Гераскин проснулся засветло от жуткого голода. Ещё бы не проголодаться! Вчера из-за аварии на Пкасе, засоси его в Чёрную Дыру, он не поужинал. Потом сорвался на Блук, где был отвлечён от питания совещанием о ходе поисков Алисы. И из-за сморившего его после сна так нормально и не поел. Пока Кора отчитывалась о работе полиции, он бросил на зуб какую-то канапушку – и всё! А ведь Пашка привык всегда есть, как в последний раз. Чревоугодие для него являлось не роскошью, а средством существования. Из-за клокочущей в крови юноши энергии ему требовался повышенный лимит калорий. А когда Пашка волновался – этот повышенный лимит умножался в два раза. Сейчас Паша не просто волновался, его трясло, как в пляске святого Витта,
[1] из-за переживаний о пропавшей подруге.
Гераскин спустился в столовую. В гостинице стояла гробовая тишина. Ни в холле, ни в вестибюле не было портье или консьержа. Столовая тоже была необитаема. Пашке стало жутко. Он вспомнил о прочтённой однажды книге, где рассказывалось о том, как один человек, очнувшись ото сна, обнаружил, что проспал несколько веков, а за это время вся планета вымерла. Вот только ко всем проблемам такого финала не хватало!
Оглядываясь с тревогой и удивлением, Гераскин на цыпочках, дабы не нарушить величественности царившего кругом безмолвия, прокрался к витрине-холодильнику у стойки буфета. Здесь он и замер в тоскливой обречённости, не зная, что делать дальше.
С витрины на него призывно смотрели десятки соблазнительных яств и кушаний. Таких неприкаянных! Таких одиноких! Желудок настойчиво требовал сатисфакции. Но обслужить Пашку было некому. Не самому же лезть в витрину?
Так он и стоял, с каждой секундой всё чётче осознавая, что к моменту, когда буфетчица займёт свой трудовой пост, на месте Гераскина останется лишь лужа слюны, в которой он и найдёт свой безвременный конец.
– Вам не спится? Чего вы хотите? – окликнул его тихий голос на плохой космолингве.
Пашка подпрыгнул от неожиданности и обернулся. Полная ушанка в резиновых перчатках и переднике, без единого звука, словно привидение, протирала стол и косилась на Пашку.
Гераскин выразил своё желание и стеснения обстоятельствами, препятствующими его исполнению. На что горничная ответила, что юноша может совершенно спокойно брать, что душе угодно из холодильника. Ничего страшного в этом нет. Только нужно оставить отпечаток руки на планшете регистрации – вот он, рядом с витриной, – и выбранные блюда автоматически включатся в гостиничный счёт.
Поблагодарив ушанку за разъяснения, Пашка принялся опустошать продовольственный Клондайк. Он переставил себе на стол почти всё, что было в холодильнике, и спустил аппетит с цепи.
Едва схлынула первая волна агрессии против кулинарных изысков, Гераскин, немного отвлекшись от зверского истребления продуктов питания, обратился к горничной с набитым ртом:
– Скажите, пожалуйста, а у вас всегда так по ночам?
– Как «так»?
– Ну, никто не следит за залом. Вдруг кто-нибудь проникнет тайком? Что-нибудь украдёт?
Ушанка не поняла вопроса. На Блуке никто ничего не воровал. Пашка попробовал ей объяснить суть своих опасений. Не сразу, но у него это получилось. И весьма красноречиво. Потому что возмущённая ушастая дама чуть не пристукнула его.
– Да где ж это видано, чужое присваивать? Так не бывает! Это оскорбление планетарного масштаба!
Пашка принялся её успокаивать, говоря, что очень здорово, что на Блуке такая доверчивость. Но ему, Гераскину, приходилось бывать на многих планетах, где подобные настроения скорее исключение, подтверждающее правило: воровство лишь вид товарооборота, легализовать который у юриспруденции не хватает времени. Ушанка пожелала Пашке отправляться на эти планеты, раз он привык к их порядкам.
– Кроме того, коль вам угодно знать, мимо меня и комар не пролетит! – гордо заявила она в заключение длинной тирады, которой выражала презрение миру, не соответствующему славным традициям Блука. – У меня бессонница и отличный слух.
