Коронация

Седрик сжал неглубокую рану на ребрах и сдавленно зашипел. Смятые по краям чешуйки кололи руку, а кровь скользила между пальцами. К счастью, удар пришелся на кость, иначе бы копье вполне могло добраться до сердца… Подкараулили оборотня в городе, напали… пусть будут наемники, когда Седрик будет объяснять Князю, почему придется задержаться в замке на несколько дней. Не то чтобы Лорд, выросший на подачках хозяина, приходящегося родным отцом, был излишне милосердным, но он вроде как понимал отчаяние и ожесточенность людей, с которыми они пытались отстоять свое право дышать. После того скандала, когда в спальне принца нашли труп Лорда, а сам малолетний, едва вышедший из отрочества монарший наследник целовался с оборотнем, люди судачили всякое. Седрика почему-то обошла народная молва, и он воспользовался шансом: где-то запугал связью с извращенцем-некромантом древних кровей, где-то прихвастнул ближайшим знакомством с опальным кронпринцем, который тем не менее оставался наследником престола, где-то подкупил интересными сведениями, которые знал из оговорок родни, где-то пригрозил тем, чему был свидетелем, будучи слугой… И вот у него титул, статус главы рода, деньги, поместье, земля. Так невероятно, что даже нелепо. Новоиспеченный, теперь официально Хоффман растеряно думал, что, возможно, от оборотня просто не ждали подобной феерично-безумной наглости. Какое-то время пришлось сидеть тихо. Седрик учился контролировать собственную магию. Оказывается, принц, будучи рядом, каким-то образом подавлял всплески и выравнивал их. То-то было спокойно. Без Фобоса пришлось самостоятельно разбираться с проклятием оборотней, навалившемся с новой силой, а ведь родня на месте не сидела. Разве есть охотники жить в роду, чей глава — оборотень? Кто не хотел ссориться, те повыскакивали замуж и в жены в другие семьи. Кто хотел… Что ж, об оборотнях не зря говорят, что нет хитрее и свирепее тварей. Многие изъявили внезапное, ничем не мотивированное желание стать примерными семьянинами, попутешествовать в отдаленные провинции, дальние земли, посетить загробный мир наконец… И пусть Седрику некогда было интересоваться слухами о бывшем господине, вращаясь в определенных кругах, он слышал отголоски перешептываний. И то, что он слышал, с каждым годом все дальше отходило от реальности в область предположений и откровенного бреда. Королева с королем-консортом никак не опровергали эти дикости. Это вызывало недоумение, но позже стало ясно — готовили почву для заявления. Принц, отправленный учиться, а на деле сосланный на север, также не мог исправить ситуацию. Если говорить откровенно, репутация у него всегда была «не очень». Мальчишка с детства интересовался волшебством, не чураясь любых его проявлений, особенно тяготел к созданию иллюзий и химерологии, да и силой не был обделен. Доказательством злобности также служили его учителя и слуги, регулярно вылетавшие из окон, страдавшие от нападений хищников, неприкрыто встречавшие расправу от магии принца. Возможно, только Седрику было известно, что принц не на пустом месте раздувал конфликт, а по мере сил защищал себя от домогательств. Привязать к себе будущего короля, который в силу неопытности не сможет отличить искренние чувства — вот о чем мечтают разумные люди, а не о том, как бы пристукнуть мальчишку и унести ноги. Чем думал его отец, Седрик предпочитал не задумываться. Просто благодарил небо за то, что не вышло. И что принц наскреб немного милосердия, чтобы спасти перепуганного оборотня от неминуемой смерти. Когда родилась девочка, Элион, народ вздохнул с облегчением. Девочку, чистый свет, нарекли будущим страны, а поскольку Метамур оставался крупнейшим и сильнейшим государством Меридиана, то принцесса стала надеждой всего мира, позволяющей избежать Фобоса на престоле. Хотя не было сказано ни слова, все вздохнули с облегчением — Ее Величество Вейра позаботилась, чтобы страна не оказалась под гнетом монстра. Внимание толпы такое изменчивое и избирательное… Чей, позвольте спросить, Фобос сын? Какое неудивительное лицемерие. С такой историей не было ничего удивительного, что народ свято уверовал в то, что смерть королевы