НЕ ВРЕМЯ ДЛЯ ПЛОТНИКОВ, или ЕЩЁ ОДНА ИСТОРИЯ ОБ АЛИСЕ СЕЛЕЗНЁВОЙ

      – Сто лет так не бедокурили, а, Весельчак! – надрывался бортовой переговорник торжествующим криком Крыса.       – Шрапнелька ранен, – растерянно пробормотал Весельчак У.       Он огляделся в полумраке. Кабину лифта внешнего сообщения закоптило ворвавшееся пламя взрывов, четыре из пяти ламп разбили осколки снарядов. Противоположная двери стена была испещрена вмятинами от пуль и прожогами от лазерных лучей. Ноги скользили по залитому кровью полу. В правом углу лежал какой-то зверь без передней лапы. Перед Весельчаком распластался храбрый малолинианец. Слева, вцепившись в Алису, сидел Гераскин: волосы опалены, перекошенное болью лицо вымазано в крови, безумные глаза сверлят Весельчака У.       – Помоги! – вырвался хриплый рык из Пашкиного горла.       – Шрапнелька ранен… – словно извиняясь, сказал толстяк, указывая на тело у своих ног.       Пашка перевёл взгляд на скомканного прямым попаданием снаряда старого пирата.       – Он убит… Помоги!       Весельчак с детским недоумением посмотрел на Шрапнельку.       – Убит?       – Помоги! – простонал Пашка, тяня руку к толстяку.       Весельчак пришёл в себя, помог Пашке подняться, и тот передал ему Алису.       – Что делать?       – В моечное… Быстрее…       – Она тоже? – шмыгнув носом, спросил Весельчак У.       – Нет! Быстрее!       – А это кто? Его тоже берём? – Весельчак кивнул на зверя без лапы.       – Он живой?       – Стонет, вроде…       – Давай быстрее! Быстрее! Умоляю…       Толстяк взвалил на плечо зверя, подхватил Алису, и они с Пашкой поднялись на лифте к центральной палубе, где располагалось моечное помещение. По внутренней связи Пашка попросил Крыса принести им аптечку, а сам первым делом снял ремень и туго перетянул им бедро Алисы. Затем он с помощью Весельчака принялся обмывать тела раненых, сняв с них грязные одежды.       – Бедная Алисочка! – всхлипывал толстяк, смотря на совершенно посеревшую бесчувственную девочку.       – Нужно сделать ей укол обезболивающий! – подсказал он. – Ей очень больно…       – Ей не больно! – огрызнулся Пашка. Он пытался сосредоточиться, а Весельчак ему мешал.       Как ему объяснишь, что Алиса потеряла много крови из-за разорванной артерии и находится сейчас на пороге в Вечность, и все земные чувства для неё утратили свою актуальность. Анестезия ей только навредит, погасив слабые нервные импульсы ещё тлеющей в теле жизни. Только хуже ей станет и от предложенной толстяком «оживлялки». Сердце от такого препарата просто надорвётся, работая на «холостых оборотах».       Вошёл довольный Крыс.       – Что у вас? Поцарапались, что ли? – тут он увидел бездыханную Алису, лицо его побелело и вытянулось. – Что с ней?       – Аптечку! – Пашка вырвал у ошеломленного пирата объёмистую коробку с медикаментами и хирургическим инструментом и принялся отчаянно в ней рыться.       Первым делом он заменил ремень на бедре подруги специальным жгутом и, отерев кровь, осторожно осмотрел рану. Подцепил разорванный артериальный сосуд и, защемив его миниатюрным зажимом, обработал поверх пастой, предотвращающей кровотечение. После взял щипцы и обратился к застрявшему в берцовой кости девочки осколку.       Крыс не выдержал и отвернулся. Старому разбойнику, привыкшему к виду крови, было больно смотреть, как Пашка колдует над телом его «лучшего врага».       – Внизу Шрапнелька. Позаботься о нём, – шепнул Крысу Весельчак У.       Крыс кивнул и торопливо удалился.       Вынув осколок, Пашка обработал уже всю рану от вторичного кровотечения и забинтовал бедро Алисы. Больше ничем он ей помочь не мог. Его учили вправлять вывихи, накладывать шины на сложные переломы, зашивать рваные раны и прочим обычным навыкам первой помощи космического скаута. Но сшивать кровеносные сосуды Пашка не умел. Как небеса на плечи Атланта, на него навалились мрачные мысли о том, что если Алиса и выживет, то потеряет ногу.       Вот именно, если выживет!       Пашка подозревал у неё серьёзные внутренние повреждения и сотрясение мозга. Об огромной потери крови и говорить нечего. А переливание он сделать не может! На борту лишь один сапиенс – он сам, – и его группа крови не соответствует группе Алисы. Естественно, что и пираты не возили с собой ассортимент крови: они не вампиры и не бродячий госпиталь… Если выживет!       