В последнем, в принципе, вообще можно было не сомневаться. Даже у плохо слышащего ушана слух в десять раз лучше, чем у сапиенса.
– Так вы выполняете обязанности дежурного портье? – догадался Пашка.
– Нет. Просто прибираюсь.
– Но разве этим занимаются не роботы?
– Конечно они! Но, видите ли, у меня гермафобия.
[2] Мой психотерапевт посоветовал мне находить разрядку в подобной работе.
– И находите?
– Это успокаивает, но немного утомляет.
– Ну, ещё бы… Вы каждую ночь так прибираетесь.
– Да. Это уже привычка.
– Скажите, а вот, например, вчера в семнадцатый номер никто ночью не приходил?
– Ночью? Нет. Точно нет. Я даже не слышала, чтобы там кто-нибудь спал.
– Что вы имеете в виду? – напрягшись от предчувствия ответа, спросил Пашка.
– Я же вам говорю, слух у меня отличный! Я дыхание человека через дверь за двадцать шагов слышу. А в семнадцатом номере вчера ночью так тихо было, словно там и нет никого.
Гераскин поперхнулся. Неужели Кора оказалась права, и Алиса не ночевала в «Авалоне»?! Cпит она тихо, не храпит. Но и ушанка ведь подразумевала обычное незатруднённое дыхание спящего человека.
– Вы не проверяли, есть там кто-нибудь? – собрался с духом юноша.
– Нет. На замке горел индикатор «занято».
Пашка приуспокоился: ушанка могла и переоценивать свой слух.
– Ну, а утром, вот примерно в это время, тоже никто не приходил в этот номер?
– Тоже нет.
– А не видели ли вы, как уходила девочка из него?
– Во сколько это было?
Гераскин назвал время. Ушанка отмахнулась.
– Что вы, что вы! Я к этому часу уже работу закончила.
Пашка поблагодарил «горничную поневоле» и, жуя за обе щёки, стал анализировать полученную информацию.
Нравы аборигенов просто были созданы для всякого рода жульничества! И пусть себе доверяют, сколько хотят, но здесь же жители и других планет, и некоторые из них воспитаны не такими пуританами, как ушаны. Безалаберность, стало быть, для них в порядке вещей. Отсутствие портье в момент отбытия Алисы не случайность, а следствие привычки. С одной стороны, можно предположить, что кому-то хватило ума этим воспользоваться. С другой – не скажешь, что служащего отвлекли намеренно. Доверять словам ушанки, что ночью или ранним утром к Алисе никто не приходил, тоже не стоит. Всякое могло случиться. Вдруг горничная увлеклась единоборством с каким-нибудь пятнышком на паркете и не заметила, как кто-нибудь прокрался в семнадцатую комнату. Может, она вообще была в другом крыле здания и не то что видеть, даже слышать не могла, что происходит рядом с Алисиным номером. Ну, а слова о том, что номер показался ей пустым? Именно «показалось»? Или всё-таки…
Не хотелось Пашке о таком думать. Он словно подглядывал за подругой! Неужели все детективы испытывают подобные угрызения совести? Но крамольные мысли о том, что Алиса провела ночь не под крышей «райского острова», были не просто неприятны Пашке своим абсурдным, как он полагал, содержанием. Они причиняли ему боль, характер которой он себе объяснить не мог.
Рассуждения завели Гераскина в тупик. Чтобы дать отдых мозгам, юноша сосредоточился на остатках своей трапезы.
Наевшись от пуза, он взглянул на часы, циферблат которых был адаптирован к земному времяисчислению. Его импровизированный завтрак длился пару часов. Что бы сказала Алиска по поводу такого обжорства? Наверняка бы пошутила, что Гераскин по недоразумению родится человеком, а не хиазмодоном.
[3]
Пашка тяжело поднялся. Нужно было сходить в химчистку. Кора, конечно, отличный агент, но её вчерашнее пренебрежение к тому, что Алиса могла там быть, Пашке не нравилось. Но, если задуматься, у полиции сейчас и так тьма свидетелей, с кем встречалась Селезнёва. Одним больше – одним меньше. Гераскин с грустью осознал, что он, вероятнее всего, занимается бесполезной работой, пока другие могли напасть на след Алисы. Но сидеть без дела было невыносимо! Не ужираться же он сюда прилетел. Хотя пока это-то у него получалось лучше всего.
