Пояснения и комментарии
[1] «Вечный Двигатель» (лат.) [2] Protozoa – «Простейшие» (лат.). Царство одноклеточных или колониальных эукариот, которые имеют гетеротрофный тип питания. [3] Никола Тесла (1856-1943). Австро-венгерский изобретатель в области электротехники и радиотехники, инженер, физик. Большую часть жизни прожил и проработал во Франции и США. Широко известен благодаря своему вкладу в создание устройств, работающих на переменном токе, многофазных систем и электродвигателя, позволивших совершить так называемый второй этап промышленной революции. [4] Троянский Цикл – (здесь) комплекс произведений античной литературы, сюжетно связанных с Троянской войной. Самые известные авторы: Гомер, Еврипид, Вергилий. Но тема поднималась и Шекспиром, Гёте, Шиллером и др. писателями разных эпох. Таким образом, цикл включает огромное количество произведений с самыми разными трактовками событий. Учитывая, что первоначально сюжет героического эпоса был исполнен сложной интриги, замешенной на мести богов, разнообразие его вариаций делает «легендариум» одним из самых путаных, противоречивых, но, тем не менее, захватывающих произведений искусства. [5] Луис Пачеко де Нарваэс – мастер и теоретик искусства фехтования. В 1600 издал труд, «Книгу о величии шпаги», в котором обосновывал умение обращаться с холодным оружием и приемы владения им на математическом уровне. Интересно, что в российском фильме «1612. Хроники смутного времени» один из героев – испанский наёмник – преподает уроки фехтования по принципам, высказанным Нарваэсом. [6] «Проклятье!» (англ.) [7] «Космического кальмара невозможно убить. Потому что его не существует в природе». (фр.) [8] Вульж – Разновидность алебарды, распространённая в Европе в XIV веке. На Руси этому оружию соответствовал бердыш. Несведущий в фонетике французского языка, М’ыэ произносит слово «voulge» соответственно латинской грамматике. Из-за чего произносимое им слово слышится, как «край, угол стены» - wall edge (англ.) [9] «И так далее» (лат.) [10] Азраил – в иудаизме и исламе ангел смерти, помогающий прейти людям в мир иной. В переносном смысле – Смерть. [11] В 1998 году именем героини Кира Булычёва назвали звезду в созвездии Райская птица, находящемся в Южном полушарии. Параметры звезды: звёздная величина 15.1, прямое восхождение 15h 06m 32.11s, склонение -73h 39m 10.6s [12] «… запросто расщепить атом гелия» – Гелий самый инертный химический элемент. Обычно радиоактивный распад элементов не проходит дальше «гелиевой границы» даже в звёздах с их чудовищными температурами ядерных реакций. То есть, расщепить атом гелия фактически невозможно. [13] Разговор происходит на английском языке. Алиса обыгрывает созвучие фамилии «Сёд» с числительным «третий» (Third). Таким образом, её ирония подразумевает, не является ли помощник Уайта Ричардом Третьим. Ричард III Йорк – король Англии 1452-1485. В одноимённой трагедии Шекспира изображён мрачным и нелюдимым человеком. [14] Жёлтый Карлик – тип небольших звёзд главной последовательности, имеющих массу от 0,8 до 1,2 массы Солнца и температуру поверхности 5000—6000 K. Соответственно своему названию, по результатам фотометрии они имеют жёлтый цвет, хотя субъективно их цвет воспринимается человеком как наиболее чистый белый (более горячие звёзды будут восприниматься человеком как голубоватые или голубые). Основным источником их энергии является термоядерный синтез гелия из водорода. Самым известным жёлтым карликом является Солнце. Другие известные звёзды: Эпсилон Эридана, Альфа Центавра А, Альфа Северной Короны В, Тау Кита. [15] Синопсис – (здесь) обобщенные данные о чём-либо. [16] «Обитель Знаний» (лат.) [17] Соционика – (здесь) наука об информационном взаимодействии. [18] Тасманийский Дьявол – (лат. Sarcophilus laniarius) – хищное млекопитающее из отряда Сумчатых (Marsupialia). Отличается весьма свирепым нравом, из-за чего в англоязычных странах (Австралии, в частности) стало нарицательным именем. Этому способствовало и появление буйного мультипликационного персонажа Тэза (Taz) компании Warner Brothers. [19] В английском языке слово «синий» (blue) является синонимом грусти, тоски (blues). [20] Варфоломеевская ночь – массовая резня гугенотов (протестантское движение) во Франции, устроенная католиками в ночь на 24 августа 1572 года, в канун дня святого Варфоломея. По различным оценкам, погибло около 30 тысяч человек. [21] (здесь) «Знакомство» (фр.)Глава IV. Знакомый незнакомец
6 января 2014 г. в 06:34
Что ж, стоит отдать должное профессору Селезнёву. Три года он посвятил изучению пустотела, терпя всё это время, как коллеги склоняют его работу на разные лады. «Селезнёв переливает из пустого в порожнее», «Пустая затея», «В пустую потраченное время», «Профессор Пустодел» и тому подобные шуточки и сожаления слышались со всех сторон. Но директор КосмоЗо был уверен в двух вещах. Во-первых, в Природе не бывает мелочей, и даже «пустота» имеет своё значение, а потому заслуживает внимания науки. Во-вторых, пустотел, по мнению Селезнёва, был вовсе не так прост, каким он казался всей Галактике. Профессор кропотливо анализировал и десятки раз перепроверял данные опытов с этим странным существом. Целыми днями он просиживал то у аппаратов рентгеноскопии, дотошно изучая каждый миллиметр нервных волокон пустотела, то расшифровывал километры графиков нейрографов, считывающих динамику нервных импульсов животного. В итоге, опустошённый работой до состояния предмета своего исследования, Селезнёв подвёл итог накопленной эмпирике, написав доклад, снабжённый объёмным фактическим материалом, предусматривающим все возможные подводные камни, какие готов был щедро насыпать в поток мыслей изыскателя скепсис коллег. Так что у Алисы на руках оказалась не просто монография с неопределённым будущим, а настоящий билет беспроигрышной лотереи. Отец сделал всё возможное, чтобы у дочери не случилось заминки на конференции из-за какого-нибудь пустячного довода ареопага учёных, который бы противоречил представленным в докладе выкладкам.
