Мудак

— Ты бы видел, что там было! Серьезно, это лучший девичник, на котором я когда-либо была! Классика жанра — стриптизеры, музыка и алкоголь, — верещит Перри, не успев вернуться в квартиру и помыться. — И там так красиво… Зейн сидит в кресле и бездумно кивает и мычит в такт, понимая, что девушка все равно не обращает на него внимания, захлебываясь восторгом от поездки. Его же мысли сейчас совсем не о ее болтовне. Он думает о Найле и о том, что он до сих пор не очнулся. Он ненавидит это чувство, это зернышко паники, которое спрятано где-то глубоко внутри, и которое разрастается все больше. Брюнет понимает, что это ненормально — так долго не приходить в себя всего лишь от сотрясения. Каким-бы «особенным случаем» это ни было. Он пытается верить в лучшее, однако понимает, что все это хуйня полная. И Зейн не может поверить, что даже будучи в таком положении, когда его лучший друг находится в больнице, он может думать о чем-то еще. О ком-то. О проклятом Луи. Этот мудозвон никак не выходит у него из головы, с тех пор, как он ушел. Малика бесят собственные мысли и чувства. Он чувствует себя обеспокоенной курицей-наседкой, переживая, что там с ним, да как. Что он сейчас делает, в порядке ли он, нет ли у него проблем с этим Гарри. Ему стыдно, что он может думать о каком-то парне, о какой-то шлюхе, когда Найл находится без сознания. Гореть ему в аду. Быть ему зажаренным заживо, что он думает о губах Луи, когда его друг борется за свою жизнь в больнице. — Я бы осталась там еще, но не хочу оставлять тебя одного надолго, — голос Перри грубо врывается в череду мыслей брюнета, и он ошеломленно моргает, приходя в себя. — С больницы не звонили? — Я бы сказал тебе в первую очередь, — отвечает Малик, вставая с кресла и направляясь на кухню за стаканом воды. — Что делал, пока меня не было? — спрашивает блондинка, как хвостик, идя за парнем на кухню. — Ничего, — слишком уж поспешно отвечает брюнет и делает глоток. Девушка испытывающе на него смотрит, однако решает промолчать. Последнее, чего она хочет — это лезть в душу своему другу и выпытывать у него то, чего он сам говорить не хочет. Поэтому она откашливается и садится на барный стул лицом к Зейну. — Ну, что-то мне подсказывает, что ты точно не выходил из дома эти дни. Может, только чтобы проверить Найла. Я сейчас поеду к родителям, а после, вечерком, можем… Ее прерывает звонок мобильного, и Зейн сразу же берет трубку, делая извиняющий жест рукой. — Да, — отвечает он, и в следующую секунду тут же подрывается с места и начинает крутиться на месте, пытаясь найти свои гребанные ключи от машины. Перри спокойно кладет ему руку на плечо и вкладывает ключи в раскрытую ладонь, на что тот кидает ей благодарный взгляд. — Я уже еду, — кратко говорит он и отключается, выходя в коридор и начиная одеваться. — Найл очнулся, — говорит он возбужденно. — Его везут в операционную, но я должен быть там. — Я с тобой… — подается вперед девушка, однако Малик жестом останавливает ее. — Не глупи, операция будет проходить как минимум час, к тому же ты только приехала, поезжай к родителям, как и хотела, — блондинка пытается возразить, однако Зейн непреклонен. — Я справлюсь, Пез. Не волнуйся. *** Зейн никогда не был в больницах, и он не жаловался. Кому вообще нравятся эти заведения? Кругом витает атмосфера смерти и потерь, ведь сколько людей теряли тут своих близких. До парня доносятся крики пациентов, и он ежится. Сам он сидит в зале ожиданий на пятом этаже, прямо перед ним двери операционной, куда его не пускают, и где Найл и доктора отчаянно борются за его жизнь. Малик нервно кусает губы и дрыгает ногой, не в силах сидеть спокойно. Под глазами у него залегли круги, а руки мелко трясутся. Он сверлит дыру на двери, считая проведенные здесь секунды и молясь, чтобы его друг выбрался живым, чтобы все было хорошо, чтобы он мог снова увидеть его сияющие голубые глаза и озорную улыбку. Он так хотел снова услышать его голос. Когда рядом с ним кто-то садится, Зейн вздыхает. И почему Перри никогда его не слушает? — Пез, я же ясно тебе сказал — оставайся дома, — он закатывает глаза и смотрит направо, и слова так