***
Московский Космический Порт, КосМоПорт, КосМо или просто КМП, не отличался выдающимися размерами, обычными для подобных учреждений, ни на Земле, ни, тем более, в Космосе. Так, Звёздная Пристань в Аризонской пустыне значительно превосходила его, при этом имея огромный ресурс для расширения. А Малая Перевалочная Бaзa на Луне, несмотря на название, могла на своей площади вместить пять таких систем, как КосМо, и ещё осталось бы место для вокзала монорельса. Но даже при своих средних параметрах КосМоПорт, по сути, представлял собой отдельный город, раскинувший корпуса своих зданий и коммуникаций на десяток километров вокруг. И, как выразился классик, редкий склисс долетел бы до середины обширного взлётного поля КМП, где можно было наблюдать сотни звездолётов самых разнообразных конструкций со всех уголков Галактики. Хочешь узнать о характере планеты? Не ищи ответ в энциклопедии – загляни в её космопорт! Земля сравнительно недавно вступила в Союз Млечного Пути. Пока она оставалась местом экзотического туризма. Удовольствию гостей здесь предлагались путешествия по многочисленным природным ландшафтам в разнообразных климатических условиях. Благо именно природа Земли была роскошна. Но не менее её красот космических туристов привлекало общение со странными, немного сумасшедшими, но добродушными людьми, называвшими себя «сапиенсами». [5] В Совете Галактики ещё не определились, чего в землянах больше – «сумасшедшинки» или «сапиенститости», и относились к ним с осторожным уважением. Зато земляне готовы были обнять за раз всю Галактику, и часто первыми приходили на выручку другим планетам, порой даже не дослушав просьбу о помощи. А те инопланетяне, что испытали на себе дружелюбие «сапиенсов», отзывались о них только в превосходных степенях. И не скупились восхвалять их радушие, отвагу, находчивость, кажущуюся неиссякаемой энергию. И ещё замысловатое чувство прекрасного, что проявлялось в культуре Цивилизации землян пёстрым карнавалом образов на многотрудном творческом пути в поиске извечного «Кто мы?». Вот этим-то сочетанием широты души, уверенной спокойной силы и детской страсти заглянуть за горизонт в своей архитектуре и бурлящей среди неё жизни встречал КосМоПорт путешественников с иных планет. И он был для них особенным не потому, что представлял собой прихожую в другой мир. Он сам был другим миром, в котором легко можно было раствориться, увлекшись его кипучей динамикой, производимой и неутомимыми хозяевами, и тысячами восхищённых галактических паломников. КосМоПорт пленял! Кто был здесь однажды, тот обязательно возвращался сюда снова. Порой лишь для того, чтобы ощутить, как приятно в нём наэлектризован воздух, напитанный яркими эмоциями своих обитателей. Алиса сидела в глубине зала ожидания, вспоминая, как отец привёл её сюда впервые. Сколько ей тогда исполнилось? Четыре? Три года? Или два? Бессчетное количество раз она уже бывала здесь, но, всё равно, те детские чувства восторга перед силой Человека, упорно покоряющего время и расстояние, то трепетное волнующее сердце ощущение пребывания на пороге в сказку жили в ней, не поблекнув и на тысячную тона. Они снова будоражили её. Только теперь она научилась их скрывать, чтобы не смущать окружающих своей страстной дрожью, порождённой нетерпеливым желанием ринуться навстречу приключениям. От размышлений её отвлекли громкие, даже по меркам КосМоПорта, голоса. Неподалёку теснилась группа свирепого вида людей. По специфическим понятиям, проскальзывающим в их шумной беседе, Алиса подумала, что это геологи-разведчики. Реплики, исторгаемые «наверно-геологами», были грубы и полны желчи, что совершенно не вязалось с замечательной доброй атмосферой КосМо. Девочка поёжилась от зацепившейся за ухо скабрезной шутки. Она как раз выбирала между тем, чтобы просто пересесть подальше от этой компании или подойти и сделать ей замечание, когда заметила чуть в стороне от злой кучки гео-разведчиков знакомую фигуру. Там, в