НЕ ВРЕМЯ ДЛЯ ПЛОТНИКОВ, или ЕЩЁ ОДНА ИСТОРИЯ ОБ АЛИСЕ СЕЛЕЗНЁВОЙ

      К концу третьего дня пути лес заметно поредел. Всё чаще встречались широкие луговины, заросшие высокой похожей на тростник растительностью. Почва и воздух стали суше.       Алиса удивлялась, почему «Моро» не построил базу здесь, у подножья протяжённой возвышенности, а гнездится в болотной долине. Николай Валерианович объяснил ей: под слоем местной почвы, глубиной около фута, начинается гранитная скала, к юго-западу переходящая в пустынное плато, простершееся на сотни километров на юг и с востока на запад, полукольцом замыкая долину. С водой в тех местах напряжёнка, и профессору там делать нечего. Здесь, на склоне, тоже нет полноводных рек. А река была необходима для постройки электростанции. Кроме того, для прокладки инженерных коммуникаций нужно вкапываться в грунт, по меньшей мере, метра на полтора, а этого не позволяет сделать базальтовый массив. Да ещё, в данном ландшафте нередки кочующие стада гигантских животных: мирных, но беспокойных соседей. Алиса их видела издалека: похожие на долговязых черепах, эти существа неуклюже, но довольно проворно бегали, пасясь на одной из встреченных полян. А некоторые с громким скрежетом бодались и оглашали простор пронзительными, чрезвычайно неприятными человеческому уху трубными хрипами.       Селезнёва несколько раз просила Милюшина рассказать ей, что он узнал об Эннингтоне за время своего плена. Но учёный только хмурился и честно отвечал, что не желает говорить на такие темы – они его угнетают. Но этим вечером на ночлеге он всё же развязал язык.       – Пожалуй, тебе действительно будет лучше знать его историю, – вздохнул этолог и отхлебнул из фляжки, сделанной из высушенного продолговатого плода.       Алисе и прежде доводилось видеть, как Милюшин прикладывается к этой фляге, но её он не угощал. Из чего девочка сделала вывод, что там у этолога какая-то спиртосодержащая субстанция. Николай Валерианович заметил заинтригованный взгляд девочки. Он нацедил в уже знакомую Алисе мисочку немного таинственной жидкости, разбавил её водой из баклаги и протянул своеобразную пиалу Селезнёвой.       – Не бойся - не крепкое…       Питьё напоминало горьковатый сок жимолости. Алиса почувствовала лёгкое головокружение и беззаботность. Она с интересом уставилась на Милюшина.       – Это полезно перед подобными разговорами, – извиняющимся тоном сказал Милюшин и, спрятав фляжку под маскхалат, начал рассказ.       Громкий процесс, произошедший в 2033 году, начинался как рядовое разбирательство по статье «незаконный сбыт медикаментов». Эннингтон попался на продаже сильнодействующих психотропных препаратов одной сепаратистской группировке. Ничего особенного ему не грозило: два года тюрьмы и запрет на практическую деятельность сроком до пяти лет. И всё бы так и закончилось, но один из лаборантов, работавших на Эннингтона, запаниковал на допросе и понёс какой-то сумбур о непричастности к убийствам и пыткам. Следователи, как говорится, начали копать и… накопали! Только список статей обвинения «Моро» впоследствии зачитывался судьёй почти полтора часа! Но главными пунктами, помимо убийства, были: вивисекция, незаконная врачебная практика, опыты над высшими формами жизни, создание антропоморфных машин, клонирование человека, терроризм, торговля человеческими органами, оружием и наркотиками.       Всего за пять лет до этого землянами был получен первый разборчивый сигнал от иных форм разумной жизни. Земля готовилась вступить в эру дальних космических перелётов и контактов с инопланетными цивилизациями. Со дня на день ожидалось прибытие комиссии для определения, достойна ли планета сапиенсов вступить в ряды Союза. И тут, нате вам, подaрoк Галактическому Совету – земное Общество, оказывается, не избавлено от порочности и порождает жутких преступников! Не удивительно, что процессу над Эннингтоном придали показательный характер и громкую огласку – уж очень хотелось землянам доказать, что такие, как «Моро», являются всего лишь исключением из правил, а сапиенсы по своему духовно-моральному прогрессу давно готовы встать под знамёна Союза Млечного Пути. История, нужно отметить, излишне приукрашенная покаянием землян в недосмотре за недостатками своего социума, вошла даже в учебники, откуда Алиса её и знает.       Итак, процесс пошёл! Перед судом предстали больше тысячи подозреваемых в соучастии синдикату Эннингтона. Среди них оказались высокопоставленные чиновники, политики, военные, религиозные деятели… Грязи всплыло столько, что редкий человек того периода не ловил себя на мысли, а не является ли он в некоторой степени тоже пособником сидящих на скамье подсудимых.       Одним из главных обвиняемых числился молодой Реклифт Штреззер – «правая рука Моро», как его называли. Да вот только компромата и фактического материала у Обвинения на Штреззера было с гулькин нос. Открылась интереснейшая деталь его биографии: прапрадедушка Реклифта служил радистом в СС и после Второй Мировой войны скрывался в Великобритании от преследования советской и израильской разведок. Этот эсэсовец естественно сменил фамилию на невзрачное «Смит», завёл семью, спокойно состарился и помер. А спустя сорок лет его правнук вдруг вернул себе первоначальное родовое имя – Штреззер. Кое-кто на суде усмотрел в этом подвох. Но нет законов, судить внука за грехи его пращура и смену фамилии! А конкретно относящимися к делу доказательствами причастности Штреззера к преступлениям «Моро», как раз таки, следствие не располагало. Другие обвиняемые также не могли дать какой-нибудь стоящей внимания информации о его деятельности. Да, он числился лаборантом-аналитиком Эннингтона. Да, он заведовал его бухгалтерией. Да, он был замечен на нескольких встречах с главарями синдиката. Да, он был другом профессора. Но за этими общими данными ничего не стояло!       