Он бы сам умер тысячу раз, чтобы сбылось это «если». Но биология есть биология. Как бы над его знаниями ни смеялся Сапожков, но Пашка прекрасно видел и понимал, что больше пяти часов Алиса не протянет. Они даже не успеют выйти за пределы скопления NGC 6397, чтобы обратиться за помощью.       Подавленный безнадёжными думами Пашка перешёл ко второму телу. Горевать он будет потом, у него для этого будет много-премного одиноких часов, дней, лет… А, может, потом он пустит себе пулю в лоб… Но сейчас в его посильной помощи нуждались раненые, и он не имел права думать о себе и своих бедах, пока не помог им.       Второй раненый оказался вовсе не зверем, а землянином – жилистым мужчиной средних лет. Руку его срезал бластер, лучом задело и правый бок, и лопатку. Кровотечения нет – лазер прижёг рану. Ожог, конечно, тяжёлый, но он и спас этого несчастного. Основные проблемы с его здоровьем снова скрывались внутри тела, куда Пашке без хирургических навыков доступ был заказан. Бегло изучив гематомы и опухоли на груди мужчины, Пашка сделал неутешительный вывод, что у того наверняка имеется внутренне кровоизлияние. Без срочной профессиональной помощи он тоже не жилец… Пашка обработал ожог от растрескивания и смазал его специальным силиконовым кремом – «жидким бинтом». Здесь он тоже больше ничего не мог сделать.       Юноша привалился к стене и закрыл глаза. Ухаживая за ранеными, он не замечал собственных ранений. Теперь боль набросилась на него стаей бешенных гиен. Он весь был избит пулями, как если б по нему стучали кувалдой. Ныли надорванные суставы. Жгло лицо, разбитая бровь опухла и закрывала глаз. Но хуже всего была кошмарная парализующая боль в спине, отдающаяся в ноги. Пашке казалось, будто сквозь него протащили доску, и теперь эта «доска» вдоль позвоночника ограничивала его движения до марионеточного дёрганья, при каждом из них раздражая вывернутые наружу нервы занозами. К боли и усталости присоединилось отчаянье – самая страшная мука.       «Ты знаешь, что такое кошмар», – сказал треклятый Густаф.       Да, Пашка знал, что это такое! Потерять любимого человека. Вопреки всему найти его вновь. Но лишь за тем, чтобы он умер у тебя на руках. Чтобы ты, несчастный, до последней капли испил яд осознания собственного бессилия и ничтожности. А твоя любовь, превратившись в дыбу, снова и снова бы скручивала крылья душе, и совесть щедро бы засыпала открывшиеся раны своей горчайшей солью.       Пашка заплакал.       Всё зря! Проклятая Судьба! Если ты решила убить человека, ты убьёшь его, не постояв за ценой. Какое тебе дело, что этот человек дорог другим людям, тысячам, миллионам людей всей Галактики. Ты всё равно его убьёшь, как бы они все ни противостояли тебе. Потому что у тебя есть грандиозный план: доказать всем свою никчёмную всемогущность. Что тебе наши знания и машины времени, когда у тебя в подругах сама Смерть, а против неё лекарство ещё не изобрели.       – Нужно заморозить рану, – осторожно предложил Весельчак У.       Стыдясь своей беспомощности не меньше Гераскина, он мялся в углу моечного отсека. Слёзы юноши смущали его, а вид раненых внушал горькую тоску.       «Эскулап-самоучка!» [1] – чуть не заорал на него Пашка, но проглотил свою злость. Она была вызвана страхом, а в его страхах этот добряк не виноват. Он взялся помогать ему, когда Гераскин попросил помощи. Он пытается помочь и сейчас…       – Я как-то руку распорол. Так Крыс мне вколол «заморозку», и я ничего не почувствовал, когда он мне её зашивал, – тем временем бубнил Весельчак.       Ах, так он опять про обезболивающее! А ведь пират, действительно, не понимает, что ему самому сейчас больнее, чем Алисе, – подумал Пашка. Им теперь никакая «заморозка» не поможет. Для замораживанья души медицина средств не знает. Это может только Смерть – вечная мерзлота.       «Заморозка», – Пашка даже улыбнулся сквозь слёзы.       Весельчак У посмотрел на него выразительным, полным сочувствия взглядом.       «Вечная мерзлота… Помнишь, Пашка, как в КосмоЗо попал мамонтёнок [2] из вечной мерзлоты? Такой смешной и неуклюжий… У мамонтов, оказывается, тоже была машина времени. Этот мамонтёнок проспал во льду десять тысячелетий и увидел солнце XXI века новой эры…»       Гераскин так и подскочил от этих воспоминаний. И тут же пожалел о своей скорости – от боли в пояснице у него едва глаза не лопнули.       – Заморозка! Сон во льдах! – заплаканным, но сияющим надеждой взором Пашка уставился на толстяка.       – Ну, да… – неуверенно произнёс тот, добросовестно пытаясь понять, о чём толкует юнга.       – Корабль старый? На нём есть криогенные камеры?       – Есть! Крыс там от случая закуску солит… А что?       – Весельчак, ты – гений! Вот что!       И Пашка велел нести раненых в криогенный блок.       На старых звездолётах криогенные камеры были такой же необходимостью, как силовая установка и система жизнеобеспеченья. До изобретения двигателей и топливных смесей, позволявших развивать субсветовые скорости, до открытия Реном Бозом [3] спиралевидности Пространства-Времени и обнаружения способа перемещаться по этой спирали, срезая сотни парсеков, космические корабли совершали межпланетные перелёты, тянувшиеся по несколько месяцев, а то и лет! Дабы не сойти с ума от скуки в замкнутом пространстве и просто не тратить жизнь на унылую дорогу в звёздной безбрежности, экипаж корабля погружался в анабиоз в специальных ваннах – криогенных камерах. Они представляли собой этакие аквариумы с кучей датчиков слежения за жизненными процессами, происходящими в организме объекта, погружённого в сильно охлаждённую «плазму» из смеси глицерина и жирных кислот. Без вреда человек мог проспать в подобном аквариуме сотни лет, лишь бы машины, регулирующие температуру и давление криогенной жидкости, а так же следящие за нормальным течением едва заметной жизни самого человека, не вышли из строя.       В такие вот ванны Пашке и пришла счастливая идея поместить Алису и однорукого незнакомца. Какая удача, что на «Валькирии» были эти архаичные устройства! Как здорово, что пираты не опустошили резервуары с криогенной плазмой для перевозки лишнего запаса воды или чего-нибудь покрепче. Просто замечательно, что баллоны со стабилизирующими дыхательными смесями не разряжены и готовы к эксплуатации, а компьютерный анализатор не лишился системного блока и датчиков! Оставалось только тщательнейшим образом заклеить малейшие царапины на телах, погружаемых в криоген людей особым составом на основе латекса. Пашка не был уверен в необходимости этого шага, но рисковать не хотел. Он где-то читал, что холодная «плазма» могла вызвать отравление при попадании в кровь или деструктуризацию повреждённых тканей.       Соответствующей подготовкой и занялся Весельчак У, под руководством Гераскина, едва не теряющего сознание от собственных болей. Стоит ли говорить, что с толстяка от непривычной нервной работы сошло семь потов. Ведь ссадин и царапин, не говоря уже о серьёзных ранениях, на телах девочки и мужчины были сотни! А Пашка всё торопил его, без всякой оглядки на значительную разницу в возрасте, субординацию, и просто безусловное превосходство в силе, порой понося Весельчака У последними словами за нерасторопность. Но пират терпел его понукания, понимая, что от его скорости зависит жизнь двух человек. Пускай он был разбойником, но человеческую жизнь, на свой манер, ценить умел. «С трупа никакой выгоды – он никому не нужен. А за жизнь можно получить звонкую монету!» – такова была пиратская истина ещё с античных времён. Она не изменилась и в Космическую эру. Конечно, Весельчак как благородный пират знал назубок эту доктрину. Но сейчас, хлопоча над ранеными, меркантильность его не занимала. Он помогал другу!       Вот Алиса и её странный искалеченный спутник были должным образом приготовлены к «заморозке», и Весельчак аккуратно положил их в ванны с раствором, прикрепил на тела в указанных Пашкой местах датчики и нацепил дыхательные маски. Пашка минуту вникал в особенности компьютерной программы и, наконец, выбрав оптимальный режим криогенизации, запустил установку. Полчаса в тишине, затаив дыхание, он с Весельчаком следил за цифрами и значками на мониторе. Правда, толстяк ничего не соображал в информации, что высвечивалась машиной. Но он украдкой бросал взгляд на Пашку, которого всё больше и больше уважал, и по его проясняющемуся лицу понимал, что тот взволнован, напуган, но уже не сходит с ума, как это представлялось пирату в моечном отсеке.       – Юнга, всё в порядке? – прошептал он.       – Кажется, да…       Измотанный Пашка тяжело опирался на пульт управления и пожирал глазами сообщаемую машиной статистику.       – Держи на всякий случай пальцы скрещенными…       – Как это? – удивился Весельчак У.       Пашка улыбнулся и показал ему знак «Х» из сведённых указательного и среднего пальца.       – А это поможет? – воодушевился пират.       – Не знаю, – честно ответил Пашка. – Но надежду укрепляет любая мелочь! Идём на мостик. Подумаем, что делать дальше?       Предложение прозвучало, как вопрос. Пашка бы с удовольствием грохнулся спать прямо здесь у пульта, а ещё лучше тоже бы залез в ванну с криогенном, чтобы забыть о надсадной боли в пояснице. Но сейчас экипажу «Валькирии» предстояло решить несколько важных вопросов касательно ближайшего будущего. И Пашкин голос в этом совещании имел особый вес.       Они поднялись к посту управления кораблём. Гераскин буквально висел на плече Весельчака. Он попробовал сесть, но его затея потерпела фиаско. Спина окончательно потеряла гибкость, а сгиб ног в тазобедренном суставе вызвал такой прострел в поясничном отделе позвоночника, что у Пашки слёзы брызнули из глаз. Он кое-как распрямился и привалился к стене.       Крыс мрачнее тучи сидел за пультом и с ожесточённым смаком расстреливал остатки спутников.       – Как Алиса? – не оборачиваясь, спросил он, и было странно, что от его замороженного тона не плавится воздух. [4]       Весельчак стрельнул вопросительным взглядом на безмолвного Гераскина и тихо ответил.       – Выживет…       – Твари! Кк-рх-шр-рр-кркр-хш! Шра-хрр-шхрк! – устрашающе зашипел Крыс. На мониторе внешнего обзора его настроению соответствовал изумительной красоты взрыв поражённого пушками спутника.       – Почему мы всё ещё на орбите, капитан? – недоумённо спросил Весельчак У. – Летим отсюда по добру, по здорову. Мы сделали, что хотели.       – А корабль через звёздное скопление ты поведёшь или Пушкин? [5] – Крыс хищно сверкнул зрачками. – Помимо отсутствия на борту толкового пилота, нам в спину при маневрировании могут ракету пустить. А здесь они у меня на мушке. Ха! И не одна муха не взлетит без моего разрешения!       – И что нам здесь, до скончания века торчать? – испугался толстяк.       Повисло молчание, нарушаемое пиканьем навигационных приборов.       – Эх, Шрапнелька, бедолага! – с тоской вздохнул Весельчак, вкладывая в слова не только грусть по товарищу, но и переживания об их собственной участи.       Все понимали, как они были зависимы от старого контрабандиста.       – Сколько его знал, он всегда хотел погибнуть вот так: в бою за какую-нибудь дульсинею… – продолжал толстяк. – Что такое «дульсинея»?       – Возлюбленная одного рыцаря без страха и упрёка, – подал голос Пашка из своего угла.       – Возлюбленная без страха и упрёка? Хм… Совсем, как наша Алисочка!       – Да, совсем, как она…       – Так чего делать-то будем? – встряхнулся Весельчак У.       – Максимум через двадцать четыре часа сюда прилетит полиция и рейнджеры. Они нас вытащат, – подавляя стон, сказал Пашка.       Пираты подскочили, словно их хлыстом оприходовали.       – Как ты посмел, вызвал полицию?! Это предательство! Это подстава! Ты нас под нож подвёл! Ты думаешь, тебе хватит тридцать серебряников на надгробие, поганый иуда?! Ты теперь весь в шоколаде, а нам век воли не видать?! Ты не достоин звания «благородного пирата»! – заголосили разъярённые разбойники.       – Они вас не тронут! – вдруг страшно рявкнул Паша, и пираты как-то разом присмирели.       – Когда я был на Синем Воздухе, то решил подстраховаться и сообщил нужным людям, где меня искать. Теперь эта «страховка» наша единственная надежда выбраться из этой передряги. Я всё объяснил Милодару… Вам нечего опасаться.       – Ага! А мы не за себя опасаемся, а за них! Чёрта с два они сюда доберутся! – с ехидным скепсисом фыркнул Крыс. – И полюбуйся на него, Весельчак! Ишь, моралист-виртуоз выискался! Ещё и нас обвинял в нечистой игре! Одно слово – «сапиенс»!       – Не хорошо это, юнга! Не по-товарищески…       – Не такие уж бездарные штурманы во флоте полиции, – просто ответил Пашка. – А по поводу всего остального… Думайте, что хотите! Я не со зла так поступил. За Алису боялся… За нас всех… Капитан, старпом, хватит дуться, потом будем счёты сводить. Включите лучше связь. Нас могут уже пеленговать.       Ворча что-то нелицеприятное на пиратском языке, Крыс привёл в порядок внешние переговорные устройства, которые «обрубил» Шрапнелька при их авантюрном приземлении.       Видеофон тут же пронзительно засигнализировал о вызове. Пираты и Пашка переглянулись. Крыс включил коннект. На мониторе возникла перекошенная злобой и помехами сигнала белая рожа Моро. Сквозь несусветную ругань троица разобрала: «Где Шрапнелька?! Где Густаф?!»       – Шрапнелька отдыхает. Густаф тоже храпит воронкой кверху, – сухо ответил Крыс.       – Кто на связи, чёрт бы вас побрал? Что происходит? – вопил Моро.       – Самое обычное возмездие. Слышал сегодня прогноз погоды? Над Карбуном обещали тайфун с таким названием, – подключился к разговору Весельчак У.       – Что вы там лепечете? Немедленно садитесь на планету, не то хуже будет! – брызгал слюной взбешённый Эннингтон.       – Хуже, чем сейчас, нам вряд ли будет, – устало отозвался Пашка.       – Слушай, как там тебя? Монро? Мурло? В общем, ты не с тем прикупом, что бы петушиться и приказывать, – сказал Весельчак, грозя пальцем экрану. – Давай-ка, лучше тихонечко заткнись в тряпочку и собирай тёплые вещички.       – Кто говорит? Немедленно приземляйтесь, иначе будете уничтожены!       К монитору подшаркал Пашка.       – Нам некогда! Мы летим на поиски Гераскина по твоему приказу.       И он с блаженством увидел, каким ужасом скорчило физиономию доктора-убийцы – тот узнал его, пускай у Гераскина сейчас и был далеко не фотографический вид.       – Что… что это такое? – завизжал Эннингтон и исчез с экрана. Из объектива веб-камеры видеофона его вытолкнул Реклифт.       Лишь напряжённые желваки на скулах говорили о его волнении. Пронзительные синие глаза убеждали в том, что нижний температурный предел Кельвина [6] завышен, как минимум, на сотню градусов, и казалось, что от его голоса треснет панель монитора.       – Вы не понимаете, с кем связались. Немедленно приземляйтесь и верните объект! – приказал он.       Пираты только расхохотались.       – Нашёл дураков! От дохлого осла уши тебе, а не «объект»!       – Мы понимаем, с кем связались, – твёрдо сказал Пашка. – С бандой полоумных маньяков. Свои угрозы рассыпайте мышам и тараканам в своих гнилых норах, трусливые ничтожества.       – У меня на борту ещё достаточно ракет, чтобы обустроить ваше лежбище в декоративную пустыню. А что ты можешь против нас выставить? Занюханный спутник связи? – с издёвкой спросил Крыс.       – Да что с ними препираться? Долбанём, как следует, чтоб знали, что бывает за оскорбление синдиката Благородных Корсаров! Устроим им маленький мумугедончик! – подключился Весельчак У.       – Это будет опрометчивое решение, – с гробовым спокойствием произнёс Штреззер-старший. – У нас на базе больше двух сотен заложников. Если вы будете атаковать, они умрут. Если вы немедленно не приземлитесь и не вернёте объект, они умрут. И их смерть будет на вашей совести и совести Селезнёвой. Спросите её мнение по этому поводу.       – Ха! Напугал ежа иголкой! – презрительно чихнул Крыс. – Что нам за забота до каких-то заложников-пустопорожников.       – Фиг тебе, а не Алису! – толстяк показал монитору соответствующую фигуру из пальцев.       Зато Пашка стоял в напряжённом раздумье и всё сильнее мрачнел.       – Он вообще блефует! Давай, Крыс, дави этого клопа! – бушевал толстяк.       – Блефую? – на каменном лице Реклифта появилась кривая трещина улыбки. – Послушайте-ка вот это!       И его слова потонули в ужасающем нестройном хоре воплей и стонов людей, претерпевающих немыслимые страдания.       От услышанного Весельчак У мигом сник и застыл, будто в соляной столб превратился. Крыс – этот старый злодей, увлекающийся коллекционированием пыток, – словно ребёнок прижался к толстяку, нервно оглядываясь и дрожа. У Пашки от кошмарного лихозвучья тоже зуб на зуб не попадал. Только пульт видеофона, на который он опирался, и удерживал его от падения. Слабость, вызванная страхом, казалось, расслабила в нем каждую клеточку, и он был готов лужицей протоплазмы расползтись по полу мостика.       – Кто они такие? – обалдело прошептал Крыс. – Что они там творят?       – Ублюдки! Вот кто они такие! – так же шёпотом ответил Пашка.       Поверх жуткой симфонии пыток снова зазвучал повелительный голос Штреззера:       – Немедленно приземляйтесь и отдайте Селезнёву! Иначе заложники умрут… Как следует помучавшись! Чем дольше вы тяните, тем дольше они будут страдать.       И хлещущие из динамиков звуки Дантовского ада усилились.       – Да выключи ты связь! – взмолился Весельчак У.       Крыс поспешно нажал на соответствующую кнопку.       На капитанском мостике повисло мёртвое молчание. Взоры угрюмо упёрлись в пол. Никто не решался взглянуть другим в глаза. Каждый думал о своём. Но мысли всех, так или иначе, сводились к одному: там, внизу, под ними, нет ничего, кроме мучения и смерти, и правит ими бешенноё зверьё, по нелепой прихоти природы похожее на людей.       «Сколько раз за прошедшую неделю в своих молитвах ты говорил, что готов вытерпеть что угодно, принести любую жертву, лишь бы Алиса была жива? – размышлял Паша. – Вот она жива! Пускай изранена, но спасена! И в твоих руках сейчас больше двух сотен других жизней, жизни этих замечательных космических разбойников, твоя собственная… Не пора ли платить по счетам, что тебе выставляет Проведение устами сволочного Штреззера? Готов ли ты принести всё это в жертву за то, что Алиса возвращена тебе из небытия. Цена вопроса объявлена. Ты можешь просто тихо удалиться, и никто не узнает о твоих клятвах, что ты так щедро раздавал в мольбах богам, в которых ты даже не веришь. Только не услышали ли тебя эти боги? И не играют ли сейчас на твоих чувствах? «Будьте осторожны в своих желаниях – они могут сбыться!» – предупреждали их древние мудрецы. Это так! И сбываются наши чаянья подчас самым прихотливым образом, неся не радость, а угнетение и слёзы. Через несколько часов сюда прилетят крейсеры звёздных рейнджеров. Начнётся штурм базы Моро. И те несчастные, что Эннингтон держит в заложниках, всё равно погибнут. Так что стоит ли обвинять себя в том, что не можешь выполнить обещанные жертвы, данные в горячке расстроенного рассудка? Тебе их не спасти! И на твоей совести повиснет долг… Каждая жизнь бесценна. Как же можно представить долг в более чем две сотни бесценных жизней? Как возможно вынести боль от мук совести, томимую таким долгом? Смогут ли её унять все разумные доводы и оправдания… и вид живой подруги? Или ты просто сотрёшь себе память, когда весь этот кошмар закончится?»       – Мы не можем приземлиться… – мёртвым голосом прошептал Пашка.       – Конечно, не можем! – горячо закивал Весельчак У, обрадованный тем, что кто-то решился-таки озвучить томящее всех предложение.       – Нас убьют. И Алису тоже… И этих бедняг… Мы ничем не можем им помочь, – подхватил Крыс. – Это будет просто бессмысленная жертва!       – Они обречены…       – Мы тоже, – сказал Пашка и, обведя пиратов мутными глазами, добавил. – По крайней мере, я…       – Думаешь, у нас совести нет? – обиделся Крыс.       – Ну, что ты, капитан! – улыбнулся Гераскин. – Вас бы сейчас здесь не было, если бы не ваша совесть. И, учитывая вашу профессию, должен заметить, что совесть эта, может быть, даже лучше, чем моя.       Глот с отвращением поморщился – философская демагогия была у него не в фаворе. Он принялся с пылом рассуждать, расхаживая по мостику, заведя руки за спину, чем-то сильно походя на птицу киви-альбиноса:       – У всего своя цена! Я всегда это говорил и повторяю сейчас! Мы хотели спасти Алису и, хвала фортуне Весёлого Роджера, мы этого добились! И, если эта фортуна требует от нас за спасённую желанную жизнь две сотни других, мне лично посторонних, я готов на этот ряд! Клянусь Серой Туманностью! Спасая этих заложников, мы лишь потеряем то, что и так досталось нам недёшево. Вспомни Шрапнельку!       – Я помню о нём…       – Крыс прав! Дождёмся полицию и по домам. Пускай федералы кочевряжатся с этими р-шшш-хкр-крх-крами! – мрачно буркнул Весельчак У.       – Это ужасно! – Пашка обречённо уронил голову на грудь.       