Подарок

Когда Сенька вернулся из универа, я валялся на своей кровати, листая конспекты, но мыслями был по-прежнему с Даром. После того как сообразили поесть, мы, как дебилы малолетние, в приставку резались. Оказалось, что он, как и я сам, обожает гонки, и мы добрых два часа в них рубились, с переменным успехом. В итоге он меня всё же сделал, за что был наказан парой подзатыльников и шуточным обменом тумаками. В какой-то момент тот уже в нешуточные поцелуи превратился, но дальше не зашло — нам обоим не того хотелось. Я поймал себя на мысли, что мне просто нравится быть рядом с Даром: разговаривать с ним, смотреть на него, вдыхать запах смуглой кожи. Быть рядом. Даже не занимаясь сексом. И меня это удивило, потому что раньше такого не случалось. Моё общение с девчонками сводилось к тому, что я стремился как можно быстрее уложить их в постель. Делал вид, что слушаю, а на самом деле в одно ухо впускал, из другого — тут же выпускал, как дедовы морали. Просто если вслушиваться в то, что обычно говорят тёлки, можно крышей качнуться. Вот на кой мне чёрт сдалась её подруга, которую вчера бросил очередной «козёл»? И точно так же интересно мне знать, какие тряпки входят в моду, а какие — выходят? А самый большой кошмар — это пойти с подругой в магазин или на рынок. Случалось пару раз, и по результату я был злой, как шершень, и мне всё сильнее хотелось просто уйти, не поясняя причин. Я понять не мог, зачем идти в магазин, если ты не знаешь, что хочешь купить? Какого чёрта выносить продавцам мозг, примеряя кучу тряпок, а потом так ничего и не покупать? Единственной девушкой, которая этого не делала, была Юлька, но и она могла застрять надолго в цветочном магазине. Я помню, как пошёл с ней на выставку кактусов и битый час пытался понять — что она нашла в этих колючках? Они же некрасивые, блин. Мне там только один кактус понравился — пейот, он был лысый и полезный. Но Юлька моего негодования не разделяла, она тогда штук десять разных колючек купила и довольная была, как слон. С ней и поговорить можно было о всяком, но и тут были минусы. Мы читали разные книги, по-разному относились даже к одной и той же истории и часто спорили. Юлька пыталась мне как-то стихи какие-то читать, но на это меня уже не хватило, я сказал, что на стихи у меня аллергия ещё со школы. И это была чистая правда, не выносил я их, потому что запоминались сложно, а учить приходилось много и часто. В тот вечер Юлька на меня обиделась, а за что, я так и не понял. Блин, реши она мне фантастику классную прочесть, я бы спасибо сказал, но стихи? Насчёт книг я с Сенькой любил спорить, но там наши вкусы сходились, просто мы по-разному героев оценивали, а потому споры были неизбежны. Но это были классные споры, жаль, что в прошлом остались, ему теперь не до меня, да и мне, чего греха таить, тоже. Хочется побольше времени проводить с Даром, что тоже для меня странно. Неужели в этот раз я действительно попался, причём попался капитально и… парню. Блин, скажи мне это кто-то хоть месяц назад — в глаз дал бы, не взирая на личность. Ведь даже Юльку, несмотря на все её странности и отличия от обычных тёлок, я не любил. Теперь я это понимал, видел ясно и чётко. Меня к ней тянуло, я её хотел, потому что не давала, это раззадоривало и только. Выходит, и тут Сенька был прав, когда сказал, что это — спортивный интерес? Он вообще подозрительно часто прав оказывается, это я уже успел заметить. А потому не удивился, услышав от друга: — Цезарь, твой мечтательно-задумчивый вид может свидетельствовать о двух вещах: ты капитально упоролся или втрескался. А так как перегаром от тебя не несёт, зрачки не расширены и все остальные рефлексы в норме, я делаю вывод, что любовь — штука заразная и ты тоже попал. Я прав? — Не знаю, — усмехнулся я, — ты же у нас еврейский мудрец, тебе виднее. — Да тут не надо мудрецом быть, достаточно на морду твою глянуть. Я тебя таким ещё никогда не видел, разве что когда ты с новой девкой мутить начинал… Но и тогда было не так, сейчас я не вижу охотничьего азарта в глазах, а это значит, что дело тут куда серьёзнее, чем просто секс, — Кролик снова выскочил из норы, но в этот раз не раздражал. — Но меня