А тем временем, Штреззеру удалось убедить судей, что он ни бельмеса не понимал в поручаемых ему профессором работах. Эннингтон уверял его, что занят синтезом медицинских препаратов на основе индивидуальной генной восприимчивости человека. Он показал Штреззеру разрешение на проведение химических опытов в этом направлении. Как оказалось, поддельное. Поступающие, словно из ниоткуда, дeньги «Моро» объяснял Реклифту пожертвованьями доброжелателей, спонсорской поддержкой и прочим. И снова представлял документы, документы, документы… У Штреззера не зародилось подозрений, что вся работа, проводимая им, сопутствует смертям и ужасу.       Многие подсудимые прямо указывали на простодушие молодого лаборанта. А сам «Моро» заявил, что Реклифт был им жестоко обманут и на самом деле ни мало не причастен к его «секретным материалам». Благородство удивительное! И вёл себя «Моро» на процессе удивительно спокойно…       Но Штреззер оказался вовсе не мало осведомлённым помощником Эннингтона, как он изображал это на суде. Реклифт буквально был судьбой «Моро»!       Они познакомились, когда Штреззер учился по льготной программе для одарённых подростков в Оксфордском Университете, где Эннингтон вёл периодические кафедры антропологии и иммунологии.* Живые лекции профессора, обладавшего недюжиннымм ораторским искусством, тонко вплетающего в научное повествование мифологию и философию, увлекли юношу. Они сблизились с доктором и часто беседовали после занятий. Во время одной такой беседы Эннингтон полушутя сказал, что хотел бы создать «идеального человека». Но, увы, клонирование и опыты в этой области над людьми запрещены международным декретом от 2007 гoдa. Профессор был согласен с необходимостью ограничений на «селекцию людей», но находил нынешнее состояние вопроса чрезвычайной, избыточной мерой, тормозящей прогресс Человечества.       Тема завертелась. И тут Реклифт сообщил, что в дневниках его прапрадеда сохранились копии странных шифрованных документов переписки и радио-переговоров некого «Кабинета Четвёртого Рейха» с эсэсовским штабом и ставкой Гитлера. Юный Штреззер был талантливым учёным и, изучая эти записи, пришёл к выводу, что они содержат данные о геноме Человека и опытах фашистов по клонированию. Нет, не зря правительство Великобритании дало в своё время приют преследуемому КГБ и Моссадом* радисту. Возможно, появление знаменитой овечки Долли* начинает свою историю из кошмаров Освенцима…       Эннингтон попросил показать ему эти документы. И когда они попали в его руки, даже в «сыром» недорасшифрованном виде, привели профессора в бурный восторг. В них содержалась информация о возможности получения клона человека в обход эмбриональной стадии – копия донора выращивалась не годы, сообразно нормальному развитию организма, а за пару месяцев!       Охваченные творческим азартом учёных на пороге открытия, Эннингтон и Штреззер решили заняться опытами с целью выявления реальной перспективы изложенных в фашистской переписке фактов успешного клонирования живых организмов инновационным методом. Ничтоже сумняшеся они привлекли для работы студентов-энтузиастов, потому как первоначально опыты их имели вполне безобидный характер. Они выращивали культуры стволовых клеток*, воздействуя на них различными препаратами для ускорения их деления и выявления фактора иммунной трансформации.       Около трёх месяцев всё было тихо. Но парочка вдохновлённых исследователей по своему разумению расшифровала записи «Кабинета», где обнаружилась формула вещества, необходимого для так называемой «дуплицирующей реакции». Профессор и Штреззер начали внедрять в свои опыты различные вариации этого загадочного реагента.       Видимых успехов не было заметно. Но их не замечали инициаторы странной программы, а вот один из нанятых лаборантов скоро смекнул, во что могут вылиться проводимые ими эксперименты. Однажды юноша ворвался в кабинет Эннингтона и потребовал чётких объяснений, над чем они работают. В его чашках Петри колония клеток вдруг начала бурно делиться с выделением температуры, не совместимой с её жизнедеятельностью. Но клетки не умирали! Студент уже несколько недель подозревал неладное в опытах профессора и теперь пожелал расставить точки над «i».       Эннингтон попытался отшутиться, сказал, что эта случайная реакция на кислотосодержащую питательную среду. Но лаборант был неумолим. Он заявил, что обратится в инстанцию по этическому надзору за биологическими исследованиями. Слова оказались роковыми. Находящийся в кабинете Штреззер убил несчастного!       Сложно сказать, что заставило Эннингтона продолжать работу. Шок? Страх перед Реклифтом? Почему он не обратился в полицию, не покаялся? Ведь он-то ни в чём виноват не был! Подоплёки решения не останавливать эксперименты мы никогда не узнаем. Зато мы знаем, что этим решением Эннингтон перешагнул невидимую черту, отделяющую неуёмный интерес от мании. И, возможно, тогда он решил, не без внушения Штреззера, наверняка, что ему всё дозволено. Ибо: «Il fine giustifica i mezzi».*       Ну, а Штреззер? Он тоже тогда пересёк свой Рубикон. И этим чётко обозначил свои амбиции и открыл ещё один свой «талант». Он увлекался восточными единоборствами и йогой. С помощью навыков древней борьбы калариппаджат* и превосходного знания не только анатомии, но и расположения мармас,* Реклифт мог убить человека не просто одним ударом, а одним касанием! При этом редкий врач догадался бы, что человек умер не от кровоизлияния в мозг или острой сердечной недостаточности, а от повреждения какого-нибудь нервного узла. Впоследствии чудовищное мастерство Реклифта ещё ярче проявилось в его «потомке» – Густафе.       