Rammstein: нескучная жизнь

Рихард валялся на скрипучем диване и от скуки рассматривал диск последнего альбома Раммштайн. Целую минуту он пристально смотрел на обложку. Шнайдер, сидящий в кресле на другом конце комнаты, неожиданно изрёк: ― Самолюбие ― коварная штука, которая стала твоей неотъемлемой частью, Риха. Наступило долгое-долгое молчание… Вернее, Рихард хотел, чтобы оно наступило, но не выдержал: ― При чем тут самолюбие? Всё абсолютно нормально. Я же вложил в этот диск частичку своего таланта. Актёры тоже ходят в кино увидеть себя, ― и он покрутил палец у виска, фыркнув. ― «Угадайте, кто на этой обложке самый фотогеничный?» ― отпарировал Шнай, поддразнивая его. ― Ты неисправим, ― вынес вердикт он. ― Ой, какой философ тут нашелся! ― Рихард швырнул диск куда подальше и поёрзал на диване, который отзывался жалобным стоном пружин. Ещё одно движение ― и одна из них выскочила через дыру в ткани. Вообще, этот диван был очень, очень стар и некрасив. Его обивка почти стерлась, лишь кое-где угадывался бледный узор. Даже покрывало, призванное скрыть внешнюю убогость дивана, почти сползло на пол, и лежащему на нем Рихарду Круспе было слишком лень его поправлять. Зато он озвучил хорошую идею, задумавшись на несколько минут: ― Этот ненужный хлам давно пора выкинуть. Что он вообще делает в моем доме, да еще и посреди комнаты?! ― С этого места поподробнее, ― ухмыльнулся Кристоф. ― У меня руки вот уже год не доходят вышвырнуть этот диван отсюда, ― со вздохом сказал Рихард. ― Поверить не могу, что у такой великой звезды рок-музыки в доме стоит такой старый трухлявый диван, ― заметил Шнайдер. ― Ты, наверное, не был в гостях у Флаке, ― перевел стрелки Круспе. ― Живет, как скромняга, а такой чертяга по характеру, каких я в жизни не встречал. ― Ну-ну, без выражений, ― строго, но с еле заметной улыбкой отрезал собеседник. ― Вот взгляни на это с другой стороны. Подумаешь, старый диван, да? ― Ну. ― Подумаешь ― стоит тут и пылится, да? ― Ну? ― Но ведь, возможно, у тебя с ним связаны какие-то приятные воспоминания, ― улыбнулся Шнайдер, теперь не скрывая улыбки, впрочем, как и удовольствия злить Рихарда. Гитарист так странно покосился на злополучный диван, как будто он вот-вот превратится в дряхлого старика и станет рассказывать разные увлекательные истории, начинающиеся словами: «А помнишь, Риха, однажды ты сидел на мне…» ―Всё, ― громко заявил он, ― мое терпение лопнуло! ― С этими словами Рихард пнул ни в чем неповинный предмет мебели, как будто тот мог улететь от удара из поля зрения. Он пинал и пинал диван со злостью, а Шнайдер сидел и хохотал над всей бессмысленностью этой картины. Вскоре ему надоело заниматься таким абсурдным делом, и Рихард (не без помощи Шная) выкатил диван на улицу, оставил прямо на дорожке в центре сада и сразу же уселся на нем. ― Самое хорошее место, не правда ли? ― сказал Шнай, подходя сзади и кладя Рихарду руку на плечо. ― Может, сдвинешь его куда-нибудь с дороги? ― Пожалуй, ― нехотя согласился Рихард, и они, кряхтя, стали по миллиметру двигать диван. ― Странно, мы его легко выкатили наружу, а сейчас он стал неподъемным, как будто приклеился, ― констатировал факты он. ― Может, отлетело колесико? В конце концов они просто плюнули на передвижение дивана, и он так и остался стоять посреди сада. ― А знаешь, люблю что-нибудь необычное, ― мечтательно сказал Рихард, который, казалось, прочувствовал эту атмосферу умиротворения и спокойствия, сидя на невзрачном диване в тени деревьев. ― Отлично, для полного счастья осталось перетащить его куда-нибудь на шоссе, это будет необычнее необычного, ― добродушно пошутил Шнай. Не успел Круспе с укором посмотреть на него, как зазвонил