Rammstein: нескучная жизнь

Близились гастроли группы, среди которых был концерт в Америке. Все собрались в гостях у Тилля и думали над предстоящим представлением. Пауль сидел на софе, скрестив ноги, и иногда что-нибудь говорил, но никто его не слушал. Тилль говорил негромко, спокойно. Он сидел рядом с Паулем. Рихард расселся на стуле, поставленном спинкой вперед. Флаке стоял у окна, изредка садясь на широкий подоконник, чуть не смахивая вниз горшки с цветами. Оливер откинулся на спинку кресла, а Шнай присел на ручку. ― Давайте оденемся во фраки? ― предложил Рихард, зевая. ― Сменим имидж, так сказать. Все посмотрели на него как на ненормального. ― Мне кажется, ты стал забывать, кто мы такие, ― покачал головой Флаке. ― Фраки будут выглядеть весьма странно. ― А твои сценические костюмы не странные? ― поддел его Рихард. ― У нас у всех на концертах та одежда, которая нам подобает, ― примирительно заметил Оливер. ― У меня была одна идея… ― начал Тилль, как будто не замечая их разговора, ― так как концерт в Америке будет проходить в Сан-Франциско, то мы могли бы… ― Закидать толпу картошкой фри? ― подхватил Пауль. ― Провести концерт на крыше, ― продолжал Тилль. ― Люди будут стоять внизу, а мы будем смотреть на них почти с высоты птичьего полета и… ― И мы закидаем толпу картошкой фри! ― заликовал Пауль. ― Это интересно, ― протянул Круспе, ― устроить концерт на крыше. А зачем? У Тилля был уготован ответ на всё. ― Затем, чтобы, во-первых, показать грандиозное огненное шоу… ― сказал Тилль. Послышалось недовольное бурчание от Флаке. ― А во-вторых, это будет просто незабываемо. ― А как мы инструменты и остальную технику занесем на крышу? ― испытующе посмотрел на Тилля Круспе. ― Сам будешь ее тащить. Не хочу сердечного приступа, я еще слишком молод. ― С этим мы разберемся, мой друг, ― пообещал Линдеманн, ― что касается выхода на крышу… ― Ну не будем же мы появляться из чёрного хода последнего этажа, в самом деле! ― воскликнул Лоренц. ― Надо что-то внушительное, вроде выдвигающейся из пола какой-нибудь штуки. ― А представьте: все ждут, что мы появимся снизу, а мы неожиданно прилетаем на вертолёте, ― с энтузиазмом проговорил Ландерс. ― Ага, а потом мы спикируем на парашютах, ― язвительно сказал Кристиан, ― а в конце концерта спустимся с крыши как скалолазы? Открытие спортивных игр объявляю открытым! Пауль смотрел на него так, словно хотел прожечь в нем дырку. ― Подробности рассмотрим позже, ― отрезал Тилль, ― давайте подумаем над тем, о чем еще не думали. ― Сколько нужно картошки фри, чтобы… ― начал Пауль, но Рихард пнул его. ― Какие песни будем исполнять? Это же очень важно, ― сказал Тилль. ― Мы успеем написать этот список прямо перед выходом на сцену, ― отмахнулся Флаке, ― какая разница, сыграем что-нибудь. Главное, «Америку» сыграем однозначно. ― Иногда я тобой просто поражаюсь, ― сказал Тилль. ― А когда мы будем на крыше, нас точно будет видно снизу? ― заволновался Рихард. ― Тебя все увидят, не беспокойся, ― успокоил его барабанщик. ― А если у нас с Паулем проснётся боязнь высоты? ― спросил Круспе. ― Что ж, упадёте на толпу ― очень даже мягкое приземление, ― ответил Кристиан. ― А как мы с крыши будем автографы давать? ― распалялся Рихард. ― Надо решать вопросы по мере их поступления, ― мудро высказал Тилль. Они ещё немного посидели и разошлись, не вспоминая больше про идею Тилля в этот день. Но сам Тилль долго сидел, надеясь, что в его голову придёт какая-нибудь гениальная мысль. И чем больше он думал, тем больше возрастало желание бросить всё это. ― Жарко сегодня, ― сказал Шнайдер, поднося бутылку минералки ко рту и разом осушая ее. Пауль пригласил всех к себе и вынес большой стол в сад, где за стеной деревьев никто бы не увидел их с улицы. Они расположились