Кровь со вкусом шоколада

Джереми брел по берегу, спотыкаясь, пошатываясь и лихорадочно озираясь. Заметив Елену и Клауса, он побежал к ним, дважды чуть не упал по дороге, но чудом удержался на ногах. — Я услышал… Гляжу, а вас нет… — отдуваясь, выговорил Джереми. — Что случилось? Почему ты?.. Он осекся, разглядев, что Елена с ног до головы покрыта грязью, а в волосах у нее запутались травинки и сухие листья. Потом перевел взгляд на Клауса — и остолбенел, увидев слипшуюся от крови ткань одежды. Тотчас очнувшись, Джереми бросился к сестре, быстро оглядел ее и, убедившись, что у Елены нет опасных ран, шумно выдохнул. — Что тут произошло? — уже внятно осведомился он. Елена отвела взгляд. Солнце вот-вот поднимется — облака на горизонте уже порозовели, возвещая скорый восход. День, по сути, еще не начался — а вот ее прежней жизни уже пришел конец. Будь она так же суеверна, как крестьяне, она бы непременно сочла происшедшее знаком судьбы. — Я ухожу, Джереми, — сказала она. — Все кончено. Брови Джереми взлетели над янтарными глазами, и на лице его отразились изумление и злость. — Что еще стряслось?! — завопил он. — Мы же собирались все обсудить и… Елена оглянулась на лес. Больше всего девушку сейчас заботило то, найдет ли Деймон укрытие до восхода солнца, успеет ли он. — Я ухожу в Бат*, — вслух сказала она. — А ты? Клаус молча наблюдал за всем происходящим. Разумеется, он понял почему Елена на корню решила поменять свою жизнь и как-то вразумить ее он не мог, да и не хотел. Будь он в такой ситуации, наверняка поступил бы иначе, но несмотря на это, Клаус от чего-то не решился возразить. Ведь он простой незнакомец, которому всего на всего понадобилась ее помощь. Любого другого человека он и просить бы не стал, достаточно было б припугнуть и дело с концом. Но не эту девушку, не в такой момент.

