ID работы: 1556410

НЕ ВРЕМЯ ДЛЯ ПЛОТНИКОВ, или ЕЩЁ ОДНА ИСТОРИЯ ОБ АЛИСЕ СЕЛЕЗНЁВОЙ

Джен
PG-13
Завершён
85
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
333 страницы, 31 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
85 Нравится 92 Отзывы 43 В сборник Скачать

Глава IX. Катастрофа

Настройки текста
      Профессор гнал флайер вопреки всем законам и правилам.       – Уши надеру! Ей-богу, уши надеру! – смеясь, кричал он Пашке.       И Гераскин знал, что ничего подобного не случится. Но если отец и был склонен миловать свою дочку, то уж Пашка пропесочит Алису по полной программе за все треволнения, что пришлось пережить и ему, и её родителям из-за каких-то её девичьих причуд. Уж он ей выскажет такое назидание, что беспечной путешественнице больше никогда не захочется высовывать нос дальше собственного двора!       Орват сообщила, что пеленгатор Алисы заработал – она должна была находиться в четырёхстах километрах к востоку от Палапутры на окраине джунглей Ергур-гур. Сейчас туда спешили все поисковые группы и сотни неравнодушных людей. Каждому не терпелось скорее приветствовать возмутительницу блукского спокойствия.       Подлетая к месту предполагаемой дислокации Алисы, профессор и Гераскин увидели внизу на обширной поляне, окаймлённой редколесьем, десятки полицейских флетов и флайеров-такси. Вокруг большого каре полицейского оцепления шумной пёстрой массой теснился народ.       – Что за ерунда? – по лицу директора КосмоЗо пробежала тень беспокойства.       Он не глядя посадил флайер на, как ему показалось, свободный участок, и тут же интерфон разразился гнусавым механическим голосом: «Вы допустили столкновение с наземным объектом! Вы допустили столкновение с наземным объектом! Вы допустили…» Профессор не слушал – вместе с Пашкой он бежал к кордону. Кое-как протиснувшись сквозь галдящую толпу, они налетели на агента внушительных габаритов.       – Посторонним вход запрещён! – грозно рявкнул тот, преграждая профессору путь ладонью шириной чуть ли не во всю грудь Селезнёва.       – Что здесь происходит? Я отец Алисы! Мне сказали, что моя девочка здесь! – уже не тень, а кромешный мрак обеспокоенности окутывал профессора.       – Пропустите этого человека! – раздался твёрдый тихий голос.       К ним подошёл комиссар Милодар. Вид его внушал опасение. На белом лице выделялись пугающими тёмными провалами глаза. Они походили на две пустые штольни посреди заснеженного поля, что раскрыли свои пасти в ожидании, когда в них провалится неосторожный диггер, дерзнувший доискиваться тайн сокрытых в их глубинах. От крыльев носа мужчины к углам его плотно сжатых губ пролегли глубокие морщины – точь-в-точь ущелье Большого Каньона с высоты птичьего полёта. Лоб и виски покрывала испарина. И это-то являлось самым страшным – капельки пота говорили о том, что комиссар настоящий!       Профессия Милодара сделала его исключительно мнительным. Он так опасался покушения на свою жизнь, что всё время находился на секретной базе ИнтерГалактической полиции, сокрытой под толщей Антарктического ледника. По всем делам, требующим его непосредственного участия, Милодара заменяла его сложная голографическая копия. Чтобы оригинал лично принял участие в работе своего розыскного аппарата, должно было произойти нечто из ряда вон выходящее. И сейчас, судя по всему, случился как раз такой случай. Ни пускать в небо салют, ни кричать «ура» от этого не хотелось – появление на сцене Милодара «во плоти» не предвещало ничего хорошего.       Именно так отнёсся к этому профессор Селезнёв, без всяких приветствий задав Милодару вопрос, давно ли он на Блуке.       – С первого дня… Инкогнито…– ответил комиссар. – Пройдёмте, профессор…       В голосе полицейского начальника чувствовалось прямо противоположное его приглашению: он и сам не хотел идти и не желал этого Селезнёву.       Гераскин дернулся было за мужчинами, но его остановила щитообразная ладонь полицейского гиганта.       – Это со мной! – растеряно пробормотал папа Алисы, беря Пашку за руку и втягивая в загадочный квадрат полицейского кордона.       – Да, пожалуй, мальчика лучше взять, – мрачно заметил Милодар.       Они направились к центру оцеплённой территории.       Профессор Селезнёв нервно дрожал. И эта дрожь передавалась Пашке через его немилосердно сжимаемую профессором руку. Идти было трудно. То ли ноги их ослабли и всё норовили подогнуться, то ли это земля и воздух вокруг превратились вдруг в густую клейкую патоку, вяжущую члены, лишающую возможности двигаться. А может потому с великим трудом давался им каждый шаг, что впереди они чувствовали и даже видели замершую, стерегущую их угрозу. Только вид она приняла не картины Дантовского ада или иного воплощения губительной неукротимой силы, а банальной пары людей в грязных белых халатах. Один из них держал в руках нечто до боли знакомое. И Пашка с профессором, будто загипнотизированные, уставились на этот предмет – лоскут оранжевой синтетической ткани в жутких бурых пятнах.       – Профессор…       Милодар откашлялся с таким звуком, словно стучали в инфернальные врата.       – Профессор, флайер вашей дочери найден в тридцати милях севернее. У него закоротило электропроводку, и девочке пришлось приземлиться в лесу. Вероятно, при посадке она повредила руку. Мы нашли разбитый ручной видеофон со следами её… крови… По видимому, Алиса хотела добраться пешком до ближайшей трассы. Это километрах в четырнадцати к востоку… Мы установили, что здесь водятся крупные хищные рептилии… Нами найдены обрывки одежды, ботинок, пеленгатор… волосы… Они смешаны с кристаллами мочевой кислоты… [1] Экспертами установлена её принадлежность армадилозукусу… [2]       Комиссар всё больше запинался, оговаривался, паузы между фразами становились всё длиннее, а его голос с каждой из них терял в твёрдости и громкости. До Пашки его речь доносилась, словно с другого конца Галактики – непонятная, чужая, враждебная. В ней не было ничего живого, ни в интонации, ни в содержании. И она обволакивала Пашкино сознание ядовитым испарением Стикса, [3] а перед глазами маячил страшный оранжевый лоскут.       – Да что вы там лепечите, чёрт вас дери!!! – как фугас разорвался над ухом Гераскина крик отца Алисы. – Какие к бесам «кристаллы»? Какое ДНК? Какой проглоченный пеленгатор? При чём тут какие-то «зукусы»? Где моя девочка?! Где?! Моя! ДЕВОЧКА!       Милодар ответил.       Не гремел гром, не сверкнула молния. А профессор вдруг уменьшился в росте, будто наполовину в землю врос. Нет. Он просто упал на колени.       Мир пошатнулся от едва слышных слов комиссара.       Как он смог это произнести? Как он посмел это сказать? Как у него хватило жестокости, а у его языка силы одновременно взорвать все звёзды Галактики одним коротким движением от нёба к зубам? Или это сон? Только во сне мир качается, словно палуба во время шторма, предметы теряют форму, оплывая горящими свечами, и не чувствуется ни единой мышцы в теле, самого тела, медленно растворяющегося в пустоте.       И Пашка утратил чувство Настоящего. Он раздвоился, растроился, распался, как нитка бисера, на сотни одинаковых Гераскиных. И все они потеряно пялились друг на дружку и спрашивали, что всё это значит. Лишь у одного из них взгляд был прикован к куску материи, что теребил в руках человек в халате, и остальные оборачивались и тоже смотрели туда, и лопались мыльными пузырями с выражением ужаса на лицах.       Мозг обратился паровым котлом, готовым разнести череп на куски, не выдержав бешенного давления мечущихся мыслей.       «Он ослышался! Ему показалось! Милодар сказал на романи чиб, [4] которого Гераскин не знал! Это шутка! Глупая шутка! Взрослые на них горазды! Видишь, это розыгрыш! Вот и сам комиссар извиняется перед профессором за своё дурацкое чувство юмора!»       А душа Пашки билась в сердце, точно птица в силке, и умоляюще стенала: «Не верь! Только не верь! Поверишь, и эти слова станут явью!»       В полосе оцепления раздался шум борьбы и громоподобная ругань на чумарозском сленге. Такие настоящие, такие живые звуки, вспугнувшие безнадёгу, сладострастно сдавливающую горло Гераскина. Пашка повернулся на ор всем телом. Сейчас его разбудят! Сейчас ему скажут, что это всего-навсего страшная иллюзия послеобеденной дрёмы!       Толпа у кордона волновалась растревоженным роем ос. Дюжина агентов и пять полицейских роботов пытались удержать рвущегося к профессору и Пашке Громозеку. Внезапно печальная суровость на лице Милодара сменилась страхом.       – Остановите её! Не пускайте! – надсадно заорал он.       Из-за спин полицейских мелькнуло лицо Алисиной мамы.       – Игорь!? Профессор только отрицательно мотнул головой на недосказанный вопрос.       Вопль отчаянья рванулся в небо скорбью обречённой на вечные муки души. У Пашки волосы встали дыбом. Реальность замерла перед ним на миг и обрушилась всей своей бесконечной массой бытия на несчастного юношу, сминая и терзая его кошмарным звуком истошного женского крика.       Один фантаст уподобил Вселенную, со всеми её галактиками, звёздами, планетами и Пашкой Гераскиным на одной из них, всего лишь травинке на лугу. И эту травинку сейчас жевала безразличная, безрассудная саранча. Чёрная непроницаемая волна чудовищного смерча завертела всё вокруг, перед взором Гераскина, обращая сущное в пыль и тени. И в центре этого истребляющего мироздание тайфуна трепыхался оранжевый грязный лоскут. И вихрь завывал бесконечное «АЛИСА!!!»

