НЕ ВРЕМЯ ДЛЯ ПЛОТНИКОВ, или ЕЩЁ ОДНА ИСТОРИЯ ОБ АЛИСЕ СЕЛЕЗНЁВОЙ

      Алиса нехотя открыла глаза и тут же подскочила из положения «лёжа», словно её ужалила укаризийская гигантская оса. Склонившись над ней, рядом с кроватью стоял Штреззер-младший. Он поднял руку, пресекая готовые сорваться с Алисиного языка проклятья.       – Рад видеть тебя в боевом настроении, – с холодной иронией сказал он.       Выглядел Густаф уставшим. В его глазах читался блуждающий по закоулкам сознания вопрос, на который он никак не мог найти ответ. На Алису он смотрел, как математик, поглощённый перипетиями хитроумной формулы.       – Не трать на меня силы, – продолжил он механическим тоном. – У нас впереди тяжёлый день. Советую, всё-таки, поесть.       Критически посмотрев на лилово-жёлтый кровоподтёк Алисы во всю щёку, он достал из кармана баночку и положил её перед ней на одеяло.       – Смажешь синяк.       Гордые возражения девочка произнести не успела – Штреззер уже вышел из палаты, пожелав приятного аппетита и пообещав, что зайдёт за ней через час.       Алиса соскочила с кровати и сделала зарядку. Начав умываться, она дотронулась до лица и невольно поморщилась: вся левая скула, челюсть и даже надбровная дуга отекли и ныли после вчерашней драки. Она взглянула на баночку, оставленную Штреззером. Конечно, она ненавидела и презирала его, но мучить собственное тело в угоду этим чувствам было бы неверным. Раз Густаф хочет (?), чтобы она оставалась подольше живой-здоровой (?), глупо не воспользоваться этим в своих интересах. Алиса осторожно втёрла чуточку крема в кровоподтёк и почувствовала приятный холодок и расслабленность на месте удара. Она попробовала поработать мимикой, покорчив рожицы. Мышцы лица послушно отзывались на её желания, не причиняя боли.       Стоит ли поблагодарить Густафа за заботу? Чёрта с два! Никаких поблажек этому прохвосту. Наоборот, ему первому достанется на орехи, когда она выберется отсюда. Весь его обман и подлость не искупят никакие ухаживанья и уход за её здоровьем. Похитив и притащив её сюда, он подписал себе приговор, и теперь ничто не оправдает его и не смягчит его вины. А к глубокоуважаемому Суду Галактики, когда он примется обсуждать норму наказания Густафу Штреззеру, Алиса обратилась бы с просьбой, прекрасно выраженной стариной Шекспиром: казнь изобресть ему, чтоб мучился подольше и умер бы нескоро. [1]       Внезапно у Алисы комок встал в горле от этих саркастичных и бравурных размышлений. Перед глазами снова поплыли кошмарные клетки с истязаемыми ни на что не похожими созданиями, орущими человеческими голосами от жесточайшей боли. Слёзы гнева и сострадания побежали по её щекам. Никакой пощады извергам! Но не опускаться до их методов, не снисходить до их морального уродства в своей справедливой мести. Они заплатят за свои преступления! Лишь бы предъявителю счёта не становиться торгашом…       Алиса плеснула в лицо холодной воды. Не помогло. Она сунула под кран голову. Страшное наваждение растаяло, злоба угасла. Эмоции сейчас ей не союзники, – твёрдо сказала она сама себе. Этого и добиваются Моро и его шайка – расшатать ей нервы. Не дождутся! Она станет камнем, прикажет ослепнуть сердцу и душе, но одновременно заставит мозг подмечать малейшие детали всего происходящего, чтобы в нужный момент накопленные свидетельства обернулись разящей молнией против её врагов. Вот тогда она даст волю чувствам! И за то, что ей приходится сейчас держать в узде душевные порывы, и Эннингтон, и Густаф, и все, кто здесь только есть, тоже понесут ответственность. Да будет так!       На столе под салфеткой Алиса обнаружила скромную по содержанию, но изобильную по количеству трапезу: горячий хлеб, сыр, масло, фрукты, похоже, местной флоры (их Алисе приносили ещё во время полёта сюда), очень сладкие сливки и изумительный, пахнущий боярышником, чай. Алиса считала, что после посещения корпуса №2 аппетит к ней не вернётся, как минимум, неделю. Но, увидев по-домашнему уютное убранство стола, вдохнув аромат свежего хлеба и крепкого чая, она почувствовала острый голод.       Еда оказалась исключительно вкусной, и девочка поймала себя на мысли, что получает от неё удовольствие. Она не опасалась, что в пищу ей подмешают какую-нибудь отраву. Приказы Эннингтона здесь выполнялись беспрекословно, это она уже усвоила. А профессор распорядился исключить любые медикаменты из её рациона.       Алиса с наслаждением пила бодрящий чай, заправленный сладкими, точно зефир, сливками. С каждым новым глотком ей всё чётче казалось, что, взмахни она сейчас руками с достаточной силой, – и могла бы легко взлететь.       «Только куда полетишь из этой клетки», – с тоской подумала она.       На третьей чашке чая за ней вернулся Штреззер. Он переоделся из своего походного комбинезона астронавта-разведчика в старинный френч цвета хаки. Широкая портупея с кобурой бластера стягивала его талию, от чего он казался ещё шире в плечах. Новый костюм придавал Штреззеру воинственный и, как с сожалением отметила девочка, привлекательный вид.       Для Алисы не осталось незамеченным, как в аквамариновых глазах её загадочного тюремщика вспыхнул и тут же погас огонёк буйного азарта, когда он обратил внимание, что пленница подобрала даже крошки от своего застолья. Это её удивило и насторожило. Штреззер велел ей идти вперёд и, следуя за её спиной, подсказывал нужное направление.       Они вышли из корпуса №8 и направились по песчаной тропинке к другому точно такому же зданию.       «И как они номера их различают? – думалось Алисе. – Все постройки на один манер. И лианами увиты напрочь!»       По правую руку от них в серо-стальном небе едва заметным белёсым нимбом висело самое крупное светило планеты. Высоко в зените стояли два других солнца. Только толку от них было не больше, чем от месяца земною ночью. Дома и лес вокруг окутывали густые синюшные тени. Назвать сумерками мрачную мглу язык не поворачивался, всё-таки было достаточно светло, но и на «белую ночь» общая освещённость не тянула. Чётче, чем в момент прилёта на Карбун, на небосводе обозначилось множество других звёзд. На двенадцать часов у горизонта виднелся чёрный диск размером с кофейное блюдце – вероятно, спутник планеты. Алиса затруднялась определить время суток. И обилие солнц этому мешало, и то, что она не знала, в какую сторону вращается планета – где восход, а где закат хотя бы самого большого из светил.       Людей вокруг девочка не заметила – лишь несколько караульных, словно статуи, стояли по периферии у некоторых корпусов.       Громко трещали, звенели, шуршали и гудели невидимые обитатели окружающего лагерь леса. Возле освещённых окон и прожекторов вились причудливыми тёмными сполохами неведомые «насекомые». Из вольера доносилось заунывное поскуливанье и ворчание псов.       В длинном сквозном коридоре здания, куда Штреззер привёл Алису, горело лишь дежурное освещение. Стояла тишина. Снова ни людей, ни шума их деятельности.       Голос Штреззера из-за спины направил Алису по коридору к двери №7. Получив на свой стук приглашение войти, мужчина открыл дверь и подтолкнул пленницу в помещение.       Они оказались в самом обычном медицинском кабинете. Сильно пахло формалином. У глубокого кресла спиной к вошедшим гремел инструментом маленький человек во врачебном халате.       – Проходите! Садитесь! – не оглядываясь, сказал он по-немецки.       «Ещё один из фашистской клики! – догадалась Алиса. – Что они ещё затеяли?»       Она устроилась в кресле. Штреззер остался у входа, с отсутствующим видом привалившись к дверному косяку.       Страшно не было. Лишь чувство беспокойства давало о себе знать. Алиса украдкой взглянула на расслабленную руку на подлокотнике – пальцы не дрожали. Хорошо! Пока она владеет собой.       Доктор повернул к ней совершенно невыразительное одутловатое лицо с «гитлеровской» щёточкой усов, улыбнулся, сверкнув широкой щелью между зубов, и произнёс:       – Доброе утро, фройлен! Извините за столь ранее пробуждение. Но, как говорится: кто рано встаёт, тому Бог подаёт! Откройте, пожалуйста, рот…       Алиса решила пока подчиняться и проследить за дальнейшим развитием событий. Доктор взял ватным тампоном мазок с её языка и поместил его в пробирку с реагентом. Жидкость поменяла цвет. Доктор с досадой зацокал языком и метнул недобрый взгляд на Густафа.       – Сколько ты ей дал? – строго спросил он.       – Два стакана около ста часов назад, – равнодушно ответил Штреззер. – К чему это? Ты же читал отчёты, Беппе.       – Нет доверия ни тебе, ни твоим липовым отчётам, – проворчал доктор, продолжая химичить с пробой Алисиной слюны.       – С чего «липовые»? – озлился Густаф. – Опять твои каверзы и науськиванья? Никак не дождёшься, когда я снова попаду к тебе на приём?       – Много чести – ждать! После таких финтов и попадёшь, как миленький.       – Так вот какая мне уготована благодарность за самоотверженный труд и риск! – возмутился Штреззер. – Загнать бы, например, тебя, подхалима, на подобную операцию с бухты-барахты. Да не на Блук, а куда-нибудь под Иерусалим.       – А ты не кипятись, не кипятись! – ухмыльнулся Беппе. – У каждого свои обязанности. У каждой обязанности свои проблемы.       