телефон, на рингтоне была очень внушительная партия соло-гитары. На лице Шная отобразилось «Вот видишь, я же тебе говорил про самолюбие». И не успел Рихард сказать «Алло», как услышал голос Пауля: ― Быстрее в студию, ленивые задницы! У Тилля и Флаке какая-то идея, он не хочет делиться ей без вас. Рихард и Шнай поторопились сесть в автомобиль и доехали до студии быстрее ветра ― Круспе несся на скорости света. Пауль снова позвонил, когда они уже садились в лифт. ― Сейчас, ждите, ― нетерпеливо проговорил в трубку Рихард и нажал кнопку пятого этажа. Лифт тронулся вверх. ― Интересно, что они там придумали, ― гадал Шнайдер, ― буду рад, если это текст новой песни. ― Ну да, Тилль ― это, грубо говоря, фабрика по созданию хороших текстов, ― согласился Рихард. Шнай с удивлением глянул на него, и тут лифт немного подпрыгнул вверх и остановился. Это был явно не пятый этаж, куда им следовало добраться. Двери не открывались. Секунду в кабине лифта стояла тишина, потом стало понятно, что лифт совсем не собирался открываться и через минуту. И через пять минут. Десять… Рихард сказал упавшим голосом: ― Только не говори, что… мы застряли здесь. *** Тилль ворвался в студию с кучей исписанных листков в руке. Никто ещё не пришел, поэтому он вздохнул и уселся на пол. ― Выкладывай, что у тебя там, ― послышался голос Оливера, который, оказывается, незаметно сидел в уголке студии, спрятавшись за гитарами. Тилль вздрогнул и усмехнулся: ― Ты как маленькая серая мышка там сидишь, ей-богу! ― Ну, обижаешь, не такая уж и маленькая, ― сказал Оливер и выпрямился. Стало видно, что он валялся в горе пустых кружек чая. ― Олли, ты просто чайный алкоголик, вот что я скажу, ― строго сказал Тилль. ― Убери всё это, пока кто-нибудь не пришел… ― Пауль уже здесь, теперь можем начинать, ― доложил Пауль, появившись в студии с громадной пачкой чипсов, которая сразу же вылетела за дверь одним пинком Тилля. ― Да что с вами, в самом-то деле? Вы пришли сюда поесть и попить?! ― возмутился Линдеманн, бросив свои листки бумаги в воздух. Глаза его горели. Пауль невольно попятился назад и уронил какой-то инструмент в чехле. ― Тилль, не время изрыгать огонь, ей-богу! Перестань рвать и метать, просто расскажи свою идею, ― предложил он. ― Или это и было то, чем ты хотел поделиться? ― Нет, видишь это? ― Тилль тыкнул ему в нос нехилую стопку бумажек. ― Как вы можете делать что-то важное без вашего любимого клавишника? ― заявил, входя, Флаке. ― У меня, может, тоже есть идеи! ― И тебе привет, ― откликнулся Пауль. ― А мы как раз говорили о том, что ты, наверное, самый непунктуальный клавишник в мире. ― Извините, что опоздал, ― тяжело дыша, сказал Лоренц, снимая пиджак. ― К тому же, у меня есть кое-какие мысли насчет партии синтезатора в новой песне. ― У нас еще нет костяка песни, который, как принято, состоит из текста и мотива, а ты тут со своей партией лезешь, ― заявил Пауль. ― Тилль, кстати, целую поэму накатал на этих листках, и все ради песни, да, Тилль? ― Это будет длинный трек, ― мечтательно сказал Тилль, словно ему все было предельно ясно. ― Без повторений в куплете. Прочитайте ― сюжет мне показался очень интересен. ― Ну, ты как всегда в своем репертуаре, ― протянул Флаке, бегло просматривая текст, ― ладно, давайте, я сыграю вам то, что придумал. Никто не успел ничего ответить, как он прильнул к синтезатору и чувственно извлек из него пару сочных аккордов. ― Это всё? Что за кудахтанье? ― бросил Пауль, ― ты точно наш брызжущий вдохновенными мелодиями Флаке или продавец сосисок в тесте за углом, который непонятно как здесь оказался? Лоренц с пеной у рта стал доказывать им важность этих аккордов в будущей песне, Тилль сидел с неразлучными