* * *

      Гераскин обнаружил себя в своём номере. Как он в него попал, Пашка не помнил. Наверно, полицейские привезли его. Болела грудь, жгло глаза, резало горло, и в ушах продолжало звучать эхо выворачивающего на изнанку крика Алисиной мамы. Пашка зажмурился, заткнул уши. Но душераздирающий звук пробирался сквозь кожу, заполняя собой сознание. Гераскин затравлено огляделся, где можно спрятаться от этого истеричного визжащего дребезжания. Он заметил горящую лампочку вызова видеофона. Так вот откуда льётся этот отвратительный клёкот хора фурий и гарпий! Пашка включил передачу.       – Гераскин, я только что узнал! Я не могу поверить… – закричал с экрана взволнованный Аркаша Сапожков.       – Вот и молодец, что не можешь! – выдавил Пашка полускрип-полурык из надсаженного рыданьями горла.       Он отрубил связь, но сигнал видеофона ожил снова. Юноша зло нажал на кнопку и увидел заплаканное лицо Маши Белой.       – Паша, ты на Блуке? Что с Алисой?       – С Алисой всё в порядке! Она жива и здорова!       Пашка выдернул шнур питания компьютера. Его трясло от гнева. Почему они не оставят его в покое? Почему не дадут побыть одному? Нет, не одному! Из укромного уголка его сознания на него, улыбаясь, смотрела подруга. Она манила его к себе, и Пашка, отрекшись от всего на свете, жаждал быть только с ней – больше ему никто не был нужен. Он упадёт перед ней на колени и будет умолять о прощении, что его не оказалось рядом с ней в роковую минуту. И она его конечно простит! И умилует его душу, которую он сейчас беспощадно самоистязает.       «Гераскин, ты не балбес, не кретин! Ты – скотина! Ты хуже скотины! Целый мир по твоей вине и ты сам, в первую очередь, лишены теперь света её глаз, тепла её улыбки! Жизнь лишена смысла! Ты! Ты отнял у неё этот смысл и вытер о него свои ноги, эгоистичное ничтожество! Если бы не твоя спесь, ты был бы сейчас с ней! Ты бы не позволил ей садиться в этот проклятый флайер! Не позволил бы лететь в эти чёртовы джунгли! Ты бы сделал так, что ни один крокодил не посмел бы покоситься в её сторону! Но ты не сделал ничего, будучи способным на всё! Провидение доверило тебе судьбу Истории, и ты выбросил её в помойное ведро! Мразь! Мразь! Три раза! Три! Она обращалась к тебе! И ты отвернулся, ты предал её! Ради чего? Ради того, чтобы не слышать её насмешек? Так оглохни навсегда, мерзкий ублюдoк!!!»       А Алиса смотрела на него с приветливой безмятежностью, протягивала руки и шептала: «Утешься, дурачок».       Но это ещё больше распаляло отчаянье Пашки. Он видел подругу, но не мог к ней прикоснуться. Обнять, прижать к себе и больше не отпускать, чтобы с ней ничего не случилось. Чтобы ему больше не пришлось испытывать муку от всепоглощающего пламени осознания своей утраты и бесценности жертвы, брошенной им на алтарь дешёвой самовлюблённости.       «К ней! К ней! Вот черта! Скорей перешагни! Прекрати эту пытку! Скорее!»       Рука сама нащупала в кармане продолговатый предмет и крепко сжала его. Вот он – старый друг! Сколько подвигов они совершили на пару! А сколько бы ещё могли? Теперь неважно… Пашка нуждался в помощи верного товарища последний раз.       Большой палец надавил на кнопку, и лезвие перочинного ножа беззвучно и стремительно выскочило из своего ложа. В тускло мерцающей полированной стали на миг отразился перекошенный исполненный безумием глаз.       Назойливый агрегат связи опять загнусавил, отвлекая юношу от шага в вечность. Включился резервный блок батарей временной автономной работы, и машина настойчиво требовала внимания Гераскина. Пашка схватил стул и врезал по видеофону. Захрустел пластик, брызнули искры, протестующее запищали диффузоры динамиков. Пашка бил снова и снова, пока руки его не начали отниматься, а вместо компьютера и стула не осталась груда обломков. Тогда юноша наклонился и поднял выроненный нож. Тот оказался неожиданно тяжёлым – целый пуд, не меньше – и холоднющим, словно его только что вынули из жидкого азота.       