Деятельность Штреззера по защите профессора от ненужных вопросов скоро дала о себе знать самым неожиданным образом. Факультет, на котором учился этот дьявольский вундеркинд, прозвали «проклятым». Его охватила настоящая эпидемия, иначе и не скажешь, инсультов и несчастных случаев с летальным исходом. Так Реклифт избавлялся от не в меру любопытных. А чтобы самому не выделяться «особым везением», он честно провалялся в больнице четыре месяца с тяжелейшими переломами ног – последствием автомобильной катастрофы, которую он сам и спровоцировал. Да, этот человек никогда не стоял за ценой…       От дальнейших «открытых» опытов с привлечение студентов отказались. Основное направление было нащупано, и Эннингтон горел желанием углублять исследования. И он, и его компаньон понимали, что это означает идти против закона. И они пошли. Сначала, недолго, они проводили эксперименты на животных. Но скоро, очень скоро они добрались до людей. Набирали добровольцев из незащищённых слоёв общества: бродяг, алкоголиков, незаконных иммигрантов… Потом занялись и похищениями… Из их секретной лаборатории никто не выходил живым.       Суду было предъявлено шестьдесят два документальных свидетельства о повергающих в трепет опытах над людьми – хронологические видеоматериалы их проведения. Но все они относились к последнему полугодию действия синдиката, а в реальности жертв «Моро» было гораздо больше.       О, этот синдикат! Чтобы обеспечить свой труд необходимыми ресурсами и защитой, Эннингтон начал искать союзников и единомышленников. К сожалению, он их нашёл, и даже очень много.       Они организовали тайный «рыцарский» орден и называли себя Юпитерианцы, Новые Прометеи или просто Боги. Организация состояла из различных криминальных боссов, авантюристов, банковских магнатов, одержимых властью политиков и таких же безумцев, как «Моро», волею Судьбы не обделённых научными знаниями. Некоторые из участников этой мафии имели значительный вес в обществе и здорово содействовали сохранению тайн Эннингтона от правовых структур. Сам «Моро» расширил сферы своих работ до того перечня, что потом до хрипоты зачитывал Верховный Суд.       И этот суд стал жирной кляксой в конце жизни многих членов ордена. Кто-то отправился в тюрьму на пожизненное заключение, многие покончили с собой, другим «помогли» уйти со сцены. «Боги», как пауки в банке, кидались друг друга, поливали грязью, обличали, топили, в надежде выкроить толику милости у судей. И среди них откровенничал изумлённый этой катавасией Реклифт. А его почему-то никто из подсудимых не обвинял. Правда, один докторишка заикнулся о теневой роли молодого дарования. Но на следующий день после этого во время обеда подавился ложкой. Бывает же такое…       В итоге Штреззер был переведён в разряд свидетелей и тут проявил себя отнюдь не простачком. Сперва, он предоставил следствию подробнейшие выкладки проводимых им по поручению «Моро» опытов и бухгалтерские отчёты. Когда следствие потребовало у него комментарии по материалам изъятых у Эннингтона записей, Реклифт представил такую исчерпывающую расшифровку, что диву даёшься, как у суда не возникло подозрений, откуда у лаборанта, утверждающего ограниченность приводимой ему профессором информации, такие знания. А Штреззер всё сыпал и сыпал, как из рога изобилия, фактами, наблюдениями, контактами. Дело ширилось не по дням, а по часам, его тома составляли уже изрядную библиотеку.       Расчёт Реклифта был прост. Он воспользовался шумихой вокруг процесса и безошибочно сыграл на психологии следствия, страждущего как можно скорее и громче разоблачить преступников. Он предоставил суду такую возможность, выдав поток обличительной информации. И прокурор, как голодная моська, обрадовался этому куску – проглотил, чуть не подавился! И никто тогда не понял, что всё это многотомное repentance âme* – полуправда, пыль в глаза. Свидетельства Реклифта завораживали своей убедительностью, да ещё от них не отнекивался сам Моро и некоторые другие подсудимые. Вот так истина стала рупором лжи! С помощью неё людям не позволили увидеть главного. По словам Штреззера и расшифрованным им документам выходило, что «Моро» проводил опыты всего несколько месяцев, и сам синдикат существовал меньше года. Но на самом деле Эннингтон сеял зло на протяжении почти четырёх лет!       Результатом чёрного дела профессора стала его, без преувеличений, неуязвимость! Какой была одна из основных статей обвинения «Моро»? Клонирование человека! Реклифт здорово запудрил мозги следствию своей бутафорской откровенность, и ни у кого не возникло подозрений, что на скамье подсудимых сидит не Эннингтон, а его копия, безропотный и послушный своему создателю голем! Парочка «селекционеров» добилась своего – они научились делать «быстрых клонов».       Вот этого-то ни в чём неповинного несчастного недочеловека и упрятали в тюрьму, где он скончался двадцать восемь лет назад от рака желудка. Никому, конечно, в голову не пришло проверять, чем он вызван. У землян тогда на грустные мысли времени не было. Началась эра глубокого проникновения в космос, обмен знаниями с другими Цивилизациями. Прогресс и Наука не просто двигались семимильными шагами, они галопом мчались ими! Кому было дело до старых преступников? А умер фальшивый «Моро» от того, что его хозяева перестали присылать ему наркотики – клон им больше оказался не нужен. Мы ещё вернёмся к этим наркотикам «Моро», а пока проследим, куда же он делся во время судебного процесса.       А профессор с не менее чем полусотней «рыцарей» скрывался в Центральной Америке, потом в Азии, в Аргентине, на Филиппинах… Он присоединился к дельцам наркотической мафии и производил для них страшные смеси синтетической отравы. На этом грязном бизнесе он скопил миллиарды!       Не забывал он и своих опытов, но вёл их без размаха и не систематически. Торговля наркотиками, как ни печально, была для середины нашего века вещью обычной*, а вот убийства с характерными следами вивисекции шли из ряда вон. И «Моро» не хотел привлекать к себе лишнего внимания, тем более, когда отгремел процесс и все считали, что с юпитерианцами покончено.       