обществе дамы нервной наружности, стоял Пашка! Женщина что-то объясняла ему, энергично водя пальцем по планшету. Она была ниже юноши на две головы, и Гераскин смешно сутулился на согнутых в коленях ногах, чтобы его ухо находилось ближе к источнику информации, исторгаемой из уст женщины. Её резкие отрывистые реплики Пашка сопровождал механическими кивками, так, что будь в здании ветер, можно было решить, будто это его порывы качают голову юноши. Этим внимание Алисиного товарища к словам женщины ограничивалось. Весь его vision divine [6] хранил индифферентность маринованной устрицы. Селезнёва направилась к другу. – Ой, Паша! Привет! Ты на свой астероид летишь? – голос Алисы выражал полное забвение тех натянутых отношений, что забурьянили дружбу с Гераскиным в последнюю неделю. – Привет, – хмыкнул Пашка. – Лечу… Гераскин с ней заговорил! Уже прогресс! – А далеко это от Блука? – Меньше миллиона километров… – Так мы соседями будем? Здорово! – Алиса вложила в радостный возглас все теплые чувства, что пробуждал в ней КосМоПорт и что она испытывала к своему непутёвому однокашнику. Оторвав загипнотизированный взгляд от планшета женщины, Пашка обратил его к Алисе. И та с облегчением заметила живую искорку в глазах Гераскина. Словно он хотел сказать: «Спасибо, что уделила мне внимание!» Но, может, это свет диодных ламп так отразился в его зрачках. Потому как в следующий миг Пашкины очи снова соперничали своей леденящей остекленелостью с мёртвым холодом Планеты Кристаллов. – Девушка, не вежливо вмешиваться в чужой разговор! – женщина, уперев руки в бока, грозно зрила на Алису снизу вверх (девочка, как и Пашка, была выше неё). – Здравствуйте! Извините, это – мой друг. Мы давно не виделись, – интонации Алисы источали елей лучшего дипломата Галактики. Она слегка погладила локоть Гераскина, мол – подыграй мне! – Извините, Валентина Федосеевна. Познакомьтесь, Алиса Селезнёва. Мы… Мы давно не виделись… – пробормотал Пашка. – Та самая Алиса? – Валентина Федосеевна наморщила нос и стала похожа на мопса в чёрном завитом парике. – Всё равно, не воспитанная, хоть и знаменитая! Не отвлекайся, Павел! А вы, Алиса, ступайте! Кажется, вы уже удовлетворили потребности своей коммуникабельности. Лицо Алисы залилось румянцем гнева. Мало того, что эта Федосеевна оскорбляет её за сущий пустяк, так ещё и является досадной помехой в налаживанье контакта с другом. А то, что гордыня Пашки начала сдавать свои позиции, Алиса чувствовала так же ясно, как свежий бриз в раскалённой пустыне. Вот-вот будет выброшен белый флаг! – Паша, а ты можешь уделить мне минутку? – со скромной настойчивостью спросила девочка. – Эээ… – только и успел выдавить Гераскин, прежде чем Федосеевна грубо одёрнула его за рукав. – Паштет, живо на посадку! Через две минуты шлюз откроют! – крикнул широченный и высоченный мужчина из группы геологов. – Ты всё понял? – Валентина Федосеевна дернула Пашку за руку с такой силой, что он чуть не рухнул на неё. – Да. Понял, – ответил Гераскин, не отрываясь, глядя на Алису. – Держи! – женщина всучила Пашке планшет. – Остальные инструкции получишь от Альвареса. Счастливого пути! Она с хищной торжественностью зыркнула на Селезнёву и засеменила к выходу на стоянку флайеров. – Пока, – буркнул Пашка. Он через силу развернулся и, вздохнув, побежал за удаляющейся бандой геологов. – Пока, – разочарованно бросила ему в след Алиса. Вот же ж невезение! Минутки, да что там, двадцати секунд не хватило, чтобы погасить конфликт. Ну, хоть основа будущему примирению заложена, успокоила себя Алиса. Она стояла в задумчивости, когда к ней подошёл отец. – Это не Гераскин был? Или двуногий гепард? – спросил он, протянув дочери стаканчик мороженного. – Он хотел тебя похитить, а я его вспугнул? – Спасибо, – рассеяно отозвалась Алиса, продолжая смотреть в направлении, в котором скрылся Пашка. – Что это вы не вместе на этот раз каникулы проводите? Поссорились? – Нет, что ты! Пашка, конечно, невыносим