Сознательное в неосознанном

- Надо выработать план действий, - неожиданно рьяно начал Манабу, когда они с Казуки вернулись домой, на Границу. Если Казуки и удивился, то виду не подал, солидарно кивая в ответ, и рисуя пергамент и ручку. – Правда, я совершенно не знаю, с чего начать, - признался после недолгой паузы Тайна. - Это совсем не удивительно, для того, кого едва ли не силой втащили на основную роль в разборках между Разумом и Сумасшествием, - заметил на это Казуки. – И знаешь, я очень благодарен тебе за понимание и готовность помочь, - добавил он, подходя к столу. Положив пергамент на поверхность, Казуки потер виски, и жестом подозвал Манабу. – Надо было посвятить тебя в это раньше. Просто… Хотелось оградить тебя от всей этой ерунды. Фраза больше тянула на романтическую комедию, но в условиях сложившейся ситуации Манабу испытывал благодарность. И нежность, прилившую к сердцу, при мысли о том, что Мечта оберегал его. - Не стоит так ко мне относиться, - отозвался на сказанное Манабу. – Я не кукла, а вполне себе сформировавшееся… Существо. Так с чего начнем? – перевел он тему, а Казуки самодовольно усмехнулся. - План с Хизаки провалился. Я пытался выйти на Камиджо, но он, видимо, еще занят с Рецепторами. Остальным я либо не доверяю, либо они не доверяют мне. - Не самый лучший расклад. - Есть такое… В любом случае, они привыкли получать приказы от Камиджо, реже от Масаши. Я ранее вообще не фигурировал, да и ты тоже, - Казуки вздохнул, склоняясь над столом. – Тем не менее, Камиджо на меня рассчитывает. В последний наш разговор, он просил узнать как можно больше о Хаято и о его последователях. - Я все же не понимаю, какой прок нашим от Сумасшествия? - Для каждого есть прок. Неосознанность действий порождает свободу, не навязанную Камиджо или кем-либо другим. А многие жаждут свободы. Но я знаю одно – если победа останется за Хаято, то грызня между всеми обитателями не будет прекращаться, ни на секунду. - Вот как, - отозвался Манабу. Казуки разделил пергамент линией на две части и размашисто написал на одной половине имя Хаято, а на другой Камиджо. - Что мы имеем, - начал он. – Во-первых, Хина. Его не стоит недооценивать, я склонен считать, что в нем заключена половина из сил Хаято. Неосознанное не значит плохое. Дыхание, моргание и прочее – кто-то из них двоих отвечает за естественные функции. Я думаю, это Хина. - Ты встречался с ними? - Ни разу, - покачал головой Мечта. – Но наслышан достаточно, чтобы понять, что Хаято не остановится, а Хина слепо предан ему. Идем дальше, Леда, Агги, и, возможно, Джури. - Джури вряд ли переметнулся бы, - усомнился Манабу. – Да и Сойк… - Это может быть подстроено. К тому же, у Джури будет неограниченная власть, и не забывай, что он почти стерт. Он может считать, что таким образом спасает себя. Иногда мне жаль, что Камиджо настолько хорошо выполняет свое предназначение… - Инстинкт самосохранения… Но я думал, что у них с Сойком теплые отношения, - возразил Манабу. Верить в предательство Джури сейчас хотелось менее всего. Пожалуй, Джури был самым располагающим к себе персонажем, с которым Манабу изредка проводил время. Более того, Тайна считал Джури другом. - Я не уверен, можно ли верить Джури. Он весьма переменчив… А потому все равно под подозрением. Не доверяй ему, Манабу, - предостерег его Казуки, сопроводив слова улыбкой. - Хорошо, - кивнул тот в ответ. - Скорее всего, Бё тоже с ними. Ложь довольно важна в такого рода затее, - продолжал Казуки, записывая имена под