ставит в тупик, что сделал это с тобой парень, такого даже я предположить не мог. «Знал бы ты, что он на самом деле со мной сделал», — подумал я, а вслух сказал: — Никто не мог. Сам в шоке. Ну, а вы там что, все тумбочки переставили? — решил я сменить тему. — Да, — улыбнулся Сенька, — не сегодня-завтра вещи перевезу. — А не рано? Вы же оба ещё студенты… — теперь голосом разума решил побыть я. — Гай, мы оба ещё и работаем, а квартира эта Анжелкиной тётки, которая за бугор свалила временно, так что аренду платить не надо, только квартплату, смекаешь? — Еврейская ты морда, — рыкнул я, сравнив цены за аренду и квартплату, разница была нифиговая, — сэкономить решил, а друг, значит, пропадай?! — Не пропадёшь, ты из тех, кто не тонет, — парировал Сенька, — и дело тут не в деньгах, сам же понимаешь. Ты вот сегодня даже на пары забил, чтобы со своим… парнем время провести, так почему я должен отказываться от возможности видеть Анжелу каждый день, засыпать и просыпаться рядом с ней, не слыша твоего храпа? — Я не храплю. — Храпишь, Цезарь, ещё как храпишь, — подмигнул Сенька, — мухи с потолка падают от тряски. — Очень смешно, — фыркнул я, — себя бы послушал! — Ну, так я и не отрицаю очевидного, знаю, что храплю, но и на Солнце есть пятна. Не могу же я быть идеален во всём. — Сенька, — теперь я уже заржал и запустил в него подушкой, — тоже мне, Солнце нашлось! — Ну, для тебя-то, ясное дело, нет, — в этот раз подушку он поймал и швырнул обратно в меня, — ты теперь пленник Золотой Орды. — Умный, да? — Ага, и горжусь этим, — Сенька зевнул, — блин, не выспался я, Император. — Ну так кто тебе доктор? Пока тут ночевал — высыпался, — я тоже зевнул, потому что заразность зевков ещё никто не отменял. — Я вот выспался. — Да? Что-то незаметно. У тебя круги под глазами, как у енота-потаскуна, так что лапшу мне не вешай. Лучше скажи, соседа по квартире ещё не начал искать? — Начал, — не стал вдаваться в подробности я, — а что? — Просто мы с Анжелой посоветовались, и она сказала, что я буду последней скотиной, если тебя в такой ситуации брошу. Она, кстати, с Юлькой твоей тоже не общается. Они тогда из-за нас вынуждены были видеться, хоть Анжела говорит — всегда мороз по коже был от Юльки. Ну так вот, она сказала, что если ты никого не найдёшь, мы заплатим вторую часть аренды. И не спорь, это не обсуждается, — пресёк он мои возражения, и рот я захлопнул. А действительно, чего возражать? Да и оставить друга на улице реально не самый лучший поступок. — Родители мне всё равно бабки вышлют, так что не парься. А за лето точно всё выяснится: кто с кем останется и где жить будет. — Убедил, а теперь свари мне кофе и можешь быть свободен, — тоном патриция изрёк я и получил за это журналом в лоб. — Будет тебе и кофе, и какава с чаем, — Сенька встал, и по его лицу я заметил, что настроение у друга улучшилось. Походу, грузился он всё это время, переживал за меня. Так может, рано я нашу дружбу хороню? Только как Анжелка на мои отношения с Эльдаром посмотрит? И я рискнул задать вопрос, который уже давно вертелся на языке: — Сень, погоди, а ты Анжелке про нас с Даром говорил? — Нет, Цезарь, — уже без улыбки ответил он, — это я тебя знаю грёбаную кучу лет и приму любым, а для неё ты — незнакомец. Я не хочу, чтобы выбирать пришлось, если честно. Говоря это, он озвучил мои собственные опасения относительно того, что и мне пришлось бы выбирать между Сенькой и Даром. Хреновое чувство, а выбор — ещё хреновее. Так что понимал я прекрасно, каково ему теперь. — Верю, — кивнул я, — я тоже боялся, что ты не примешь. — Но выбрал бы его? — всё же задал вопрос Сенька и сам на него ответил: — Я знаю, что его. Потому и не хочу пока Анжеле ничего говорить, пусть она получше тебя узнает, тогда проще будет. Она и так говорит, что ты злишься, недолюбливаешь её. Всё из-за того утра… — Ага, ты молодец, конечно, приволок её без предупреждения! — фыркнул я. — Вот бы она офигела, увидев утром… — Двух парней, спавших в одной постели. Ты и твой друг, которому негде было переночевать. Что не так-то, Цезарь? Мы с тобой тоже койку одну делили, и что? Это, по-твоему, признак голубизны? — Нет, конечно, скажешь, блин! — Ну вот, так что