Он попросил Алису закатать левый рукав робы, для взятия анализа крови. Девочка вновь проявила покорность.       – Какой концентрации он был? – осведомился доктор, разглядывая анализатор со взятой пробой.       – По моей мере.       Доктор присвистнул.       – Крепкая девочка! – буркнул он. – Это нам всем урок…       – Вот видишь! Полезен всякий опыт, – удовлетворённо хмыкнул Густаф.       – Ради него не стоило так рисковать!       – Как ты заметил, это исключительно мои проблемы, Беппе.       – Всё равно, мог бы подыскать иной способ.       – Не было другого способа…       Доктор смерил Алису плотоядным взглядом и обратился к Штреззеру с желчным сарказмом.       – А что ж твоё моджо? [2] Совсем зачах в наших болотах? Подрастерял сноровку?       – Интересно, что скажет Грейс, узнав про твою буйную фантазию, Менгеле, – стальным голосом открестился Густаф.       Беппе перекосило. Он ощетинился и зло процедил:       – Он меня и держит за мою фантазию! И у меня намечена богатая программа на счёт этой девчушки.       – Человек предполагает, а Бог располагает, – зевнул Густаф.       – Вот как! Скоро мы повеселимся с этой малышкой! Правда, фройлен?       Алиса едва подавила вскрик от страшной ухмылки доктора, с которой тот шарил по её телу глазами.       – Может, и ты присоединишься к нашему празднику, мистер Белоручка? – прокурлыкал Менгеле.       – Обязательно! Как только у меня случится припадок хорошего настроения, я не премину испортить его в вашем обществе.       – Всё шутишь? Ну, шути, шути, пижон! – прошипел доктор.       Но Штреззеру уже было не до него. Его вниманием полностью завладела заусеница на пальце. Сначала он пытался, сохраняя цивильный вид, её выщипнуть, а когда эта операция провалилась, принялся буквально грызть палец. У Алисы тем временем и от диалога двух изуверов, и от вида Густофа, чуть ли не пожирающего себя, начали потихоньку сдавать нервы. Она поёжилась в кресле. Оптимизма не добавил вид пневматического шприца, что достал Менгеле, и, мурлыча немецкую песенку, заправлял его теперь подозрительной капсулой. Алиса забеспокоилась.       – Что ты собираешься делать? Профессор приказал не вводить мне никаких наркотиков или медикаментов!       – Не волнуйтесь, фройлен, – проворковал доктор. – Стандартная операция. Маленький идентификационный пеленгатор. Чтобы вы не заблудились на нашей милой, но дремучей планете.       У Алисы сердце оборвалось. Вот это новость! С этой штуковиной в теле и думать нечего о том, чтобы скрыться. На планах бегства можно поставить крест.       Отчаянье, казавшееся уже сдавшим свои мрачные редуты светлой надежде, вновь впилось в сердце Алисы. Словно в замедленной съёмке к её плечу приближалась игла пневматического шприца, и Алиса ясно видела, как на стальном кончике умещается не только её собственная жизнь, но и судьба всей Галактики.       Сейчас или никогда! – раскатился в её сознании истошный крик. Чёрная коробочка сама собой скользнула из рукава в ладонь правой руки. Доктор, продолжая напевать свой фашистский шлягер, смазывал спиртом её левое плечо. Мгновение – и он ухнулся под кресло с остекленевшими глазами.       Держа шокер перед собой в вытянутой руке, Алиса выпрыгнула из кресла на середину кабинета. Остался ещё один противник, и он был гораздо опаснее Менгеле. Алиса уже успела оценить всю ловкость и быстроту реакции Штреззера. Однако тот вовсе не торопился вступать в бой. Он даже не удивился происходящему, будто каждое утро перед ним предназначенные на заклание агнцы оглушают электрошоком своих пастырей.       Молча, с сосредоточенным видом Штреззер отделился от косяка и медленно, словно нехотя, вынул из кобуры бластер. Алиса ожидала услышать приказ бросить шокер, но, к её изумлению Густаф продолжал в безмолвии осторожно придвигаться к ней. Оружие он держал в вытянутой руке – в глупейшей позиции для ближнего боя. Такая беспечность казалась непозволительной роскошью для бывалого убийцы. В глазах врага Алиса заметила бешеное радостное свечение. Что он задумал? Поиграть в кошки-мышки с несчастной отчаявшейся жертвой. Проклятый садист, точно получает удовольствие от происходящего!       – Не подходи! – крикнула Алиса.       Тело её напряглось, как тетива натянутого лука. За спиной Густафа, в паре метрах от неё, возможно, лежала свобода. Алисе стало всё равно, что Штреззер, имея значительное преимущество в оружии, запросто может её пристрелить. В конце концов, это тоже вариант освобождения. Правда, исключающий возможность оказать помощь друзьям в борьбе с этим гнездом монстров. Но терпеть на себе голодные похотливые взгляды, как у валяющегося под креслом Беппе, слушать рассуждения о грядущем «веселье» и знать, во что это веселье в итоге выльется, у Алисы не было никаких сил. Будь, что будет!       