графой имени Хаято. – Руи. Страх обязателен. Наверное, еще Аямэ, он слишком слаб, чтобы сопротивляться, возможно, Соно, - Казуки записывал каждого подозреваемого через запятую. Остановившись, он отправил ручку в рот, сосредоточенно жуя кончик. Действие казалось Манабу чрезвычайно милым, и он не смог сдержать теплой улыбки. - Еще может быть Мана, - заметил Манабу. - Возможно, - отозвался Казуки, вынимая ручку изо рта. – Но не думаю, что Подсознательное участвует во всем этом бедламе. Обычно они принимают роль зрителей. Да и к тому же, они слишком сильны, чтобы вмешиваться. - То есть, склонить их на свою сторону не удастся? - Рисковать, по крайней мере, не стоит. Манабу вспомнил Сета. Он казался весьма дружелюбным и справедливым малым, и вряд ли отказался бы помочь. - Ты уверен? – поинтересовался Манабу. – Эйфория, Воображение… - Они слишком сложны, да и найти их не так легко. Оставим это Камиджо. - Не многовато ли на его плечи? - Он справится, - ответил Казуки, продолжая увлеченно писать, теперь уже под именем Жизни. – У нас не так много союзников, но, надеюсь, рандомные Боги не выстоят против Рассудка, - закончил он. Манабу кивнул в ответ, глядя на четыре, совсем сиротливо выглядевших, имени на левой стороне листа. Казуки; Манабу; Джек; Пегги. - Кто это? – спросил Тайна, указывая на два последних. – Не слышал о них раньше. - Важные шишки. Толком не знаю, кто и что, но Камиджо велел обращаться к ним в случае крайней необходимости, - ответил Казуки. – Нам нужна информация… - он снова потер виски, и, резко скомкав пергамент, растворил его. – Список здесь не поможет. - Не легче ли найти информацию в Памяти? – спросил Манабу. Казуки удивленно посмотрел на него, а потом, резко подскочив, схватил Манабу на руки. - Точно! И как я сам до этого не додумался? – кричал Мечта, радостно кружа Манабу по комнате. – Спасибо, - уже более спокойно закончил он, ставя Манабу, с закружившейся головой и радостно выпрыгивающем нутром, на пол, и звонко поцеловал его в щеку. – Надо отправится туда сейчас же. Уболтать Теру нас пропустить, и найти нужные сведения. На их основе выработаем план, и покажем Хаято его место! – воодушевленно продолжал он, буквально загоревшись своей идеей. Мабану радостно заулыбался – настолько привлекательно-отчаянно выглядел Казуки сейчас. Непокорная прядь волос упала на его глаза, но тот будто не замечал этого, сосредоточенно обдумывая что-то. Переборов в себе желание прижаться к нему, почувствовать исходящую от него силу и решимость, Манабу спросил: - А как мы доберемся до Памяти? - Нарисуем дорогу, - отозвался Казуки. – Пора выдвигаться, - добавил он, открывая дверь. – Пора, пора, спасать мир! – беззаботно рассмеявшись добавил он. Но Тайна увидел за дверью не привычную для взора поляну с шиповником, а светлую, гладкую тропу. – Все видится так, как этого хочешь, - загадочно добавил он, и уверенно зашагал вперед. Настроение Казуки изменилось в положительную сторону. Манабу видел, что тот относится к ситуации скорее как к увлекательному приключению, и снова удивился непостоянству его чувств. Казалось, всего десять минут назад он был обеспокоен, сейчас же лицо его выражало непосредственность и интерес. Попутно Мечта рисовал всякие мелочи, вроде кустиков голубоватых цветов на тонких стеблях, менял огранку тропы и цвет небес, и выглядел неимоверно счастливым, глядя на перелив цветов окружения. За всю дорогу он не произнес ни слова, одаривая Манабу теплыми взглядами и быстрыми касаниями. Тогда Манабу хотелось