листками и покусывал кончик карандаша, Пауль постоянно зевал, а Оливер возился в своем уголке, но внимательно слушал каждое слово. ― А где же остальные два куска нашей группы? ― вдруг произнес Ландерс. ― Неужели они забыли прийти? ― Чёрт бы их побрал, они нужны сейчас так же, как куски засохшего печенья, прилипшие к столу,― раздражительно сказал Флаке. ― Зато ты со своими аккордами нужен сейчас больше всего... Нет, я позвоню им, ― сказал Пауль таким тоном, словно решил совершить высшую благодетель мира. После звонка Пауля Тилль будто проснулся ото сна: ― Всё, берите гитары, начинаем писать музыку! ― Погоди, Риха и Шнай спешат к нам, ― отрезал Пауль, ― прочитай-ка текст еще раз, надо про-думать твою интонацию к песне. ― Это я и сам смогу, поверь, ― устало ответил Тилль и стал напевать, глядя на текст. ― А мне в одном месте рифма не нравится, ― подал голос Оливер. ― И вообще, давайте уберем аккорды Флаке. Флаке вскипел и накинулся на него с обвинениями. ― Когда взрывного Рихарда с нами нет, его роль играет Флаке, ― заметил Пауль и, вспомнив о соло-гитаристе, через несколько минут снова набрал его номер. ― Они скоро подойдут, ― доложил он, правда, никто его не слушал: Флаке и Тилль спорили по какому-то пустяку, а Оливер лежал на полу, как будто спал. Хотя, может, и правда спал… *** ― Шнай, если ты спишь, я тебя сейчас убью, ― сказал Рихард и угрожающе добавил: ― вот этими руками. ― Воу, полегче, нам и так нелегко. Если ты забыл, я тебе напоминаю, что мы сидим одни в странном, застрявшем где-то между третьим и четвертым этажом, железном лифте, и мигающий свет может погаснуть в каждую секунду. Впрочем, он мигает тут уже неделю, ― вздохнул Шнайдер и сел на пол. ― Эх, сюда бы твой диван! Круспе притих, потому что уже испытал все способы выбраться из лифта: и безуспешно звонил Паулю, и барабанил руками дверь, и кричал «Спасите!» таким голосом, как будто его убивали. Даже с разбегу прыгал на дверь, но Шнай предупредил его, что это грозит страшными последствиями. Однако никто так и не услышал их зов. ― Мы умрем тут без воды и еды, ― совершенно разбитым голосом проговорил Круспе после гнетущего молчания. ― У тебя есть листок бумаги, чтобы написать завещание? ― Риха, ну это уже смешно! Что ты нюни распустил, суровый гитарист? ― улыбнулся барабанщик и порылся в своем пакете. ― К сожалению, у меня есть только бумажка, ручки нет, будешь писать своей кровью? ― С тобой даже в лифте застревать противно, ― насупился Рихард, но от бутылки минералки, найденной в пакете, не отказался. Прошло еще несколько томительных минут. ― Думаешь, они хватились нашего отсутствия? ― спросил Круспе и заорал: ― Тилль, Флаке, Олли! Вызволите нас из этой железной могилы!!! Узники прислушались, но ответом была лишь тишина. ― Теперь можно паниковать?! ― в отчаянии воскликнул Рихард и ударился головой о стену. ― Перестань, а то вышибешь остатки мозгов! ― вместо ответа сказал Кристоф. ― Давай я нажму кнопку диспетчерской. ― Почему ты раньше этого не сделал? ― спросил Рихард и медленно опустился на пол. ― Потому что ее тут и нет, ― тихо ответил Шнайдер, исследовав панель лифта. Время снова потянулось медленно. ― А что у тебя еще есть в пакете? ― с интересом спросил Рихард, стараясь отвлечься от мрачных мыслей. Шнай высыпал на пол скудный запас вещей: несколько листков чистой бумаги, скучная маленькая книжка, бутылка воды и несколько смятых фантиков от конфет. ― И зачем ты все это носишь? ― удивленно спросил Рихард. ― Вот для таких случаев, ― ответил Шнай. ― Впрочем, скорее из-за того, что лень вытряхнуть мусор. Рихард снова погрузился в невеселые думы, а его собеседник прикорнул прямо у стены. И тут свет в лифте мигнул