Секунды стали пластичными. Они бесконечно растягивались, мир замер, и только Штреззер, храня молчание, приближался к ней. В глазах синее пламя, на щеках румянец, в вытянутой руке бластер, будто он предлагает обменять его на ничтожную Алисину пшикалку.       «Он что, улыбается?» – не поверила своим глазам Алиса.       – Не подходи!       Но Штреззер уже был возле неё, вернее, его вытянутая рука с бластером едва не тыкалась в плечо девочки. Затрещал разряд, и Густаф загремел к ногам Алисы.       Свобода!       Алиса подхватила с пола оружие врага. Кто знал, насколько хватит заряда шокера, а бластер гарантировал ей более серьёзное отношение к своей персоне. Она ненавидела неспортивное оружие, но сейчас только с его помощью она могла добиться вожделенной цели. Кроме того, ей нужно было уплатить кой-какой должок… Бластер нацелился в затылок распростертого перед ней тела. Вот он – миг расплаты, гадёныш! Палец надавил на курок, но тот не поддался. Алиса с недоумением осмотрела лазерный пистолет. Вот растяпа! Да он его даже с предохранителя не снял! Девочка отщёлкнула страховку и снова навела ствол на беззащитного Штреззера. Но доли секунды, что она отвлеклась на приведение бластера в боевую готовность, хватило, чтобы злость её угасла, мечущиеся мысли обрели целостность и ясность.       «Тобой займётся Совет Галактики. А я не судья и, тем более, не палач», – прошептала она.       Доктор на полу застонал. Медлить было нельзя – скоро они придут в себя. Алиса осторожно выглянула в коридор. Путь был свободен. Она выскочила из кабинета и бросилась к выходу из корпуса. В сотне метрах отсюда находится площадка с летучками, необходимо добраться до неё! – вертелась в голове хмельная идея. Адреналин пьянил, Алисе хотелось смеяться.       В поле её зрения, когда она выглянула из дверей корпуса, снова никого не оказалось. Удача на её стороне! На крыше могли дежурить часовые, но на кон уже было поставлено всё, что можно – ва-банк так ва-банк!       Она метнулась из здания, тенью припадая к земле. Тапочки, что ей выдали с робой, мешали бежать, и Алиса их сбросила. Из-за угла ей навстречу вышел солдат с номером «37» на груди. Алиса оторопела и попятилась. Движения солдата никто бы не назвал быстрыми. Как у всех «номерных», была в его моторике некая вязкая протяжённость, размеренность и ленца. Но замешательство девочки позволило ему вынуть пистолет. С каменным лицом он двинулся на неё. Их разделяло метров десять. Алиса отлично стреляла и с такого расстояния не промахнулась бы и в горошину, не то что в человека. Но всё дело как раз и было в том, что стрелять в человека она не хотела. Пусть это прислужник садистов и убийц, но где гарантии, что он служит им по доброй воле. Ведь он и ему подобные «люди с номерами» ведут себя, как будто загипнотизированные! Может, им, как и ей, требуется спасение, а не истребление?       – Брось оружие! Прочь! – как можно уверенней крикнула Алиса. В спокойном утреннем воздухе и тумане окрик прозвучал пронзительно звонко.       «Сейчас сюда вся база сбежится!» – с ужасом поняла девочка. А Тридцатьседьмой и не думал останавливаться.       – Прочь! – к горлу Алисы подкатила истерика.       Она нажала на курок, целя в плечо противника. Бластер оказался мощным: солдата мотнуло в сторону, и рука с пистолетом повисла на клочьях комбинезона. Но он не остановился, даже не поморщился. Алиса запаниковала – такого она не ожидала.       – ПРОЧЬ!       И следующий луч ударил солдата в грудь. Его снова качнуло, из прожженной дыры повалил дым, комбинезон вспыхнул. Но движение своё солдат не прекратил. Ссади, и справа раздались возгласы и лай собак.       «Да это же киборг! – прозрела Алиса. – Homo artificialis! Эннингтона же судили и за создание искусственного человека!»       Она по широкой дуге обежала солдата. Больше он не был страшен: и так не отличался расторопностью, а теперь ещё и повреждён её выстрелом. Из охотника он превратился в заводного цыплёнка.       За спиной загудели выстрелы. Раздался крик благим матом: «Живой, идиоты! Живой брать!» Алиса на ходу расхохоталась: «Так поймайте!» До флайеров уже было рукой подать.       