и ее супруга была отнюдь не случайной. Истерика Фобоса стала лишним доказательством злобности, заставившим неравнодушных выкрасть наследницу престола. Не стоит упоминать об одиозном проклятии замка в самом центре столицы... В нем, тьма побери, даже Седрику бывало страшновато, что уж говорить об обычных людях, получивших такое соседство однажды пригожим утром. Ночью в округе вообще не следовало появляться. По замку и окрестностям начинали бродить какие-то твари — Фобос пытался объяснить конкретнее — привлеченные эманациями темной магии. Что с ними делать, было неясно до сих пор. Последних крестьян распугивали! Желающих работать в проклятом месте на олицетворение зла и так немного было! — Седрик! — окликнул его кто-то, растревожив путанные мысли. Оборотень не сразу узнал голос принца и инстинктивно зашипел, вжимаясь в стену, у которой его застали врасплох. Впрочем, мужчина быстро опознал любовника и бросил на него испуганный, виноватый взгляд. По зеленой шкуре прошла волна, но бесполезно. Рана на боку опасна для человека, возможно остались трещины в ребрах, да и не один удар там был… С таким уровнем потрепанности организм наотрез отказывался сотрудничать и принимать более уязвимый облик. Даже ради принца. Седрик вздохнул и отвел глаза, когда Фобос приблизился и осветил его волшебным светлячком. Он старался не показываться Эсканору в этом обличье. Гигантские полузмеи, по скромному мнению Хоффмана, плохо сочетались с интерьером королевских покоев. В принципе. Да, принц с самого начала знал, кого и что пригласил в постель, он даже целовал его однажды, но, честно, у Седрика было не много хороших вещей в жизни, чтобы так ими раскидываться. Одно дело знать, что любовник абстрактно время от времени превращается в чудовище, видеть это мельком, а совсем другое — наблюдать вблизи и задаваться вопросом: и вот с этим он трахается? — Ты чего? — принц неосмотрительно коснулся плеча, пытаясь разглядеть Седрика в полумраке коридора. Свет он оставлял приглушенным, чтобы не привлекать внимание: лурдены, те самые порождения магии, были к нему чувствительны и впадали в ярость, если яркость была выше некоего предела. Седрик сдержал желание отбросить человека хвостом и сбежать, удавил порыв зашипеть и оскалиться в попытке отогнать угрозу, даже сделал еще одну судорожную попытку обратиться. Но разве что под невесомыми пальцами Фобоса шкура пошла волной и на том успокоилась. — Это нормальная реакция? Ни разу не видел такого, — рассеянно спросил принц, завороженно глядя на проходящие под кожей метаморфозы. Хоффман не сдержал фырканья. Разве это похоже на нормальную реакцию? Он просто стоит и интересуется самочувствием у чудовища в коридоре. Конечно, с недавних пор для живущих во дворце чудовища — это вполне себе часть жизни, но это все еще ненормально. Змей отстранился от руки и сделал попытку стать хоть чуток представительнее. Весьма нетривиальная задача, следует признать. Потерпев закономерное поражение, мужчина поджал губы и нахмурился. Следовало уйти как можно скорее, только… — Мой принц, что вы тут делаете? — Седрик озабоченно оглядел любовника, вытянувшегося перед ним с волшебным фонариком. С недавних пор дни принца состояли из непрерывных, выматывающих разбирательств с документами и конфронтаций с ошалевшими от безысходности советниками и чиновниками. Большая часть государства перестала функционировать как положено, и оставшаяся часть обещала в скором времени тоже отказать. У людей просто сдавали нервы, никто не хотел разгребаться с образовавшимся бардаком. У Фобоса не хватало ни ресурсов, ни опыта, чтобы все исправить. Соседние страны требовали срочно предъявить Сердце Меридиана, чтобы убедиться в способности страны постоять за себя. Пока Фобосу удавалось тянуть время под любыми предлогами, и бардак в государственном аппарате играл ему на руку, но было ясно: все страны, веками пребывавшие в страхе перед силой Метамура, голодно замерли в ожидании ошибки. Всего одной ошибки. — Ты завтра уезжаешь опять. Я хотел тебя увидеть, — признался Фобос, опуская глаза. Ему всегда было стыдно за свою привязанность к Седрику, и любые ее проявления принц предпочитал замалчивать. Это