Да и сама девочка отлично подготовилась по предмету. Хотя она и заметила, что её вклад в работу «О Пустотеле» занимает всего десять процентов, но это были те самые проценты, предопределившие появление доклада. Ведь именно благодаря живой, неординарной интуиции Алисы и её убеждённости, что пустотел способен на высшую нервную деятельность, директор КосмоЗо в своё время и заинтересовался этим животным, больше похожем на остов ствола гигантского дерева. И профессор настоял на том, что именно Алиса, а не он, должна представить миру плоды их труда.
Но следует воздать по заслугам и профессионализму собравшихся на конференцию деятелей науки. Их не растрогали и не смутили ни обаяние юной докладчицы, ни многочисленные доказательства верности выводов и теорий, представленных профессором Селезнёвым, в их совместной работе. Когда Алиса после рассказа основной части доклада предложила учёным перейти к прениям над поднятыми в нём проблемами, девушку беспощадно атаковали в течение почти трёх часов самыми каверзными вопросами и демагогическими возражениями. Алиса стоически выдержала испытание. И когда после слов блюдущего регламент председателя о завершении дискуссии конференц-зал провожал дебютантку стоячей овацией и криками «Браво!», сомнений не осталось – это не вежливость Собрания, а заслуженная дань научному труду Селезнёвых.
Со всех сторон на немного обалдевшую от успеха Алису сыпались поздравления, слова восхищения и пожелания дальнейших побед на научном поприще. Пусс аж прослезился и настоял на том, чтобы Алиса непременно приняла участие в конфиденциальном собрании, намеченном после Конференции. Это была огромная честь! На подобные собрания приглашались исключительно выдающиеся умы современности, перечисление регалий некоторых из них занимало по целой странице в справочнике учёных Галактического Союза. Пусса невозможно было упрекнуть в предвзятости. Приглашение красноречиво говорило о признании учёного таланта дочери профессора Селезнёва.
Усталая, но счастливая Алиса вышла из конференц-зала в Эдем. Ей было необходимо отдохнуть, набраться сил и успокоить кипящий в крови адреналин в услаждающей атмосфере этого рукотворного элизия. Но тут с ней приключилась беда. Она попала в руки лаира M’ыэ с планеты Ш’аа.
Профессор M’ыэ слыл проклятьем учёного мира – его боялись, как чумы. Учёный он был не плохой. В том плане, что никому не мешал отстаивать собственное мнение на нелёгкой научной стезе и сам особо не совался на этот тернистый путь. Суть его тихого конфликта с многоумной общественностью состояла в том, что лаир якобы создавал неверное представление о научном братстве в глазах обывателей.
Учёное звание ш’аанин получил за изобретение Perpetuum Mobile [1] на основе «биогенного» источника энергии. Для своего выдающегося творения M’ыэ взял запаянную колбу с химически стабильным раствором и популяцией анаэробных инфузорий в его среде. Инфузории размножались простым бинарным делением, а питались себе подобными. M’ыэ рассчитал, что при определенном Х количества инфузорий в популяции, её самовосстановление и самоистребление достигнут паритета, и популяция фактически обретёт бессмертие в отрезке времени, стремящемся к бесконечности. Двигаясь туда-сюда по пространству колбы, размножаясь или охотясь друг на дружку, одноклеточные производили энергию, которую можно было уловить генератором и передать на накопительный элемент какого-нибудь прибора. Ну, настольной лампы, например.
Синклит Ш’аа высоко оценил изобретение M’ыэ. И решил, что негоже такому таланту прозябать на нивах отечества, когда он может принести пользу какой-нибудь отсталой планете. Под благовидным предлогом научно-технического обмена новоиспечённого гения выслали с родины в институт микробиологии города Питтсбурга на Земле. Чтобы сапиенсы не сразу поняли, какую свинью им подложили ш’аане, в рекомендательном письме M’ыэ красовалось внушительное «почётный профессор эль-и-ментарных мат-и-терий Общества Синтеза Абракадабры». Но земляне оправдали своё гордое имя «разумных» и быстро назначили не в меру активного волонтёра на должность ответственного по шумовым эффектам.