Из-за приземистых кабин разномастных машин, собранных, похоже, со всех свалок Галактики, показались три головы. Наверно, это были механики, поскольку никакого оружия они не имели. Двое были одеты в пронумерованные комбинезоны, третий в засаленную джинсовую робу. Увидав худую девушку, похожую на разъярённого мангуста с пылающими, как два уголька, глазами, размахивающую здоровенным лучевым пистолетом, этот бедолага не стал дожидаться представления по правилам этикета, а, ничком упав на землю, проворно пополз в ближайшие заросли папоротников. Другие же с непроницаемым видом пошли на Алису. Она больше не церемонилась: ей уже стало ясно, что все здешние работники и солдаты, носящие номера, ненастоящие люди, – и две срезанные лучом бластера головы жуткими мячами покатились по песчаной дорожке. Обезглавленные тела продолжали двигаться, но уже в разные стороны от Алисы. Она поспешила забраться в ближайший флайер.       «Ну, и консервная банка! Неужели он ещё и летает?» – поразилась Алиса приборной панели, знакомой, верно, ещё прапращурам «человека разумного». Ну, даром что приборы из камня не высечены – это не машина, а археологическая достопримечательность!       Она нажала на несколько кнопок, по её разумению, обеспечивающих запуск двигателей, подачу топлива и набор компрессизации. Нутро летучки закашляло, заурчало. Стрелки на приборах качнулись по шкалам. Замигали индикаторы.       «Спасибо Зелёному и Полоскову!» – воскликнула про себя Алиса. Благодаря школе ворчливого бортмеханика и отважного капитана дальней космической разведки она могла разобраться в управлении даже такой кастрюли.       Флайер содрогнулся. Шею и плечо обожгло брызгами расплавленного пластика. Стреляют! Она рванула штурвал на себя. Машина протестующее застонала, отчаянно запищали датчики, сигнализируя о превышении мощности на выбранный режим полёта. Но летучка оторвалась от грунта и начала набирать высоту.       Высунувшись из кабины, Алиса саданула из бластера по группам спешащих к ней людей. Некоторые отпрянули, ища укрытие, «номерные киборги» продолжали вперевалку бежать к стоянке флайеров, не замечая выстрелов, двое преследователей упали с ранениями. Летучка поднялась над базой уже метров на двадцать. В неё ещё несколько раз выстрелили, но Алиса увидела, что внизу суетится человек, запрещая вести огонь. Что ж, они сами дарят ей несколько минут! Она попыталась расстреливать оставшиеся на стоянке машины, но быстро убедилась, что мощности её оружия недостаточно для выведения их из строя. Специальная стеклоткань корпусов летучек хорошо выдерживала луч ручного лазера. Тратить на них плазму не имело смысла.       Поднимаясь всё выше и выше, Алиса вертела головой, выбирая направление, в котором можно скрыться. Справа от неё в небе замаячили три точки. «Вот и кавалерия подоспела! – с боевым задором подумала Алиса. – Значит, летим налево!» Она переложила руль, и флайер резко пошёл против часовой стрелки – таких манёвров машина не любила. Алисе едва удалось выровнять летучку. Она выжала газ до упора, и машина со скоростью, способной изумить разве что ленивую улитку, заскользила по воздуху. Алиса уставилась на спидометр: 63 км/ч! Она бегает быстрее! Но выбирать не приходилось.       Захрустел помехами бортовой передатчик, раздался голос Штреззера-старшего: «Немедленно садись, иначе пожалеешь!»       – Я жалею, что Советом Галактики отменена смертная казнь! – крикнула Алиса и разбила приёмник рукояткой бластера. Нечего её отвлекать!       База медленно уплывала из виду. А вот преследователи приближались со значительной скоростью. Скоро Алиса, обернувшись, смогла различить гораздо более современные флайеры, чем её ступа Бабы-яги. Она с жадностью искала на приборной панели переключение на форсаж. Наивные мечты! Похоже, полсотни лет назад эта посудина была мирным парковым прогулочным флетом, а не страто-болидом.       Машину тряхнуло, и она начала заваливаться влево. На приборной панели показатели датчиков работы левого двигателя упали до нуля. Алиса бросила взгляд на преследователей. От одной из вражеских летучек тянулись две полосы инерционного следа. Лазерный луч флайер ещё мог выдержать, но не удар ракеты. Машина быстро теряла высоту. Алисе оставалось лишь в отчаянье удерживать её ровно и продолжать движение по курсу, спускаясь как можно положе, чтобы не врезаться в землю из штопора или бочки.       Она летела над густым лесом, напоминавшим пейзажи, что ей доводилось видеть на картинах и фотографиях в палеонтологических музеях Москвы и Праги. С земли к ней тянули свои спорангии, похожие на банники старинных пушек, гигантские плауны и хвощи. Древовидные папоротники раскидывали свои сетчатые кроны на несколько квадратных метров. Завитками устремлялась в небо из их пышной перестой листвы поросль лиан-паразитов. В гущу этой зелени падал флайер. Алиса заметила просвет среди стволов и направила машину туда, быстро отключив подачу топлива и молясь, чтобы амортизационная подушка не подвела.       