— Жертва пьяного селекционера, хавку, хавку чего не взял?! — уже в дверях, с сумками и пакетами, опомнилась Цуна.
Мукуро проводил взглядом подругу, в прямом смысле нырнувшую с головой в камеру холодильника.
— У меня почему-то такое ощущение, что ты всех нас готова за еду продать… — протянул он и тут же заткнулся, когда на него посмотрели, словно говоря: «Заткнись, а не то я из твоей черепушки скворечник сейчас сделаю!».
Иллюзионист, ноги которого ещё были довольно слабы, вернулся в палату и сел на кровать, поняв, что это надолго. Какое-то время слышалось чавканье — по всей видимости, Савада решила просто уничтожить запасы, а не тащить их в школу.
— Картина маслом «Обрыдайся со смеху», — прокомментировал друг.
— И не надо из себя строить, типа ты тут голой жопой ёжиков давил, — последовало в ответ. — Ананасик, ты сейчас заболеешь.
— Чем? — полюбопытствовал парень.
— Переломом челюсти и вывихом руки! — прочавкала Цунаёши.
Хранитель Тумана не нашёлся, что ответь. В принципе он понимал, что она ест сейчас из-за нервозности, что её беспокоит ситуация. Коза Ностра вспомнила о её существовании, а остальные, наоборот, вновь забыли о ней. Но в этом была отчасти её вина — слишком много свободы она им давала, слишком много.
Наконец, Савада уничтожила всё, что было в холодильнике. Подхватив сумки и пакеты с вещами, усмехнулась:
— Сделай лицо попроще, а то у меня задница лопнет от смеха. На чём я сидеть буду?! Моя задница мне слишком дорога!
— А ты жестока, — фыркая, заметил Рокудо, с сожалением смотря на свои изящные руки, которые не могли носить пока тяжёлые сумки, а потому почти всё на себя взвалила эта сильная девушка.
— Чё? Это мир жесток, чувак! — хмыкнула Цуна. — Дикий лес! Джунгли, блин! Тебе ли не знать?
Мукуро выписали, и они покинули больницу. На улице мерно падали снежинки. Некоторые из них, касаясь кожи, тут же таяли, обращаясь в маленькие капельки воды. Цуна достала телефон, беря все пакеты в одну руку, ища в списке контакт Хаято. Написав ему о том, чтобы предупредил всех, кроме Кёи, о предстоящей поездке — с ним сама поговорит, вздохнула, впериваясь глазами в серую небесную ширь. Друг, любезно позволяя побыть наедине со своими мыслями, разглядывал свои тёплые зимние перчатки, не лишённые изящества, присущего ему. Именно за это уважение личного пространства Савада и любила товарища, как и Гокудеру. Они всегда знали, когда можно смолчать, а когда нужно надавить на неё.
Люди шли мимо них, а она, оставаясь почти наедине со своими мыслями, любовалась голубым небом, утопающем в серых облаках, из которых валил белый-белый пушистый снег. Ей казалось, будто это белая пена в ванне, и она запросто может нырнуть в неё. На душе полегчало — надо почаще смотреть вверх.
— Мукуро, я поговорю с ребятами после того, как решим дела с Козой Нострой, — наконец, произнесла Десятая, выпуская изо рта облачко пара.
— Рад, что ты это поняла, — улыбнулся иллюзионист.
Девушка улыбнулась в ответ, жалея, что не встретила этого парня первым и не влюбилась в него, а пала жертвой животной сексуальности Хибари.
Добравшись до «Частной школы Св. Петра», они прошли через аллею до главного корпуса. Рокудо, отобрав все сумки, направился по переходу к лифту общежития, а Савада пошла искать кабинет студенческого совета. Постучавшись в дверь и не дождавшись ответа, она вошла в помещение.
— Кё-чан, я тут грибочков вкусных покушала, на радуге покаталась, с гномиками познакомилась, с единорогом поцеловалась и с моей судьбой извращенской встретилась! Вот нормально, да?! — хихикнула она, замечая своего парня с кипой бумаг за столом.