Так бы профессор и закис на этом посту от сплина – ведь никакого шума в институте микробиологии, по определению, быть не может. Но Проведению было угодно, чтобы оставшийся неизвестным для Истории дьявол соблазнил лаира страстью к куртуазной литературе. M’ыэ поглощал её в неимоверных количествах и даже, на радость питтсбургских микробиологов, перевёлся из их цитадели в библиотеку. Но оказалось, что ликование сапиенсов преждевременно. Музы планеты Ш’аа не обделили «профессора абракадабры» фантазией, а средневековая романистика землян катализировала её запас, превратив лаира в дальнего родственника барона Мюнхгаузена. Блудный учёный вернулся в порт приписки, но не для работы с «шумами» или Protozoa. [2] Теперь всей целью существования M’ыэ стал отлов слушателей для потока историй из его учёной практики. Только с наукой эти истории имели меньше общего, чем произведения Шарля Перро с трудами Теслы. [3]
Вот это-то и раздражало сначала земных коллег витающего в облаках лаира, а после, когда M’ыэ решив, что перерос обыденность Голубой Планеты, пустился в паломничество по Галактике, – и всех остальных учёных Союза Млечного Пути. Дошло до того, что кое-где общение с M’ыэ считалось самым компрометирующим аргументом против учёной состоятельности несчастного, имевшего неосторожность попасть на прослушиванье его басен тысяча и одной ночи.
Алиса ничего не знала о злополучном профессоре и без опаски дала добро на его вопрос, не желает ли дитя выслушать совет умудрённого опытом старца. Спустя две минуты она уже ни о чём так не сожалела в жизни, как о своём неосмотрительном согласии поговорить с этим треклятым лаиром. Но было поздно! Как ни желала Алиса избавиться от прицепившегося к ней болтуна, но её удерживала в его обществе восставшая против здравомыслия вежливость. И окружающие не спешили на выручку, а только сочувственно качали головами. M’ыэ же, дорвавшись не просто до слушателя, а до особы, как он считал, знающей толк в приключениях и рыцарстве, разошёлся не на шутку. Он развивал перед бедной девушкой сюжет, по меркам которого «Троянский Цикл» [4] показался бы памфлетом.
– …И тогда я схватил свой могучий воулджь и принялся рубить мерзкого спрута! – шумел M’ыэ, воинственно сверкая единственным глазом.
Вообще-то, у лаиров три глаза. Но два M’ыэ, по его уверениям, потерял, отстаивая честь прекрасных дам, в невообразимых баталиях на просторах Галактики, происходивших из рассказа в рассказ всегда с разными оппонентами: пиратами, тиранами, чудовищами всех мастей. Сегодня это был километровый космический кальмар, с которым отважный профессор сошёлся в рукопашную в Крабовидной туманности. На самом деле M’ыэ лишился драгоценных органов зрения при взрыве в школьной лаборатории во время проведения химических опытов. Причиной взрыва был сам малолетний лаир. Не потому что ему, как всем мальчишкам, захотелось набедокурить, соорудив бомбу. Просто будущий профессор не выучил домашнее задание: иначе бы он знал, что калий следует держать подальше от воды.
Завывая военные марши планеты Ш’аа, M’ыэ наступал на Алису, размахивая «могучим воулджем», то есть профессорским стеком, изображавшим непонятное оружие. Профессор рассекал воздух указкой с такой свирепостью и воодушевлением, будто хотел образовать вокруг себя вакуум. В некотором смысле у него это получалось – никто ни за какие коврижки не пожелал бы приблизиться и на пять метров к ш’аанскому дервишу, за секунду воспроизводящему треть упражнений из учебника Пачеко де Нарваэса. [5]
– Профессор, осторожнее! Я же не кальмар! – бодрясь, смеялась Алиса, осторожно пятясь от боевого лаира.
– …Я сразил его одним старым приёмчиком, – с упоением голосил ш’аанин, отчаянно фехтуя стеком.
Алиса поняла, что лаир достиг той степени экстаза, в которой легко мог по неосторожности совершить что-нибудь, о чём после бы сожалел. Но больше него будет сожалеть она, если импровизированный воулджь вонзится ей в живот. Эпическому сражению с кальмаром становилось тесно в вымышленном лаиром мире, и Алиса сочла благоразумным убраться по добру по здорову из расширяющегося района боевых действий. Она развернулась на каблуках, готовая привести в исполнение план по эвакуации женщин и детей с поля битвы, и натолкнулась на чью-то руку.
Оказывается, манёвры M’ыэ оттеснили его слушательницу в глубину третьего нефа, где возле колонны стояли двое мужчин в костюмах, которые было принято носить на Земле лет сто назад. Один из них держал термос и как раз передавал второму стакан с напитком. Этот-то роковой момент и совпал с дезертирством Алисы из-под флагов победоносного лаира. От критического нарушения равновесия содержимое сосуда выплеснулось, перепачкав скользкой жидкостью с сильным запахом яиц и мужчин, и Алису.
– Dammit! [6] – прорычал компаньон мужчины с термосом.
Он метнул на растерявшуюся Алису злой взгляд и неожиданно приветливо улыбнулся.
– Ах, простите, леди! Я такой неуклюжий!
– Ой, нет! Это я виновата. Извините, пожалуйста! – залепетала Алиса, пытаясь на скорую руку определить моральный и физический ущерб от столкновения.
Сзади, сопя, подлетел M’ыэ.
– Где ты? Я как раз перехожу к самому интересному! – взревел он немейским львом.
Нечаянный визави Алисы устремил на лаира взор божества, раздражённого появлением непокорной ему моли. Словно пощёчины хлестнули по ш’аанину чётко проговариваемые властным насмешливым тоном слова:
– Calamar cosmique ne peut pas être tué. Parce qu'il n'existe pas dans la nature. [7]
– Чего? – опешил M’ыэ.