ненадолго забыться, выпасть из реальности, и снова почувствовать его губы на своих, закрыться в теплых объятиях. Да и вообще, хоть как-нибудь показать Казуки, что тот оставляет его совсем не равнодушным к собственной персоне. Однако, Казуки шагал вперед, ничего не замечая, и не обременяя себя чтением мыслей Тайны. - Казу, - тихо позвал его Манабу. – Тебе никогда не казалось странным, что в Мире нет ни одной девушки? – озвучил он неожиданно пришедшую в голову мысль. И правда – за все время своего существования Манабу не видел и не слышал ни одного представителя женского пола. - Занятная мысль, - после недолгой паузы ответил его собеседник. – Наверное, потому что Человек – мужчина. - А нормальны ли связи между мужчинами в голове? – едва слышно пробормотал Манабу так сильно волнующий его вопрос. - Думаю да, - отозвался Казуки. – Человек испытывает тягу совсем не к противоположному полу, - со смехом продолжил он. – И это у него врожденное. - Врожденное? – эхом повторил Тайна. – А сколько тебе лет? - Не сейчас, - оборвал его Казуки. – Пришли. Подняв взор, Манабу уткнулся взглядом в пепельно-серую, толстую на вид стену. Чуть поодаль располагалась бронированная дверь, к которой сразу же направился Казуки. Не медля ни секунды, он повернул ручку и проскользнул внутрь. - Ты уверен, что в Память можно проникнуть так просто? – спросил Манабу, следуя за Казуки. - Нет, так что говори тише. - А у нас нет возможности договориться? – шепотом продолжил Манабу, привыкая к темноте. Помещение, куда они попали, освещалось только несколькими желтыми лампами над из головами. Лампы были расположены далеко друг от друга, создавая впечатление необъятности помещения. Манабу поежился – Память выглядела неуютно. - В тебе умирает бюрократ, - отшутился Казуки. - Я чувствую себя преступником, - нехотя признался Тайна. – Ты ведь говорил, что можно видоизменить все? Сообрази что-нибудь посветлее, - раздраженно говорил он. Глаза наконец-то привыкли к полумраку, и Манабу понял, что помещение не просто казалось необъятным – оно таковым и являлось. Почти от начала двери во все стороны уходили длинные стеллажи с белыми от пыли папками, толстыми и туго перевязанными толстыми веревками. - Здесь не могу, - ответил Казуки. – Вид памяти подвластен только Теру, и либо он смеется над нами, либо его здесь нет, - добавил он, оглядывая стеллажи. – Не стоит терять времени. - Разделимся? - Пожалуй, - кивнули в ответ. – Найди как можно больше о Леде, Агги и, по возможности, Джури и Сойке. Я пока отправлюсь за Хаято и Хиной, - попросил Казуки, и быстро зашагал вправо от Манабу. Буквально через секунду Казуки исчез во мраке Памяти. Манабу снова огляделся. «Первый вдох», - прочел он на корешке ближайшей папки. Значит, начало стеллажей означало начало жизни. Манабу прошел дальше, выбирая первый попавшийся ряд, но вскоре понял, что воспоминания этого ряда были исключительно физиологическими. Он свернул несколько раз, углубляясь все дальше в лабиринте Памяти, а значит, уходя все дальше и дальше от Казуки. Внезапно Манабу осенило, что он вряд ли сможет найти выход самостоятельно, и от осознания этого неприятно засосало под ложечкой. Лампы над его головой отчего-то начали раскачиваться и тихо поскрипывать, что еще больше вгоняло в ужас. Неприятное ощущение внутри усилилось, Тайне безудержно захотелось уйти, убежать как можно дальше из этого места; ощущение было настолько сильным, что его начало подташнивать от отвращения ко всему происходящему. Поморщившись, он