Флайер плюхнулся в рыхлую, напитанную влагой землю с толстым слоем душистого сочного мха, принявшего разбитую машину, словно перина. От удара летучка на две трети утонула в вязкой трясине, скрывающейся под наносом зыбкой почвы, связанной ризоидами [3] мха, корнями поросли хвощей и папоротников, вязью ползучих стеблей плаунов, просто накопившейся на опавших, но не утонувших широких листьях местных деревьев.       Алиса с трудом выбралась из оставшегося просвета дверей, прежде чем флайер, скорбно булькнув, окончательно скрылся из глаз в противной коричневой воде. Девочка ошалело огляделась. В вышине зависли летучки погони. Вряд ли они смогут преследовать её под пологом леса. Значит, нужно торопиться где-нибудь спрятаться, пока не подоспели пешие с псами или болотоходы. Утопая по колено в пышных, обильно усыпанных холодной росой, султанах гаметофитов мха, [4] Алиса побежала в чащу. «Побежала» сильно сказано. Ноги её то и дело проваливались в чарусы [5] с поганой липкой жижей. Она постоянно рисковала получить серьёзный вывих – выдернуть ногу из цепкой грязи стоило огромного труда. Вдобавок необутые ноги больно бились и ранились об опавшие ветки и корни деревьев. А с вершин древовидных папоротников и плаунов свешивались бесчисленные древесные паразиты и вьюны в пышных бородах лишайников и вездесущих мхов. Лианы образовывали настоящие сети и так и норовили ухватить беглянку петлёй побега или воздушным корнем. Огромные перистые листья под собственной тяжестью опускались до земли. Раздвигать их на пути было сущим наказанием. Некоторые были усыпаны большими крючковатыми колючками, другие имели твёрдые зазубренные края, не уступающие остротой опасной бритве. Скоро роба на Алисе превратилась в лохмотья, пропитанные грязью и кровью от многочисленных порезов.       Алиса потеряла чувство времени и пространства. Сколько она уже продирается в неизвестность? Час? Два? Скорее всего, гораздо меньше. Может, она просто кружит на месте или всё же продвинулась от базы хоть на милю? Ни ориентиров, ни следов невозможно было разобрать в этом страшном колдовском лабиринте зелени и болотных полыней.       От усталости и парного сладковатого воздуха пойменной чащи кружилась голова. Начал сказываться избыток кислорода – Алиса задыхалась. Невыносимо болели ноги. Растянутые мышцы отказывались работать. Ныли и жглись бесчисленные ссадины. Алиса, словно со стороны, видела, как она, в конце концов, потеряв сознание от изнеможения, падает и медленно погружается под хлипкий ковёр замшелой трясины. Сзади и слева раздались неясные звуки. Вроде, крики и лай. Или это прошуршал крыльями местный полуметровый десятиногий таракан? Алиса рванулась из очередного провала в зарослях и плашмя рухнула в гнилую топкую жижу. Слёзы бессильной ярости наполнили глаза.       Девочка подползла к чешуйчатому стволу древовидного плауна, поднялась, хватаясь за него, но на большее сил не осталось, и она просто привалилась к дереву, захлёбываясь собственным дыханием. Перенапряжённые бёдра трясло, как от разрядов электротока. От перенасыщения крови кислородом подскочило давление, из носа хлынула кровь, уши заложило.       «Тридцать секунд, всего тридцать секунд. Я отдохну и побегу снова!» – успокаивала себя Алиса.       Но прошло дважды по тридцать секунд. Потом ещё… и ещё… А она всё не двигалась с места. Сердце её, по ощущениям, застряло где-то в горле. Дыхание успокоилось, но легче не стало. От кровяного давления в ушах стоял посторонний, отвлекающий от звуков возможной погони, звон. Глаза затянуло мутной пеленой. И самое страшное: ноги, её бедные ноги, как будто вросли в болотную грязь – она не могла ими пошевелить. Они одеревенели. Они сдались.       Справа раздался крик. Ему ответили слева. Где это? Далеко? Близко? В этом лесу невозможно было понять расстояние. Алиса прижала к груди бластер и мысленно попрощалась сама с собой, давая последние распоряжения натруженным мышцам:       «Ты была против убийства. Но сегодня придётся нарушить это правило и убить столько, сколько сможешь, пока тебя саму не убьют». Обречённость навалилась на неё каменой глыбой…       И вдруг грязная трёхпалая лапа зажала ей рот, и ласковый шёпот, теплый и мягкий, как шарф, что связала ей в прошлом году бабушка, потёк в Алисино ухо:       – Не бойся! Если без датчика, кивни головой.       Алиса кивнула.       