порой, но чтобы с ним ссориться… Просто доклад ведь на двоих не разделишь. – А на Пустой тебе бы пригодился помощник, – не обращая внимания на растерянность Алисы, словно сам с собой рассуждал профессор. – Возможно… – Он выглядел каким-то потерянным. У него всё в порядке? – Пашка как Пашка, – пожала плечами Алиса. – Откуда у тебя такой интерес к нему? – А откуда у тебя такое раздражение в голосе? Ладно-ладно, храни свои секреты! – рассмеялся папа хмурому взгляду дочери. Досадуя, что её настроение читается, как на афише, и, проигнорировав совет отца поберечь горло, Алиса принялась беспощадно уплетать мороженное. Шоколадное? Отлично! Серотонин [7] ей сейчас нужен до зарезу! – Игорь?! Селезнёв?! Мать моя – женщина! Вот это встреча! – сотряс зал ожидания громовой бас. От неожиданности и мощи звукового извержения половина народа в зале дружно подпрыгнула, а другая упала в обморок. К Селезнёвым от дальнего входа мчался удивительный человек. Он походил на нелепого гигантского палочника. Вытянутый – выше Алисы на добрые восемьдесят сантиметров – тощий, как прутик, с длиннющими руками и ногами, которыми он размахивал, словно жердями на шарнирах, да с такой скоростью, что могло показаться, будто это не человек бежит, а огромное велосипедное колесо катится по залу. И многолюдная шумная толпа, наполняющая зал ожидания КосМоПорта, в страхе оказаться смятой этим худосочным Джаггернаутом [8] раздалась в стороны, уступая ему дорогу, словно волны Красного моря перед Моисеем. Мужчина-палочник налетел на Селезнёва, сгрёб его в объятия и, без видимых усилий при своей скелетообразной худобе оторвав от земли далеко не лёгкого профессора, закружил юлой по залу, хохоча гулкими раскатами горной лавины, совершенно не соответствующими его облику. – Селезнёв! Селезнёв! Селезнёв! Что за встреча! Что за день! Расскажу Любаше – ни за что не поверит! – грохотало это живое торнадо, захватившее ошеломлённого отца Алисы, вертя круги и восьмёрки в пространстве. Вихрем описав дугу из одного конца зала в другой, по территории, где и стадо слонов могло незаметно приютиться, верзила поставил директора КосмоЗоо на прежнее место. Всё это произошло настолько быстро, что Алиса и глазом не успела моргнуть, а её папа уже походил на жертву центрифуги, и над ними нависал этот человек-палочник, совершенно не запыхавшийся от собственной скорости. У иссушенного Гаргантюа [9] были редкие торчащие во все стороны волосы. Подбородок венчала жидкая эспаньолка. А на носу сидели огромные очки, делавшие хозяина ещё больше похожим на насекомое. – Илья, ты нисколько не изменился, – прокашлял Селезнёв, пытаясь централизовать свое тело со своим рассудком после дикой карусели. – Счастлив тебя видеть, дружище! – А я-то как счастлив! – загремел Илья. – Кисну здесь, как голотурия, застигнутая отливом. Рейс на Тетис [10] задержан на сорок минут! Я же не сухопутный краб, чтобы торчать лишних сорок минут на земле! Ха-ха-ха! Но как ты? Рассказывай! А что это за красавица с тобой? – Дочка! – с гордостью сказал профессор. – Алиса, познакомься, профессор Колюшка Илья Семёнович. – «Колюшка» – это не псевдоним! [11] – по залу покатился смех Ильи Семёновича, похожий на нестройный оркестр луров. [12] – Здравствуйте! – протянула руку Алиса, и её кисть утонула в лопатообразной ладони Колюшки. – Папа мне много рассказывал о знаменитом ихтиологе звезды Альриши, [13] – комплиментом на комплимент продолжила приветствие девочка. – И я о тебе наслышан, – пробасил Илья Семёнович. – Но видеть приходилось лишь на викадах. В жизни ты другая. – Я плохо получаюсь на викадах? – кокетливо спросила Алиса. – Получаешься отлично! Но я думал, что ты повыше. Алиса ответила, что у неё ещё всё впереди. Теперь, когда ей представлен такой пример для подражания, она обязательно подрастёт не менее чем на фут. [14] Профессор-ихтиолог расхохотался, подхватил Алису и, усадив её у себя на сгибе локтя так, что ноги девочки повисли более чем в метре над