«Пойду пешком – растрясусь! – решил Гераскин. – Всё равно до открытия химчистки ещё больше часа».
Он взял навигатор и вышел из гостиницы. У входа вместо ушан-полицейских стояли, скучая, сапиенсы той же профессии. Благоразумно! Землянам не придёт в голову оставить пост в угоду сну или иному соблазну. Количество страждущих обзавестись кусочком «святой обители» и журналистов сильно сократилось. Лишь несколько, из особо упорных, спали прямо под кипарисами гостиничной аллеи.
День едва занимался. Гераскин с наслаждением вдохнул полной грудью насыщенный растительным благоуханием воздух, пронизанный ночной прохладой, ещё не развеянной лаской Аказаресты, перекинулся парой фраз с земляками об их нелёгкой службе и отправился по запланированным делам.
Маулата медленно со вкусом пробуждалась от долгой ночи. По пластиковым тротуарам деловито, словно муравьи, спешили по своим нуждам ушастые аборигены. Транспорта ещё было мало: редкие маршрутные аэробусы величаво проплывали в пряном воздухе, да в туннельных магистралях, паутиной оплетавших весь город, бесшумным вихрем проносились ракеты монорельсов. На первом уровне, что сосредотачивал больше коммуникаций жизнеобеспечения мегаполиса, уже стоял нестройный гул деятельности машин и людей. Но там, где медленно в задумчивости брёл юноша, сохранялась барская вальяжность, хотя солнце светило здесь сильнее, рассыпаясь алмазным дождём в росе зелёного убранства сказочной столицы Блука.
До химчистки он дошёл, против своих ожиданий, быстро. Двери были заперты – рабочий день ещё не начался. Пашка принялся в нетерпеливом ожидание расхаживать у входа туда-сюда, понося относительность времени.
– А, и до нас добрались! А я-то всё думаю, когда же вы придёте? – к химчистке спешила девушка-ушанка с приветливой милой улыбкой на юной мордашке.
Пашка подумал, что у себя на планете она считается первой красоткой – даже огромные уши были ей к лицу.
– Простите? – не понял Гераскин её энтузиазма.
– Вы из полиции по поводу пропавшей девочки? – спросила через плечо девушка, торопливо открывая дверь. Она шмыгнула в помещение и угнездилась за стойкой приёма заказов. – Проходите!
Пашка воспользовался приглашением. Видимо, ушанка приняла высокого спортивного вида юношу за агента ИнтерГалактической полиции. Что ж, меньше проблем!
– Вы нас ждёте? У вас есть информация?
– Нет, – рассмеялась девушка, – Но во всех новостях твердят о поисках этой землянки, опрашивают всех, кто её видел. Вот я и решила, что заглянут сюда. Такой переполох!
Последнюю фразу ушанка сказала с деланным пренебрежением, будто считала, что чудаковатые земляне занимаются глупостями. Пашка не стал её убеждать, что, привыкшим к длинным дням своей планеты, ушанам не понять, что такое бесследное исчезновение землянина, теперь уже больше, чем на семьдесят два часа.
– Вы будете меня допрашивать? Как волнительно! – продолжала тем временем трещать красавица.
Пашка оторопел от такого темперамента.
– Я не стану вас допрашивать. А просто задам несколько вопросов.
Девушка заметно скисла. Пашка напустил на себя солидный вид, входя в образ полицейского детектива.
– Для начала, скажите, как вас зовут? – пробасил он.
– Кибела.
– Кибела? В честь богини?
– Какой богини? – навострила свои соблазнительные ушки девушка.
Гераскин выругал себя за излишнюю болтливость.
– На моей родной планете люди в древности верили в богиню Кибелу. Она символизировала собой Любовь.
– Вы шутите? – жеманно ахнула ушастая воплощённость богини.
Пашке стало жарко под взглядом томных глаз, обрамлённых пышными ресницами.
– Я похож на того, кто имеет обыкновение шутить с волшебным даром сильной половине человечества – прелестницами, вроде вас?
– Да.
– Хм… А у вас, значит, отличное чувство юмора? И вы любите шутки?
– Да.
– Так сделайте вид, что верите моим словам! Доставим друг другу такое маленькое удовольствие, милая Кибела?
Ушанка сделала вид, что крайне смущена, но ответила бойко.