***

В небольшом приморском городе Бат, несмотря на предрассветный час, уже кипела жизнь. Огромный настил, окруженный бревенчатыми стенами, был забит с одной стороны бочонками пива, мешками с мукой и тесом — их завозили в Бат; с другой стороны размещались предназначенные на вывоз связки вяленой рыбы и изделия местных ремесленников. Грузчики вносили и выносили всё новые бочонки, ящики, связанные по двое мешки, конторщики трудолюбиво записывали каждый предмет в конторские книги. Хотя дверь была распахнута, в пакгаузе** неизменно пахло промасленными канатами, деревом, металлом, человеческим потом — и все эти ароматы смешивались со стойким запахом моря. Тощий мальчуган с копной темно-русых волос в мешковатой, некогда зеленой рубахе, неустанно шнырял под ногами у рабочих, усердно заметая вездесущую грязь. В пакгаузе готовили груз для баржи, которая должна была отплыть с рассветом, несмотря на суету. Голосов почти не было слышно — разве кто из грузчиков ругнется в спешке или конторщик повысит голос, обнаружив ошибку. Справа от ворот в док, в которые без труда прошел бы груженый фургон, стоял рослый человек, молча и пристально наблюдая за работой. Он не отдавал приказаний и почти ничего не проверял — словно знал заранее, что и так все будет исполнено согласно его желаниям. При одном взгляде на него становилось ясно — этот человек привык глядеть свысока даже на тех, кто равен ему ростом. Одетый в темно-зеленую тунику, он скрестил на груди сильные мускулистые руки, и надменное лицо его говорило яснее слов: свои мускулы этот человек нарастил отнюдь не на работе грузчика. Черные, коротко подстриженные волосы лишь подчеркивали необычайную бледность его лица. Светло-зеленые, почти прозрачные глаза смотрели жестко и зорко, и ни одна мелочь не ускользала от этого взгляда. — Нет, Джозеф, — возразил за его спиной женский голос. — Я заказывала двадцать бочонков вина и тридцать два — пива. Ты перепутал цифры. Человек перевел взгляд вглубь громадного пакгауза. Молодая миниатюрная женщина с густыми каштановыми волосами сурово распекала старшего конторщика. — Но, сударыня Анна, — слабо отбивался тот, — я поклясться могу, что вы… — Я прекрасно помню свой заказ, — хладнокровно перебила она. — Мы не в состоянии сразу продать столько вина. Отошли двенадцать бочонков назад. А если капитан баржи потребует с нас оплатить стоимость перевозки, скажи ему, что мы можем найти и другого. Рослый человек отошел от ворот и направился прямо к спорящим. — У нас проблемы? — ровным голосом осведомился он. — Н-нет, сударь… — Джозеф невольно попятился. Лицо его не дрогнуло, но пальцы, вцепившиеся в край конторки, побелели. Анна улыбнулась, показав белые ровные зубки, снизу-вверх бесстрашно взглянула на своего рослого партнера. — Никаких проблем, Элайджа. Всего лишь небольшая ошибка в заказе на вино. Сейчас все будет исправлено. Элайджа молча кивнул, но не двинулся с места, и Джозеф торопливо затрусил прочь — исправлять свою ошибку. — В последнее время он все чаще ошибается, — заметила Анна. — Не иначе как слишком часто снимает пробу с привозного вина. Она говорила с улыбкой, и, хотя Элайджа не удостоил ее улыбкой в ответ, Анну это, похоже, не слишком огорчило. Мало кто с первого взгляда счел бы ее красавицей, но ее кукольное личико было таким ясным и милым, что всякий встречный мужчина, поглядев на нее вторично, начинал мечтать о том, чтобы заполучить ее в жены. Элайджа знал, что эта миниатюрная красота — только ширма, за которой скрывается истинная сущность Анны, и все равно не мог смотреть на нее равнодушно. Жениться его, впрочем, не тянуло — ему в радость было уже и то, что Анна рядом. — Если тебе не нравится Джозеф, — вслух сказал он, — замени его, и дело с концом или, если ты пожелаешь, я могу расправиться с ним сам. — О, к чему такие строгости! Вовсе я не хочу его заменять. Я только… Анна осеклась на полуслове, потрясенно глядя на Элайджу. Он застыл, впился взглядом в северную стену пакгауза, схватившись одной рукой за горло. Тело его пронизал ледяной, убийственный холод. Немало лет прошло с тех пор, как Элайджа в последний раз испытывал боль, и теперь возвращение боли безмерно поразило его. Мысли его заметались, смешались, и на миг в его сознании воцарилась абсолютная пустота. А потом в нем возникли образы, которые привели его в ужас. Он шагнул к стене и повернулся, чтобы одной рукой опереться о прочную балку. Шею прорезала жгучая ледяная нить. Анна взяла его за руку — тонкие пальцы с неженской силой стиснули его запястье. — Элайджа… Элайджа, что случилось? — Анна… — с усилием прошептал он. Хрупкие полудетские руки женщины обхватили его. Элайджа было обмяк, но Анна поддержала его, локтями уперлась в его грудь, помогла выпрямиться. Да, она была очень сильна, сильнее самого кряжистого грузчика в порту, хотя рабочие в пакгаузе об этом и не подозревали. Одной рукой она обхватила Элайджу за талию и, бережно поддерживая, повела к боковой двери, подальше от любопытных глаз. Выйдя из пакгауза, Элайджа снова пошатнулся, но отстранил Анну и все же сумел удержаться на ногах. Девушка провела ладонями по его лицу, и он, опустив глаза, встретился с ее встревоженным взглядом. — Что случилось? — повторила она. Волна горя окатила Элайджу, а вслед за горем нахлынул гнев. В глубине сознания промелькнуло до боли знакомое лицо. Возникло — и исчезло бесследно. Элайджа осознал, что смотрит на северо-восток — туда, где над городскими крышами смутно темнела полоса леса. — Клаус в опасности, возможно он уже мертв, — ответил он наконец свистящим шепотом, потому что у него не осталось сил говорить громко. И потому, что горло перехватывал гнев. Анна смятенно нахмурила тонкие густые брови: — Но… откуда ты знаешь? Почему? Элайджа чуть заметно качнул головой: — Может быть, потому, что когда-то он был мне братом. — Но ты никогда не чувствовал такой прочной связи с ним... Элайджа в упор посмотрел на нее, и гнев взметнулся в нем, на миг заглушив все прочие чувства. — А теперь вот почувствовал! Он… ему вырвут сердце, и вода, текучая вода, а рядом с ним кареглазая девушка, — мужчина на миг замолчал, — она плачет? Анна, оцепенев, смотрела на него, и Элайджа ощутил, как через ее ладони по ее хрупкому телу пробежала дрожь. Она поспешно отняла руки, словно ужаснувшись, но тут же прижалась щекой к его груди. — Элайджа, о, Элайджа… мне так жаль… Он опять обратил взгляд на северо-восток — и снова холод омыл его волной, словно над ним сомкнулась толща ледяной воды. Как пугающе было это полузабытое ощущение — вот уже много десятилетий Элайджа не испытывал холода. — Мы должны узнать, кто угрожает Клаусу? Где Коул? — Неподалеку. — Анна на мгновение прикрыла глаза. Элайджа пропустил эти слова мимо ушей. — Скажи ему — пусть узнает, кто хочет убить Клауса, и сообщит мне имя. Скажи ему — пусть ищет на северо-востоке. — Элайджа снова вперил взгляд в полосу леса на горизонте. — Скажи ему — пусть поторопится, может Клаус еще жив. Пятно неяркого света заколебалось в воздухе рядом с ними, зыбкое, точно отсвет угасающего фонаря, — не более. Анна обратила лицо в ту сторону, и губы ее беззвучно зашевелились. А затем световое пятно растаяло бесследно.