Не оправдал себя и первоначальный план Эннингтона, что Штреззер останется в обществе и будет его глазами и ушами. После возобновления следствия по вопросу его причастности к преступлениям профессора, Реклифту пришлось самоустраниться. Он не успел подготовить своего дубликата, чем и объясняется выбранный им способ «суицида». В резервуар с кислотой Штреззер сбросил «заготовку» – тело, ещё не приобретшее какого-либо сходства с человеком, но уже содержащее его геном.       А Земля тем временем постепенно очищалась от криминальной грязи. Сила Мысли и духовность воспитания, тесный контакт с более прогрессивными Цивилизациями сводили на нет аморальные элементы на плaнете.       Земля под «Моро» начала гореть. Можно сколько угодно удивляться тому, что Эннингтон не сделал себе пластическую операцию, но у него были свои аргументы на этот счёт. Фотографирование отошло на второй план, при регистрации в различных учреждениях давно использовали сканоскопию рук или сетчатки, а то и пробу крови. Таких био-характеристик Эннингтона в архивах регистрационных баз не было. Отпечатки пальцев, что хранились в полицейской картотеке, принадлежали клону профессора, а он был ещё не точный, имел лишь визуальное сходство с прототипом. Так что смысла резать себе лицо «Моро» не видел. К тому же они с Реклифтом были слишком гордые, чтобы менять свой «идеальный облик»…       Эннингтон просто отпустил бороду и сменил имя. Полиция ловила похожего на Фиделя Кастро дельца Авенджера Грейса, «Небесного Мстителя»* – ничего скромнее он придумать не мог.       Насели на этого «мстительного пастуха» хорошо, и он бежал на Луну. Но долго там не задержался – крохотная Лунная База пересадки в 2052 году была не тем местом, где можно реализовать планы по игре в прятки. Не приглянулся «Моро» и тихий Марс – слишком тихий для таких, как он… Полтора года понадобилось Эннингтону и сопровождавшей его своре «божков», чтобы добраться до системы Тау Киты. Они обосновались на одной из местных планет. Но, хоть аборигены и приняли их дружелюбно, всё равно, условья были не те.* Юпитерианцы не чувствовали себя в безопасности. Тау Кита находилась слишком близко от Земли и её пронырливых полицейских!       И тут сапиенсы доказали, что Галактический Совет не зря обратил внимание на Голубую Планету. Китайский учёный-физик Лу Фу изобрёл, точнее сказать, серьёзно модифицировал, гравитационный двигатель* стандартного космического корабля той эпохи. Он сделал его более компактным, простым, значительно более дешёвым. Но главное, он сумел повысить его мощность на 0,4 процента. Немного? Но именно этой капелюшечки не хватало, чтобы проявить давно прогнозируемый потенциал двигателя. А именно, возможность достигать скорости, необходимой для входа звездолёта в «ноль-пространство».       Благодаря внедрению в космическое кораблестроение двигателей конструкции Лу Фу расстояние между самыми удалёнными планетами Галактики в миг сократилось до минимума, а самый длительный перелёт из одного конца Млечного Пути в другой едва ли бы растянулся на неделю.       Эннингтон, как, впрочем, и многие другие люди, быстро оценил полезность технологического чуда. Приобретённые на доходы от торговли наркотиками звездолёты он переоборудовал новыми двигателями и купил ещё пару кораблей на Тау Ките. Имея в своём распоряжении флот из пяти спейс-траков, профессор принялся подыскивать на карте Галактики укромный уголок, где бы никто ни потревожил его шайку.       Ему приглянулся необжитой Карбун, по информации Галактикографического Общества, похожий на Землю времён Палеозоя. «Моро» обратился к таукитянам за поддержкой в якобы научной экспедиции на Карбун. И в январе 2057 гoда по земному летоисчислению его флотилия с грузом технического оборудования, стройматериалов, запасами продовольствия и химических препаратов, с командой из трёхста восемнадцати сапиенсов и гуманоидов отправилась навстречу судьбе.       «Земли обетованной» достигло только два корабля, другие погибли в бурях звёздного скопления, так метко названного Жертвенником. «Моро» и остатки его команды оказались в критическом положении. Топлива у них оставалось полмиски на два звездолёта. Большая часть снаряжения была безвозвратно утрачена. Средства связи, которыми располагали новые конкистадоры, были слишком слабыми, чтобы донести сигнал S.O.S. до ближайшей планеты через плотный магнитный заслон NGC 6397. «Юпитерианские боги» стали нищими робинзонами на негостеприимном Карбуне.       Но Штреззер и Эннингтон упорствовали и не поддавались отчаянью. Ах, их бы трудолюбие и целеустремлённость направить на добрые дела! Но нет! Даже роя ирригационные каналы, чтобы осушить почву под долгосрочные строения, работая каменщиком и плотником, строя своё будущее, голодая и мучаясь от болотной лихорадки, «Моро» не забывал, кто он такой. Он и его тень – Реклифт, – преследовали одну цель: отомстить и утвердить себя в качестве богов. Этому были подчинены все их помыслы и жизненные силы, а невзгоды лишь укрепляли их остервенелость в достижении поставленной безумной задачи.       Через пять лет труда и лишений от команды профессора осталось восемь человек. Всё это время у Эннингтона не было времени на свою практику по клонированию. Ему приходилось лично участвовать во всех сферах жизнеобеспечения базы, от дежурства на кухне до постройки электростанции. Один из кораблей для этой цели пришлось разобрать. Юпитерианцы влачили самое жалкое существование.       Неизвестно, чем бы кончились их мытарства, если бы мимо планеты однажды не пролетал, скрывающийся «за кулисой» звёздного скопления от преследования полиции, караван контрабандистов. Они запеленговали на Карбуне признаки цивилизации и решили полюбопытствовать, кому хватило сумасшествия поселиться в такой дыре. «Моро» встретил нежданных гостей с распростёртыми объятьями. Мостик с «большой землёй» был налажен!       