– О, с радостью! Вы думаете, у меня есть родня на вашей планете?
Пашка понял, что ему придётся играть по правилам склонной к романтике свидетельницы.
– Мне, к сожалению, никогда там не встречалось у местных жителей таких же симпатичных опахал. Если ваши родичи и были на Земле, то покинули её вместе с богиней Кибелой очень давно.
– Жаль!
– Чрезвычайно! Но я рад, что мне посчастливилось встретить богиню здесь, в обители Чистоты и стерильной Свежести! Вы мне готовы помочь?
– Конечно! А как вас зовут?
– Что? А! Павел.
– Апавел? Тоже в честь бога?
– Почти… Не такого знатного, как богиня Любви.
– Апавел, приятно познакомиться! – Кибела протянула Гераскину изящную ручку.
– Взаимно! – Пашка со всей доступной ему галантностью поцеловал мягкую ладошку. – Теперь, когда с формальностями покончено, мне хотелось бы вернуться к тому делу, что свело меня по долгу службы с таким обворожительным созданием, как вы.
– Какому делу?
– Пропавшая девочка, – на распев проговорил Пашка, пряча под улыбкой растущее раздражение от этого несвоевременного флирта.
– Ах, ну какая же я глупая! – засмеялась любвеобильная Кибела.
– Только не переоценивайте себя с этой стороны, – с той же резиновой улыбкой процедил Пашка. – Так Алиса была здесь?
– Была-была! Я её хорошо запомнила. Ужасные пятна!
– Что? – не понял Гераскин.
– У неё платье было перепачкано. Мы еле справились! Десять минут отскребали! Какой-то клейстер. Они его пили! Фи! Представляю, что творится у них в животе от такой гадости!
– Десять минут – это долго? – Гераскин не успевал за трескотнёй ушанки, которая, видно, ожидая визит полиции, уже разучила все ответы и предугадывала вопросы.
– Долго? Целая вечность!
Пашка на пару секунд растерялся от негодования Кибелы, но вспомнив, где находится, усмехнулся по себя: «Простофиля! Это же почти полчаса по земному времени. Даже на Марсе химчистки работают быстрее. Не удивительно, что Алисины пятна их так раздосадовали».
Взгляд его упал на знакомый предмет.
– Вы регистрируете заказы?
– Конечно! Это помогает составить отчёт об эффективности нашей химчистки. Ну, и естественно, информация об услуге вносится в кредитную историю клиента.
– Значит, здесь есть данные, когда Алиса была у вас? – указав на регистрационный планшет, спросил Пашка.
– Землянка? Да, естественно.
Гераскин попросил показать ему эту информацию. Кибела пробежала пальчиками по сенсорной панели и придвинула планшет Пашке. Гераскин перенёс данные в электронную записную книжку – мини-компьютер, прозванный «кухней» из-за аббревиатуры аппарата КУХНИ – Карманное Устройство Хранения Необходимой Информации.
«Сразу после конференции», – смотря на цифры, прикинул в уме юноша.
– Вы сказали «они». Девочка была здесь не одна?
– С землянином, – кокетливо сказала ушанка.
– «Мужчиной», – полупоправил-полуспросил Пашка.
– Да, так это правильно говорится. Он тоже был весь в пятнах.
– Вы хотите сказать, его одежда была испачкана?
– Ну да! Говорю же, они пили какую-то гадость.
– Пили? Гадость?
– Вот именно! При мне по стакану. А судя по пятнам, упились ещё раньше.
У Пашки уже кружилась голова от этой балаболки.
– Так! Понятно – пробормотал он, растирая висок. – Мужчина в пятнах… И он тоже воспользовался вашими услугами?
– Он отказался от химчистки, – ответила Кибела, пресекая движение Пашкиной руки к планшету.
– Отказался? Его нет в регистрационной книге?
– Да, – энергично кивнула девушка.
– Но почему?
– Он сказал, что у него амапергия на стиральный порошок.
– «Аллергия»? – поправил Пашка.
– Точно! Алпергия!
– Кибела, а вам не показалось это странным?
Ушанка пожала плечами, всем видом выражая безразличие к причудам сапиенсов и их алпергие. Гераскин решил зайти с другого конца.
– Вам не кажется, что он отказался, чтобы не проходить регистрацию?