было обидно, но, кхм, Седрик был благодарен, что у них есть хоть это. Огонек в руках Эсканора затрепетал и погас, оставив во тьме коридора, слишком густой и душной для обычного вечера. Фобос досадно выдохнул, пытаясь собрать еще магии для заклинания. Седрик и не пытался. Он до завтра не боец. Вся магия уходила на лечение. После того, как проклятие пало, у принца начались большие проблемы с магией. Ее не хватало даже в мелочах. Эсканор, разумеется, скрывал это как мог, ведь вся нынешняя шаткая ситуация держалась на одной лишь аксиоме, известной каждому жителю мира: князь Фобос доберется и уничтожит любого, если захочет. На деле принц стал заложником собственной магии и этого проклятого места. И, пожалуй, в этом можно было найти свою извращенную иронию. Только вера в безграничное темное могущество несчастного светлого мага удерживала мир от борьбы всех против всех. — Нам лучше покинуть коридор, мой принц, — мягко отозвался змей, смирившись с неизбежностью присутствия любовника. Он просто не смог бы отпустить Фобоса сейчас одного бродить по темноте без магии. Когда у него не получилось заклинание, на целое мгновение его лицо стало таким разочарованным и беззащитным… — Вынужден с тобой согласиться, — безукоризненно вежливо кивнул принц, но дрогнул и нервно оглянулся, когда из тьмы за углом послушался скрежет. — Это что-то неординарное, Седрик, пора бежать. — Вставайте на мой хвост, Ваше Высочество, и держитесь покрепче… Если, конечно, это не слишком противно для вас. Я все понимаю. Фобос очень выразительно фыркнул во мраке и вытянул руку, чтобы нащупать Седрика. Его зрение не позволяло видеть в темноте. Оборотень подал локоть и спину. Принц поставил ногу на огромный хвост и вцепился в плечо, задев пальцами рану. Змей несдержанно шикнул от боли, но прикусил язык. — Это кровь? Насколько серьезно ты ранен? — уточнил мужчина непонятным тоном. Каким-то сдавленно-требовательным. — Пустяки, завтра затянется, — отмахнулся змей, стараясь унять головокружение, накинувшееся с новой силой. Принц сместил руку и чуть сжал пальцы на основании шеи. Его ладони казались маленькими и оттого хрупкими. Сам Эсканор почти ничего не весил для огромной чудовищной ипостаси. — Держитесь крепче, пожалуйста, — быстро попросил Седрик. Существа, порожденные проклятьем, приближались к ним из-за угла. Наг развернулся и устремился в противоположную сторону, стараясь продумать кратчайший маршрут до комнат принца. Принц обнял его за шею, тепло дыша в ухо. Темное чудовище услышало шорох, устремилось за ними и взревело настолько угрожающе, что кровь противоестественно застыла в жилах. Фобос прижался теснее и прошептал: — Он стайный. Нас загонят и сожрут, если начнут охоту. Тем более ты ранен, они пройдут по кровавому следу. Давай в какую-нибудь комнату, там до утра пересидим. Седрик был слишком забит сегодняшним днем, чтобы возражать, хотя неутешительные картины совместной ночи пролетели у него перед глазами мгновенно. Он ведь не сможет превратиться обратно, а принц успокоится и… «Это закончится очень плохо», — подумал он, заползая в первую попавшуюся гостевую комнату. Принц немедленно слетел с его спины и захлопнул дверь, едва кончик полосатого хвоста пересек порог. Под его руками дверь подернулась зеленым светом и исчезла. Фобос устало прислонился плечом к двери, закрытой иллюзией. Чудовища по ту сторону остановились и озадаченно, шумно принюхались. Седрик, тяжело передвигая хвост, отодвинул принца от двери к кровати. К счастью, комнату не так давно убирали — распоряжение принца, чтобы в случаях, вроде таких, несчастным было где укрыться с удобством. Порождения магии бродили только в коридорах, а в комнаты по каким-то причинам не совались. Только если оставить дверь нараспашку. — Покажи раны, может быть, я смогу помочь, — едва Фобос осознал, что опасность миновала, он тотчас повернулся к Седрику. — Это необязательно, вы ведь понимаете, — попытался избежать тщательного осмотра наг. Принц одарил его своим фирменным свирепым взглядом. Змей тяжело вздохнул, отвел взгляд и сдался: позволил принцу подойти и не дернулся, когда тот сдвинул волосы, закрывающие колотую рану под