Контрабандисты народ склизкий: и родную мать продадут, без выгоды палец о палец не ударят. Тем удивительнее, как голодранцу «Моро» удалось их убедить погостить полмесяца на Карбуне и дать ему в долг (!) химические препараты, что вез караван. Видимо, Эннингтон не растерял своего ораторского искусства, а за двадцать прошедших лет, вращаясь в мафиозных и политических кругах, он научился находить общий язык с любыми мерзавцами. За две недели из выделенных ему реактивов «Моро» произвёл партию наркотиков, качество которых так восхитило контрабандистов, что они стали уговаривать профессора улететь с ними и заниматься бизнесом на более цивилизованной планете. «Моро» отказался. Не потому, что не хотел покидать Карбун, которому отдал столько сил, а потому, что понимал: его возьмут в кабалу. Он желал работать только на себя, а не на какого-нибудь инопланетного барыгу. Но он договорился с нечаянными союзниками о немедленном кредите в виде части товаров каравана и о дальнейших регулярных поставках необходимых ему материалов в обмен на производимые им «психотропы». Эннингтон особо отметил, что будет рад добровольцам для работы в его «Парадизе», чтобы контрабандисты занялись агитацией в соответствующих сферах и среди своих знакомых. И ещё ему нужен был «живой товар»… На Тау Ките и Земле остались верные «Моро» соглядатаи. Именно они, в частности, присылали поддельному Эннингтону наркотики в тюрьму. Профессор попросил контрабандистов дать знать этим людям, что с ним всё в порядке, и он приказывает им изыскать средства на снабжение его базы.       На Карбун потянулись обозы фуражиров. К счастью, труднодоступность планеты ограничивала их поток до слабого ручейка. А для определения материальной части снабжения слово «хлам» подошло бы только в лестной оценке. Ведь вся выгода контрабанды в том и состоит, чтобы сбагрить что-нибудь никуда негодное по заоблачной цене! Но предприятие «Моро», тем не менее, расширялось. За тридцать лет упорного труда он отстроил свою базу с электростанцией, космодром и ещё четыре маленьких базы в разных точках планеты. Первоначально они предназначались для слежения за территорией и быстрого оповещения «Центрального Поста» в случае появления непрошеных визитёров. Когда дела Эннингтона лет восемнадцать назад пошли в гору, для этих целей он стал покупать спутники. Удовольствие недешёвое, но в Галактике нашлись личности, готовые платить за «интерес и спрос». Трудно сказать, сколько планет и одержимых властью тиранов обращались к «Моро» не только за наркотиками и химическим оружием, но и за его разработками в области клонирования и кибернетики. Не меньше дюжины, но, наверняка, гораздо больше…       Так что орден юпитерианцев перестал быть локальной проблемой Земли, теперь эта зараза медленно отравляет Молочную Реку. Нужно заметить, что сами основатели дьявольской организации пока осторожничают и стараются не проявлять своего присутствия под носом у Галактического Совета. Эта осторожность, а вернее, паранойя Штреззера уже много лет сдерживает желание Эннингтона ринуться в бой. Именно Реклифт убедил «Моро» сосредоточиться на обустройстве их берлоги и максимально повысить обороноспособность Карбуна. Вот профессор и покупает по спутнику, а то и по два в год, чтобы следить за планетой и близким космосом. Хотя сам бы он потратил эти средства на создание армии.       Но всё это будет впереди, а пока у «Моро» на руках имелся маленький контрабандистский ресурсный крeдит и немного свободного времени, чтобы заняться наконец-то, на горе и позор всем сапиенсам, своей основной «научной линией» – клонированием.       Однако тут доморощенному демиургу пришлось смирять свои желания с обстоятельствами. Дело в том, что для получения «быстрых клонов» необходим целый организм прототипа, а не его часть, как в обычном процессе клонирования достаточно одной клетки с нaбором хромосом. «Моро» же пока не располагал «подопытными экземплярами». Из оставшейся у него команды никто не желал приносить себя в жертву науке. Потому-то Эннингтон и просил контрабандистов доставить ему рабов. Но когда это ещё случится? И как много их будет? А у профессора, что называется, чесались руки – он соскучился по своему кровавому ремеслу.       Вот из-за этого база была превращена в своеобразный детский сад. «Моро» решил вырастить «партию» обычных клонов. Запасы замороженных яйцеклеток у него имелись, а в качестве «донорского» материала он использовал кровь своих умерших сподвижников. То есть в каком-то смысле он вернул их из небытия. Ненадолго…       Один из бараков оборудовали под импровизированный инкубатор. В нём профессор принялся растить пятьдесят детей. Растить, как скот, на убой... Из этих несчастных «Моро» оставил в живых только четверых, клонов особо приближённых к нему «рыцарей». Среди них был и Густаф. Молодой Штреззер никогда не говорил Милюшину, что ему довелось пережить в отрезок времени, который язык не поворачивается назвать детством. Но по редким саркастическим замечаниям из его уст несложно было понять, что Густаф сожалеет о том, что его не постигла, пускай и кошмарная, но в итоге дарящая покой участь «братьев».       Да, скоро базу огласили крики младенцев… Но дети не бамбук – развиваются медленно. Для опытов же Эннингтона требовались достаточно крупные и… выносливые тела. То есть, всё равно, ему приходилось откладывать эксперименты на пять-семь лет, пока не подрастут его «кролики» или пока не поступит, бог весть когда, «живой товар» от контрабандистов.       В этот период профессор сосредоточился на создании киборгов. По существу это те же люди, но собранные как бы по частям. Клонирование же позволяет вырастить и отдельную ткань или орган, причём гораздо быстрее, чем целый организм. Чтобы сократить время производства, Эннингтон дополнительно не стал утруждать себя выращиваньем самой сложной структуры организма – нервной системы. Оттого-то его андроиды такие «вялые». Более-менее у них развит мозг, он совмещён с процессором, координирующим моторику киборга. Электроника, посреднически передающая импульсы от мозга к органам и обратно, вовсе не «ноу-хау» юпитерианцев, но в таком широком плане, как у них, она применяется редко. А если учесть, как тёмный гений Реклифта создал адаптированный энцефалотрон*, буквально, «на коленке» из подручных материалов разобранного космического корабля, остаётся только горько сожалеть, что подобные таланты направлены во зло.       