Кибела грозно фыркнула и расправила во всю ширь полотна своих ушей. Словно причудливое жабо они обрамляли лицо девушки, от чего она походила на кобру. Горящие гневом глаза усиливали сходство.
– Я порядочная девушка и уважаю право каждого на частную жизнь! Не захотел чистить костюм, значит, это его дело.
«Свобода, равенство и феминизм!» – усмехнулся про себя Гераскин и обратился елейным голосом к оскорбленной защитнице прав человека.
– Хорошо! Я так и думал, моя очаровательная гамадриада.
[4] На Земле каждый второй ходит в грязном костюме и не желает где-бы-то-ни-было регистрироваться.
– Фи! Какие негигиеничные нравы! А что такое гарамдиада?
– Имя ещё одной земной богини. У нас их много! – отделался полуправдой Гераскин. Вряд ли бы ушанка оценила остроумное сравнение её персоны со змеёй.
– Она тоже богиня Любви?
– Благочестия, – соврал Пашка.
– О! Вы такой душка! – сменила ушанка гнев на милость.
«Вот бы я придушил тебя, узнала бы, какой я душка!» – подумал Гераскин, а вслух спросил:
– Вы говорите, что они пробыли здесь долго. Целых десять минут. Вы хорошо разглядели этого мужчину?
– Ах, только не думайте, что я за ними следила, – застенчиво опустила долу очи ушастая красавица.
– Ну что вы! И в мыслях не было!
«Ага! Как же! Все глазки, поди, проморгала, на них глядючи», – хихикнул про себя Гераскин.
– Просто, они были такой красивой парой! На них приятно было смотреть. Особенно на землянина. Девушка тоже ничего. Но я бы на её месте не пренебрегала косметикой, – словно извиняясь за свой интерес к клиентам, рассуждала Кибела.
Пашке стало не по себе от её мечтательно-сентиментального тона и того, как она отзывалась о спутнике Алисы. «Красивая пара»? Что же это такое творится-то, господа хорошие!
Юноша украдкой пребольно наступил сам себе на ногу, чтобы прогнать нахлынувший на него туман из мелодраматичных картин с Алисой в главной роли. Никогда он её не считал «Василисой Прекрасной» – симпатичная глазастая девчонка, не более того. А то, что она не пользовалась косметикой, пусть не украшало её, зато выделяло из толпы миловидных модниц, на которых, что скрывать, Гераскин порой стрелял глазами. Но сейчас этот простой, одухотворённый словами постороннего человека образ непритязательной красоты затмил всё сознание юноши. Он так привык к нему за десять лет их знакомства, что не замечал, насколько же Алиса ему нравится!
– Кибела, гм… Вот что, – Пашка никак не мог собраться с мыслями от клокочущих в нём чувств. – Ах, да! Вы могли бы описать этого землянина?
– Это сложно, – в замешательстве задумалась ушанка. – Извините, но вы все для меня на одно лицо.
– И, всё-таки, попробуйте, пожалуйста! – умоляюще произнёс Пашка и одарил Кибелу взглядом, каким не раз добивался на дискотеке согласия от любой девушки подарить ему медленный танец.
Уши Кибелы грациозно затрепыхались, словно крылья бабочки. Она ответила взгляду Гераскина многообещающей улыбкой.
– Я попробую!
Красавица выдохнула, будто штангу подняла, и уставилась в потолок, не иначе ища там репродукцию с изображение Алисиного провожатого.
– Он такой… Такой… У него здесь так… А это так, – задвигала руками в пространстве ушанка, пытаясь изобразить загадочного мужчину.
Пашка пал духом от вида этой пантомимы.
– У вас есть бумага и карандаш?
– Что? – удивилась девушка.
– Рисовать, – Пашка повёл рукой, словно рисовал картину.
– Ах! – догадалась ушанка и указала на планшет. – Здесь можно.
Она передала юноше лучевой стилос.
[5]
– Смотрите на меня и говорите, чем мужчина, которого вы видели здесь с Алисой, отличался от меня. А я попытаюсь его нарисовать, – строго сказал Пашка. – Начнём с овала лица.
– Ну… Он был похож на вас.
– На меня? Вы подразумеваете, что не можете отличить одного землянина от другого, или то, что его лицо по обводу напоминало моё?
– Напоминало, да. Вы тоже красивый.