в последний раз и неожиданно погас, оставив двух друзей в темноте. Рихард мгновенно вскочил и простонал: ― Час от часа не легче! Шнай, ты меня видишь? ― Вижу, старик, вижу, кто не увидит эти сверкающие огнем глаза? ― устало откликнулся барабанщик. ― Успокойся, нас найдут, я надеюсь… ― Я уверен, что они даже пальцем еще не шевельнули, ― угрюмо пробормотал Рихард. ― Неужели я могу просто взять и погибнуть здесь? Я, я! ― Самолюбие вперед тебя родилось, ― сказал Шнай. ― Не раздувай из мухи слона. Люди часто умирают от несчастных случаев, так что заткнись и перестань ходить взад-вперед. ― Но мы ведь не просто люди, мы звёзды, ― снова подал голос Рихард, уже немного присмирев. ― Пока ты тут разводишь панику, Тилль уже, наверное, вызвал рабочих, которые скоро придут чинить лифт, ― успокоил его Шнайдер. ― Хотелось бы надеяться, ― угрюмо проворчал Круспе. *** ― Хотелось бы надеяться, что двое этих оболтусов не плюнули на запись песен и не слоняются сейчас где-нибудь по городу, ― нервно сказал Флаке. ― Если же это правда, то они больше не участники группы Раммштайн. Музыканты вот уже пять минут строили догадки по исчезновению Шнайдера и Круспе. ― Может быть, Флаке, ты бы так и поступил, ― насмешливо сказал Пауль, ― но они люди серьезные. Только экстренная ситуация сможет остановить их. ― Тут что-то не так, ― изрек Оливер, и все сразу повернулись к нему. ― Вы продолжайте сидеть тут и тратить драгоценное время на бесполезные разговоры, а я пойду проведать, что там у них, ― с этими словами он решительно встал, прихватил свою кожаную куртку и вышел так быстро, что никто не успел и слова сказать. ― В нашего Олли вселился инопланетное существо, иначе я никак не могу объяснить его очень непривычное поведение, ― заговорил Пауль. ― Скорее дьявол, ― подхватил Флаке, который сегодня явно был на взводе. ― Куда он пойдет? Что будет делать? Расклеит объявления «Внимание! Пропали два бесполезных музыканта, нашедшему обещается ворчание Круспе». Сколько бы людей начали их искать, а? Как друг познается в беде, так настоящий участник Раммштайн познается в дурацкой ситуации, это уж точно. ― Флаке, тебя сегодня унесло далеко за границу бесшабашности. Таможня пропускает тебя в страну «Безумие», ― покачал головой Пауль и добавил поспешно: ― Кто-то должен был это сказать… Лоренц тяжело опустился на пол, многозначительно сказал: «Ох», обхватил ноги руками и около десяти минут не произносил ни звука. В студии показалась голова Оливера: ― Ребята! Срочно идите на помощь! *** Круспе немного задремал и даже успел увидеть кусочек сна, но тут почувствовал, как Шнай потрепал его за плечо. Было слышно, как у лифта кто-то чертыхнулся. ― Этот дурацкий лифт никогда нормально не работает, ― проворчал Оливер сам себе и повернулся, чтобы уйти, как Рихард закричал: ― Олли, мы со Шнаем здесь застряли, слышишь?! Мы тут сдохнем от голода, если ты не сделаешь что-нибудь! На той стороне лифта воцарилась тишина. Потом осторожный голос Оливера произнес: ― Это точно вы?… ― Меньше слов, больше дела! ― перебил его раздраженный Рихард, и басист услышал грохот чего-то тяжелого. ― Я, конечно, понимаю, что ты можешь занять первое место по метанию ремней, но ни к чему хорошему это не приведет, ― заметил Шнайдер. Спустя минуту они услышали Тилля: ― Угораздило же этих неудачников застрять там! ― Кто-нибудь из вас умеет выламывать двери, как суровые полицейские из фильмов? ― спросил Пауль. ― Дурень, а чем же мы, по-твоему, тут занимались два часа? ― разъярился Рихард. ― Пытались кидать ремни через стену, ― фыркнул Шнай. ― Эй, вы там: быстрее освободите нас, а то Рихард сойдет с ума от нехватки свежего воздуха! И, конечно, противного характера. ― А