсь, если Джинна самого заперли на другом краю дворца-городка, чтобы халифу не рассказал лишнего насчет меня. А Бри… сама-то, с ее превращениями, может сбежать откуда угодно, но вот помочь кому-то в одиночку – уже сложнее. Да и захочет ли? Лепреконка мало того, что считает, будто свадьба способна снять проклятье ведьмы, но и вообще находит ситуацию весьма забавной, особенно после того, как мы убеждали ее сыграть роль «принцессы» как раз перед сватовством.        Все разрешилось бы чертовски просто, будь тут Бри права. Уж расколдовавшись, развод я бы точно без всяких проблем получила – вот только не настолько я во все это верила, чтобы рисковать. Ведьма могла и совершенно другую «программу» создать. Если вообще создавала – по правилам у любого колдовства или волшебства было что-то вроде «аварийной» отмены, но знала ли эти правила самоучка из глухой пустыни? Вот только… а какие еще были варианты? А для того, чтобы экспериментировать что с «живой водой» на Линфее, что с легендарным зеркалом истинной сущности где-то в Магиксе, следовало для начала сбежать отсюда подальше. И, если ни выбраться самостоятельно, ни ждать от кого-то помощи я не могу, то дурацкая свадьба – единственный доступный, хм, план. И ладно бы если свадьба с представителем моего собственного народа, с чего-то бы вдруг пожелавшего взять меня в этой жалкой человеческой личине – как я слышала, поколениями живущие рядом с городами людей Эрр-Ыглафф иногда человеческими женщинами интересуются. Пусть эти соседствующие с людьми племена деградировали и отупели от влияния чужой культуры, но это все же лучше, чем кандидат-человек, которому даже брачные традиции толком не соблюсти! Хм… а может, в этом все и дело?        Прошло несколько дней, за которые я не видела ни Бри, ни Джина. Вообще говоря, я никого за эти дни не видела, хрупкие подносы с едой и чистая одежда появлялись сами по себе при помощи магии, магия же поддерживала в комфортабельном узилище порядок, восстанавливая заодно те мелкие разрушения, которые мне со скуки удавалось там учинить скудными подручными средствами. Поразительно, каким беспомощным пленника на практике делала магия. Если задуматься, то, даже удайся кому-то причинить себе вред или отказаться от еды, волшебство все равно могло исцелить повреждения и поддерживать в нем жизнь столько, сколько потребуется, единственным выходом стала бы разве что мгновенная смерть, а кто, решившийся даже на самоубийство, сумел бы его совершить при полном отсутствии инструментов? Впрочем, меня это не касалось, такие «выходы» я и рассматривать не собиралась! Одно дело – готовность погибнуть с бою с драконом или с ифритами королевской стражи, а совсем другое – самой себе пытаться вредить. Кому вообще из народа такое в голову бы пришло?!        Спустя четыре дня, правитель и коварный южный халиф, как видно, посчитали, что моя воля уже достаточно подточена безысходностью. Странное решение – пытаться сломить пленников, обеспечивая им безопасность и неплохую кормежку, «испытывая» при этом разве что скукой и одиночеством, но, раз в плену тут традиционно оказываются, так сказать, невесты, то понятно нежелание причинить им физический вред. Человеческие женщины хрупкие. Но вот почему такое заточение должно было заставить кого-то передумать, я все равно не понимала!        Примерно это я и сказала, снова представ перед Хансином Сирокко, халифом и плотным кольцом дворцовой стражи. Может, по местным законам четвертинки Квадроса воля Повелителя и была абсолютным законом, но я-то была иномирянкой. И вообще не особенно понимала, с какой стати вождю вмешиваться в такие вещи, как чья-то женитьба!        - На своей земле Повелитель вправе дать согласие на брак девицы вместо ее родителей или опекунов. Лучшим согласием самой девицы будет молчание.        - Не скажу, что у великого народа Эрр-Ыглафф вовсе не принято насильно принуждать к браку, но в таких случаях претендент хотя бы сам побеждал сначала в поединке! А не мог победить, так шел в болото со своими намерениями, а не выпрашивал помощи у вождя, не прятался за спинами стражи и слуг!        Я еще поняла бы такую трусость, не будь я изуродована и ослаблена проклятьем ведьмы, но сейчас-то у него даже были шансы победить, и он даже не попытался.        - Что это за дикость, устраивать поединки с невестами? – опешил Су-фу-фи-ван. Никто из ифритов не позволил себе даже тени усмешки на красновато-смуглых, будто глина, лицах, только Хансин покосился в его сторону с легким презрением. Хотя о подобных традициях, уверена, тоже ничего не слышал.        - А что за олух, скажите пожалуйста, берет себе против воли жену, с которой сам же чисто физически опасается не совладать? – огрызнулась я. – Как в Песне: «Как ни сопротивлялся униженный супруг, он был на крюк настенный подвешен, словно тюк, чтоб сон жены тревожить объятьями не смел. Лишь чудом в эту ночь король остался жив и цел»*, полагается к слугам за помощью обращаться!        - Я это уже вовсе не мои проблемы! – с кривой полуулыбкой обернулся Правитель к халифу, раздраженно сжимающему зубы. – Я пообещал, что он получит в жены любую девушку, на которую укажет, а не что стану вместо него учить иномирскую дикарку послушанию.        Ифриты переглянулись, хоть на их затвердевших «глиняных» лицах по-прежнему ничего не отражалось, Суффа это отчего-то окончательно вывело из равновесия.        - Говоришь, если я одержу победу в бою – без магии и без оружия – ты готова будешь покориться не только воле Повелителя, но и мне лично?        - Покажешь мне так, что достоин уважения. Сам говорил, что ни ты, ни твоя стража не могли даже отогнать дракона от оазиса, а я это сделала без магии и лопатой!        Пусть у меня и сохранилось над людьми некоторое преимущество и магия драконьего проклятья приводило меня не в апатию, а, напротив, в яростную отчаянную готовность убивать или умереть.        - Впрочем, ты говорил, что благодарен мне! И теперь из-за тебя я и мои друзья в плену!        - Я благодарен! – мрачно заверил халиф. – И только потому готов убеждать тебя в чем-то вместо того, чтобы просто провести до своих владений в кандалах и запереть уже там! Да и методы внушить уважение предпочел бы не ваши дикарские, потому что не хочу причинять тебе вред.        - Эрр-Ыглафф народ великих воинов. Это касается его сыновей и дочерей в равной степени, а мужчины не выдирают своим женам зубы, потому что не боятся, будто свободными и сильными жены превзойдут их!        Хансин прищелкнул языком и вопросительно-лениво уставился на Суффа.        - Если соблюдение «традиций» дикарей решит проблему, то я дозволяю провести этот… обряд, скажем так, ради взаимного согласия и уважения между культурами. Для моего наместника ведь не проблема справиться самому с безоружной девчонкой?        - Нет, Повелитель, – едва разжимая зубы, процедил халиф. То ли его беспокоили воспоминания о столкновении с драконом, то ли здесь поводом для насмешек стали бы и победа и поражение в бою с собственной невестой.        Впрочем, у Хансина оказалось достаточно общих с Джинном черт, пусть и иссушенных временем, чтобы заметить, что он и без того забавляется происходящим.        Как бы то ни было, просить у Повелителя помощи в том, чтобы совладать с девицей, показалось Суффу еще большим позором.        Ифриты, переглядываясь смеющимися глазами на непроницаемых лицах, расступились, освобождая пустое пространство посреди зала.        