– Спасибо… Гм… Что ж, совсем отличий не было?
– У него не было вот этого, – ушанка указала на левую щёку Гераскина. – Как это называется на вашем языке?
– Шрам.
– Ш-ра-а-м? Какое страшное слово! Вы получили его в драке за честь прекрасной дамы?
– Нет. Это прекрасная дама отделала меня хлыстом.
[6]
– Какой ужас! Вы разбили ей сердце?
– Нет. Я разбил её планы по захвату планеты Брастак и космического корабля «Аристотель».
– Как интересно! – ушанка вся затрепетала. – Расскажите, пожалуйста!
– Послушайте! – не выдержал Пашка. – Послушайте, драгоценная Кибела! Ведь природа наделила вас такими чудесными органами слуха. Обратите же их внимание на то, что я вам скажу. Сейчас я занят, увы. Не забывайте, что меня привело сюда под люминесценцию ваших волшебных глазок. Помните? Я разыскиваю свою соотечественницу. Давайте сейчас вы мне поможете составить фоторобот мужчины, с которым вы видели Алису, а потом… Вечером… Я с удовольствием проведу время под сенью ваших замечательных лопушков, услаждая их историями о своём боевом прошлом. Идет, моя крылоухая богиня?
Кибела вся засияла. Её элегантные ушки, зардевшиеся от волнения, раздулись, точно паруса на шхуне Грэя.
[7]
– Да-да! Как здорово! Как интересно! А что такое лопушки?
– Это земное слово. Так говорят о самых красивых ушах во Вселенной.
– Вы мне льстите, Апавел! – захлопала ресницами девушка, всем существом доказывая, что лестью она слова юноши не считает. – Ло-о-пуу-ш-ки. Красивое слово! Не то, что «шрап». Я запомню! Я знаю уже много Земных слов. Апергия, шам, ло-о-пуу-ш-ки, грамадида, Апавел, Кибела. Я умница?
– Вы чудо! И я буду вам чрезвычайно признателен, если вы направите свою чудесность на помощь в моём расследование.
– Конечно-конечно! – девушка, как могла, смирила свою взволнованность, приняв сосредоточенный вид, аккуратно разложив свои нежные лопушки по плечам. Пашка невольно залюбовался ею. Но не время было размениваться на «лямуры».
Гераскин, конечно, рисовал не так хорошо, как Сапожков, но легко схватывал перспективу, и набросать портрет в основных чертах для него было пустяком. А развитое воображение позволяло юноше на лету интуитивно понимать то, как ушанка сбивчиво пыталась передать внешность таинственного спутника Алисы. Однако, несмотря на эти качества, повозиться Пашке пришлось изрядно. Хвала звёздам, что хоть народ не спешил срочно что-нибудь очистить из своего гардероба, и юношу с милой ушанкой не отвлекали от увлекательного детективного действа. Но лишь после двух часов нервной работы, прерывающейся отстранённым романтическим лепетом знойной Кибелы, после того, как Гераскин взмок сам и замучил прекрасную ушанку, в руках у него оказалось изображение, глядя на которое, девушка неопределённо повела ушами и сказала «похоже». Большего от неё добиться было невозможно.
Получившийся портрет Пашке не понравился. Нет, он был вовсе не дурён, даже наоборот. С планшета на него устремлял пристальный напряжённый взгляд средних лет мужчина дерзкого, самоуверенного облика. Острые вздёрнутые скулы, прямой нос, высокий лоб с хмурой морщинкой, правильный острый подбородок. Гераскин не разбирался в мужской красоте, но бравурный вид нарисованного мужчины импонировал жившему в его сердце мальчишескому понятию о героях-одиночках. Только сейчас Пашка не проявлял симпатии к тому, что счёл бы идеалом несколько дней назад. Именно привлекательность мужчины, прежде всего, и раздражала Пашку. Ему было обидно, что, пока он «прохлаждался на своём астероиде», Алиса здесь разгуливала с этим аллергическим франтом. «Сам виноват», – цыкнул на себя Пашка. И, на удивление, его внутренний голос не стал с этим спорить, как случалось прежде.