Со скелетом-каркасом андройдов Штреззер и «Моро» тоже соригинальничали. Он также собирался в кустарных условиях из всего, что попало под руку, от веток до настоящих костей местных животных или умерших юпитерианцев.       Первые киборги, как и следовало ожидать, были никуда не годными. Но профессор и не думал расстраиваться по этому поводу и продолжал разработки. И на сегодняшний день он добился значительных успехов в этой области. Технику отладили, а поставки контрабандных материалов позволили в разы повысить качество электронной начинки био-роботов. Простота и скорость производства андройдов обеспечили Эннингтона не только армией слуг, но и дополнительной статьёй дохода. Особо удачные образцы он продавал, вышедшем на него через контрабандистов, тиранам, у которых, как известно, наблюдается вечная нехватка послушных солдат. Например, примерно за два года до того, как юпитерианцы похитили Милюшина, Эннингтону поступил заказ и сырьё на производство полутора тысяч «мамелюков» для одного такого вояки. Это были гораздо более совершенные киборги, чем те, что видела Алиса. Их синтетическая нервная система лишь немногим уступала человеческой. Себе «Моро» таких слуг делал в порядке исключения. Времени на их отладку требовалось больше, а профессора это не увлекало. Такими «особыми» Homo artificialis юпитерианцы подменяли настоящих людей на различных планетах, хотя предпочитали использовать для этих целей клонов. Внедрённые в общество киборги исполняли роль шпионов. Полностью внешне идентичные своим прототипам, они не вызывали подозрений, могли проходить различные уровни межпланетной регистрации. Но проблемы со стабильностью работы энцефалотрона давали о себе знать. А усовершенствование системы приводило лишь к логичному использованию развитой нервной ткани. Но в этом случае для Эннингтона было проще уже создать клон, а не кибернетическую копию.       Но мы снова забегаем вперёд! Лишь спустя пятнадцать лет после «спасительного» визита контрабандистов «Моро» смог организовать первую вылазку с Карбуна, на трёх купленных у бандитов звездолётах и пользуясь услугами опытных штурманов космических спекулянтов. Тогда его связи перестали носить посреднический характер – медленно и осторожно он начал распускать свои щупальца по Галактике. Млечный Путь огромен! Сколько убийств, похищений, ЧП на различных заводах и биостанциях происходит на планетах, рассеянных по его просторам. Можно не сомневаться, к каждому десятому из них приложили руку юпитерианцы! Но всё это, увы-увы, так обыденно, даже для обычных людей, а не только полиции, каждый день сталкивающейся с преступлениями. А уж юпитерианцы умеют завуалировать свои деяния так, что никто не заподозрит в них подоплёки «идеалов», порождённых полвека назад многострадальной Землёй. «Рыцари» Эннингтона похищают в основном учёных и общественных деятелей, создают их копии и ставят на службу своим интересам. Служат им и обычные люди. Из страха, обещанных благ, наркотиков… Мало ли чем можно пленить человека!       Таково было будущее «Моро», таков сегодняшний день. А три десятилетия назад, когда контрабандисты доставили ему первую партию рабов, когда подросли его собственные «лабораторные объекты», случилась ещё одна досадная для профессора заминка. Его чудо-препарат для быстрого клонирования, формулу которого удалось стабилизировать ещё до суда над Эннингтоном, вдруг начал давать сбои в условиях Карбуна. «Моро» и Штреззер словно оказались вновь на старте своего жуткого открытия. Подопытные и их копии гибли, предсказуемость процессов, наблюдаемых в прежних опытах, утратила свою актуальность. Проявились новые, неожиданные, непонятные последствия действия препарата.       Лишь спустя полгода Штреззер открыл зависимость формулы реагента от атмосферы. И еще два года ему и «Моро» понадобилось, чтобы создать универсальную формулу, позволяющую применять препарат в широком спектре атмосфер разных планет.       – Что ж, пора рассказать об этом «зелье» подробнее, – Милюшин тяжело вздохнул, отхлебнул из своей «успокоительной» фляжки и надолго замолчал, уставившись в землю.       – Юпитерианцы называют препарат по-разному, – тихо начал он, – кто «нектаром», кто «витафором»*. Младший Штреззер со свойственным ему циничным чувством юмора именовал его «Ave Roll».*       Не спрашивай, из чего его делают. Понятия не имею. Секрет формулы доступен лишь избранным «рыцарям», чья лояльность «Моро» не вызывает и малейшего подозрения. Насколько мне стало понятно, даже в лабораторных условиях очень сложно определить его состав. Его наличие в крови человека практически не идентифицируется. Потому что препарат этот каким-то образом становится частью кровяной и клеточной плазмы, на генном уровне подстраивается под свойства отдельного организма, одновременно перерождая его структуру. Я могу лишь предполагать, что основу вещества составляют некие мутированные ферменты, стволовые клетки, онковирусы*, микоплазмы…* Но всё это будет только домыслами и пустой болтовнёй!       Неизвестен мне и принцип действия этой дряни. Но из разговоров на базе и изучения купленного мной чучела химеры я сделал кое-какие выводы.       Клонирование происходит через прививку условно «донорскому» организму частички тела условного «реципиента». После чего в организм вводится юпитерианский «нектар». Под его воздействием происходит активная рекомбинация генного материала между организмом и привитым материалом и агрессивная регенерация последнего до уровня целого организма. То есть происходит эффект почкования, который мы наблюдаем, например, в размножении полипов. В том, что из одной клетки может восстановиться целый организм, тоже ничего удивительного нет. Вспомнить хотя бы в этой связи червя планарию. Конечно, такие свойства «оживления» недоступны высшим животным… Ну, так «Моро» на свой манер это исправил.       