старался перебороть себя, бегло продолжая искать нужные сведения. Лампы над головами закачались еще сильнее, казалось, каждая из них скрипела. Манабу глянул вверх, и ужаснулся. Он хотел закричать, но только беззвучно открывал рот, глядя, как винты выкручиваются сами по себе, и с глухим звоном падают на стеллажи. Дернувшись, Манабу рванул с места, слыша за спиной биение стекла. Лампы впереди тоже качались, нагоняя еще больше страха и заставляя Манабу бежать как можно скорее. Тайна сворачивал бесчисленное количество раз, но постоянно слышал за спиной звук разбивающихся ламп. Горло начало гореть от сухости и нехватки воздуха, Манабу понимал, что долго так не продержится, и, увидев тупик, из последних сил помчался к нему, надеясь, что его не зацепит осколками. Задевая по пути углы полок, он добежал до стены и прижался к ней, зажмуриваясь, и в следующую секунду последняя лампа рухнула к его ногам с оглушительным треском. Манабу скатился по стене, стараясь привести дыхание в норму. В груди бешено клокотало и вырывалось наружу все его существо; Манабу облизнул пересохшие губы и несколько раз глубоко вздохнул. Было совсем темно. Нащупав в кармане куртки зажигалку, он щелкнул ею несколько раз, унимая дрожь в пальцах. Неяркий огонек осветил только руку Манабу и ближайшую полку, на которой выцветшим синим карандашом было что-то написано. Приблизившись к надписи как можно ближе, Манабу разглядел: «Лень (Агги) ; Желание (ред.Жажда; (Леда)) Пер.встреч.; совмест.деят., взаимоотношения» - Да ну неужели, - раздраженно произнес он. Отчего-то стало стыдно за собственную трусость, ведь, если так разобраться, ничего кроме нескольких порезов и незначительных ударов ему не грозило. Лампы, при ближайшем рассмотрении в свете зажигалки, не были такими большими, как казалось Манабу ранее. – Можно считать это удачей? – пробормотал он, решительно отодвигая мысли о том, что теперь он точно не выберется из Памяти без чужой помощи. Манабу вытащил папку с заметным усилием, закашлявшись от слоя поднятой пыли. Железо в его руках нагрелось, открывал папку он уже в темноте, дав зажигалке немного остыть. Шорох рядом и чьи-то шаги Манабу заметил слишком поздно, в следующую секунду он почувствовал резкий удар под дых, а затем по голове, и мир вокруг сузился и перестал существовать. Яркое, полуденное солнце было настолько теплым, что появилось желание потрогать его лучи и вдохнуть запах тепла. Земля под ногами была жесткой, а глянув вниз, Манабу понял, что стоит на притоптанных пшеничных стеблях. Оглянувшись, он увидел только бескрайнее пшеничное поле с ярким розовым солнцем на бледно-зеленом небе и линию горизонта со всех четырех сторон. Манабу запаниковал. Тотальное непонимание окружающего давило на психику, он дернулся, не зная, идти вперед или оставаться на месте. Казуки поможет мне, решил он, начиная, все же, продвигаться вперед. Но колосьям не было видно конца-края, а на ощупь они не были жесткими, скорее мягкими и нежно ласкавшими обнаженную кожу рук. - Ты кто такой?! – неожиданно резко разорвал чей-то крик приятную тишину. Манабу оглянулся – но не заметил ничего, или, вернее, никого, кто мог кричать ему это. На всякий случай, он посмотрел вверх, но ничего, кроме розового солнца, там не обнаружил. - Отвечай, черт побери! – потребовал голос, и Манабу уже было открыл рот, но тут он услышал ответ: - С какой стати мне тебе отвечать? – слова растягивали, едва ли не по слогам, и вопрос звучал настолько равнодушно, что был больше похож на