Ноги не держали – Гераскин обессилено сел на кровать и обхватил голову руками. Лезвие чиркнуло по темени, только Пашка этого не заметил. Пустоту невозможно почувствовать. Но в этот миг он чувствовал именно её – будто его нутро вытягивали шприцем, оставляя одну скорлупку внешней оболочки.       Осторожно постучали. Кого ещё нелёгкая принесла?! Гераскин, пошатываясь, поднялся и открыл дверь. Снизу вверх на него смотрела отвратительно умиротворённого вида ушанка.       – Здравствуйте! Извините за беспокойство, – приветливо улыбаясь, сказала она. – Я техник по обеспечению номеров «Авалона» средствами коммуникации. У меня на пульте показания, что ваш видеофон неисправен.       – Я его разбил.       – Разбили?       Ушанка оторопела. Ей ещё никогда не приходилось сталкиваться с таким удивительным явлением, как порча или уничтожение электротехники в гостиничных номерах.       – Он мне мешал, и я его разбил.       – Я позову монтёра, и мы всё починим, – нашлась ушанка, улыбаясь скорее не странному постояльцу, вздумавшему крушить компьютеры, а собственной находчивости.       – Вы мне мешаете!       Намёк был более чем прозрачен. Он произносился человеком, мало отличающимся от тех страшилищ, что продавались на рынке Палапутры. Кроме того, дополнял картину, одновременно придавая тону постояльца глубокой серьёзности и бескомпромиссности, здоровенный тесак в его руке. И что это на лезвии? Кровь!       – Ай! Я вызову полицию! – взвизгнула ушанка, пятясь от Гераскина.       – Не утруждайте себя! Полиция уже здесь, – по коридору к ним приближалась Кора Орват.       Глаза и нос у неё были красные, опухшие. Огненно рыжие локоны спутаны в беспорядке. Но держалась девушка по-боевому, глядя перед собой и расправив сильные плечи. Она показала удостоверение ушанке.       – Замечательно! Арестуйте этого… Этого… Вандала!       – Непременно! Оставьте нас, пожалуйста, – сказала Кора.       – Он опасен! – поделилась своим наблюдением ушанка и исчезла ещё до того, как звук её фразы растаял в воздухе.       Кора спросила у Гераскина разрешения войти. Тот посторонился, освобождая дверной проём.       – Паша, мне нужно с тобой серьёзно поговорить, – начала Орват.       – Лучше пристрели меня!       – Павел! Я понимаю, в каком ты состоянии. Всем сейчас тяжело, – Кора вздохнула, и плечи её поползли вниз. – Алиса была и моим другом…       – Для кого «была», а для кого – осталась.       – Паша, пожалуйста! Крепись! Будь мужчиной!       – Мужчиной? Мужчиной?! – сиплым фальцетом взвыл Гераскин. – Я предал её, Кора! Предал! Это моя вина!       Слёзы брызнули из Пашкиных глаз, и нескончаемым потоком, сопровождая их, полетели гневные и жалостливые слова самобичевания. Орват обняла юношу за плечи и, усадив рядом с собой на кровать, позволила досыта напоить сердце рыданьями. Она заботливо гладила его по голове и шептала «бедный мальчик», пока Пашка, захлёбываясь, причитал, что не достоин и не хочет оставаться в живых.       Наконец, он перестал трястись, затих и только громко шмыгал носом, заикаясь и бормоча «это всё – моя вина». Кора взяла Пашку за подбородок и повернула его лицо к своему взгляду. Глядя в глаза Гераскина со скорбью и лаской, девушка сказала:       – Не вини себя напрасно. Жизнь вся состоит из ошибок. Какие-то из них караются Законом, а каким-то, просто, суждено оставаться на нашей совести. Кающийся снимает с себя это бремя, но оставляет память о нём. Она называется «жизненным опытом». Вот и тебе следует извлечь из происходящего урок, крепко запомнить его и прекратить убиваться. К тому же, ты ни в чём не виноват. Или тебе придётся разделить свою вину со мной, с родителями Алисы и ещё сотней людей, мучающихся тем, что не отвлекли нашу девочку от затеи слетать в Ергур-гур. Не смотри на меня так, пожалуйста. Или ты хочешь терпеть мои исповеди и слёзы, как я терпела твои? Тогда послушай! Здесь нет твоей вины! Это судьба…       – Судьба? Предрешённость?       – Вот об этом я и собиралась с тобой поговорить. Ты хочешь меня выслушать?       Пашка кивнул.       – Хорошо! Поверни-ка голову. Нет, вот так…– Орват осмотрела Пашкину царапину, достала из подсумка на своём ремне баллончик с аэрозолью «заживлялкой» и, обработав рану, резюмировала. – Порядок!       – Зря… – отрешённо прохрипел Пашка.       – Ну, уж нет!       – Ближе к делу… Или это всё, что ты хотела мне сказать?       – Нет, не всё. Во-первых, – Кора осторожно вынула нож из расслабленной безвольной руки юноши и, сложив лезвие, убрала его в карман. – Во-первых, я хочу, чтобы ты оставил свои намеренья покинуть этот мир. Пообещай мне это!       – Не могу…       – Паша, в такие минуты мы все остро ощущаем ценность каждого человека из нашего окружения. Вспомни о тех, кто нуждается в тебе не меньше, чем ты в Алисе, и наполни сердце мужеством продолжать жить ради них. И мы все будем держаться вместе, пока есть надежда.       – Надежда? – Гераскин с тупым отчаяньем уставился на агента 003. Кора, что, издевается над ним?       Девушка улыбнулась.       – Надежда! Мы решили воспользоваться машиной времени!       – Что?!       – Да-да! Мы отправим агента в недавнее прошлое. И он предупредит Алису об опасности. Но есть затруднение…       – Какое ещё «затруднение»?! – Пашку обуяла ярость, что нечто может встать между ним и возвращением подруги.       – Сотрудники Института времени могут отказать…       – Что?!       – Успокойся! Не торопись! Ещё никто не обращался с просьбой об изменении судьбы человека нашего времени. Существуют правила. И, в частности, они гласят: ни при каких обстоятельствах не использовать машину времени в личных целях, не воздействовать на жизнь людей ближайшего прошлого и настоящего.       Тебе, наверняка, известно, как осторожно работают временщики, добывая сведенья о прошлом. Они тщательно всё просчитывают, чтобы их деятельность не повлияла на общий ход той истории, что пережита человечеством. Малейшая ошибка может привести к тому, что, допустим, нацисты победят во Второй Мировой войне. Или, просто, случится так, что действия сотрудников Института отправят нас в период альтернативной истории, где машина времени не будет изобретена никогда.       Сам понимаешь, насколько тогда изменится мир. Сколько из него сотрётся бесследно и вещей, и людей. Поэтому временщики обращаются лишь к прошлому предметов, но не живых субъектов. Да и то только тех предметов, каким суждено погибнуть в определённом отрезке времени и они утратят своё влияние на ход исторических событий. С людьми всё гораздо сложнее. Они не инертны во времени и пространстве. Их самый обычный взмах руки может иметь самое неожиданное продолжение в будущем. И если историческому персонажу продлить жизнь хоть на минуту, невозможно предугадать, какие последствия обретут его последние жесты и слова в этот дополнительный срок.       Но даже подобное могут просчитать временщики и избегать временного коллапса! Ведь сейчас у человечества на руках огромный фактический материал по прошедшим векам. Его скрупулёзно изучают и анализируют, чтобы в случае накладки при путешествии во времени в итоге всё свести к той канве, что мы называем Историей Земли и Цивилизации. Именно знания «чем всё закончится» и помогают в этом: события подгоняются под существующий ответ. Это словно уравнение, результат которого известен. Следует лишь поставить вместо «икса» нужную цифру, чтобы условие и решение соответствовали друг другу. Конечно, при необходимости можно добавлять или отнимать соответствующие доли в примере, но с оговоркой, что после знака «равно» в нём останется неизменная «цифра», которую мы знали с самого начала.       Извини, что не могу объяснить яснее. Я полицейский, а не математик или философ. Да и вопрос об искривлении временного контура пока не по зубам учёным. Всё строится на догадках…       Определённо одно: у времени, при всей его относительности есть свои законы и последовательности. Они естественным образом связаны с пространством, а, значит, и с материей, и имеют на них определённое влияние. По старомодной привычке мы называем его «судьбой», подразумевая тем самым своё зависимое положение в некой формуле, которой выражается вся наша жизнь. Мы живём по этим непонятным для нас законам и правилам, как жили тысячи лет назад наши предки, ничего не подозревая о законах Ньютона или Силе Архимеда. Открытие и формулировка этих Законов времени, или «судьбы», как угодно, ещё впереди.       