Но, кроме ревнивой антипатии, рисунок вызвал в душе Гераскина едва уловимую тревожную обеспокоенность. Он уже где-то видел похожее лицо. «Это глупо! – усмехнулся себе юноша. – Просто психологический эффект. Пока я рисовал его, образ так закрепился у меня в сознании, что я теперь воспринимаю его, как старого знакомого. Всё-таки, подозрительный типчик! И вовсе он на меня не похож!»
Гераскин загрузил изображение с планшета в «кухню» и, нежно попрощавшись с расстроенной Кибелой, заверив её, что непременно зайдёт за ней после работы, направился к выходу. Но в дверях его словно молнией поразило.
«Горе сыщик! Фоторобот составил, а про самое простое забыл спросить!» – выругал он себя.
– Позвольте похитить у вас ещё минутку вашего драгоценного времени, – вновь обратился Гераскин к девушке.
– Хоть час!
– Чуть позже я буду в полном вашем распоряжении. А сейчас скажите, не могли бы вы припомнить, эти земляне, что были здесь позавчера, о чём-нибудь говорили?
– Говорили? Как же! – рассмеялась ушанка. – Девушка так и щебетала! А мужчина больше молчал. Только они не по-нашему говорили. Я ни слова не поняла.
Пашка сник. Ну, конечно! Зачем Алисе разговаривать с земляком на космолингве или блукском наречьи. А Земные языки для ушанов – тёмный лес.
– Может, вы вспомните, как звучала их речь? – выстрелил Пашка в белый свет, как в копеечку.
– Да как же я вспомню! – искренне расстроилась Кибела. – Они же совсем непонятно говорили.
Но Пашка готов был отдать руку на отсечение, что, хоть и не понимая ни слова, эта сладкосердечная ветреница не пропускала ни единого звука из беседы так понравившейся ей пары сапиенсов.
– Пожалуйста, попытайтесь вспомнить их разговор! – с жаром воззвал он. – Ударения, паузы. Как звучали фразы? Повторяющиеся слова? Я уже готов поверить, что вы не только самая прекрасная, но и самая умная ушанка на Блуке! О, умоляю, не разочаровывайте моих надежд, лопоухий ангел!
Что поделаешь: большим ушам – большая лесть.
Кибела чуть не полетела, с такой страстью заволновались её лопушки. А сама она обратилась в один, сияющий счастьем сознания собственного совершенства, солнечный лучик.
– Погодите-ка, – бросая горячий взгляд на обаятельного инопланетянина, задумалась она. – Они забавно так говорили… Как будто шипели.
– Простите? – не понял Пашка.
Кибела округлила глазки, мол, чего здесь не понятного?
– Нууу… Шипели.
– Шипели?
– Ну да! Вот так – фе!
– Фе?
– И ещё – фиф.
Гераскин начал жалеть, что задал вопрос о языке, на котором разговаривали Алиса и её спутник.
– Фе… Фиф… – растеряно бормотал он.
– Да они это часто повторяли, – лучилась от гордости за свою наблюдательность Кибела.
– Именно «фе»?
– Нет, не так! – поморщилась ушанка. – Фе! Вот так – фе!
Она издала кашляющий гортанный звук. Пашка затаил дыхание от неожиданной догадки.
–
The?
– Ой! Совсем как они! – взвизгнула Кибела.
–
The? Точно? – ликовал Пашка.
– Точно-точно! А что означает это слово?
– Ура! – обалдело выдохнул Гераскин.
– Ура! – согласилась Кибела. – Я запомню!
Пашка перемахнул через стойку и схватил ушанку за плечи. Девушка слегка опешила от его пылкости, но и не подумала сопротивляться.
– Кибела! Милая! – заволновался Пашка. – Вспомни, как обращалась землянка к мужчине? Может, называла его по имени?
– Да откуда же мне это знать?
– Фразы, милая! Фразы! Особенно начало фраз. Девушка не использовала повторяющихся слов, кроме
the?
Кибела нерешительно кивнула.
– Ну! – взмолился Пашка.
– Сейчас-сейчас! П-постойте… – губы Кибелы страстно дрожали, глаза закатились. – Землянка несколько раз повторила… Как же… Док-та айт. Или вайт? Вайт! Кажется, «док-та вайт». Это может помочь?
– Док-та вайт? – Пашка покатал фразу на языке. – Вайт? Может, «уайт»?
– Ой, точно! Уайт!
– Doctor White, – на идеальном английском произнёс Гераскин.