всё было продумано. Я же не собирался её в твою комнату на экскурсию водить, не тупой. Ты ж у нас голяком спать любишь, на кой мне девушку пугать? — он снова меня подколол. — Очень смешно, она тебя не испугалась, — намекнул я на его очевидное преимущество, — так что мной разве что полюбовалась бы, как подлинным произведением искусства. — Цезарь, я тебе уже говорил, что ты придурок? — на полном серьёзе осведомился Сенька. — Вроде нет, а что? — Ну, значит, скоро скажу! Ладно, поднимай зад и пошли на кухню. Будет тебе кофе. А потом — учиться, учиться и учиться, как завещал товарищ Ленин. Я подождал, пока он выйдет из комнаты, и только потом встал сам, скривившись от всё ещё острых ощущений. Блин, и как Дар после этого танцевать мог? Хотя он сказал, что с каждым разом боли меньше… Впрочем, меня это не интересует, не собираюсь я больше подставляться, а кренделю тому на форуме напишу, что мне не понравилось, и пусть отвалит. Или вообще ничего не напишу, с какого хрена я должен перед ним отчитываться? За видос рассчитаться? Так я не выпрашивал, он мне сам ссылку дал, так что пусть идёт лесом. Остаток вечера мы снова за конспектами провели, потому что сессия приближалась угрожающими темпами и с завтрашнего дня должны были начаться зачёты. Это означало, что свободного времени у меня теперь будет меньше, что не могло обрадовать. Однако и заваливать сессию я не собирался — не хотелось Табаки осчастливить, да и вообще, зря я, что ли, три года штаны в универе протирал? Пора уже за ум браться и свою жизнь строить самому. К этому моменту я решил, что домой на каникулах не поеду однозначно — желание валять дурака отпало, а вот стремление заработать денег появилось. Да и понимал я прекрасно, что не смогу долго без Дара: два месяца — это слишком много для нас обоих. А мотаться туда-сюда — не вариант, глупо и накладно. Кроме того, не хотелось возвращаться к родителям, снова видеть недовольство в глазах отца и деда и снисходительность — в материнских. Она давно на меня так смотрела — как на убогого. Это ещё в школе началось, когда я так и не стал отличником, едва-едва в хорошистах держался, и то благодаря Сеньке. Дружил я тоже не с теми, с кем ей хотелось, книг не читал и вообще вёл антиинтеллектуальный образ жизни. Я не сразу понял, что разочаровал мать, да и куда больше времени с бабушкой проводил. Это она готовила мне еду, читала сказки, когда был совсем мелким, ходила на родительские собрания в школу — предкам вечно было некогда за своими исследованиями. Бабуля хвалила меня за хорошие оценки и мягко журила за плохие, а мать просто брезгливо морщилась, видя в дневнике тройку, и лишала карманных денег до тех пор, пока не исправлю оценку. Она была интеллигенткой в пятом поколении, у них вся семья учёными званиями блистала. Я терпеть не мог ходить к деду и бабке со стороны матери. Их квартира мне всегда музей напоминала — так же чисто, красиво и холодно. Мне не позволялось шуметь и бегать, и всё время визита я обязан был сидеть в кресле и слушать, что говорят взрослые. Или же, если разговор был не для моих ушей, меня отправляли в библиотеку и вручали книгу — толстую, скучную и без картинок. Помню, я ещё в школу не ходил, но читать уже умел, и решил сам нарисовать иллюстрации в выданной книжке… Прилетело мне тогда неслабо. Дед даже сердечный приступ изобразил, увидев моё творчество. Мать тогда меня всю дорогу пилила, словно я уже взрослый был, а не шестилетний малыш. С того дня я избегал похода в гости, как мог, а когда не получалось — сидел молча, делая вид, что читаю. Так меня хотя бы не трогали. Антисемитизмом мать тоже от предков заразилась. Она и отца укоряла тем, что у него с Адлером совместная работа, а мне время от времени подсовывала правильных друзей. Но ни с кем из этих хороших и воспитанных мальчиков я так и не смог подружиться, ещё сильнее разочаровывая родительницу. На секунду я представил себе её реакцию на то, что я — бисексуал, в данный момент встречающийся с парнем… Скорее всего, я просто перестану для матери и всех остальных существовать. Меня интеллигентно выпроводят за дверь, лишив денежной помощи. Скандала, криков и драки не будет — они же у меня воспитанные