ключицей. Наг устало прикрыл глаза, когда мужчина коснулся края раны кончиками пальцев, изучая повреждение магией. Лицо Фобоса исказила мука, и он упустил заклинание светляка. В темноте послышались его чертыхание и тяжелый вздох. — Ложитесь спать, мой принц, — ласково посоветовал оборотень, сочувствуя любимому человеку, который наверняка безбожно устал за день, — уже завтра я буду в порядке. — Кто это сделал? — холодно уточнил наместник Метамура голосом, которым отправлял на казнь. — Наемники. Они уже мертвы, — с готовностью солгал змей. Его тон был безупречен, но вырвал лишь еще один обреченный вздох. — Я даже не могу вылечить тебя, — в голосе Фобоса звучала боль. — Мне остались лишь простенькие мороки и светляки… — Никто и не требует этого от вас. Моя регенерация справится, а у вас, мой принц, был трудный день, ложитесь спать, я останусь с вами. — Звучит неплохо, — устало ухмыльнулся принц. Он скользнул рукой по волосам Седрика, притянул за шею и поцеловал в острую скулу. Его движения и в самом деле замедлились, и стали тягуче-усталыми. Седрик помог ему со шнуровкой на мантии и расстелил постель. В шкафу нашлась чистая ночная рубашка. Это было не труднее, чем стоять прямо. Принц, едва его голова коснулась подушки, закрыл глаза. Седрик улыбнулся и с облегчением выдохнул. Фобос сделал ему прекрасный подарок, не став спорить и до чего бы то ни было допытываться. Змей с облегчением уполз к окну: там было чуть светлее, и он мог зализать свои ссадины без постороннего внимания. Общество людей и прочих меридианцев не способствовало отдыху в безопасности. Оборотень не мог верить даже Фобосу. От этого было больно, но трудно изменить то, что выжжено кровью и болью еще в детстве. И, говоря откровенно, мало что изменилось с тех времен, разве что теперь его могут прирезать в минуту слабости не просто как безымянного оборотня, а как, допустим, главу богатого рода или правую руку проклятого тирана… Обработав раны и ссадины остатками заживляющего зелья, наг смог успокоиться и упасть клубком у окна. Впрочем, плечо ныло и чесалось, сбитая чешуя саднила, даже клыки и когти ныли. Сон не шел. Седрик выдохнул и вытянулся, частично выползая на балкон, овитый колючками. Летняя ночь была тихой и, что немаловажно, теплой, потому оборотень не боялся замерзнуть сам и потревожить принца. Чудовища изредка ходили за дверями, топая, и шумно дыша, но не делали попыток проникнуть внутрь. Вдруг ночную идиллию разрушила выросшая тень. Седрик дернулся ударить хвостом неожиданного пришельца, но чудом признал принца, закутанного в покрывало. Фобос прошел мимо убирающихся с его пути колец и бесстрашно устроился под боком. С ним была предусмотрительно прихваченная пара подушек. Одну он протянул Седрику, на вторую лег сам. Оборотень смущенно принял предложение и затих, настороженно глядя на принца и гадая, как много тот видел. — Мы можем поговорить честно? — спросил Фобос. — Я всегда честен с вами, мой принц, — подобающе склонил голову Седрик, ему не помешало даже горизонтальное положение. Фобос поморщился и отмахнулся, будто слова слуги для него подобны надоедливым насекомым, кружащим вокруг. — Нет! — рассерженно воскликнул мужчина, заставив змея не в лучшем его виде испуганно сжаться. Увидев такую реакцию, принц раскаялся и даже погладил здоровое плечо, у которого устроился. — Извини, я резок. Седрик отвел глаза и бледно улыбнулся. Ему тоже не доставляло удовольствие дергаться от каждого резкого звука. — Я хотел бы поговорить с тобой на равных. В смысле, я знаю, ты исполнишь любое мое желание и ответишь на любой мой вопрос, если я спрошу, но ты сделаешь это для принца. А мы с тобой… Я все же надеюсь, что мы все еще что-то большее, чем просто принц и слуга. Ты понимаешь меня? Пожалуйста. Честно говоря, я пойму, если ты нет, потому что день был долгим и выматывающим, я после собрания совета вообще не понимаю, что несу. — Думаю, я понимаю, мой принц, но я ведь не зря поддерживаю официальный тон, даже когда мы наедине… — Это бережет нас обоих, я знаю, очень мудро с твоей стороны. Я знаю! — змей дернулся, и принц снова поджал губы и коснулся его плеча. — Всего одну ночь, Седрик, пожалуйста, я