и застревают у него в горле. Потому что это не Перри. Это Луи. Тот криво ему ухмыляется и переводит взгляд на дверь, которую Малик гипнотизировал все время, что сидел здесь. — Давно они там? — спрашивает голубоглазый. — Что ты тут делаешь? — чеканит Зейн. — Откуда ты узнал, что я здесь? — Твоя подруга сказала, — Луи упорно не смотрит ему в глаза, продолжая говорить, смотря на дверь. — Она красивая. И милая. Но ей следует быть осторожнее, потому что она даже не особо поинтересовалась, кто я такой, но сказала, где можно тебя найти, — он усмехается. — А что, ты пришел похитить меня? — вяло шутит Малик, наблюдая за парнем. Ухмылка Луи на секунду застывает, однако потом он фыркает, наконец, смотря Зейну в глаза. — Да кому ты нужен, — отвечает он, и эта фраза получается такой двусмысленной, потому что было ощущение, будто Луи имел в виду противоположное. Прозвучало такое явственное «ты мне нужен», что оба парня оказались застигнуты врасплох. Голубоглазый тут же отворачивается и замыкается, наверняка проклиная то, что вообще пришел сюда. — Луи, — зовет его Малик, и только тут видит, что у Луи с собой большой рюкзак. — Куда-то собрался? Голубоглазый тихо рычит и сжимает голову в руках. — Зачем я вообще сюда пришел, — тихо говорит он себе под нос. Затем он резко встает с места, подхватывает рюкзак и идет в сторону лифта, однако Зейн встает с места и резко хватает его за запястье, заставляя повернуться. — Ты придурок, — констатирует он факт, и тот закатывает глаза, однако не вырывается. Он как-то грустно смотрит на руку Зейна, обхватывающую его собственную, и тот тут же убирает ее, будто обжигаясь. — Кто вообще приходит в больницу, ничего толком не говорит и уходит? — Я уезжаю, — выдыхает Луи и смотрит в сторону, закусывая губу. — Я… откладывал деньги какое-то время, на билет и карманные расходы. На днях созванивался со своей сестренкой, Лотти, и она согласилась на какое-то время приютить меня у себя, пока не найду работу. — Куда? — спрашивает Зейн, не в силах отвести взгляда от парня перед собой. Луи хмыкает и смотрит на Малика. — Какая разница? Не то, чтобы ты рванешь, бросишь все и поедешь со мной. Или за мной, — и опять такое чувство, будто на самом деле он хотел сказать все наоборот. Будто он в глубине души все-таки надеялся, что Зейн и правда бросит все и поедет за ним. Но ведь это же бред, да? — Блять, — ругается он и дрожащей рукой проводит по волосам, беспорядочно смотря то в сторону, то на Зейна. — Я… — начинает он, но запинается и снова замолкает, кусая губу. Он ждет чего-то, но чего? — Какого хуя тогда ты приехал ко мне, а не сразу в аэропорт, раз ничего не хочешь говорить? — зло выплевывает Зейн, совершенно ничего не понимая. — Какого хуя ты такой? На что ты надеешься? — Ни на что! — огрызается Луи, тоже начиная злиться. — Ни на что я не надеюсь, ебаный ты мудак! Думаешь, так легко просто взять и вычеркнуть все, связанное с тобой? Когда ты влетел в мою жизнь, размахивая кулаками? Думаешь, я не хочу забыть тебя и все наши трахи и поцелуи, потому что я знаю, что у нас все равно нет никакого будущего? Я… — он смеется на грани истерики, крепче хватая лямку рюкзака. — Я не знаю, какого хуя приперся. Я не знаю, что хотел сказать, что хотел услышать. Думал… — он снова запинается и откидывает челку со лба. — Пиздец, докатились… — бормочет он, а Зейн молчит, кажется, начиная понимать, зачем парень пришел. Малик поднимает руку, но Луи отпрыгивает от него, как от ядовитой гадюки. — Не надо. Мне… — Луи тяжело вздыхает, чуть ли не начиная плакать от того, что не в силах подобрать подходящие слова. — Зейн, я… Договорить он не успевает, потому что дверь в операционную резко распахивается, и на носилках везут Найла, видимо, снова перемещая его в палату. Сердце Зейна уже где-то в глотке, и от переживаний за Найла, и от возможных слов Луи. Он бросает нечитаемый взгляд на голубоглазого и бежит вслед за докторами и Найлом в его палату, даже не дав Луи возможности закончить сказанное. Парень сильно закусывает губу, надевает рюкзак и разворачивается, идя на выход. На губах все еще вертится признание, которое он не смог произнести.