в тени раскидистого старого клёна, и его листья изредка отрывались от веток и падали на стол. ― Надеюсь, вы пришли сюда не только поесть, ― напомнил Тилль. ― Как раз наоборот, ― улыбнулся Кристиан, ― расслабься, сейчас ты можешь отдохнуть. Круспе протянул руку, но не достал до тарелки с печеньем. ― Кто-нибудь там, с другого конца стола, подайте мне… ― но он не успел договорить. ― Флаке! ― вскрикнул Рихард, падая со стула под обстрелом апельсинами. ― Так что там тебе подать? ― невозмутимо спросил Лоренц. ― Верни мне хорошее настроение и подай что-нибудь тяжелое, ― проворчал Круспе, ― я ведь метко стреляю! ― Докажи, ― усмехнулся Флаке, ― мне кажется, ты на первом месте среди всех мазил мира. ― Хорошо, сегодня в три жду тебя в тире! ― громогласно воскликнул Рихард, ― я размажу тебя по стенке своим умением стрелять, как ты размазал мне по лицу эти апельсины! ― Получилось метко, словно целился в мешок с томатами, ― со смехом отозвался Флаке, ― кстати, не могу не отметить, что цвет кожи твоего лица посвежел. ― Мне кажется, он стал еще больше похож на мертвеца, ― вмешался Пауль, ― если бы не было лака на волосах, я бы испугался этой мумии. ― Пауль, на себя сначала посмотри, ― ответил ему Шнайдер, ― я тебе уже в сотый раз повторяю: сделай кудри. ― Дум, я вообще думал, что тебя тут нет! ― удивился Пауль. ― А куда же, по-твоему, исчезла большая порция куриных крылышек? ― прищурился Шнай. Тилль всё это время сидел молча, смотря в свою тарелку. Наконец, после выкрика Рихарда «А я сейчас как возьму стул и кое-кому по голове настучу!...» он заговорил: ― Кажется, я что-то придумал. Оливер, поднёсший вилку ко рту, замер. Он давно прислушивался к разговору и хотел высказаться. ― Как вам такая идея: на одной крыше будем стоять мы, а на соседних крышах ― зрители? И всех будет видно, ― посмотрел Тилль на Круспе. ― А никто к нам не перепрыгнет? ― с сомнением спросил Пауль. ― Не перепрыгнут, если они не чемпионы по прыжкам, ― ответил Линдеманн, ― к тому же, мы выберем самую удачную крышу. И она, разумеется, будет плоская. Рихард Круспе по прозвищу Шолле прицелился и, стараясь, чтобы не дрогнула рука в прямом смысле этого слова, выстрелил. Он почти попал по железной уточке, и с досадой шлёпнул себя по коленке. ― Ну, что я тебе говорил? ― положил Флаке руку ему на плечо и по-дружески похлопал, утешая его: ― надеюсь, ты попадешь хотя бы один раз из ста. ― Спасибо за поддержку, ― хмуро ответил Круспе. Затем он пять раз метко попал в движущихся зверьков и, сияя, повернулся к Лоренцу: ― Ну, что я говорил? ― тут его глаза сузились: ― а ты почему не стреляешь? Боишься? Не отвечая, Флаке отобрал у него винтовку и выстрелил шесть раз, ни разу не промахнувшись. ― Теперь у нас ничья, ― облегченно сказал он тоном человека, которому сильно повезло. ― Это ненадолго, ― гордо возразил Рихард, выходя из тира, ― в следующий раз я обыграю тебя, очкарик, поверь. Тилль стоял у аэропорта с сосредоточенным выражением лица. Он периодически смотрел то на часы, то на свой коричневый чемодан. Наконец он заметил среди людей, постоянно снующих около него, Пауля и Оливера. Они увидели его и обрадовались: ― Тилль, тебе как всегда не терпится прийти первому, ― укоризненно, но беззлобно сказал Пауль. ― Он приходит раньше, чтобы потом говорить: «Эх, вы, вечно опаздываете, как так можно», ― ответил ему Оливер. ― На этот раз вы пришли вовремя, а вот остальные… ― Тилль безуспешно смотрел на мелькающих людей, надеясь увидеть знакомое лицо. ― Мы не опоздали? ¬― спросил Рихард, взявшийся словно из неоткуда. Он тащил за собой громадный чемодан, который громко стукал колесиками по асфальту. С ним пришел и Шнай. Он был налегке. ― Что у тебя в этом чемодане? ― удивился Кристоф, ― туда можно спрятать целый велосипед. ― То