Лапа отнялась ото рта и повернула её за плечо лицом к стволу. Девочка увидела фантастическое непонятное существо, больше всего схожее с лешим, которого она знала по путешествию в Эпоху Легенд. Зверь стоял на полусогнутых задних лапах и горбился. Всё его бесформенное уродливое тело покрывала грязь и переплетения растений, даже подушечки мха и грибы. Вместо головы сутулые плечи венчала зеленоватая спутанная грива из длинной серой шерсти и травы. И, в целом, эта была даже не голова, а скорее нарост, сливавшийся с общей причудливой маскировкой таинственного существа – если бы оно не двигалось, то запросто сошло за болотную кочку, которых вокруг было видимо-невидимо! Из этой живой кочки на уровне лица Алисы белели добрые глаза.       – В трети мили [6] на пять часов [7] начинается излучина озера. Нужно туда! – тихо и быстро сказал зверь из-под косматой бороды.       – Не могу… Ноги… – прохрипела Алиса.       Совсем рядом залаяли псы, послышался звук мотора. Зверь запустил руку себе в живот… Да-да, именно так это и выглядело! Потому что он достал из-под грязи и растений на своей шкуре небольшой округлый предмет и приказал Алисе:       – Заткни нос!       Она подчинилась. Зверь разбил предмет, оказавшийся мясистым плодом, о ствол плауна. Тошнотворное зловонье окутало Алису. Хоть зажимай нос, хоть нет, а сильнейший запах гниющего в атмосфере сероводорода ящика дурианов, в котором в придачу издох скунс, проникал буквально через каждую пору тела. А зверь уже схватил её, подмял под себя и, прижав к телу левой рукой, бросился наперерез лаю. Он мчался, странно припадая к земле, сливаясь с зарослями, на полусогнутых ногах и далеко наклонив тело вперёд, ловко расчищая свободной рукой путь в переплетении листьев и лиан. Скорость для его, непригодной к спринтерскому бегу, позы была потрясающая. К тому же он, вероятно, знал незаметные для Алисы тропинки с более-менее твёрдой почвой, и совсем не проваливался в болото. В пару минут он со своей ношей преодолел названное расстояние. Они оказались у глубокой, заросшей молодыми плаунами заводи.       – Плавать умеешь? – спросил зверь.       – Да.       – Можешь плыть?       – Да, кажется.       – Ныряешь хорошо?       – Да.       – Слушай внимательно! Сейчас ныряй и плыви, как можно дольше под водой. Впереди, вон видишь, куртины высоких хвощей? Нужно доплыть до них. Главное, как можно дольше не показываться наружу. Вынырни, глотни воздуха и снова ныряй. Я буду прямо за тобой. Не бойся!       Алиса не боялась. Голос зверя был таким добрым и успокаивающим, что она просто без колебаний предалась его распоряжениям.       – Давай, плыви! Там гмрффф…       – Что там? – переспросила Алиса, не разобрав странный утробный рёв зверя.       – Увидишь! – рявкнул тот. – Быстрее!       И Алиса нырнула в застоявшуюся затхлую воду, распугав стайки белёсых приплюснутых лапостепёрых созданий. Плыть было трудно. Хоть глубины доставало, но излучина заросла плаунами, хвощами, водорослями и прочими растениями, аналогов которым Алиса не могла найти. Да и времени на это не было. Ей приходилось бороться не только с водной стихией, но и постоянно выпутывать то руку, то ногу из этих зарослей. Без лишних нервов и спешки с ними несложно было справиться, но когда знаешь, что по пятам следует погоня, то оставаться хладнокровным к таким досадным помехам всегда стоит огромных усилий. Сказывалась и усталость. И всё же двигать ногами в среде, где теряется вес собственного тела, оказалось легче, чем на суше. Сложнее было подавить рефлекторное отвращение к мерзкой грязной воде и (о, ужас!) к пиявкам, набросившимся на Алису, будто кроме неё здесь не в кого впиться. Но Алиса точно следовала инструкциям загадочного зверя. Он знал, что делать, и ему следовало довериться, – быстро рассудила она. Единственное сожаление, промелькнувшее в ней, относилось к тому, что она прыгнула в воду с открытыми глазами: увидеть что-либо в заросшей болотистой пойме не представлялось возможным, а глаза теперь страшно чесались. Разбирательство с этой проблемой пришлось оставить до лучших времён. Сейчас главным было уйти от преследователей.       До указанных зверем куртин оказалось дальше, чем представлялось сперва: с полкилометра, не меньше. Алиса совсем выбилась из сил, пока добралась до них. Вынырнув у толстого ствола гигантского хвоща, она обхватила его и старалась отдышаться. Грязь и водоросли сплошь облепили её, и теперь она мало отличалась от своего спутника, который через несколько мгновений всплыл перед ней, подмигнул и снова издал протяжный утробный рёв. Алиса могла разобрать его лишь примерно, как «гмрффф», но полифония клича удивительного лесовика была куда сложнее.       