Сейчас, к сожалению, у меня не было даже лопаты. Только хилое человеческое тело, слишком легкое, в котором мало толку оказалось от привычных мне приемов и ударов, да и достигшие цели чужие удары чувствовались совсем иначе. Тролли почти не умеют уворачиваться, не столько потому, что не хватает ловкости, сколько потому, что в этом нет нужды. Природная шкура, конечно, не сравнится с железным доспехом, но легкому кожаному точно не уступит! Пробить ее непросто – в том числе и другому троллю. Да удары собственными тяжелыми дубинами нам грозят разве что ушибами, чтобы покалечить всерьез, нужно не меньше каменного валуна уронить! Ну, или использовать острое или плюющее огнем оружие, которое делали люди. Конечно, у Суффа было такое же легкое слабое человеческое тело без прочной шкуры, но он всю жизнь в таком прожил, и боевые навыки приобретал тоже в нем, пусть и предпочитая полагаться больше на магию и оружие хитрецов, так что куда лучше меня знал и возможности, и слабые места. Непривычно было, что меня могут сбить с ног даже сильным толчком, непривычно, чтобы каждый удар откликался болью, даже тот, что наносила я сама, потому что легкие кости и тонкая непрочная кожа не выдерживали нагрузки.        Хуже всего, что Суфф быстро, едва не быстрее меня самой, понял, чем плоха моя манера боя: он уклонялся, нагнувшись, проскальзывал под рукой, чтобы тут же развернуться и подтолкнуть в спину. В очередной раз промахнувшись, я влетела лбом в зачем-то прыгнувшую наперерез колонну, в глазах на пару ударов сердца потемнело, противник куда-то пропал, но, прежде чем я смогла, щурясь, развернуться вокруг себя в его поисках, снова поднырнул вниз, сбив меня с ног подсечкой. Торопливо подставленные руки свело болью, особенно в локтях, но только они и не позволили мне шмякнуться об пол лицом.        - Храбрости тебе не занимать! – на шею, надавив сверху, легла рука. – Но таких умений против обученного воина все же мало.        - Видно, так! – не стала я спорить. Рука отпустила и я тяжело поднялась на ноги. Одного я смогла добиться – победа все же не стала для Руффа слишком легкой, теперь его смуглое лицо оказалось расцвечено ссадинами, а от тонкого носа с горбинкой рассекала губу полоска крови.        - Надеюсь, пререканий мы больше не услышим, – проговорил Хансин. Я хмуро молчала. Как он там говорил – лучшее проявление согласия у девицы? – Вот и отлично. Торжество и окончательное заключение союза подождет вашего возвращения в халифат Джибли, но я должен засвидетельствовать ваш брак уже сейчас, после чего Суфиан Джибли принесет мне клятву младшего родича.        Ифриты расступились, повинуясь ленивому взмаху руки, а смуглокожий мальчишка, одетый только в шаровары и крошечное подобие жилета, поднес к «тронному дивану» с горой подушек золотой поднос, на котором стояла плоская чаша. Суфф потянул меня за руку, заставив тихо рыкнуть от боли в ушибленном локте, и тоже подвел к возвышению. Мальчишка с чашей оказался как раз между нами, вернее, его поднос – сам он остановился на шаг дальше от трона.        - Сделай глоток из чаши! – потребовал Хансин.        Я с подозрением принюхалась, но без тролльего чутья различить ничего, кроме запаха сладкого теплого молока с какими-то пряностями, не получилось. Я повиновалась, приподняв плоскую чашу обеими руками.        - Я беру в жены эту деву и приношу клятву пожизненной верности и почитания Хансину Сирокко, признав его главой своего рода!        - Да будет так! – с кривой усмешкой подтвердил Повелитель. Суфф тоже сделал глоток из отобранной у меня чаши, после чего поставил ее обратно на поднос и встал на колени, судя по скошенному взгляду, призывая меня к тому же.        Поворачивая голову, я мельком успела заметить, как на губах мальчишки с чашей мелькнула хорошо знакомая пакостная улыбка Бри. _________________________________ * «Песнь о Нибелунгах» (как упоминалось, Маруська изучала человеческий мир и культуру. И героический эпос из наиболее понятных ей аспектов, у народа троллей тоже есть песни-сказания, только без письменности, передаваемые поколениями шаманов из уст в уста)