же, что и у тебя в маленьком пакете: парочка вещей, необходимых для жизни, ― туманно объяснил Круспе. — Бойтесь этого человека, — медленно произнес Шнай, указывая на Рихарда, — неизвестно, что у него там спрятано… ― А где же Флаке? Наш самолёт скоро улетает, ― нервно напомнил Ландерс. ― Хайко Пауль Хирше! Ты ослеп? ― перед ними из толпы возник Лоренц собственной персоной. ― О, смотрите, кто пришёл! Я думал, ты споткнулся и упал на дороге, потеряв очки, ― признался Рихард. ― Я долго думал над идеей Тилля… ― начал Флаке, ― и, хотя она мне не нравится, я все-таки пришёл. ― Тебе всё новое не нравится, ― проворчал Рихард, ― но без перемен нет и жизни. ― Что ж, философы, пора идти, ― Линдеманн посмотрел на свои внушительные часы и сдвинулся с места. ― Стойте, может, щёлкну разок? ― улыбнулся Оливер, доставая из кармана новенький фотоаппарат. ― Специально для этого купил. Все нехотя посмотрели в объектив. Рихард заторопился надеть черные очки. Но не успел, и на снимке получился не очень удачно. ― Я всегда получаюсь удачно на фотографиях, потому что я фотогеничный, ― уверял он Кристиана, когда заходил в самолёт. ― Не сомневаюсь, ― подмигнул ему Флаке. ― Хочу место у окна, ― засуетился Пауль и плюхнулся на сидение, ― Тиллька, садись со мной! Однако никто не захотел садиться с Паулем, кроме Шнайдера. ― Извини, но иногда в самолете я хочу просто поспать, а не занимать беседой маленького ребенка, ― так объяснил ему Линдеманн. И сел с Рихардом. ― У меня в чемодане были кроссворды, а теперь они в багажном отсеке, ― сокрушался Ридель, ― чем же я теперь буду заниматься? ― А у меня сзади кто-то упорно пинает спинку кресла, ― недовольно проговорил Круспе и обернулся. Пинки сразу прекратились. ― Ну конечно, кому еще быть, как не тебе! ― сказал он, уставившись на Лоренца. ― Всегда рад с тобой поболтать, ― широко улыбнулся тот, ― но ты, разумеется, теперь будешь разговаривать с Тиллем. ― Что? Я буду спать, ― угрюмо сказал Линдеманн, отвернувшись к окну. Самолет взлетел, нужно было пристегнуть ремни, и разговоров поубавилось. ― А я вот не люблю спать в самолёте, ― ни к кому особо не обращаясь, сказал Рихард. ― Боишься высоты? ―послышался сзади понимающий голос. ― Это тут вообще ни при чем, Флэйк, ― ответил Рихард, не поворачивая голову назад. ― Следи за языком! Я не Флэйк, ― поправил его Лоренц. ― Флаке, что ты делаешь? ― спросил Оливер. Круспе моментально обернулся, но было уже поздно. ― Я сделал тебе корону в виде жевачки, и теперь ты Король всех неудачников, ― сказал Флаке. ― Что-о? ― лицо Рихарда стало известняково-белым, ― на моих волосах жевачка?... ― Что-то типа того, ― кивнул Оливер. ― Сфотографируй его! ― предложил Пауль, сидящий сзади Риделя. Оливер достал фотоаппарат и молниеносно щелкнул, запечатлев исторический момент до того, как руки Рихарда добрались до него. Круспе отвернулся от них и тяжело опустился на спинку кресла. Вдруг он увидел, что у Тилля во сне изо рта потекла слюна, и он потребовал фотоаппарат, чтобы отыграться на ком-то. Щёлк! – и фотография со спящим Тиллем Линдеманном готова. ― Какой же ты мстительный! ― покачал головой Лоренц. ― Не больше, чем ты, ― отпарировал Круспе. На другом ряду шёл свой разговор. ― Почему ты думаешь, что мне надо сделать кудри? ― поинтересовался Пауль. ― Я пошутил, это будет выглядеть крайне нелепо, ― Шнай помолчал. ― Ну, вроде белого ирокеза Рихарда, если вспомнить старые времена. ― А-а, понятно, ― разочарованно протянул Ландерс, ― а вот тебе идут кудри. ― Ты так думаешь? ― спросил Шнайдер. ― Разумеется, самая лучшая прическа у Олли, ― улыбнулся он. ¬― Да уж, ― согласился Пауль, ― голова блестит, как будто облита маслом ― отличная причёска! ― Я вас слышу, ― сказал Оливер, но в его голосе совсем не было обиды.