А мужчина продолжал так же на французском:
– И как вы собираетесь воевать углом стены? Клянусь, вы скорее убьете кого-либо своим кошмарным диалектом, чем «могучим wall edge»! Что вы подразумевали? Алебарду вульж? [8] Вы вообще имеете представление, что это за предмет?
– Чего?
Алиса едва удержалась, чтоб не расхохотаться от меткого сарказма незнакомца и из-за того, как нелепо выглядит растерявший перья бравады M’ыэ. А мужчина подмигнул ей и обратился к профессору сладким увещеванием:
– О, извините! Мне показалось, вы говорите по-французски. Или ваш французский сильно отличается от моего?
– Что это вы там мелете, уважаемый! – надулся, приходя в себя, профессор. – Что это за тарабарщина из «ту» и «ля»?
Мужчина убийственно сверкнул глазами. Он перешёл на космолингву, и в голосе его вновь зазвучала сталь.
– Я сказал, что нахожу эту юную леди напуганной вашей персоной! Не проявите ли вы любезность, оставив её в покое?
Предательница Алиса в образе оскорблённой Беззащитности энергично закивала, соглашаясь со словами незнакомца.
Лаир чуть последнего глаза не лишился – так он у него выпучился, рискуя лопнуть.
– Но послушайте… – упавшим голосом забубнил он, переводя потерянный взгляд с незнакомца на Алису и обратно.
Мужчина положил ему руку на плечо. И Алиса заметила, как выделяющийся массивной комплекцией профессор просел от тяжести возложенной на него длани. А незнакомец вновь перешёл на мягкие интонации арсенала своего голоса, сопровождая ими ироничное обращение к M’ыэ.
– Увы, нам некогда слушать! У меня есть предложение. Напишите книгу о ваших подвигах. И леди, я уверен, с удовольствием её прочтёт. В тишине. Наедине сама с собой.
И снова Алиса кивком выразила согласие со словами мужчины. У неё был самый извиняющимся вид, какой только позволял ей напустить на себя еле сдерживаемый смех.
M’ыэ попытался возразить. Но его невнятные оправдания разбились, как об айсберг, об твёрдую настойчивость незнакомца в желании разлучить лаира с его слушательницей. Профессор принёс скомканные извинения, попыхтел, помялся ещё пару секунд и, сделав вид, что увидел знакомого, исчез из поля зрения. Однако через минуту с другого конца залы вновь раздалось его фальшивое исполнение боевых гимнов Ш’аа перед очередной жертвой.
– Благодарю, что помогли от него избавиться, – с облегчением выдохнула Алиса. – Кажется, вы его обидели.
– Пустяки! Он это переживёт. Было бы нелепостью, если человек, победивший космического кальмара, умрёт от обиды на слова плебея.
Самоуничижение своего спасителя Алиса сочла более чем странным.
– В детстве вместо конфет меня кормили скромностью. Я сохранил зубы, фигуру и научился ненавидеть себя, – ответил на её замечание мужчина.
Алиса удивилась ещё больше. Незнакомец, наверно, шутил. Но в его интонации не было и намёка на иронию, с которой он только что разговаривал с M’ыэ. Как он мог серьёзно относиться к себе с такой критикой, когда весь его образ был исполнен если не совершенства, то качества, близкого к нему?!
Алиса поймала себя на том, что украдкой любуется этим человеком. Блондин не более сорока лет. Но в чуть вьющихся волосах проглядывает седина. Выше Алисы на голову и держится со строгой военной выправкой, даже подбородок гордо вздернут. Под идеально сидящим костюмом угадывается атлетическая фигура. Лицо – зеркало души – принадлежало человеку, словно всю жизнь проведшему в борьбе с сильным встречным ветром. Черты его были угловаты, как у роденовского «Мыслителя», и так же, как в знаменитой скульптуре, в них застыл невысказанный сложный вопрос. Но внешнюю каменность лица одухотворяла лёгкая вальяжность, проступающая из-под напряжённых мимических мышц и резко очерченных костей черепа. От него веяло неким благонравным снисхождением аристократов с портретов Эпохи Возрождения. Это был лик упрямца, привыкшего всё делать по своему, борца, рассчитывающего лишь на себя, интеллектуала, ищущего нетривиальных решений. Девочка в его живом облике из соразмерных форм и чётких линий не заметила ни намёка на модные нынче пластические операции, для придания «правильности» лицу. Если такая операция и имела место, то её делали «наоборот»»: будто прекрасное чело мраморного изваяния Аполлона наспех обработали стамеской. Но это-то и привлекало к незнакомцу внимание. А мужчина подавал себя с таким благородством, что все недостатки нарочитой грубости в линиях его лица воспринимались положительно. И подобная природная безыскусная красота, сочетающая силу и решительность сорвиголовы со спокойствием вдумчивого наблюдателя, особенно импонировала Алисе в людях.
Однако более всего в мужчине увлекали глаза: большие и широкорасставленные, со слабым прищуром, сверкающие, как два чистейших сапфира, в своей необъятной глубине хранящие опыт человека, наизусть знающего все восемнадцать тысяч томов Малой Энциклопедии Союза Млечного Пути.
Незнакомец смотрел на Алису этими чарующими глазами со смесью интереса и дружелюбия, но с невежливой пристальностью.