люди и выше всего этого! Такой сценарий меня однозначно не устраивал, пока что я не могу сам себя содержать, нуждаюсь в их помощи. А значит, помалкивать придётся о личной жизни, надеясь, что мать не решит меня срочно женить, пока я совсем от рук не отбился. Причём я прекрасно знал, что моё согласие никто спрашивать не станет, невесту подберут «под себя», чтобы в интерьер вписалась! А потому будет наилучшим решением не ехать домой вовсе, подыскать другое жильё и ещё одну работу и провести лето с пользой. Жильё… в этом-то загвоздка и была, слишком дорого оно тут стоило, потянуть самому было практически нереально. Интересно, Дар что-то нашёл или забыл уже о своём обещании? Решив сделать перерыв и немного отвлечься, я вышел на балкон покурить, но не успел и пары затяжек сделать, как позвонил Дар: — Привет. Я только что от матери, говорил с ней о тебе, Гай. — В смысле? — не въехал я. — Кто-то мне сегодня задание, кажется, дал — квартиру подыскать, — напомнил танцовщик. — А-а-а, ты об этом… Ну, и что? Есть у неё знакомые, сдающие что-то? — Нет, но она сказала, что ты вполне можешь снимать комнату у нас, если это тебя устроит. — И сколько возьмёте? — Тебе в рублях или в натуре? — чуть тише спросил Дар. — В рублях, — едва не подавился дымом я. — Штук пять, не больше, чтобы квартплату покрывать, а вот с натурой сложнее, но это уже не матери, а мне выплачивать будешь, а я в этом плане жадный. Так что готовься, Цезарь, к переезду, если, конечно, тебя такое устраивает. — Спрашиваешь! — я тут прикинул, что из двадцати штук, которые мне высылают предки на оплату аренды, большая часть теперь будет оставаться, а это значит, что Дару необязательно в клубе работать. Только довести до него эту мысль нужно неспеша, чтобы не обиделся. Я же прекрасно знаю, чем ему обязан, и хоть деньгами это не оплачивается, но… иногда за них можно купить главное — время, которые мы будем проводить вдвоём. И моё спокойствие, что тоже немаловажно. — Ну вот и договорились, можешь хоть завтра вещи перевозить, — теперь в голосе Дара я слышал нетерпение. — Мать в больнице ещё неделю пролежит, понимаешь, к чему я? — Не тупой, — буркнул я, — буду натуральную часть оплаты вносить. — В точку, Император. Но тут вот какое дело, завтра я вряд ли смогу помочь тебе с переездом, работы куча и раньше свалить никак. — Дар, я не ребёнок и не тёлка, сам справлюсь. Да и вещей у меня немного, — осёк излишнюю заботливость я. — Отлично, я же знал, что ты у меня большой мальчик. — Дар, блин, какой я тебе, нафиг, мальчик? — Мой. Всё, давай, до связи. Как шмот соберёшь — звякни. Ответить я ничего не успел, потому что трубку танцовщик повесил. Поймав себя на том, что улыбаюсь, как последний дебил, я напялил на морду лица серьёзное выражение и вернулся в комнату. И огорошил Сеньку свежей новостью о том, что и сам отсюда сваливаю. — Ну ты, блин, даёшь, — покачал головой друг, когда я заткнулся. — А его мать что, в курсе ваших дел? — Нет, но мы палиться не будем, не идиоты же. — Насчёт него я уверен, а вот ты… — Что я? — Да ничего, просто конспиратор из тебя хреновый, — усмехнулся Сенька. — Сам ты… хреновый, — огрызнулся я, чувствуя долю правды в его словах. — Я же понимаю, что это не шутки! — Ладно, дело твоё, но с практической точки зрения — это наилучший выход. — Ага, только предкам моим об этом знать не стоит. Смотри, не проговорись, когда домой поедешь. — А я не поеду, — сообщил Сенька, — мы с Анжелой работать летом будем. Домой я на пару дней только и сразу назад. — Ясно, но всё равно не говори моим вообще ничего. — Цезарь, я не дурак, — оборвал меня друг, — знаю, чем это тебе грозит. С паршивой овцы, да? — Да, — я криво усмехнулся, — пусть хоть деньги дают, раз больше ничего не могут. Тут он просто положил руку мне на плечо, и от этого стало тепло и расхотелось грузиться дальше: — Знаешь, Сень, передай Анжелке, что я на неё не злюсь. Просто не привык, что теперь у тебя ещё и она, — сказал я, зная, что ему будет приятно это слышать. — Надо будет как-то втроём куда-то сходить. — Обязательно, — просиял Сенька, — а потом и вчетвером, когда я воспитательную работу проведу. Ну что, пошли в честь этого чаю выпьем? — Пошли.