– Да-да-да! Именно так! – захлопала в ладошки ушанка.
Пашка в благодарном порыве расцеловал богиню Любви и Стирки.
* * *
Покинув пылкие объятия самой умной ушанки, Гераскин направился в «Авалон». Что дало его расследование, размышлял он. У него есть портрет человека, с которым Алиса встречалась сразу после Конференции. По всей видимости, этот человек ей очень понравился. «Так и щебетала!» Пашка поморщился. Ему снова стало остро не хватать Алисы и её щебета. И это ж надо так выразиться: «щебетала». Гераскин не мог припомнить, чтобы его подруга с кем-либо в общении могла опуститься до подобной фамильярности. Может, у него разное понятие о щебете с парусоухой Кибелой? А может, взгляд стороннего наблюдателя, чующего «дыханье нежное Амура к сердцам, алкающим тревог», не ошибся в меткой характеристике состояния Алисы? Может, взгляд этот острее и внимательнее, чем у заносчивого подростка, увлечённого пиратскими историями и средневековыми битвами? «Красивая пара»… Пашка тряхнул головой, прогоняя морок.
Так! Ещё у него есть имя – «доктор Уайт». Орват вчера упоминала, что Алиса им интересовалась, и у полиции нет данных, встречалась она с ним или нет. Сейчас данные есть: Селезнёва точно виделась с ветеринаром с Обрио.
Странно, – размышлял Гераскин, – зачем после встречи с Уайтом девочка искала о нём вечером информацию? Хотела получше узнать нового знакомого? Но Алиса отличается открытостью и прямодушием. Если ей что-нибудь нужно узнать о человеке, она, прежде всего, спросит об этом самого человека, а не станет рыться, словно неудачливый шпион, в Информатории. Не значит ли это, что у Алисы был вопрос, который она постеснялась задать напрямую? Если допустить, что доктор ей понравился, и она в него втюрилась (бррр!), как намекает Кибела и предполагает Орват, какой это может быть вопрос? О семейном положении Уайта?
Пашка споткнулся. «Выкини эту чушь из головы немедленно! – приказал он себе. – Дело, наверняка, в другом. Например, доктор Уайт не захотел что-то сказать о себе?»
Не нравился Гераскину этот субъект – «мистер совершенство», любимчик директора Газалууса Арка и прочая-прочая…Пашка не мог объяснить своей неприязни к доктору. Уайта окружала аура таинственности. Что это за аллергию он выдумал в химчистке? Таких недугов, поди, полсотни лет не встречается. И лицо? Пашке оно казалось знакомым. Откуда? Ответа не было.
«Ох, Гераскин! Когда же твоя голова научится не только жевать, но и думать!»
Пашка почувствовал на душе тяжесть от осознания своей никчёмности и проведения бесполезной работы. Ну, виделась Алиса с этим докторишкой. Что дальше? Он улетел за двадцать пять часов до её исчезновения, а потому причастным к нему быть не может. Логично? Увы…
Пояснения и комментарии
[1]
Пляска святого Витта – хорея или хореический гиперкинез. Синдром, характеризующийся беспорядочными, отрывистыми, нерегулярными движениями, сходными с нормальными мимическими движениями и жестами, но различные с ними по амплитуде и интенсивности, то есть более вычурные и гротескные, часто напоминающие танец. Святой Витт, якобы, страдал от этого заболевания.
[2]
Гермафобия – боязнь микробов и грязи.
[3]
Хиазмодон – чёрный живоглот (лат.
Chiasmodom niger). Глубоководная рыба способная проглотить добычу, вдвое превышающую её собственную длину и в десять раз превосходящую её в весе.
[4]
Гамадриады – нимфы леса и деревьев в древнегреческой мифологии. Одновременно, королевскую кобру (
Ophiophagus hannah) в обиходе именуют «гамадриадом». Кроме этого существует род бабочек «Гамадриады» (
Hamadryas) из семейства Нимфалиды (
Nymphalidae).
Отсюда следующая по тексту ирония.
[5]
Стилос – или «стиль». В Древнем Риме название палочки приспособленной для письма. Здесь подразумевается её «электрифицированный» аналог.
[6]
Один из эпизодов повести «Миллион приключений».
[7]
Подразумевается эпизод из повести А.С. Грина «Алые паруса».