— Ты по делу или пришла просто мозг мне вынести? — спросил Кёя, даже не отрываясь от чтения документа. Он хотел как можно скорее покончить с бумажной волокитой, которая накопилась за время их отсутствия в Намимори, наконец, освободив своё время для провождения его со своей девушкой.
Цуна, проглотив грубость Хибари, который её уже почти месяц игнорировал, списала это на усталость — он взял на себя студенческий совет, освобождая её от мучений с документами. Да и всегда тот был одиночкой, чего с него возьмёшь?
— Физической силой природа обделила в детстве, поэтому пришлось в совершенстве овладеть искусством психологического насилия, — пожала плечами Савада, плюхаясь на удобный диванчик. — Ладно, я по делу, оставим шутки, — стала серьёзной она. — Коза Ностра всех нас «приглашает» на венецианский карнавал. Их Дон обратил на меня внимание, я тогда переборщила, потому на бале-маскараде нам нужно будет извиниться. Приглашение и костюмы на семь человек — семь Хранителей, так что попрошу Сенью прикинуться Грозой — Ламбо не хочу в это всё вмешивать. Так что к завтрашнему утру будь готов, мы едем в Палермо к отцу.
— Ясно, — последовало в ответ.
Десятая вздрогнула. Однобокий ответ, словно пощёчина, отрезвил её. Она надеялась, что любимый поддержит её, скажет что-то успокаивающее, но это «ясно» лишь растревожило её. Неужели он не понимал, как ей было страшно, как переживает?
— Порой я не могу найти объяснения своим поступкам, но потом вспоминаю, что я дебилка, и всё становится на свои места, — тем не менее, отшутилась девушка в надежде на то, что Кёя оторвётся от бумажек и обратит на неё внимание. — Ну же, гудрон мой любимый, мы же почти месяц не виделись, одари меня своим взглядом плесени! — хихикнула она, подымаясь с дивана, быстро ища в плейлисте мозга любимую дурацкую песенку в минусовке, врубая мысленно музыку. — Не пугайся, не пугайся, детка, заходи в мою большую клетку, — качнув бёдрами, аппетитно обтянутыми стрейчевой джинсой, начала медленно продвигаться к столу Хранителя Облака, пытаясь соблазнить его. — Хочешь мне помочь? Только на одну ночь ты притворись моим…
— Цунаёши, замолчи и покинь помещение! — долбанув кулаком по поверхности стола, раздражённо брякнул Хибари, не в силах сконцентрироваться рядом с этой личностью, один вид которой отзывался дрожью в теле и бешеным ритмом сердца.
Савада застыла на месте. На неё словно вылили ведро ледяной воды. Она долго терпела, всегда пыталась плыть по течению, не в силах справиться с психологической травмой, полученной в детстве, так сильно повлиявшей на юного гения, но именно в этот момент нить терпения, дзынькнув, оборвалась. Цунаёши поняла, что всепрощающей размазнёй больше быть нельзя, иначе её никто никогда не будет воспринимать всерьёз.
Её кулак врезался в скулу парня, опрокидывая его на пол. Кёя, прищурившись, вылез из-за стола, поднимаясь на ноги и встречаясь со злой Цуной, глаза которой заволокла оранжевая дымка. Он много раз видел её такой, но чтобы она ТАК смотрела на НЕГО…
— Всё, надоело! Катись, отношения с тобой — головная боль! Сплошная! Со своей дисциплиной чеканулся уже! — прошипела Савада. — Ты за этот месяц хоть побыл со мной вдвоём, а не на общем сборе вечером в кафе?! Нафиг ты мне такой сдался! Я же красавица! Захочу вести себя как человек — передо мной парни стелиться будут! — в бессильной злобе заорала она. И опешила — такого выражения лица у Хибари она никогда не видела, но это её не остановило: — О! Какая мимика! Какие прекрасные, налитые кровью глаза! А губы! Они такой изящной прямоугольной формы! Нос заслуживает отдельной похвалы: меня чуть не снесло от его злобного сопенья! А это рычание! Что, правда глаза колет?! Всё, Кёя, я устала, — грустно произнесла девушка. — Хватит… Разберёмся с Козой Нострой в поездке в Венецию — и наши пути разойдутся. У меня слишком тяжелая жизнь, чтобы я ещё из-за отношений с тобой переживала…
Десятая просто развернулась и покинула помещение, аккуратно прикрыв за собой дверь, оставляя Хибари в немом шоке осознавать то, что произошло в кабинете.