«Меня словно под микроскопом разглядывают!» – думала Алиса, неловко поёживаясь под лучистым взором мужчины. Удивительное дело! Она сама, всегда непосредственная и лёгкая в общении с людьми всех возрастов, сейчас растерялась и не смела лишний раз поднять очи на Избавителя-юных–учёных-от-прилипчивых-лаиров. Её смущала и неясная ей энергия, исходившая от мужчины, и пронзительность бесконечной синевы его взгляда. Чувство беззащитности и наготы перед взором этого человека лишало воли и пугало. Но одновременно Алису страстно влекло к свету этих глаз и к загадочной энергии, окутывающей незнакомца.
– Если «плебеи» выглядят так же респектабельно, как вы, то я не представляю, какой вид должны иметь патриции, – проговорила Алиса.
Она всегда старалась быть открытой с людьми и высказывать то, что о них думала. Но сейчас стеснялась собственных мыслей.
Незнакомец добродушно рассмеялся.
– Не представляете? Но ведь для этого нужен всего лишь простейший прибор, известный человечеству тысячи лет.
– Какой же?
– Зеркало, конечно!
Алиса вскинула изумлённый комплиментом взгляд на собеседника и встретилась с его всепоглощающим взором. Волнующие смешанные эмоции радости и смущения быть окутанной волнами синего волшебства зрачков незнакомца захлестнули девочку, словно порыв горячего ветра.
«Я его знаю!» – стрелой пронеслось в голове Алисы. Необъяснимая тревога потянула её с небес на землю.
– Простите, мы уже встречались? Мне знакомо ваше лицо, – робко заметила Алиса.
На мгновение, всего лишь на мгновение по лицу мужчины скользнула мрачная тень.
– Вряд ли. Я редко показываюсь на людях, и круг моих контактов ограничен парой тысяч реторт, пробирок и мензурок в моём кабинете.
Алиса осмелела, заметив, что глаза мужчины утратили гипнотическое сияние и теперь выражали рассеянность и скуку.
– Странно, но мне кажется, я вас уже видела. Вы англичанин? Я часто бываю в Великобритании и в Австралии и…
– Если я не ошибся в вашем возрасте, то вы не настолько стары, чтобы застать время, когда я покинул Землю, – оборвал её мужчина.
– Но я совершенно точно уверена!
Подобная настойчивость граничила с бестактностью. Но Алису сжигало ощущение загадочности, окутывающей собеседника. Он словно скрывал некую тайну и, едва Алиса нащупала её присутствие, мужчина сразу отгородился от неё холодным безразличием.
– Юная леди, – тонкие губы мужчины растянулись в снисходительной улыбке, – я так часто в ваши лета бывал в чём-либо «совершенно уверен», от чего спустя всего лишь час открещивался, как от сущей ереси!
– Вы писали научные статьи, и я видела ваше фото в журналах? – попробовала догадаться Алиса, пропустив мимо ушей иронию незнакомца.
– Нет, я не пишу статей, рассказов, стихов et cetera. [9] Я, видите ли, коплю знания, а не создаю их. И моих фотографий нет в журналах. Я ненавижу фотографироваться. Почему? – человек пожал плечами и засмеялся. – Потому что ненавижу себя!
– Да я готова поклясться, что видела вас где-то! Мы точно встречались! Может, вы меня забыли? Я забыла, как вас зовут, но помню лицо, а вы забыли меня совсем? Я – Алиса. Алиса Селезнёва.
Этот штурм больше напоминал женский каприз. Ведь, кроме едва намеченного интуитивного чувства знакомства со странным человеком, у Алисы не было на руках никаких фактов, подтверждающих прежность встречи с ним.
– Селезнёва? Алиса? – проговорил про себя незнакомец, словно пробуя имя девочки на вкус. – Увы, нет, леди. Я вас не знаю. У меня исключительно навязчивая память на лица. А имена в моей голове хранятся всё равно, что в книге Азраила. [10] Вас там нет…
Алиса обиделась. Она же самая знаменитая девочка Галактики! Да, между прочим, в её честь звезда названа! [11] А этот субъект, выглядящий столь просвещённым, уверяет, будто никогда о ней не слышал.
– Я читала здесь доклад, – словно оправдываясь, начала она.
Но незнакомец отмахнулся от слов, как от мухи.
– Извините, не застал этого исторического момента. Мы с компаньоном зашли всего полчаса назад.
– Наверно, вы похожи на кого-то из моих знакомых, – убито вздохнула девочка, – извините…
– Доктор Уайт похож только на самого себя и ни на кого другого.
Это подал голос второй мужчина. О таких говорят «бесцветная личность». Фигурой он был мощнее доктора Уайта, но уступал ему в росте. Выражение лица отсутствовало напрочь. Движения носили вялый характер. Если, конечно, за движения принимать единственный поворот головы в сторону Алисы. А так, всё время разговора Уайта с девочкой, этот тип стоял по стойке «смирно», сжимая в левой руке термос и отрешённо пялясь в пустоту – ни дать, ни взять, нелепый предмет интерьера Эдема.
Доктор Уайт полоснул «компаньона» взглядом, способным запросто расщепить атом гелия, [12] и, обратившись к Алисе, превратился в одну сплошную улыбку.
– Это мне следует просить прощения, юная леди! Я совсем одичал в своей лабораторной келье. Кажется, так принято знакомиться на Земле? – он протянул девочке руку с длинными изящными пальцами. – Гарольд Кристофер Уайт. Скромный ветеринар зверинца на Обрио.