землёй, снова обратился к Селезнёву. – Ну, старина, жалуйся на жизнь! – глаза его искрились озорством, а огромные очки превращали эти искорки в два большущих солнечных зайчика. – Ох, тяжела жизнь! – с притворной обречённостью выдохнул Селезнёв, всплеснув руками. – Что делать, когда даже с друзьями-однокашниками мы видимся раз в пятнадцать лет, да и то по счастливой случайности капризной Фортуны. – А что делать? Ты же знаешь, что на Тетисе ни клочка cуши – один океан! Со связью там проблемы, а работы для ихтиолога – край непочатый! Колюшка красноречивым жестом полоснул себя под подбородком, изображая, до какой степени он поглощен рутиной. Но его довольная физиономия говорила, что иной судьбы он знать не желает. – Не оправдывайся! Всё я понимаю, – утешил друга директор КосмоЗо. – Но что-то же заставило тебя выбраться из морских глубин в наши пустоши? – Коллекции в музей привёз, да запасов взял, чтоб снова уйти в пучину лет на пять. – И Люба с тобой? Как она тебя терпит, сельдяной король? [15] – Она меня не терпит, но любит! Илья Семёнович достал из кармана горошину, надавил на неё, и перед Селезнёвыми появился голографический викад с бойким карапузом, гоняющимся среди кораллового леса за пёстрой рыбой. – Сыночек наш, – умиляясь, смотрел на викад ихтиолог. – Подарков ждёт с Земли. Увидит ли он её, горемычную? – Он что, с жабрами родился? – хихикнул Алисин папа. – Нет, ну что ты! Мы же с Любой обычные люди. Хоть и провели под водой половину жизни, жабр не отрастили. Это имплантаты. Мало ли что! Вдруг он не ту дверь на станции откроет, знаешь же этих любопытных безобразников. А станция на глубине в полсотни метров. От такого мокрого дела одними подгузниками не отделаешься! – А учиться он как будет? Так и вырастет селёдочным Маугли? Вернее «Мугиле»! [16] – Селезнёв, у тебя безобразный юмор! Не умеешь каламбурить, не берись! – фыркнул Илья Семёнович, но глаза его по-прежнему смеялись. – Не настолько мы отрезаны от мира. На станции две тысячи человек. И учителя они прекрасные. Правда, с практикой у паренька будут проблемы… Особенно с геофизикой и иной поверхностной чепухой… М-да… – Зато вы воспитаете замечательного Нептуна! – чирикнула Алиса, словно диковинная птица, сидящая на руке учёного с Тетиса. Ихтиолог снова разразился хохотом. – Ах, время-время бежит! – томно закатив глаза, прошептал он. – Вот нам с тобой, Селезнёв, и смена подрастает. А где наши товарищи? Как нашего брата-биолога раскидало по Молочной Речке! А новые берега-то порой совсем не кисельные. – Да уж! Я один домосед, – виновато сказал Селезнёв. – Остальные с нашего курса разлетелись кто куда. – Мико помнишь? На Жесте экосистему восстанавливает. Как там местные всё загадили! Слыхал, поди? – словно сам себе говорил ихтиолог. Папа Алисы, соглашаясь, кивал. – А Филипп? «Филипп Красивый» мы его дразнили, – в свой черёд подхватил он нить воспоминаний. – Теперь академик! Заведует институтом вирусологии на S40-15. – Да! Да! Года три назад удалось до него дозвониться. И Надя с ним… – И Надя с ним? Не знал. Они же друг друга терпеть не могли! – М-да…Кажется, этот хитрец синтезировал вирус любви, – ухмыльнулся Колюшка. Илья Семёнович заметил, что Алисе скучно слушать эти непонятные обрывочные разговоры. Он опустил её на пол, погладил по голове и спросил; – А вы куда собрались, друзья? – Я Алису на Блук провожаю, на конференцию ветеринаров. Ихтиолог расплылся в улыбке, которой было мало места на его узком лице. – Лечение и защита братьев наших меньших, что может быть благородней! Тебе бы с нашим непризнанным гением Николаем познакомиться! – А ты знаешь, где он? – насторожился профессор Селезнёв. – Полтора года назад я созванивался с Кавертовым, и он мне сказал, что Милюшин прислал ему сообщение с пересадочной станции на Паталипутре. Тому срок – ещё год. Говорил, что на пороге сенсационного открытия. И как в воду канул, хотя это только моя привилегия! Колюшка хохотнул. – Так он пропал почти три года