Разработанная Эннингтоном и Штреззером система позволяет получать либо идеальных клонов, в общепринятом понимании этого слова, либо организмы с частично изменённым гено- и фенотипом, так называемые «дубликатные негативы». Первые получаются путём прививки «донору» колонии его же стволовых клеток. Вторые – если «донору» прививают частичку другого организма, человека или животного. В этом случае и вырастающий организм, и вырождающий его путём обмена генной информацией меняют свой облик, приобретают новые уникальные черты.       Процесс отторжения организма «реципиента» от тела «донора» длится от нескольких недель до трёх-четырёх месяцев и сопровождается болью, которую нам сложно вообразить даже в самых кромешных кошмарах. Тело, по-сути, превращается в желе, подобно тому, как гусеница в коконе под воздействием ферментов растворяется, чтобы переродиться в имаго. Во время этой ужасной процедуры подопытным нельзя вводить обезболивающие препараты или медикаменты активного действия. Они снижают или полностью нейтрализуют «полезное свойство «зелья». Оно либо теряет часть своих свойств, или просто обращается в яд. Хирургическим вмешательством можно контролировать процесс «дупликации», направлять его по своему усмотрению при минимуме затрат на сложнейшие в обычной ситуации операции. Пластичность материала позволяет это. Таким образом, например, «Моро» добивается аутентичности даже в отпечатках пальцев и рисунке сетчатки клонов.       Такова природа вивисекции «Моро». Это не его прихоть, а вынужденная мера, для достижения положительных результатов эксперимента. Но никто не принуждал Эннингтона идти на неё! Никто не заставлял его начинать ставить эти проклятые эксперименты! И отсюда его главное преступление, повлекшее за собой остальные!       И что это за преступления! У «Моро» появилось дикое хобби с помощью своего зелья превращать людей и животных в чудовищных химер.       «Они называли меня «Моро»? Так я и буду делать то, что делал «Моро»!» – любит повторять он.       Порождения своей больной фантазии и мстительности Эннингтон выпускал на волю вокруг базы. Но на этом мучения несчастных, прошедших садистские процедуры по клонированию во втором корпусе, не заканчивались…       Ещё в первых опытах на Земле оказалось, что клонирование с помощью «зелья» обратимо. Препарат «Моро» не только катализирует отторжение одного организма от другого, но и обеспечивает им сохранение жизни в этой смертоносной операции. Когда же клон получен, ни он, ни «донор» уже не могут существовать без постоянного употребления «зелья». Без него они, в прямом смысле, разваливаются на части! В иной же концентрации «зелье» уже не провоцирует трансформации тела, но служит для его тканей этаким коагулянтом – связующим элементом.       В итоге эта смесь превратилась в настоящий наркотик для «быстрых клонов». Возможно, ею же как-то воздействуют на киборгов, потому что их «получеловеческие» тела подвержены разложению и отторжению частей скелета и электронных имплантатов. Но Штреззер пошёл в изучении свойств препарата дальше! Он давно предполагал, что формулу «нектара» можно изменить так, чтобы сократить риск случайной трансформации или отравления до минимума, но вместе с тем получить максимум пользы от его поддерживающих жизненный тонус свойств. Здесь, на Карбуне, он сумел синтезировать из «зелья» этот гипотетический аналог «живительной воды». Его употреблением объясняется, почему и Эннингтон и Реклифт выглядят так молодо. У этой «молодильной микстуры» есть недостатки: употреблять её нужно по чуть-чуть, постепенно повышая дозу. Огромное значение имеет индивидуальная восприимчивость организма. Но всё таки… Пример действия этого эликсира ты видела.       – Густаф напоил меня им, – с содроганием прошептала Алиса. – Они удивлялись, как я осталась жива и невредима…       – Вот об этом я и говорю: индивидуальная восприимчивость! Может быть, тебе повезло… А может…       – Что? – напряглась девочка.       – Не забывай, что у Густафа мозг и знания его создателя, а он гениальный и прозорливый врач, как ни горько это признавать в отношении такого монстра. Возможно, он допускал, что у тебя сильный иммунитет…       Милюшин с Алисой разделили остатки вина, и этолог продолжил рассказывать:       – Но на каждый плюс в мире найдётся свой минус… Так, начав принимать «зелье», человек уже не может отказаться от него. Обманутый препаратом метаболизм начинает бешено набирать обороты, и организм старится в геометрической прогрессии или попросту сгнивает. «Зелье» превращается для ищущих вечной юности в такую же необходимость, как кислород. Становится для них непременным условием существования, «наркотиком жизни». И ломка из-за недостачи этого наркотика кошмарна!       Препарат имеет свойство накапливаться в организме, и эти запасы до поры поддерживают жизнь в человеке, отлучённом от «зелья». Они снова и снова заставляют регенерировать разлагающиеся ткани и органы. Обречённый на эту пытку подобен прикованному к скале Прометею, у которого днём орёл выклёвывал печень, а ночью она вырастала вновь. Из-за остаточного действия «зелья» человек не может умереть, когда по всем биологическим законам он не может и жить! Температура тела несчастных может подниматься выше восьмидесяти градусов, а они не гибнут! В Средневековье церковники пугали людей бесконечными муками в адовом огне… «Моро» сделал эти жуткие побасенки явью!       Выпущенные на волю из второго корпуса создания мучаются от этой ломки. А она длится в зависимости от количества накопившегося в теле за время пыток «зелья». Недели… Даже месяцы! Всё это время, бедные, ни живые, ни мёртвые, ни на что непохожие химеры рыщут по окрестным лесам и бросаются на всё, что движется, прежде всего на себе подобных, в безнадёжных попытках унять мучающий их белковый голод… Ни с чем несравнимая боль и пытки «Моро» совершенно лишают их рассудка, а без него они не могут оборвать свои страдания, как это принято у отчаявшихся…       Преступление Эннингтона и его пособников не знает меры: они лишают людей не только жизни, а абсолютно всего, что ассоциируется с человеком или мало-мальски разумным существом.       