Алиса, торжествуя, пожала руку Уайта. Та оказалась холоднее льда, а пальцы удивительно гибкими и сильными – ладонь девочки словно узлом из стальной арматуры стиснуло.
– Обрио! Ну конечно! Я гостила там с папой пару лет назад у директора Газалууса Арка. Я точно видела вас там!
Чувство тревоги в душе Алисы сменилось ликованием. Гора с плеч упала – она не ошиблась в своих подозрениях.
– А вы не могли бы припомнить, во время вашего визита не происходило ли на планете какого-нибудь землетрясения, урагана или цунами? – прищурясь, спросил Уайт.
– Нет, кажется.
– Тогда я в недоумении, как вы могли меня видеть. Только внезапное стихийное бедствие могло выгнать меня из лаборатории на свет божий, пред светлые очи такой умницы, как вы!
Алиса зарделась. Уайт снова говорил о себе в насмешливо-уничижительной форме, а по отношению к собеседнице не допускал ни капли юмора в своём тоне, замечая положительные качества девочки. Содержание слов о ней было глубже, чем приветливая симпатия, облечённая в вежливые формы этикета. Он всё больше и больше нравился Алисе.
– Доктор крайне занятой человек, – механически поддакнул невзрачный мужчина.
Он лениво наклонился, поднял стакан, лениво наполнил его, даже не глядя, попадает ли в стакан жидкость из термоса, и лениво протянул его Уайту.
– Это мой коллега и помощник – бакалавр Сёд, – подмигнул Уайт Алисе, принимая стакан от бакалавра.
– А зовут вас случайно не Ричард? [13] – невинным голосом спросила Алиса помощника доктора Уайта. – Вы такой мрачный!
Доктор расхохотался, как мальчишка, чуть снова не разлив содержимое стакана.
– Вижу, вы действительно часто бывали в Англии. И даже умеете ценить наш юмор!
Отсалютовав Алисе стаканом, он залпом выпил жидкость. Сёд же на слова Селезнёвой не обратил и толики внимания, даже голову не повернул.
Доктор Уайт наклонился к Алисе и, прикрыв рукой рот, выразительно поморщившись, произнёс громким шепотом:
– А вот у моего драгоценного коллеги юмора вообще нет. Зато это самый лучший помощник во всей Галактике!
– Доктор переоценивает мои скромные возможности, – проскрежетал Сёд. До сходства с говорящим снеговиком в этот момент ему недоставало белого цвета и морковки вместо носа.
– Миляга! – Уайт потрепал коллегу по плечу.
Зрачки доктора вновь блестели и переливались фантастическим ультрамариновым туманом, словно к лампе поднесли два крупных сапфира. Вновь в них пробудились любопытство и заинтересованность Алисой. Вновь на неё были устремлены два туннеля в блаженную синюю бесконечность.
– Вы говорите, что выступали здесь с докладом?
– Да.
– О, какой потрясающий сюрприз, обнаружить в рутине дней, что Наука прекрасна не только своими знаниями, но и учёными!
Алиса покраснела, словно раскалённая печка.
– Ну, что вы, доктор… Спасибо!
Она привыкла слышать комплименты в свой адрес, но все они носили иронический или снисходительный оттенок обычной дружеской любезности. Алиса знала себе цену и адекватно встречала все похвалы по поводу своего ума и внешности. Сейчас же слова доктора Уайта, произнесённые ласковым тоном с возвышенной чувственностью, её смущали. Полупрозрачная ширма деликатности не скрывала всей серьёзности восхищения собеседника стоящей перед ним юной учёной. И этот едва скрытый восторг, вот-вот готовый перерасти в прямолинейное обожествление, без намёка на наигранность или пафос, вызывал в душе Алисы одновременно и гордость, и неловкость за себя.
– Извините необузданность моих эмоций. Я стесняю вас своими безыскусными мадригалами? – вкрадчиво осведомился ветеринар, угадав настроение собеседницы.
– Немного, – едва слышно отозвалась та.
«Немного» подразумевало, что она не просто стеснена, а зажата в угол обаянием мужчины.
– О! Мне следует впредь поостеречься, коль это причиняет вам неудобство. Но, слово не воробей…Замечу лишь, что с возрастом вы будете слышать комплименты всё чаще. И вам ни к чему переживать из-за них. Уверен, это не повредит вашей скромности. Пускай смущаются дерзнувшие воздать вашим интеллекту и красоте. Ведь вы достойны много большего, чем всех хвалебных фраз, изобретённых поэтами в этой Галактике. Поверьте, я растерян не меньше вашего! Зная сотню языков, я не способен выразить, насколько моя душа тронута вашим образом. Прошу прощения ещё раз.
«Да что ж он такое делает! Я же сейчас сгорю от стыда!» – кусала губу Алиса. Противоречивые желания, спрятаться от проникновенного взгляда доктора Уайта или наслаждаться его обволакивающей нежностью, будоражили ей сердце.
– Доктор Уайт, пожалуйста… Я самая обычная…
– Разве в том, чтоб быть «самой обычной», нет своей прелести? Мы все обычны, а различаемся и выделяемся из серой массы лишь субъективным восприятием друг друга. Возьмите хоть здешнее солнце. Это самый обычный «жёлтый карлик». [14] Но как ему радуются! Как его светом счастливы Блук и этот сад! И вспомните имя этой звезды. Разве не самое обычное чувство вдохновило ушан дать его. Что ж удивительного в том, что вы являетесь или можете стать для кого-то подобным обычным солнцем?