Зверь повторил своё рычащее фырчанье. Наверно, он таким образом, выражал радость и торжествовал счастливое спасение. Подхватив его энтузиазм, Алиса тоже попробовала прорычать «гмрффф», как вдруг затаила дыхание от испуга. Между мясистыми стволами показалась огромная вытянутая крокодилья морда. Страшные многочисленные клыки, каждый в добрый дециметр, перекрещивались в жуткой пасти – Алиса уместилась бы в ней без труда, но, естественно, и без всякого удовольствия. Четыре мутных глаза, высоко поднятых над черепом, как это бывает у животных, ведущих полуводный образ жизни, с холодной тупостью уставились на неё. Туловище ящера терялось в зарослях, Алиса увидела только лапу обхватом со свою талию. Семь пальцев связывала перепонка, концы фаланг венчали серповидные когти в локоть длиной. Ящер грозно зашипел, засопел и потянул морду к девочке. Из ноздрей его шла пена, из приоткрытой пасти смердело гнилью. Алиса оцепенела перед неотвратимой гибелью. У неё не осталось сил для бегства от новой напасти, и она не сомневалась, что чудовище даже не заметит выстрел из бластера, а уж если получит серьёзное ранение, то издохнет не раньше, чем растерзает намеченную жертву.       «Вот и всё…» – устало подумала Алиса.       Но произошло удивительное. Зверь с криком «Ах, вот ты где!» подплыл к ящеру и обнял его за шею.       – Это свои, – указал он на Алису и сложно переливчато заклокотал горлом.       Ящер заурчал в ответ – понял! Из пасти его вывалился толстый синий язык, и леший принялся его чесать! Рептилии эта процедура явно нравилась. Алиса от изумления потеряла дар речи.       – Это Гмрффф! – весело сказал зверь. И ящер, услышав своё имя, то ли чихнул, то ли кашлянул: «гмрффф!»       – Он нас вывезет отсюда, – продолжал зверь. – Не бойся, залезай!       Дракон выбрался из зарослей и плюхнулся в воду. В нём было метров десять. Плоское широкое тело поддерживали полдюжины коротких кривых лап. Треть длины занимал веслообразный хвост.       Зверь помог Алисе забраться на загривок Гмрфффу и велел крепко держаться за пластинчатые остеодермы, тянувшиеся вдоль хребта рептилии. Сам он взобрался следом и, припав к спине дракона, сразу как будто превратился в болезненный нарост на его теле. Очередной раз Алиса восхитилась мимикрии нечаянного спасителя.       – Домой, мальчик! – крикнул он, и Гмрффф, извиваясь, полупоплыл-полупополз по заболоченному озеру, плеская водой и круша походу редкие хвощи.       От плавных колебательных движений Алису укачало, и скоро она мирно заснула, прижавшись к жёсткой чешуйчатой спине ящера.       «Спасена! – радостно трепетало её сердце. – Теперь всё будет хорошо!»

Пояснения и комментарии

[1]       «…казнь изобресть ему, чтоб мучился подольше и умер бы не скоро» – Слова Лодовико из трагедии Шекспира «Отелло» (Акт V, Сцена вторая). [2]       Моджо – (англ. Mojo) – слово из сленга негритянского населения США. Связано с гаитянским культом Вуду. Подразумевает вид любовных чар. В разговорной речи и в творчестве многих исполнителей блюза употребляется в юмористическом контексте, как скабрезность. [3]       Ризоиды – корнеобразные выросты низших растений. Имеют примитивное строение, часто состоят всего из одного слоя клеток. [4]       Гаметофит – гаплоидная (содержащая 1/2 полного набора хромосом) многоклеточная фаза в жизненном цикле растений и водорослей, развивающаяся из спор и производящая половые клетки, или гаметы.       У мхов гаметофит представляет, собственно, стебель растения и существует всю его жизнь. Это принципиально отличает мхи от других растений, где роль стебля играет образующийся из гаметофита диплоидный (содержащий полный набор хромосом) спорофит. [5]       Чаруса – трясина, скрытая от глаз лежащим на поверхности воды тонким слоем почвы с растительным покровом (травами или мхом). [6]       Миля – мера длины, для разных стран и времени колеблющаяся в широких пределах: от 580 м до 11,3 километров. Чаще всего в разговорной речи подразумевают британскую (сухопутную) милю, равную 1,609344 км, или морскую милю –1852 м. [7]       «…на пять часов» – Пример обиходной системы счёта направлений горизонта, соответствующей циферблату часов. За точку отсчета берётся любое направление, куда в данный момент направлен взгляд корректировщика, иными словами, прямо по курсу. Оно соответствует двенадцати часам. Отсчёт ведётся по часовой стрелке.       Таким образом, если корректировщик смотрит «условно» на Север, то Юг от него будет находиться на шесть часов (направление «назад»), на три часа Восток ( направление «вправо») и на девять часов Запад (направление «влево»).