Алиса, если душа существует, юпитерианцы убивают душу!       – Эннингтон сумасшедший?       – Нет, не думаю, – помолчав, ответил Милюшин. – Вернее, он, конечно, безумен, но не в физическом плане, том, что подразумевает медицина, а в духовном, в моральном. Его безумие состоит не в том, что он не понимает, что творит, а в том, что он наоборот прекрасно представляет себе и цель, и путь, ведущий к ней. Он ставит себя над другими. Своё сознание он направляет далеко за границы, что выстроены этикой нашего разума и уважением к окружающему Миру. Потому нам и непонятна, неуловима канва его мыслей, далеко простёршаяся вперёд и оторванная от наших принципов и моральных норм. Но если мы их не понимаем, это не значит, что их нет.       И у него есть свои интересные для психологии парадоксы. Например, имея возможность получать белковые продукты питания посредством всё того же клонирования, он прибегал к этому лишь в крайнем случае, предпочитая добывать натуральную пищу. И нередко голодал из-за этой прихоти…       – А его воскрешённые фашисты? Зачем всё это? Если у Эннингтона всё в порядке с головой, зачем ему в прислуге заведомые безумцы?       – Вот именно: «в прислуге»… Он полагал, они станут помогать ему в жутком ремесле, но просчитался!       С помощью хитроумных интриг и подкупов «Моро» добывал по всей Галактике ДНК самых страшных убийц, маньяков, диктаторов и прочей заразы. Он клонировал их, внушал им знания прототипов, в надежде создать армию беспринципных чудовищ, одержимых жаждой мщения всему Миру. Но корпус №2, где возрождались эти позорные пятна на сияющем солнце человеческого Разума, накладывал свой неумолимый отпечаток на психику этих созданий. Я беседовал со многими из них. Они заслуживают только жалости. Если отбросить весь пафос в их речах, все их пересуды о возмездии, смысла которого они даже не понимают, то в остатке обнаружатся изуродованные психологически и морально люди, в которых нет ничего, кроме страха перед «Моро» и перед «домом страданий». По доброй воле они не хотели туда возвращаться и ассистировать профессору.       Но, как ни прискорбно, нашлись и те, кто добровольно нанимался работать на этой бойне! И не среди клонов, а в нашем Обществе! Садисты и лжеучёные, ищущие в чужих страданиях ответы на свои «грандиозные теории», а находящие только цену своей ничтожности. От этого они беснуются ещё сильнее и изобретают всё новые и новые пытки и способы трансформации живой материи.       Существование этих изуверов – урок всем нам. Нужно тщательней следить за здоровьем социума и не закрывать глаза на малейшее проявление жестокости и гордыни.       – Значит, во втором корпусе пытками занимаются только «настоящие люди»? Это ужасно! Ещё можно объяснить жестокость внушением, но когда она проявляется сама собой…       – Да, клоны в корпус №2 не суются… Кроме поганого Менгеле и… Густафа…       – Густаф сам ходил туда?! – изумилась Селезнёва и рассказала Милюшину, как Штреззер был напуган, когда провожал её в «игровую».       Николай Валерианович только покачал головой на слова Алисы.       – Ты думаешь, он… Он тоже пытал этих несчастных?       – Откуда мне знать, что он там делал! – мрачно ответил этолог.       – А ты не размышлял над этим?       – Размышлял… Мне кажется, Густаф просто наблюдал сам процесс, набирался знаний. Эти знания открыли ему глаза на истинную природу его бытия, на цену, что вложена в его жизнь и в искусство его рук. Отсюда его страх: он видит себя как бы со стороны. Всё, чем он обладает, отражается в муках невинных людей. Это угнетает и пугает его. Это же подстёгивает ненависть Густафа к самому себе и к своим создателям. Наверно, именно из-за ненависти он ходит туда. Он хочет так её разбередить кошмарными картинами, что она в итоге заставит побороть внушённый ему страх и убить или «Моро» или… себя…       Но, пойми, девочка, даже если Густаф принимал участие в пытках, я, лично, не могу его в этом обвинять. Он такая же жертва «Моро» и Реклифта, как другие, но едва ли не с самой трагичной судьбой. Его воспитали убийцей, его фактически сделали оружием. А теперь представь, что оружие, вот этот бластер, например, понимает, что он творит? Что он несёт ответственность за смерть, при этом оставаясь всего лишь инструментом в руках настоящего убийцы. Таково восприятия мира Густафом. И пусть он не испытывает физической боли, наблюдаемых им пыток, душевно он всецело разделяет их с жертвами «Моро».       Алиса тихо всхлипнула на печальные слова Милюшина. Они сидели посреди вытоптанной в зарослях тростника поляны. Сгущались сумерки. Опустилась кисея тумана. Его влага проникала сквозь корку грязи и одежду, леденя кожу. Алиса была закалённой и не опасалась простуды. Но никто бы не оценил, как далеко не уютно она себя чувствовала в этот промозглый вечер, рефлекторно дрожа от холода и ужасов, что рассказывал Николай Валерианович. Гмрффф обвил беглецов кольцом, создав своим телом гнездо с высоким бруствером, надёжно оберегающим людей от покушения ночных хищников. Ящер мирно дремал, затянув полупрозрачной плёнкой глаза. Его безобразная морда лежала под рукой этолога, и тот её ласково поглаживал.       «Где бы я сейчас была без этого Человека?» – подумала Алиса. – «В сущности, была бы вообще, не спаси Николай Валерианович моего отца?»       Как же хотелось домой! В ванну! В тепло её кроватки! К навязчивой заботе домроботника Поли, к любви родителей, к ребятам, к Пашке. Заснуть сейчас и проснуться на Земле! И узнать, что весь этот кошмар, что происходит с ней, да что там, с многими-многими, кому Судьба беспощадно подарила знакомство с Гаем Эннингтоном, всего лишь дурной сон.       Алиса плотнее прижалась к Милюшину и закрыла глаза.