повествование. В ответ на это только фыркнули, видимо, не найдя сразу грубого ответа. Осторожно двигаясь вперед, Манабу увидел стоящего спиной светловолосого мальчика на вытоптанной поляне пшеничных колосьев. Прямо перед ним лежал другой, согнувший ноги в коленях. Подойдя чуть ближе, Манабу распознал в них совсем юных Леду и Агги. Он потянулся вперед, и, не заметив камня впереди, неуклюже рухнул прямо по поляну, где находились двое. - Простите, - начал было он, но вдруг понял, что колосья под его весом не примялись, а будто бы проходили сквозь его тело. – Ау? – громче спросил он, но оба мальчика его не видели и не слышали, увлеченно начав о чем-то спорить. - Да ты хоть знаешь, кто я? – повышая голос говорил Леда. – Я само Желание! Неотъемлемая часть твоего бытия, если что! Эй! – но Агги, в своей привычной манере молчал, а когда Манабу поднялся и подошел ближе, то увидел в его зубах тонкий пшеничный стебель. - Успокойся и ложись, ммм? – вальяжно произнес Агги, убирая руки за голову и закрывая глаза. Леда округлил глаза, глядя на то, как Агги засыпает прямо перед ним. - Не смей засыпать, ты! – взвизгнул он. Агги приоткрыл один глаз. - Истеричка, - пробормотал он, вытягивая руку. – Ложись, нервный ты наш, - усмехнулся он, видя замешательство Леды. – Отдохни малость, ничего не случится, если твое величество немного подремлет… - на этих словах Агги потянулся, а Леда, к удивлению Манабу, послушно опустился рядом, опуская голову на вытянутую руку Агги. - Как тебя зовут-то? – сонно пробормотал Желание. - Агги. - А я Леда. Рад знакомству, - вежливо добавил он. - И я, - отозвался Агги, закрывая глаза. Манабу улыбнулся, глядя как Леда трогательно улыбается сквозь сон. Агги не спал, вырвав колосок, теперь покусывал его, иногда косясь на дремлющего Леду. Манабу чувствовал себя неуютно – ему казалось, что он дотрагивается до чего-то сильно интимного и личного. Он закрыл глаза, глубоко вздыхая, и радуясь тому, что является лишь невидимым наблюдателем, старающимся во благо важного дела. Детьми оба они никак не походили на обратившихся к Сумасшествию врагов, отмечал Манабу. Открыв глаза, перед ним развернулась новая сцена. Он оказался в помещении, с каменным полом и стенами, и от Агги его отделяла невысокая деревянная перегородка. - Джури? - Я, - отозвался Джури, выходя из тени. Агги здесь был постарше лет на пять, и выглядел почти как сейчас, только волосы короче, а фигура более нескладна. Вечно веселый Джури, в глазах которого даже с наблюдательного поста Манабу можно было разглядеть веселые искорки, тоже выглядел почти как сейчас, за исключением длины волос. - Здравствуй, - грустно поздоровался Агги. – Я рад, что ты здесь, - добавил он после паузы. Прямо за спиной Манабу раздался шорох, оглянувшись он увидел затаившегося Леду на расстоянии вытянутой руки. Желание сосредоточенно наблюдал, глядя, по большей части, на Агги, стоявшего спиной к нему. - Что на этот раз? – озорно поинтересовался Джури. – Может, попросить Сойка почаще находиться рядом с Ледой? – предложил он. Агги в ответ лишь покачал головой, усаживаясь на неизвестно откуда взявшуюся скамейку. - Я совсем перестал его понимать, - начал он. – А что еще хуже, понимать себя. Леда он… Изменчивый, - тяжело продолжал Агги. – Сейчас он обидчив, через секунду приторно нежен, еще через две буквально ненавидит меня. Это тяжело. - А какой он, настоящий Леда? – беззаботно поинтересовался Джури. – Ты знаешь? Когда он вдали от всего, - Джури неопределенно провел рукой