А сейчас перед нами гипотетическое уравнение. Где-то в этом «уравнении» нам отведена роль крохотной закорючки-циферки. Но выкини её из формулы – и нарушится равновесие. Изменится ответ! Как я уже говорила, с прошлым мы не можем этого допустить. Иначе это изменит наше настоящее! А потому, при исключении из уравнения одного знака придётся заменять его иным. Или, наоборот: при добавлении чего-то отнимать другое. Перекраивать само уравнение, чтобы вернуть равность двум его половинкам. Это сложный процесс, но он облегчается знанием ответа – будто мы заглянули в конец учебника, где напечатаны все решения.       Теперь же обратимся к будущему. Говорят, его не существует. Или же принимают за него ничтожно малый отрезок времени, который мгновенно обращается в настоящее, а ёщё через миг в прошлое. «Мы создаём наше будущее!» Ты часто слышал подобное? Так вот, если мы допускаем существование определённой закономерности в нашем прошлом, то есть того, что мы называем «судьбой», логично предположить и её наличие в нашем будущем. При этом мы должны подразумевать значительную протяжённость этой закономерности во времени, и, следовательно, и самого временного отрезка. Таким образом, нами признается существование длительного будущего. Косвенно его наличие может подтверждаться такими явленьями, как предчувствие и ясновиденье. Их считают просто эффектом неординарных аналитических способностей, когда человек может мгновенно, бессознательно выстроить логическую цепочку из посылок прошлого и настоящего и тем самым спрогнозировать развитие событий в будущем. Однако некоторые из «предсказаний» не подходят под такую характеристику. Их природа более сложна. Но я не стану останавливаться на примерах. Сейчас это не имеет значения. Своими рассуждениями я хотела обратить твоё внимание, что при наличии длительной формы будущего, соответствующего временным закономерностям, мы получаем то же «уравнение», что и с прошлым. С той разницей, что теперь нам известно в нём лишь собственное положение, а остальное остаётся тайной, в том числе, конечно, и ответ. Мы не можем предугадать, не зная всёй цепочки, как события настоящего повлияют на будущее. Пока они не станут прошлым, когда мы чётко увидим все «плюсы», «минусы» и «неизвестные» уравнения, мы не можем оперировать ими так же, как с событиями, отдалёнными от нас прошедшими десятками и сотнями лет.       Вот тут и начинаются сложности! Как определить, что «событие X» в настоящем повлияет на «событие Y» в будущем? И какой срок это займёт: неделю, месяц, год, век? И каким будет это «событие Y»: хорошим или плохим? Это временщикам неизвестно. Могут ли они узнать это, слетав в будущее? Во-первых, как ты знаешь, пока конструкция машины времени не позволяет этого. Хотя, теоретически процесс этот несложен. Проблема в другом. В самой «неизвестности» хода Истории на отрезке времени «настоящее-будущее», в неизвестности «уравнения», которое суждено узнать, возможно, лишь нашим правнукам. Пока временщики не обращаются к будущему, наша история развивается сама собой, в соответствии со своими закономерностями из причин и следствий. Но если мы рискнём узнать, что нас ждёт впереди, и тем самым изменим настоящее, не повлияет ли это на события ещё боле далёкого будущего, уже в заведомо неблагоприятном плане. Вот что настораживает сотрудников Института времени. То есть, не зная всех составляющих «уравнения», они не могут с ним работать. А если попытаются, то с вероятностью в сто процентов создадут уже другое «уравнение», и последствия этого могут быть катастрофическими.       Ну, и, во-вторых, временщики склонны считать, что элементы «уравнения» необратимы сами по себе. То есть, если оно подразумевает наличие «события Х», удалить его уже не получится. Только изменить. Причём, лишь в деталях.       Кора затихла, переводя дух.       – Ты хочешь сказать, что в этом «уравнении», как ты его называешь, Алисе была предопределена трагическая роль? И как бы мы ни пытались, нам не изменить её сути? А если мы возьмёмся её менять, то это может привести к худшим последствиям? – ошарашено пробормотал Пашка.       – Ты верно уловил смысл парадокса…       – Но, может, «уравнение» как раз подразумевает, что мы в итоге возьмёмся его менять?!       – Я уже сказала: содержание «уравнения» никому не известно. Мы можем только надеяться на то, что ты только что сказал, и убедить в этом временщиков и Совет Галактики. Их позицию я тебе, как могла, объяснила. Они не хотят рисковать.       – И поэтому нам откажут?       – Могут отказать, – поправила Гераскина Орват, – и не только поэтому. Видишь ли, здесь ещё и морально-этический аспект. И он повесомее всех опасений временщиков о губительной трансформации пространственно-временного континуума. Представь, какой хаос случится, если каждый начнёт менять свою жизнь и жизнь своих близких по средствам вмешательства в исторический процесс. А подобное и начинается с благородных разовых акций вроде той, которой сейчас озабочены мы. Один раз найдётся оправдание, другой раз найдётся… И покатится… Каждому захочется жить правильней и лучше, исправить свои огрехи или вернуть безвременно ушедшего человека. А сможем ли мы предоставить такую возможность каждому? Или её будут достойны лишь избранные? Снова появится социальное неравенство? И, естественно, начнутся разногласия и недовольства, которых нет сейчас, когда мы все равны, живя и зная, что многие из наших ошибок непоправимы. И потому мы опасаемся их совершать – мы осторожны. Мы удовольствованы своей долей, зная, что её суть - наш выбор образа жизни. И, живя один раз, мы не рискуем его менять. Возможность же обратить своё прошлое избавит нас от этих психологических оков, расслабит нас и сделает безответственными. Мы перестанем избегать конфликтов, начнём закрывать глаза на свои пороки. «Не беда, – будем говорить мы, – всё поправимо нажатием кнопки!» В итоге, подобные отношения погубят наш мир.       Да и, кроме всего прочего, Алисины приключения с машиной времени нажили ей врагов в Совете. Эти люди не любят, когда нарушают придуманные ими правила.       – Но это подло, использовать своё влияние…       – Паша, сейчас речь не об этом! – отрезала Кора. – Я говорю, что у нас есть шанс вернуть Алису. Я готова его использовать! И я сделаю всё, чтобы добиться согласия временщиков и Совета! Мы собираем подписи. И, клянусь, что соберём их столько, что заткнём всем протестующим рты.       – И какова вероятность успеха?       Кора надолго задумалась.       – Пятьдесят на пятьдесят, – едва слышно сказала она, наконец.       Пашка только руками всплеснул от отчаянной досады.       – Но это шанс! Какая разница, какова вероятность успеха! Мы должны попробовать!       – Ты сама в это веришь?       – Паша, не мучай меня, – в голосе Коры послышались слёзы. – Я просто хочу вернуть Алису. Я надеюсь, моё желание и ваша помощь помогут этого добиться. Пока я верю только в свои силы и ваше понимание, и в любовь к Алисе.       – В этом можешь не сомневаться! Где ставить роспись?       Девушка протянула Пашке планшет.       – Просто приложи руку.       Юноша взял прибор, и пугающая мысль внезапно вспыхнула у него в мозгу. Если он сейчас поставит отпечаток ладони, его подруга вернётся! Но он никогда-никогда не скажет ей, что она для него значит, что он пережил, потеряв её. Потому что настоящее, в котором он пребывает в данный момент, с возвращением Алисы изменится! И в этом изменённом бытие Гераскин продолжит гнить от хандры на Пкасе. И в его сердце, хоть и будет сожаление о своей ошибке, но оно останется бесконечно несравнимо с теми чувствами, что сжигают его сейчас. Как он хотел прекратить эту муку! Но хотел ли он о ней забыть? Вернее, никогда не знать? Только что Орват говорила ему об уроках, что мы должны извлекать из своих ошибок. И он получил урок, омытый кровью и слезами. И Пашка готов отказаться от этого опыта во имя того, чтобы Алиса была с ним? Алиса, всю ценность которой он не будет себе представлять, потому что у него не будет причины оценить её. Познать это можно лишь через утрату! Так вот оно первейшее последствие событий в Ергур-гур: через боль и ужас Гераскину было открыто великое Знание, какое место в его жизни занимала Алиса! Цена этого Знания огромна и жестока. Имеет ли право Гераскин отказаться от него в угоду удовольствию быть с подругой?       «Это взрослые мысли, а я ещё ребёнок! Я ребёнок! – заорал на себя Пашка. – И Алиса тоже ребёнок! Она должна жить! Не важно, от каких знаний нужно отказаться ради этого!»       Он положил ладонь на экран планшета.       – Молодец! – Кора поцеловала Гераскина в лоб и, взяв за подбородок, снова обратила его глаза к своим. – Всё будет хорошо! У нас всё получится!       – У нас всё получится, – пещерным эхом отозвался Пашка.       Сомнения в правильности принятого решения раздражали его. Почему он думает о таких глупостях, когда речь идёт о жизни Алисы! Почему он опять думает только о себе и своих бесценных знаниях. Мир нуждается в таких людях, как Селезнёва, а не в той сумбурной каше, что кипит в голове балбеса Гераскина.       – Как её родители?       Кора вся содрогнулась от тяжело вздоха, и слезы, давно дрожащие на её ресницах, покатились по щекам.       – Профессор как-то держится… А мама… Паша, я душу продам – лишь бы им помочь!       Пашка только скорбно закивал.       Они, молча, сидели, и каждый думал о своём. Гераскин вертел в руках планшет. Боль приутихла. В сердце тлела надежда, и лишь усталость от эмоционального шторма не давала утешиться её слабым теплом. Мысль невпопад привлекла внимание Пашки.       – Кора, а человеческий отпечаток подделать сложно?       Орват улыбнулась, обрадованная тем, что юноша отвлёкся от горестных дум.       – Нет. Проще простого. Был бы латекс под рукой. Ну, и сама рука, как матрица.       – Понимаю твою мысль, – продолжила она. – Но нам нет смысла подделывать подписи. Я уверена, за несколько дней мы их соберём миллионы!       – Да, конечно… Я так…       Кора нежно обняла Пашку и сказала, что ей нужно идти – её миссия требует действия.       – Да, кстати! Свяжись с матерью. Она до тебя дозвониться не может, – девушка укоризненно посмотрела на груду обломков видеофона. – До встречи! Запомни – у нас всё получится!       – Да… До встречи, Кора. Спасибо тебе, огромное!       Гераскин остался один. Он стоял у окна. На улице рассыпался весёлым блеском день. Кто бы поверил, что Пашка в этом сиянии видел только оттенки чёрного. После ухода Коры на него навалилось одиночество. Он боялся его. Оно превращало Пашку в маленького слабого мальчика, затерянного в центре Галактики на чужой планете, изнурённого болью утраты и чувством вины. Образ Алисы в воображении, вспугнутый докучливым видеофоном, больше не давал о себе знать. В голове шумел ветер. Хотелось ласки и покоя.       Связаться с матерью? Он посмотрел на ручной видеофон ПВФ. Когда это он успел его отключить? А может и не включал с самого прилёта на Блук?       Пашка набрал номер мамы.       – Ну, наконец-то! Зачем ты меня пугаешь! – приветствовала она его. – Паша? Сыночек? Мне жаль… Я сочувствую… Ты летишь домой?       Вопрос прозвучал как приказ.       – Да, лечу, – мёртвым голосом ответил Пашка.       На Блуке ему больше делать было нечего.

Пояснения и комментарии

[1]       Кристаллы мочевой кислоты – У птиц, ряда пресмыкающихся и большинства наземных насекомых мочевая кислота – конечный продукт не только пуринового, но и белкового обмена. Система биосинтеза мочевой кислоты (а не мочевины, как у большинства позвоночных) в качестве механизма связывания в организме более токсичного продукта азотистого обмена – аммиака – развилась у этих животных в связи с характерным для них ограниченным водным балансом (мочевая кислота выводится из организма с минимальным количеством воды или даже в твёрдом виде). [2]       Армадилозукус – видоизменённое от лат. Armadillosuchus. Род сухопутных панцирных крокодилов из позднего Мезозоя Южной Америки.       Здесь подразумевается схожая с ним (но ни в коем случае не родственная!) форма животных. [3]       Стикс – в древнегреческой мифологии река в царстве мёртвых. [4]       Романи чиб – цыганский язык.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.