Она добралась до своей комнаты злая, раздражённая. Открыв дверь, она увидела Мукуро и Хаято, сидящих на её кровати и явно ждущих её.
— Гопник-экзорцист отожмет мне все грехи? — буркнула она.
— Ну, смотря что я должен отжать, — хмыкнул Гокудера, демонстративно достав сигарету и засовывая её в рот, но не зажигая.
— Совесть одному гаду, чтоб ему всю жизнь заниматься пассивной некрофилией! — выдохнула Цуна, со всей силы пиная ногой шкаф. Затем, вздохнув, шлёпнула себя по щекам, приходя в себя: — Цуночка, милая, выкрути всем тембры, покрути всем нервы, чтоб сосед в припадках кони дал!
Друзьям не нужно было объяснять, что та поссорилась со своим парнем. Именно к нему она ходила, да и запах ссоры давно витал в воздухе — уже месяц как.
— Я сегодня прямо запрыгал от радости, когда снег увидел, — решил перевести тему подрывник. — Мукуро, а ты как отреагировал?
— Замёрз, — фыркнул Рокудо. — Не люблю холод.
Цуна улыбнулась. Подойдя к друзьям, обняла их, счастливая, что у неё есть такие товарищи и Хранители.
— Так, господа, услышьте глас моей справедливости ушами моей упоротости! — произнесла Савада, после чего обрисовала им в подробностях свои планы на Венецию, венецианский карнавал, Козу Ностру и остальных личностей, кинувших её.
— Тупая, — приподняв одну бровь, заметил подрывник.
— Я?! — взревела Цуна, собираясь кинуться на него с кулаками.
— Идея твоя, Цунаёши, но мы в деле, — усмехнулся Хранитель Тумана.
Десятая благодарно, чуть неловко улыбнулась, закидывая свою длинную косу-колосок за спину. Как приятно, когда есть люди, которые понимают тебя, принимают такой, какая ты есть. Порой друзья лезли туда, куда не стоило, но ведь именно в этом и заключается смысл дружбы.
Подойдя к окну, девушка посмотрела в него, замечая в саду, на скамейке, Нино и Кьяру. Сейчас она завидовала им. Этот идиот оказался хорошим парнем, вполне достойным её подруги. Довольно сложно оказалось свести этих двоих, но оно того стоило. Когда Кёя перекрыл крашенному блондину доступ к ней самой, тот ходил словно в воду опущенный. И именно тогда Савада решила воплотить свою давнюю задумку в жизнь.
«Ну вот, я опять о нём думаю», — грустно подумала она, выводя на холодном стекле пальцем кривоватый цветочек.
***
На следующий день компания, собранная Гокудерой, стояла в холле с вещами. Все чувствовали напряжение между Цуной и Кёей, но спросить, в чём дело, боялись.
— Всегда мечтала побывать на карнавале и вообще в Венеции, но всё никак не удавалось, — прощебетала Фарфалла, которую, казалось, ничего не напрягало. — Сенья, милый, представь: ты и я на фоне старинных домов, выстроенных в водах Адриатического моря на сваях из лиственницы… Ах, романтика!
Ямамото покосился на Хаято, сидящего рядом с Мукуро. Он почему-то избегал его.
Со стороны директорской вышел Эннио.
— Эх, поощряю прогульщиков, беда какая, — добродушно улыбнулся мужчина. — Анна, машины скоро подъедут.