хочу хотя бы с тобой поговорить по-человечески. Седрик был слишком слаб, чтобы сопротивляться. Фобос так редко просил чего-либо для себя. Вообще никогда не просил. Эсканор с честью нес свое ярмо и никогда не просил помощи. — Разве я могу отказать, мой… Фобос. Ты, кажется, хотел что-то спросить. Хотя не обещаю, что отвечу. Сегодня странная ночь… Принц ощутимо вздрогнул от такого обращения и бросил на змея теплый взгляд, и улыбнулся. Сердце оборотня запнулось, не сумев вместить всю красоту этого простого жеста. Фобос так редко улыбался. — Спасибо, — признательно прикрыл глаза мужчина. Змеелюд кивнул. — Почему ты боишься меня? — хрипло спросил он спустя долгую паузу. Седрик бросил на Фобоса удивленный взгляд. — Я тебя не боюсь, — развеселился он. Вдруг принц вскинул руку в резком замахе, и Седрик инстинктивно дернулся прочь, напоролся спиной на балконную раму, потревожил плечо и ребра, согнулся от боли. Дышать удавалось через раз. — Вижу, как ты не боишься, Седрик, — сухо заметил принц. Наг сжал челюсти и ощерился: — Нашел к чему придраться. Я ранен, разумеется, я всех боюсь. Фобос удивленно поднял брови. — Ты размером с боевого носорога. Чего ты боишься? Оборотень позволил себе прошипеть сквозь зубы о том, что думает про всяких там слишком умных придурков. Потом злость погасла, и змей тихо пробормотал, отводя взгляд: — Я не всегда таким был, знаешь ли. — Что? — переспросил принц с искренним участием. Седрик вздохнул и заговорил громче: — Я не всегда таким был, Фобос. Были времена, когда я был всего лишь змеенком не больше собаки, — змей устроился на спине, чтобы не тревожить раны еще больше и обратил взгляд к темным облакам. Его голос наполнился ностальгическими нотками. — Помню, как прятался на чердаке сарая, держался за сломанную руку и молился, чтобы никто из двоюродных братьев меня не нашел. Так и заснул там в сене. К утру рука зажила, но меня нашел конюх, чуть вилами не заколол, но я вовремя проснулся, испугался, и моя сила вырвалась, устроив пожар. Погорела половина лошадей, отец выхлестал плетьми до смерти. Выкарабкался на чистом упрямстве, при первой возможности сбежал в лес, где смог отлежаться. Потом, конечно, вернулся. — Зачем? Мало, что ли, мест, где можно жить? — Думаешь, в другом месте меня бы приняли? С таким-то видом? — Седрик махнул рукой. — А в родном доме терпели и кормили. Так что не принимай на свой счет, я всех боюсь, когда ранен. Фобос удивительно понимающе улыбнулся. — Тоже верно. А я помню из детства, как я подарил одному мальчику игрушку в детстве, и мы играли целый день, было удивительно весело, а потом я больше его никогда не видел. Родители сказали, что он был не моего уровня, сын слуги и все такое. Я смирился, но когда попытался подружиться с мальчишкой из благородных, его тоже вскоре убрали из дворца. Обосновали это тем, что он был корыстен и хотел использовать мое расположение в будущем. И с кем бы я не заводил искренних знакомств, все они оканчивались плачевно. Везло тем, кто просто отделывался отлучением от двора или увольнением для родителей. Были истории с более печальным концом. Мать всегда говорила, что наследник и правитель Метамура не может позволить себе дарить кому-либо что-то теплее вежливой улыбки… Фобос виновато пожал плечами, глядя в небо. Седрик смотрел на него с сочувствием. Он не думал, что воспитание принца было таким строгим. — Тебя ведь задевало, что я избегаю показывать свою… свои чувства, — Фобос смущенно взъерошил свои длинные волосы. — Не отнекивайся, у тебя каждый раз будто сердце на глазах разбивается, а потом ты берешь себя в руки и снова становишься невозмутимым. Оборотень виновато прикрыл глаза. Переборов это чувство, он протянул свою огромную когтистую ладонь принцу и стиснул его сжатые на коленях руки. Пальцы Фобоса оказались ледяными и напряженными. Принц вскинул испуганный взгляд, будто не ожидал поддержки. Седрик нежно улыбнулся. Порой он видел в этом суровом мужчине, правящем их неблагополучным краем, того нежного мальчика, который устраивал одинокие чаепития на двоих и приглашал слугу присоединиться. Призрак прошлого мелькал чудесным видением. — Я люблю тебя, — прошептал