Девочка не нашлась, что ответить.
– Можно узнать предмет вашего доклада? – любезно сменил тему доктор.
– Пусто… Пустотел трубчатый…
Алиса ожидала, что за её ответом последует смех или стандартная шутка про «пустое место». Но доктор продолжал смотреть на неё с серьёзной лаской и улыбкой, не подразумевающей насмешку над работой Селезнёвых.
– Вот как? У вас неординарный ум, раз вы занялись такой банальностью. Нашли что-нибудь интересное?
Алиса пришла в себя от делового подхода визави.
– Ещё как! Пустотел вовсе не банален! У него уникальная нервная система. Он не способен воспринимать известные нам формы раздражения, как то: зрение, слух, осязание, обоняние и вкус. Но зато его нейронные тела могут улавливать импульсы нервной ткани других животных, и человека в том числе! Получается, что он воспринимает этот мир чужими органами чувств! И не просто воспринимает, а формирует эмоциональный синопсис [15] – правда, практически идентичный тому, что выстроен его «донором». Вы понимаете? Мы никак не могли уловить мысли пустотела, найти нужную волну в миелофоне, потому что эта самая волна совпадала с нашей амплитудой на 99,99%, – протараторила девочка.
– Поразительно! Сёд, ты понимаешь, чего мы оказались лишены, припозднившись с визитом в эту Habitatio Scientiam? [16] Какое фундаментальное значение имеет работа Алисы для соционики! [17]
– Да, босс, – безжизненно отозвался бакалавр, всем своим инертным существом доказывая, что вообще ничего не понимает ни в работе Алисы, ни в целом Мироздании.
– Вообще-то, это труд моего отца, – смущённо заметила Алиса.
– Позвольте вас поздравить: ваш отец гений! О, как ваше совместное открытие расширит возможности в общении для разумных существ!
– Доктор, вы верно уловили суть. Отец считает, что свойства пустотела можно будет использовать для развития или прививки способностей телепатии.
Алиса восхищалась Уайтом. Ей потребовалось больше четырёх часов, чтобы объяснить доклад Собранию, а этот человек понял её с полуслова!
– Это ст…– заикнулся, было, доктор, но не договорил.
Лицо его исказилось болезненной судорогой. Он закрыл ухо рукой и так замер, уставясь в пол.
– Вы пытаетесь поговорить со мной с помощью телепатии?
Но Уайту было не до шуток. Он поднял на Алису мрачный взгляд, раздражённо проговорил: «Простите. Это по работе», – после чего отошёл за колоннаду пятого нефа.
Столь внезапная и масштабная перемена настроения доктора вызвала у Алисы оторопь и недоумение. Она перевела взгляд на бакалавра, намереваясь задать ему соответствующий вопрос. Но Сёд вёл себя так, будто ничего необычного не заметил. Как стоял, прикинувшись поленницей, так и продолжал стоять. Алиса не знала, что ей делать. Вроде и собеседник её серьёзно отвлёкся, а, с другой стороны, он с ней не прощался и будет невежливо тихо улизнуть. И как вообще можно «улизнуть» от такого интересного человека!
Уайт вернулся через несколько минут. Если он и пытался скрыть следы гнева на лице, то получалось у него это с тем же успехом, с каким можно было поймать сачком солнце. Энергия ярости доктора, бушующая под маской отрешенности, парализовавшей его лицо, передалась и Алисе. Она забеспокоилась. Что такое сказали доктору «по работе», что он теперь напоминает тасманийского дьявола [18] с зубной болью?
– Доктор, что-нибудь не так?
– Да, «не так»!
Мужчина взглянул на Алису, и его глаза наполнились мучительной тоской – самим воплощением насыщенного синего цвета. [19]
– На минуту нельзя отлучиться, как начинаются проблемы! Меня доконает эта работа! – он горько ухмыльнулся. – Увы, наше время не подразумевает спокойной профессии плотника.
Алиса растерялась перед непонятными речами и нервозностью нового знакомого.
– Вы хотели бы стать плотником?
– Да хоть гробовщиком! Они, в отличие от меня, не множат скорбь, а лишь живут за её счёт!
Девочка обомлела.
– Удивительно! Я несколько часов назад думала над тем же самым…
– Что!?
Алиса отшатнулась от взгляда Уайта, словно ей в лицо пустили струю из огнемёта.
– «Умножать скорбь», копя знания… Вы же это имели в виду? – пробормотала она.
– Ах, вот вы о чём… Конечно-конечно! Это из Библии… Вы её читали?
– Только отрывки в контексте философских доктрин.
Алиса с облегчением заметила, что доктор успокаивается.
– «Множащий знания, умножает скорбь», – отрешённо проговорил он. – Это точное замечание. И пророческое. Долгие века Библия сама, являясь базовым источником знаний для большинства людей, становилась и яблоком раздора для разных концессий, многочисленных церковных орденов и просто религиозных фанатиков. Сколько скорби принесли знания, содержащиеся на её страницах! Человека с детства приучали зубрить «Книгу Книг», утверждая, что в ней спасение и утешение. Но много ли народу нашло в ней обещанное, под мечами крестоносцев, истребляющих в Константинополе таких же христиан, как они сами? Или на кострах инквизиции? Или во мраке Варфоломеевской ночи…[20] И во что вылились «библейские знания» в утопленном в крови двадцатом веке!