по воздуху, - этого? От всех Эмоций. - Настоящий Леда любопытный, как кошка. Всюду сует свой нос, но смеется, когда этот нос ему прищемляют… Настоящий Леда мечтателен и ласков. Настоящий Леда прекрасен, - тихо закончил Агги. Рядом громко всхлипнул Леда, от неожиданности Манабу вздрогнул, резко оборачиваясь. «Нервы ни к черту», - раздраженно подумал он. Ему не нравилось копаться в личной жизни Агги и Леды, тем более, быть свидетелем такого рода сцен. Леда резко выпрыгнул из-за перегородки, обнимая опешившего Агги сзади. Леда что-то сбивчиво ему шептал, но Манабу уже ничего не слышал, потому как картинка помрачнела, начала клубиться сизым дымом, и уже в следующую секунду Манабу оказался на той же поляне, где он случайно наткнулся на компанию Агги, и едва не попрощался со свободой. На поляне было четверо человек. Сойк сидел прямо на земле, сутулясь и зажимая в зубах сильно дымящуюся сигарету. Джури полусидел-полулежал рядом, опираясь на откинутые назад руки, внимательно глядя на Сойка. Леда стоял чуть поодаль, с непроницаемым выражением лица, сложив руки на груди. - И что ты планируешь делать? – спросил он у напряженно застывшего Агги, по-турецки сидевшего прямо по центру поляны. - Принять этот… дар, - запнувшись произнес он. - Скорее проклятие, - заметил Сойк. – Не может быть это подарком из дружеских чувств. Стоявший рядом Манабу затаил дыхание, стараясь не пропустить ни слова из беседы. - В любом случае, Агги будет сильнее… - В угоду твоим убеждениям? – прервал его Джури. - Я согласен с Джури, - спокойно поддержал друга Сойк. – Изначально идея войти в контакт с Хиной принадлежала тебе. И никому из нас, даже тебе, хоть этого ты не признаешь, не по душе идея подставлять Агги с этим так называемым даром. - Я не собираюсь его подставлять! – рьяно воскликнул Леда. – Я бы никогда… Ты же знаешь, что я бы никогда! - Успокойтесь, - неожиданно встрял Агги. – Предложение поступило мне, и я буду это решать, - резонно заключил он, поднимая руку, ограждая тем самым остальных от комментариев. – И предложение это я приму, - Агги поднял глаза на Леду, неуверенно шагнувшего к нему. Во взгляде явственно читалось «ради тебя»; Агги поднялся на ноги, неотрывно глядя на Леду, потом кивнул ему, и резко развернувшись, ушел прочь. - Тебе не следовало позволять ему этого, - тихо произнес Сойк. – Время нестабильно. Вчера Манабу едва не стерли. - Я не могу ему приказывать, - раздраженно отпарировал Леда. - Ошибаешься. Ты имеешь над ним куда большую власть, чем видишь, - ответил Сойк. – Я уверен… «- Манабу! Манабу, очнись», - прозвучал голос в голове Тайны. «- Пора выбираться, Манабу. Закрой глаза и иди на мой голос», - продолжал он. «- Казуки? - Ну а кто еще? Иди за мной, Мане… Иди скорее». Манабу послушно закрыл глаза, отключая сознание от происходящего вокруг. Голос Сойка на фоне становился все тише и тише, с каждой секундой отдаляясь. Когда Манабу в следующий раз открыл глаза, то снова оказался на полу в Лабиринте Памяти, в кромешной темноте. - Казуки? - Хм… Ошибочка вышла, - услышал он рядом незнакомый голос. – Такое бывает, иногда, - говорящий хрипло рассмеялся, Манабу почувствовал, как его схватили за руку. - Отпустите меня, - злобно процедил Манабу, начиная вырываться, но говорящий держал на редкость крепко. - Невежливо… Слишком невежливо, - наигранно-разочарованно ответили ему. – А я вот вежливый. Меня зовут Хаято. Слышал о таком? – говорящий снова рассмеялся, а Манабу застыл, слыша только собственное глухое биение в груди.