оборотень, убирая непослушные пряди, упавшие на глаза принца, — и буду любить, даже если весь мир отвернется от тебя, даже если ты сам отвергнешь мою любовь. — Я тоже, — иронично усмехнулся в ответ Эсканор, — вполне пойму, если ты решишь, наконец, что тебе надоело иметь дело с вечно уставшим истериком без базовых навыков в том, как показывать свои чувства безопасно для окружающих. — Как ты самокритичен, когда никто не слышит, — Седрик легонько щелкает по носу принца. — А ты безмерно нагл и остр на язык, дай только волю, — отстраняется от руки Фобос и морщится. Оборотень одергивает ладонь, опомнившись, и покладисто смиреет. Огонек из его глаз уходит, даже шкура тускнеет. Улыбка Фобоса тоже виновато угасает. Он устало приваливается к плечу нага и целует, сжимая своей легкой рукой. Для человека его ладони всегда тяжелые и сильные. — Я не говорил, что мне не нравится, Седрик, — ласково шепчет его принц примирительно. — Я… счастлив, наверно, когда ты смотришь мне в глаза и забываешь о мире вокруг. Ты красив, знаешь? У змея вырывается смешок, скорее ироничный, чем отчаянный. Он заставляет Эсканора нахмуриться и выпрямиться. У него под глазами тени от бессонной ночи, но взгляд остр. — В самом деле? Ты видел себя в зеркале? — В человеческом виде — возможно, по человеческим меркам, но к чему приукрашать эту ипостась? — наг вытягивает лапу с острыми когтями и полосками на шкуре. — Оборотни имеют две ипостаси, и вторая не зовется «прекрасной», она зовется чудовищной. — Меня тоже, знаешь, как зовут… — закатывает глаза принц и кладет ладонь на диафрагму нага, где последнее человекообразное перетекает в чисто-змеиное. У него мечтательный взгляд. — У тебя красивая шкура. Хвост похож на блестящую воду, когда движется. Твои узоры похожи на тени ветвей в траве. Чешуя гладкая и теплая, как галька в солнечном саду. Я бы смотрел тебя вечно, если бы надо мной не висел долг перед моим народом… Ты ядовитый плющ и алый антуриум, ты прекрасен в любом виде. Тебе не стоит страшиться меня… Только не тебе. Седрик не может ничего сказать — горло сдавило неясным спазмом. Поэтому он кладет ладонь на ладонь Фобоса и молча смотрит, как в глазах принца что-то осыпается осколками. Змеелюд прикрывает глаза и на миг позволяет себе окунуться в прекрасную иллюзию слов любимого человека. Фобос всегда был искусен в мороках. Они долго и уютно молчат, переживая каждый свои страхи и смутные тревоги. Их раны появились годы назад, и несколько слов не смогут исцелить их, но они растекаются по венам приятным наркотиком, притупляющим боль. Завтра они выветрятся. — Тебе — нам — надо отдохнуть, Фобос, иначе завтрашний день будет еще труднее. Принц вздыхает и ложится щекой на живот оборотня, притягивает опавший плед и коварно смеется в место, где у живородящих людей пупки. Седрик в испуге и восторге вытягивается до самой двери: никто еще не распоряжался близостью к мягкому подбрюшью так вероломно. Сердце оборотня заполошно пульсирует под горлом. Спустя долгую минуту Хоффману удается приспособиться и расслабиться. Он поправляет плед и чуть смещается, чтобы принц не давил весом на помятые ребра. Решив обнаглеть окончательно, змееоборотень оборачивает принца в гнездо из хвоста, подбирает королевскую особу кольцами с пола, обнимает и вьется вокруг колыбелью. Принц кажется хрупким бутоном розы в его терновой корзинке, хотя, конечно, при желании сомнет Седрика и разорвет на куски… Впрочем, нет, с недавних пор нет. Принц беззащитен даже перед своими собственными чарами, и известно это лишь Седрику. Фобос перед тем, как закрыть глаза, бросает на него последний горящий восторгом и лаской взгляд, разя в самое сердце, и хватает за кончик хвоста. Седрик обвивается вокруг руки и укладывается рядом. Сегодня он все равно не сможет сомкнуть глаз: страх, что кольца неосторожным движением сомнут доверившегося им человека слишком велик, а восторг от необычной близости разгоняет кровь по венам. Он опадает на собственный хвост, на миг прикрывает глаза и проваливается в сон. Напряжение в мышцах распадается. Сквозь сон он чувствует скользящие, как крылья бабочки, прикосновения и поцелуй в твердую, змеиную скулу.