— Спасибо, — поблагодарила директора Савада.
Приехавшие к главному корпусу машины, погрузив добро Сеньи, Фарфаллы и остальных, выехали через ворота и повезли их к аэропорту. Где-то за два часа они долетели до Палермо.
Уже перед аэропортом главного города итальянского региона Сицилия Десятая увидела ИХ — две огромные чёрные машины.
— Блин, машина вообще танк! — прокомментировала она, подходя к одному из джипов. — Чтоб в неё залезть, надо быть балериной — я лично не смогу так ногу задрать! Да он с нашу комнату в общаге! Я такие только в журналах видела! На танк, что ли, денег не хватило?!
Реборн, появившийся словно из ниоткуда, упаковал свою ученицу в салон быстро и без разговоров. Пробурчав что-то про мировую несправедливость, подопечная расположилась около тонированного окна, готовясь ехать за костюмами и на предстоящую заварушку.
***
Огромный кабинет с защищёнными от проникновения и подглядывания окнами принимал в своих стенах двух человек. Чёрно-белая гамма в отделке была выдержана во всем помещении: чёрный ковёр, белые стены, массивный белый рабочий стол, а просторные кресла были обиты материей в чёрно-белую полоску.
Перед столом сидела красивая женщина под сорок, гармонируя с ярко-алыми розами в чёрной высокой вазе. Её фигуру облегал деловой костюм того же режущего глаза цвета. Высокая, статная, с выпуклостями в нужных местах, с прямыми волосами цвета смоли, подёрнутыми кое-где сединой, красивыми острыми скулами, острым носом и заострённым подбородком. Губы этой немолодой особы были тонковаты для истинной красоты, но глубокие тёмно-карие глаза, в которых потерялось безумство, отвлекали взгляд наблюдателя от мелких недостатков.
В дверь постучали, и Правая Рука Дона Козы Ностры подала небольшой поднос с почтой и счетами. Стефано Мартино забрал кипу конвертов, отсылая своего человека. На глаза попалось письмо от Вонголы. Отложив счета и остальные конверты, он вскрыл послание Савады Цунаёши и принялся его читать.
«Стефано, я был польщён, получив приглашение лично от Вас. Ничего же, что я с Вами так фамильярно, по имени?
Как я могу отклонить это приглашение? Вы исполняете мою давнюю мечту, давно хотел побывать в этом городе любви. Вы мне подарили возможность оторваться от дел и хоть немного отдохнуть. Встретимся с Вами на бале-маскараде в стенах старинного дворца — Палаццо Пизани-Моретто, среди собравшихся там сливок европейского общества.
Жду нашей с Вами встречи с нетерпением,
Савада Цунаёши.
P.S. Не сочтите за грубость, я лишь хочу уберечь Вас от неловкостей. Традиционно карнавал проходит, как и все европейские празднества подобного рода, за две недели до начала Великого Поста. Апофеозом праздника является Жирный вторник, в который католики наедаются до отвала, пьют, веселятся, чтобы на следующий день, в Пепельную среду, прийти в себя и начать праведную жизнь. Вы не могли этого не знать, спасибо, что устроили мне проверку, дорогой Стефано».
Сам мужчина, изменившись в лице, затрясся от негодования. Этот пацан, совсем ещё ребёнок, унизил его этим письмом, по всей видимости поняв, что Дон Козы Ностры не католик, а наоборот презирающий устои своей страны человек. Между строк читался сарказм, завуалированный сладкими речами.
— Стефано, голубчик, что-то случилось? — спросила гостья.
— Нет-нет, синьора Алессия, всё в порядке, — расплываясь в слащавой улыбке, отозвался Мартино. — Так на чём мы с вами остановились?
— На обсуждении чумы, голубчик, — усмехнулась Рамаццини Алессия. — Вирус почти готов, Чёрная Смерть ему и в подмётки не годится. Организация почти закончила разработку.
Стефано потёр руки.
— Чудесно.