Верно! Всё Верно! Пираты правы. И его собственный разум прав, раскладывая хозяину по полочкам, почему им следует закрыть глаза на всю чудовищность этой, в сущности, гипотетической сделки. Есть у тебя контракт? Ты ставил где-то свою подпись? Что же ты волнуешься? Эта сделка – фантом! Дунь – рассыплется!       Но дунуть у Пашки не получалось. И в ушах инфернальным органом гремели крики истязаемых внизу людей…       От кручинных мыслей его оторвал плотоядный шип Крыса:       – А ведь у нас тоже есть заложник, а, Весельчак?       – Точно! – грозно промычал толстяк.       – Может, мы распишемся в купчей его кровью? – сипел скорпион с планеты Крокрыс.       У Пашки волосы зашевелились от ужаса.       – Вы что задумали?       Перемена, произошедшая с пиратами, изумляла его. Вместо хулиганистых забияк, какими они ему до сих пор казались, перед ним стояли два готовых на жесточайшее преступление беспринципных монстра.       – У нас здесь сидит один из тех, кого ты назвал «ублюдками». Ты его уже разукрасил. Теперь мы повеселимся! – потирал руки Крыс.       – Вы не посмеете! Это… это… Это же военнопленный! Так нельзя!       – Можно! – взревел Весельчак У. – За Шрапнельку!       – Смерть за смерть, – лаконично заметил Крыс.       Пашка загородил собой выход с капитанского мостика.       – Да вы что… Старпом… Капитан… Вы не такие! Одумайтесь! Что сказала бы Алиса на это? Вы же здесь ради неё! Она была бы против!       Весельчак приблизился к Пашке и многозначительно произнёс:       – Что сказала бы Алиса, мы не знаем. И, возможно, не узнаем...       От этого циничного намёка Пашку обуяла неистовая ярость. Он хотел влепить Весельчаку пощёчину – махнул рукой, но одеревеневшая спина не позволила ему скоординировать движение и погасить его инерцию. Не дотянувшись до лица пирата, увлечённый силой рывка, он бревном рухнул на пол. Капитанский мостик содрогнулся от отчаянного воя боли.       Крыс и толстяк бросились помогать ему подняться.       – Юнга, пойми, мы должны его прикончить! Это расплата! Они ранили Алисочку! Тебе не жалко её? – увещевал его Крыс.       – Это праведная месть, – смутясь Пашкиного гнева, невнятно фырчал Весельчак.       – А Алисе мы ничего не расскажем. К чему ей это знать? Ведь, верно? – с садистской нежностью ворковал глот.       – Нет! Тогда и меня сразу убейте!       – Ну, что ты кипятишься, дурень? Нашёл о ком печалиться!       Пашка был чуть жив. Пираты прислонили его к стене, и он вытянулся по ней, боясь лишний раз вздохнуть – даже слабое движение рёбер отдавалось в пояснице страшной болью.       – Ты ранен? – сурово спросил Крыс.       – Нет… Спину… немного… потянул…       – Ага, «немного»! – хмыкнул Весельчак. – Ты мне напоминаешь старика Брока-сморчка. Капитан, помнишь такого? Вот у него такой же видок был, когда дружки его на кол посадили.       – Пожалуйста… умоляю… пощады… – еле слышно слетело с побелевших губ Пашки.       – Тьфу ты, пропасть! – Крыс с досады пнул видеофон.       Вновь повисло молчание. Пашка сипло прерывисто дышал у стены. Пираты угрюмыми пеньками сидели в креслах.       – Иди ляг в каюту! – приказал Крыс. – Мочи нет смотреть, как ты себя истязаешь.       – Вы его не тронете? – с надеждой спросил Пашка.       – Шут с ним! – отмахнулся Весельчак У. – А с тебя, юнга, ещё станется!       – Клянусь своим благородным именем, я бы посмотрел, какого цвета потроха у этого выродка, – без злобы проворчал Крыс. – Мелочь, а приятно! Это хоть как-то компенсировало бы нам то, чем приходится жертвовать ради Алисочки. У всего своя цена…       – Не сегодня, капитан… Не сегодня…       – Знала бы Алиска, что её ненаглядный Гераскин, не в силах спасти ни в чём неповинных людей, защищает убийц. Вот уж, действительно, интересно, что бы она сказал? – кисло усмехнулся Крыс.       – Она что-нибудь придумала бы… Обязательно…– загробным голосом ответил Пашка.       – Что тут придумаешь! Не уговаривать же этих извергов одуматься. Лучше уж сразу ракету пустить и прекратить страдания их пленников.       – А почему бы и нет? – словно сам себе сказал Паша.       – Ты о чём, юнга? Я пошутил про ракету! – сразу насторожился толстяк. – Мы такой грех на душу не возьмём! Как бы ни было тяжело сознавать, что эти люди обречены на гибель из-за нашего бессилия, мы не убьём их, пользуясь нашей силой. По-моему, это справедливо! Да, Крыс?       – У всего своя цена, – машинально отозвался Крыс, думая о своём.       Пашка жестом показал, чтобы ему помогли подойти к пульту управления. Весельчак У подставил ему плечо и осторожно проводил к желанной цели.       – Капитан, войди в атмосферу планеты и включи внешние динамики, – попросил Гераскин.       – Ты что удумал, обормот недострелянный? Нас же собьют!       – Не прикидывайся, Крыс! Чем они нас собьют? Камнями закидают? Ты же им все спутники угробил.       На физиономии Крыса от уха до уха расплылась довольная улыбка.       – Ну, это-то да! Но к чему тебе туда лезть? Снова будем битлосов слушать? Ничего так музычка. Мне понравилось!       – Ты будешь снижаться? – нетерпеливо оборвал его Пашка.       Крыс взглянул на Весельчака У. Тот одобрительно кивнул, и крокрысинец, пожав плечами, отдал «Валькирии» приказ снизиться на семьсот километров. Корабль завис над базой Моро.       Гераскин включил наружную связь и заговорил.       Оцепенение и трепет вызвал у пиратов его голос, внезапно набравший твёрдость алмаза и мощь урагана. И непонятно было, как эта силища умещается в измученном, едва держащемся на ногах теле, как не разорвёт его и не обрушит корабль на землю, вырвавшись на волю из сердца юноши и круша всё своей неукротимой энергией.       Закончив речь, Пашка повернулся к поражённым пиратам. Он был совершенно измотан. В глазах пустота. В лице ни кровинки.       – Мы вернули им пас! – эхом гремящего железнодорожного состава произнёс он и упал без чувств в заботливо подставленные объятия Весельчака У.

Пояснения и комментарии

[1]       Эскулап – (или Асклепий) древнегреческий бог врачебного искусства. В начале III века до н.э., как и другие боги из греческого пантеона, стал частью мифологии Древнего Рима. [2]       Эпизод из повести Кира Булычёва «Вампир Полумракс». [3]       Рен Боз – персонаж романа Ивана Ефремова «Туманность Андромеды». По сюжету, работа Рена Боза над физикой пространства легла в основу новых приёмов и технологий перемещения космических кораблей.       В общих чертах, идея заключается в том, что Пространство имеет вид спирали, и всё, что оно содержит в себе, под действием гравитационных сил двигается по виткам этой «спирали». Рен Боз рассчитал, что при определённых условиях, тело (космический корабль) может покинуть спираль и двигаться прямолинейно, через «нуль-пространство», затрачивая на путь протяжённостью в десятки парсеков доли секунд.       В книгах цикла «Приключения Алисы» Кир Булычёв мгновенные межпланетные перелёты объясняет наличием на звездолётах особых гравитационных двигателей. Основной элемент их топлива смесь с частичками «гравитонами», скорость которых во много раз превосходит Скорость Света. Сгорая в двигателе, они придают соответствующее ускорение кораблю.       Здесь же гравитационные двигатели используются, чтобы достичь скорости необходимой для входа в «нуль-пространство». Обычное передвижение космического корабля происходит на планетарных двигателях. В частности, поскольку инерция торможения при выходе из «гравитационного толчка» очень велика, в параметры полёта задаётся выход до цели на расстоянии в несколько часов или двух дней пути от неё (в зависимости от типа корабля). Это расстояние звездолёт проходит на планетарных двигателях, постепенно сбрасывая скорость. [4]       Температура плавления жидкого воздуха –215C. Температура плавления жидкого азота –210С, а кислорода –218C; следовательно, температура плавления жидкого воздуха лежит между температур плавления двух основных газов, входящих в его состав. [5]       Не следует забывать, что пиратам довелось несколько недель прожить на Земле в XX веке (роман «Сто лет тому вперёд», экранизация «Гостья из Будущего»). Поэтому ничего удивительного в подобных фразеологических оборотах (а также во фразах со словами: «физкульт-привет», «конёк-горбунок», «иуда») нет. [6]       «…нижний температурный предел Кельвина» – «абсолютный ноль». Теоретическая температура, при которой прекращается всякое движение молекул в веществе. Примерно равен –273,15 градусам по Цельсию.