назад? И его не ищут? – удивилась Алиса. – Пропал? Честно, не хочется так думать, – извинительным тоном ответил ихтиолог. – Но, знаешь, эти этологи такой народ: вечно на «полевых работах». Под рукой у них не то, что видеофона - захудалой рации нет! Порой даже спички с собой не берут. – Это как? Почему? – Сливаются с Природой! – похлопал по плечу Алису папа. – Николай Валерианович Милюшин это умеет делать как никто другой! – Точно-точно! – оживился акванавт с Тетиса. – У нас шутили: выброси Милюшина в одной пижаме на Северном Полюсе, и через три дня он будет ждать тебя в твоей же квартире в компании белого медведя и требовать, чтобы его нового друга напоили чаем! – Однако странно, почему он сообщил о грядущем открытии Кавертову, а не мне? – ни к кому особо не обращаясь, пробормотал отец Алисы. Колюшка пожал плечами. – Может, дозвониться не смог? – А что тут удивительного? – полюбопытствовала Алиса. – Да просто у них профиль несколько разный, – задумчиво рассуждал Селезнёв. – Кавертов ведь заседает в коллегии по Научной Этике, и специализированными отраслями биологии особо не интересуется. – Но они всегда были близки с Милюшиным в вопросах защиты животных, – заметил ихтиолог. – Так, может, Николай Валерианович готовился сделать открытие как раз в этой области? – загорелась догадкой Алиса. – Может, он межпланетную банду браконьеров выследил или испытателей оружия массового поражения? Он ведь о сенсации говорил? Это должно быть преступление планетарного масштаба! – Ну, когда дело касалось «прав животных», Коля мог из мухи слона сделать! – скептически пригладил бородку Колюшка. – Ты не хуже меня знаешь, что многие из сделанных им «слонов» оказались жизнеспособней сотен докладов о «мухах»! – в голосе профессора Селезнёва раздались металлические нотки. – Мне не известен ни один человек, обладающий равной ему интуицией. – Что верно, то верно! – согласно закивал Илья Семёнович. – Но иногда его заносило… – «Занесло» его всего однажды! Когда он отказался от места директора КосмоЗо! – неожиданно вскипел Селезнёв. – Ему предлагали твоё место? – ахнула Алиса. – Я ему его и предлагал! Как кандидат он превосходил меня по всем пунктам. Тот факт, что некто оказался достойнее кресла директора Космического Зоопарка нежели её отец, привёл Алису в необычайное изумление. – Но почему он отказался? – растеряно спросила она. Профессор тяжело вздохнул. – Николай не выносит вида животных в клетках, даже если эти клетки невидимы… – А уж как его звери любили! – поддакнул ихтиолог. – Ведь с каждой последней букашкой мог найти общий язык. Никогда не забуду его фокус с асмодианским вепрем. – Ой! Что за фокус? – у Алисы заблестели глаза. Ихтиолог опустился перед ней на корточки и шепотом с долгими паузами, словно рассказывая страшилку на ночь, заговорил: – Мы были зелёными практикантами-первокурсниками. И вот отправили меня, твоего папу, Николая Милюшина и ещё парочку студентов с нашего биофака на планету Асмодиана, что за созвездием Змееносца. Тихая такая планетка: зверья много – народу мало. Но есть на этой планете один жуткий хищник. Мы его прозвали «вепрем». Хотя это даже не млекопитающее, а какой-то анамний. На кабана только пяточком и похож. Свирепости лютой! Жрёт всё подряд. Когти – во! Клыки – во! – ихтиолог разводил руками перед затаившей дыхание Алисой, изображая размер клыков и когтей вепря. – И угораздило нас столкнуться с этой тварью на одной из экскурсий. Он меня лапой пришиб – позвоночник сломал. На твоего папу бросился. Раз когтями махнул и всю грудь ему на ремни порезал, аж рёбра повылазили. – Папа, это правда? – поразилась Алиса. – Ты мне такого никогда не рассказывал. – Правда, дочка, правда, – смутился отец. – Меня по кускам собирали. О чём здесь рассказывать… К тому же, зная твой характер… Ты же сразу бы и помчалась на Асмодиану потолковать тет-а-тет с этой амфибией за то, что она меня поцарапала. – Ему пять пластических операций сделали, чтобы шрамы