почему вы так поздно? ― спросил Рихард. ― Мы думали, что вы прогуливали репетицию, а вы, оказывается, в смертельной опасности, ― сообщил Пауль. ― Скажите спасибо Олли, который не поленился встать и пойти искать вас. Пока Пауль болтал, Тилль театральным жестом попросил всех отойти, размахнулся и ударил тяжелым сапогом по двери лифта. Такого «лифтотрясения» двое бедных узника точно не ожидали: оба подпрыгнули на месте, как блинчики на сковородке. ― Господи, Тилль, это же тебе не боксерская груша, а лифт, держащийся, можно сказать, на соплях! Мы можем упасть в подвал здания прямо отсюда, ― мрачно проговорил Рихард, как только пришел в себя после удара. ― А вообще, всё это очень напоминает сцену во время нашего концерта, ― сказал Пауль. Тут Тилль догадался позвонить в диспетчерскую и вызвать бригаду рабочих, которые приехали и починили лифт. Когда двери открылись, Круспе и Шнайдер вышли наружу с такими бледными лицами, будто побывали в запертой гробнице фараона. ― Как прикажете снова мириться с кислой рожей Рихи? ― принял их с распростертыми объятиями Флаке. ― Давай мы тебя тоже запрем в лифт, заговоришь по-другому, ― огрызнулся Рихард. ― Оливер, угости бывших пленников чаем, ― доброжелательно сказал Тилль уже в студии. Всё вернулось на круги своя: музыканты заняли свои места и принялись что-то обсуждать. ― Эх, вы не видели, как сегодня бомбил Флаке, ― вздохнул Пауль. ― Тилль никогда не видел такого взрыва со своей пиротехникой. ― Кстати, а где же он? ― удивился Шнайдер. ― Только что был здесь! ― Когда же мы начнем работать? ― тяжело опустился Тилль на спинку кресла. ― Два исчезновения за день ― это уже слишком! ― Он написал смс, что ушел по срочному делу. Они еще посидели немного, но вот что странно: без Лоренца общая энергия куда-то пропала, и пришлось разойтись. Подходя к своему дому и любуясь красивым закатом, Рихард Круспе неожиданно остановился как вкопанный. На диване посреди сада развалился Флаке собственной персоной и смотрел на небо. Рихарда перехватило дыхание от ярости, когда он увидел, что тот махает ногой. ― Убирайся из моего сада, чего бы ты ни хотел, ― поприветствовал его Круспе. ― Это называется «ушёл по срочному делу»? Ты что, выпил? ― Садись рядом, иначе рискуешь упасть в обморок от новости, которую я и назвал «срочным делом», ― сказал Флаке каким-то странным голосом. Рихард очень недоверчиво посмотрел на него и медленно сел на самый краешек дивана. ― Послушай, Рихард, ― сказал Флаке, ― скажу честно: мне захотелось приключений. Поэтому я хочу организовать дорогой круиз вокруг света. Из-за этого я и был взволнован сегодня, из-за этого и ушел раньше ― нужно еще сделать много дел… Круспе секунду сидел, не шевелясь, и смотрел на Флаке выпученными глазами, словно увидел перед собой монстра. ― Круиз? Вокруг света? ― Да, на корабле. ― Я понимаю, когда Тилль хочет побродить в джунглях южной Америки или когда Риха штурмует Нью-Йорк своей мозговыносящей музыкой, но Флаке, от тебя, серого, как мышка, живущего в скромной квартирке, я такого не ожидал… ― выдохнул он. ― А почему ты вдруг принял такое немного неожиданное решение? Лоренц очень загадочно улыбнулся и сказал: ― Всё тебе расскажи! Я и так слишком приоткрыл завесу, так сказать, тайны. И, пока я добрый, спрашиваю тебя только один раз ― поплывешь со мной? Будешь, не знаю… корабельным музыкантом. ― Нет уж, на такое я не согласен, ― покачал головой Рихард. ― Тогда мне больше нечего здесь делать, ― отрезал Лоренц и со скрипом встал с дивана. Сделав вид, что разговор закончен, он направился к выходу из сада. Рихард молча посмотрел ему вслед и вдруг крикнул: ― На корабле было бы неплохо поднять флаг со знаком Раммштайн!