Уайт снова закипел.
– Да, то были жуткие времена мракобесия! Но они прошли, – примирительно заметила Алиса.
Доктор презрительно осклабился.
– Да уж! Теперь на человека пролито столько света падающих звёзд – только успевай желания загадывать!
– И что загадали бы вы?
– Мне не по карману сделки со звёздами, – сухо открестился Уайт, но, предупредив готовый сорваться с уст Алисы вопрос, продолжил, смягчая тон. – Но если вы настаиваете… Я бы пожелал у звезды, подарить мне несколько часов в вашем чудесном обществе. Вы бы рассказали мне подробнее о своём докладе?
– Ой! Как досадно! У меня всё расписано по минутам. Столько встреч… – замялась Алиса, не в силах выдержать умоляющий взгляд Уайта и найти извинения для отказа.
– Не сомневаюсь, что ваши встречи заслуживают большего внимания, чем моя персона. Но, может статься, вы не настолько заглядываете в будущее, чтобы расписать и завтрашний день?
– Вообще-то, он распланирован. Понимаете, у меня практика…
– Понимаю, юная леди, не утруждайте себя оправданиями. Невезение – моё второе имя, – вздохнул доктор.
– Ну, что вы! Есть же запись Конференции. Там все материалы по докладу.
– Я учту.
– Вы обиделись?
– Это непозволительная роскошь для меня.
– Ах, извините, доктор! Но я не привыкла отменять назначенные встречи.
– Ничего. Переживу как-нибудь.
Повисла напряжённая неприятная пауза. Алисе было совестно перед Уайтом. Тем более, ветеринар с Обрио действительно без обиды смотрел на неё затуманенным печалью взором. Девочка уже собиралась, не подобрав подходящих слов, просто распрощаться с доктором, когда тот вдруг расплылся в улыбке и хлопнул себя по лбу, как человек, которому пришла в голову отличная идея. Уайт выхватил у стоящего столбом Сёда термос, наполнил стакан и протянул его Алисе. На пальце тускло блеснул серебром тяжёлый перстень.
– Выпьем за встречу? Попробуйте! Это весьма тонизирует.
– А что это?
Жидкость цвета «кофе с молоком», маслянистая и склизкая, со специфическим запахом концентрированного органического полимера не вызывала у Алисы никакого желания близкого знакомства.
– Гоголь-моголь. Приготовлен по одному старинному рецепту, – Уайт вопросительно смотрел на девочку.
– Нет, спасибо, – Алиса изобразила, что и рада бы попробовать напиток, но у неё правило: не пить гоголь-моголь до ужина.
Суровая мрачность едва укрыла крылом лицо доктора, но была тут же развеяна его озорной улыбкой. Он перелил напиток из стакана обратно в термос.
– Вы правы! Кажется, я вас уже достаточно угостил, – ветеринар кивнул на Алисино платье, сплошь покрытое коричневатыми разводами засыхающего гоголь-моголя.
Алиса взвизгнула. Она так увлеклась беседой с доктором Уайтом, что совсем забыла, какая неприятность сопровождала их rendez-vous. [21] Катастрофа!
– Мне же через полтора часа нужно быть на приёме у Оклафа Пусса! Где же я платье достану?
Колесо Фортуны сделало свой оборот, и Алиса сорвалась с вершины его обода далеко не в метафорическую грязь. Со смесью потерянности и обречённости в глазах она уставилась на Уайта.
Нет, Алиса не была модницей или кокеткой. Она предпочитала платьям более практичную одежду – брюки или комбинезоны. Будь её воля, она бы и на Конференцию заявилась в походной экипировке юного биолога. Какое ей дело до того, что «встречают по одёжке». По ней сразу бы и было видно, кто она есть! К тому же её гардероб был не рубищем, а имел собственную эстетику простоты и утилитарности. Но этикет («Глупый этикет!» – подумала Алиса) любой конференции, собрания, торжества и прочего требовал от всякой особи женского пола, к какой бы расе, нации, цивилизации, планете она ни принадлежала, ношения на официальных приёмах соответствующих этим самым нациям-цивилизациям форм верхней одежды. Специальная комиссия жёстко следила за выполнением этих нормативов. Ей было прекрасно известно, что землянки ходят в платьях, а, допустим, муовы с планеты Нудс носят только набедренные повязки. И пожелай Алиса прийти на Конференцию в набедренной повязке Нудса, а муова в Земном платье – их просто бы не впустили! Не потому что они бы неприлично выглядели, а из-за банального несоответствия справочной информации придирчивого комитета по дресс-коду. И никакие доводы о научных заслугах и связях в обществе Алисе бы в такой ситуации не помогли. Вот и пришлось ей идти на Конференцию Галактического Ветеринарного Общества в платье. Оно предназначалось именно для таких разовых мероприятий и не имело дублёра. И теперь, когда девочке предстояло ещё посетить и фактическое продолжение конференции – собрание у председателя, а её облачение было безнадёжно испорчено, Алису охватило удручающее чувство провала высокой миссии. Ведь она, без оговорок, сейчас являлась для Галактики лицом планеты Земля! А кому будет приятно смотреть на лицо в пятнах кофейного цвета?
– Ужас! – простонала Алиса.
Уайт заботливо положил ледяную руку на её плечо.
– Пустяки! Ничего страшного.
Его улыбка на тысячу процентов убеждала, что действительно не произошло ничего страшного.