свести, – доверительно сообщил Колюшка. – Папа?! – Четыре, дочка. Всего четыре операции. – И что же дальше? Как вы спаслись?! – Милюшин нас спас! Зверюга уже пасть разинула, того и гляди, сейчас остатки твоего папы проглотит... – Илья! – заливаясь краской, возмутился Селезнёв. – …И тут Николай встаёт у неё перед носом и тихо так ласково о чём-то говорит. Вепрь лапищу поднял, сейчас саданёт своими секирами! – ихтиолог рубанул рукой воздух у девочки перед носом. – А Милюшин стоит, словно перед ним не дикий хищник, а красна девица. И воркует что-то и шепчет. Зверь лапу опустил, глаз не сводит с Коли. Пятиться начал! И тоже так курлычет, будто вода в засорившейся раковине. Я лежу переломанный, кошу на них глаз. И смешно мне до жути! Милюшин такой крохотный рядом с этой лягушкой-переростком. А она от него пятится. И оба курлычут, что твои голубки. – И вепрь ушёл? – Ушёл! Милюшин его на прощание почесал под челюстью и говорит: «Ступай! Не шали!» И зверь ушёл… А Николай подмогу вызвал из лагеря... Ихтиолог смотрел на Алису взглядом, требующим полной веры в правдивость рассказанной истории. Словно малейшее сомнение в этом явилось бы для него смертельным оскорблением. – Папа… – начала, было, Алиса. – Это правда, дочка, – вздохнул отец. – Я, к сожалению, тогда не потерял сознания и чувствовал ужасную боль, но и видел потрясающее чудо. – О, да! Это было Чудо! Чудо! Чудо… Чудовищно! – внезапно заголосил Колюшка. – Сорок минут! Мой рейс! Селезнёв, счастливо! Спешу! Спешу, извини! Счастливо, Алисочка! Увидимся! И ихтиолог помчался к одной из многочисленных дверей туннельных маршрутов на взлётное поле, вновь обратившись в гигантское велосипедное колесо со спицами руками-ногами. Селезнёв печально улыбался, глядя в след однокашнику. Добрые воспоминания студенческих лет и невесёлые размышления рисунком морщинок лежали на его лице. – А почему «непризнанный гений»? – спросила Алиса. Профессор помрачнел. – Часто люди не верят в то, что не могут объяснить. А то, как обращался с животными Милюшин, они понять не могли. Ведь каждая былинка на дороге к нему льнула! Удивительной доброты человек! Этолог… – папа призадумался. – Раньше была присказка. Если человек имел талант в чём-либо – говорили, что это от Бога. Так вот, Николай – этолог от Бога! Мы сейчас читаем мысли животных с помощью миелофона и знаем, что зачатки абстрактного восприятия окружающей среды, а, следовательно, и мыслительные процессы свойственны многим представителям фауны, даже имеющим сравнительно примитивную нервную систему. Но Милюшин знал это задолго до того, как был изобретён этот замечательный аппарат. Он сам не мог объяснить толком, как у него получается понимать животных и общаться с ними. Это-то его и подвело! Научное сообщество считало его в лучшем случае чудаковатым фокусником, даровитым дрессировщиком, но никак не учёным, пусть и вслепую, но нащупавшим путь к живому контакту с братьями нашими меньшими. История с вепрем это только вершина айсберга из тех чудес, на которые он способен. Профессор снял очки и вытер предательскую влагу с глаз. – Что за Человек! Что за Учёный! – И такой человек пропал? Да как такое может быть? Вдруг он действительно пытался раскрыть какое-то преступление против Природы или Науки, и злоумышленники погубили его! – Ох, дочка, тебе бы всё в детективов играть! – А тебе, значит, всё равно? – Не горячись! – грустно улыбнулся отец. – Мне совсем не «всё равно». Я свяжусь с Кавертовым. Может, он сообщит какие-нибудь подробности. А ты сосредоточься на взятых на себя обязательствах. От тебя сейчас зависит гораздо больше, чем отметка о практике. Будь умницей, пожалуйста. Я обещаю, что когда ты вернёшься, мы вместе займёмся поисками Николая Валериановича. Тебе пренепременно нужно с ним познакомиться! – Уверена, мы станем друзьями! Ах, только бы с ним всё было хорошо! Отец взъерошил Алисину чёлку. – Не переживай! Вряд ли он «пропал» так, как ты это подразумеваешь. Сколько я его знал, он