Незнакомец в ее голове

Помфри просит не беспокоить Грейнджер, пока действует зелье. И я с ней согласен, пока у нее жар — ее лучше не трогать. Я даже и не особо возражал, когда Поппи, на правах колдомедика, приказала мне остаться в Больничном Крыле еще на несколько дней. Пришлось подчиниться, но для приличия я все же повозражал. Минерва проведала лишь вечером. Выглядела уставшей и измотанной. Слушания в Министерстве все еще продолжались, а она как директор Хогвартса — школы, которая смогла дать решающий отпор Темным магам — должна присутствовать обязательно. Впрочем, посидела она у меня недолго, успела лишь поинтересоваться моим здравием и сегодняшним сеансом с Грейнджер, как я ее выгнал отдыхать, оправдываясь тем, что она отвлекает меня от чтения. Ушла, тепло улыбаясь и шепча что-то о взрослых детях. К одиннадцати, потушив свечи в палатах и оставив одну в коридоре как ночник, ушла спать в свои комнаты и Поппи. Я же еще с час пролежал без сна прежде, чем подняться. Тихо, словно домушник, я направился в конец больничных апартаментов. Девушка все так же пребывала в своем затянувшемся сне. Сложно представить, сколько боли перенесла эта хрупкая гриффиндорка. А сегодня я оставил ее одну в не самый спокойный момент. Подхожу ближе, осторожно поглаживаю по лбу и волосам. — Не плачь, девочка. Все хорошо, — шепчу тихо, склонившись к самому уху. — Не плачь, Гермиона. Сам не могу понять, когда и как это началось. Наверное, на ее четвертом курсе, когда увидел гриффиндорку на Святочном балу. Она была одета в нежное и такое женственное платье, а ее смущенная улыбка не могла не затронуть мою душу. Знала бы ты, меня коробило от самого себя из-за влечения к тебе, к четырнадцатилетнему подростку. От этого я был еще колючее, еще злее с тобой. Специально не замечал твоих успехов, не поощрял твоей тяги к знаниям. Но годы идут, да, Гермиона. И подросток превратился в прекрасную девушку. И я бы подождал еще пять лет, пока ты превратишься в молодую женщину, но нужен ли я буду тебе тогда? Нужен ли сейчас? Молодая, красивая, умная, любимая. — Прости меня за это воровство, — тихо шепчу и целую спящую девушку в самые губы. Сегодня сбылась моя маленькая мечта. Я целую тебя, Гермиона. В первый и в последний раз. Когда ты проснешься, а это будет скоро, обещаю, я не позволю себе такого преступления. — Хватит спать, Гермиона, — тихо, возле виска, понимая, что все отдал бы, чтобы она хоть раз зашла в мой кабинет, чтобы улыбнулась, и пусть лишь своим друзьям. Пододвинув стул к койке, опускаюсь на него. Я побуду здесь до утра. Чтобы тебе не было одиноко, чтобы одиноко не было и мне. В легкой дремоте наслаждаюсь уединением с девушкой. С рассветом, не дождавшись первых посетителей и утреннего осмотра колдомедика, ухожу в подземелья, чтобы приготовить капли для глаз Гермионе.

***

Жар то спадает, то появляется вновь, шрамы заживают на глазах. День тянется медленно, разговоры с Поттером нудные, а ожидание ночи утомительное. Когда мы снова одни в комнате, я, нашептав успокаивающие слова, вновь устраиваюсь поудобнее возле ее койки. Против воли думаю о том, что когда она проснется, то наверняка пожелает закончить седьмой курс, чтобы получить диплом. А мне лучше всего уехать на этот год. Быть рядом и смотреть, как она хорошеет с каждым днем, сил не будет. Смыв влажным полотенцем остатки мази, Поппи радостно разговаривает с Минервой. Шрамы на теле пациентки зажили с завидной скоростью, волосы по чуть-чуть растут. Облегченно вздохнув и радуясь результатам ее лечения, я готовлюсь к вторжению в разум гриффиндорки. Первая попытка, и я словно пролетел по волнам и вновь вернулся в себя. — Северус? — Минерва была рядом. Поттер сидел в углу. — Не могу. Сейчас еще раз. Теперь уже получается. Но все идет обрывками, картинки появляются и исчезают. Все сужается, словно... — Мерлина ради, Северус! Что с ней? — Такое ощущение, будто ее сознание теряет сознание. Словно... Она сдалась, — от этого заявления, понимания, у меня кровь в жилах похолодела. Не позволю. — Сев... Заклятие вслух, и я вновь проникаю к ней. На сей раз перед глазами не мелькает. Я вижу Гермиону, сидящую на полу среди матового тумана. Обнимая свои коленки, она покачивается из стороны в сторону. Карие глаза неотрывно смотрят на размытую, неузнаваемую фигуру. Друзей, которых она вспомнила пару дней назад, уже не было. — Гермиона, — подхожу ближе, присаживаюсь рядом с ней. — Я вас слышала, — шепчет. — Спасибо. Но я больше не плачу, вы можете уходить, — говорит тихонечко, даже не посмотрев на меня. — Я не хочу уходить. Я побуду с тобой. — Не нужно. Я собираюсь уснуть... Я так устала, — так тяжело вздохнула, что я ей поверил. — Ты и так спишь! Тебе просто пора проснуться. Хватит здесь сидеть в одиночестве. Там твои друзья, родные, они ждут тебя. — Там нет его, — перебивает. — Усну, как и он уснул... — ее слова злят меня. Поднимают огромное желание отругать эту девчонку, снять с нее сотню баллов и назначить отработку в своем кабинете. — Прекрати! — хватаю за плечи и хорошенько встряхиваю. Не позволю вот так вот уйти. — Ты нужна живым, а не мертвым. Ты нужна мне, Гермиона, — встряхиваю с такой силой, что слышу, как щелкнули ее зубы. Она с диким ужасом в глазах уставилась на меня. Первая мысль — девушка сейчас либо закричит, либо просто потеряет сознание. — Профессор... — выдохнула, схватившись за мое плечо. Взгляд осознанный, и я понимаю, что она видит меня, узнает, но тут же смотрит за мою спину. Оборачиваюсь. И на моих глазах у размытого силуэта появляются очертания. Я. Это я. Непонимающе смотрю на Гермиону. А она, зажмурившись, шепчет лишь одно и то же слово: «Живой, живой, живой»... В этот момент я почувствовал, как меня резко вытолкнули.