всегда тяготел к одиночеству. Вернее, он находил контакт с Природой, но не мог в полной мере найти его в обществе людей. Человеку, увы, в отличие от животных, свойственно прятать свои истинные чувства под ворохом социальных проблем и пороков. И здесь мало быть гениальным натуралистом. Нужно знать психологию себе подобных. А это Николая не увлекало… Наверно, он просто стал отшельником. Алиса с сочувствием смотрела на погружённого в свои мысли родителя. Встреча со студенческим товарищем и последующие воспоминания пробудили в нём жгучую тревогу. И девочка ощущала совершенно явственно её излучение, чувствовала каждую капельку молчаливых переживаний отца. Селезнёв заглянул Алисе в глаза и тихо произнёс: – Дочка, пожалуйста, будь осторожна. – Обязательно, папа! – Алиса горячо обняла отца.Пояснения и комментарии
[1] Тиндарида – дочь царя Тиндара Елена Прекрасная. По одному из мифов, герой Тезей похитил её из Спарты, когда ей было десять лет. Последствием этого похищения стала дочь Елены – Ифигения. По другой версии мифа, Тезей не посягал на невинность Елены. [2] Петроний Арбитр – автор древнеримского романа «Сатирикон», обычно отождествляемый с сенатором Петронием, приближённым к императору Нейрону. В «Сатириконе» живо описываются быт и нравы римского общества времён правления Нейрона: духовный и моральный упадок, гедонистическое буйство, сибаритство, оргии. К сожалению, до наших дней сохранилась лишь незначительная часть этого произведения, несмотря на всю свою непристойность и буффонаду, имеющего огромное значение не только как «памятник культуры», но и для исторических, социальных и филологических наук. Можно допустить, что благодаря машине времени у людей будущего (и Алисы в т.ч.) есть возможность прочесть эту книгу целиком. [3] «Сатирикон» Петрония представляет культурологический интерес как один из значительных образцов «вульгарной, простонародной латыни». [4] На санскрите написан древнеиндийский трактат об Искусстве Любви «Камасутра». [5] Сапиенс (лат. sapiens) – «разумный». Видовое название человека в линнеевской бинарной номенклатуре систематики живых организмов и растений: Homo sapiens. [6] «Божественный образ» (англ.) [7] Серотонин – так называемый, «гормон радости», стимулирующий секретационные функции гипофиза, улучшающий настроение. Шоколад, бананы, чеснок, молоко отличаются повышенным содержанием аминокислоты триптофана, из которой в организме синтезируется серотонин. [8] Джаггернаут – слово используется для обозначения слепой, неуправляемой силы, кого- или чего-либо, идущего напролом, не взирая на любые препятствия. Происходит от одного из имён Кришны в индуизме – Джаганнатха. Само понятие связано с ритуалом Ратха-ярты, в ходе которого около 4000 человек тянут огромную колесницу с идолом Джаганнатхи. В прошлом индусы часто бросались под колёса колесниц, так как считается, что тот, кто погибает таким образом — получает освобождение и возвращается в духовный мир. [9] Гаргантюа – Великан, персонаж романа Франсуа Рамбле «Гаргантюа и Пантагрюэль». [10] Тетис – В мезозойскую эру на Земле океан, простиравшийся между материками Лавразия и Гондвана. [11] Колюшка – мелкая рыбка отряда Колюшкообразных (Gasterosteiformes). Илья Семёнович иронизирует по поводу несоответствия фамилии своей внешности. [12] Лур – старинный музыкальный инструмент, предшествовавший трубе или тромбону. [13] Звезда Альриша – двойная звезда в созвездии Рыб. Является альфой Рыб, но по блеску в созвездии занимает только третье место. [14] Фут – Мера длины, в разных странах колеблющаяся от 27 до 31 см. Международный стандарт - 30,48см. [15] «…сельдяной король» – намёк не только на профессию, но и на рост Колюшки. Сельдяной король (Regalecus glesne) – рыба отряда Опахообразных (Lampridiformes). Имеет вытянутую лентовидную форму и достигает длины до 5,5 метров. [16] Профессор Селезнёв обыгрывает латинское название кефали (Mugil), получая созвучие с именем героя сказок Киплинга.