Шесть кадров

Саммари: Стайлз, больница, Дерек.

Стайлз добегался. В прямом смысле. Голова его всегда была несколько отделена от тела, даром, что крепление позвонков не подводило, но не о таких приземлённых вещах речь. Стилински относился к тому типу людей, которые, позволив какой-то идее захватить себя, превращаются в Китоврасов. Тех, кто смотрит только вперёд и способен идти только прямо. Многие вещи для Стайлза просто переставали существовать, становились незначительными. Он о них забывал. Слишком часто Стайлз издевался над своим телом. Не думал о нём, как большинство подростков, привыкших считать, что здоровье вечно, а молодой организм со всем справится. Порой парень вылетал из дома, оставляя куртку на спинке стула, а потом, где-нибудь в лесу, глотая раз за разом холодный воздух, оседающий свинцом в диафрагме, безотчётно тёр ладонями предплечья, прогоняя стада мурашек. Стайлз измотал своё тело бессонными ночами, протащил его через студёную воду, подпалил нервы в тысяче и одной передряге и иногда по-детски удивлялся числу тонких белых линий-шрамов, количество которых на его теле увеличивалось в арифметической прогрессии. Не удивительно, что в конечном итоге его тушка не выдержала. Сначала Стайлзу просто было хреново. Он не мог описать, что и где у него болит и болит ли вообще. Внезапно открывшийся факт существования у него физической оболочки, да ещё и приносящей такой дискомфорт, вызывал досадливое недоумение. Тело ломило, мысли путались, доконала слабость. Стайлз знал только один способ борьбы с усталостью — сон. Перезагрузка и восстановление сил естественным путём. Нездорово горячий, по-детски капризно страдающий от недомогания, Стайлз лёг спать, а на утро чуть не выблевал собственные лёгкие. Кашель и боль раздирали его грудную клетку, как будто кто-то маленький и мерзкий методично полосовал изнутри когтями. «Блять, кажется, умираю», — подумал тогда Стайлз, разглядывая вымазанную в мокроте ладонь. После всего, что со Стайлзом случалось, от буйного Скотта, кэнимы, перестрелок с охотниками и до стаи альф, сдохнуть из-за какой-нибудь инфекции казалось ему почти забавным. Судьба, по мнению Стилински, обладала занятным чувством юмора. Поганым чувством юмора. Снова смотреть в перепуганные глаза отца было больнее, чем кашлять и двигаться. Стайлза постоянно вело в сторону, ему чудились непонятные тени, а комнаты то и дело становились такими, как были лет шесть назад, но лицо отца подросток видел отчётливо, и каждая морщинка для Стайлза была ещё одной каплей в море его вины. Стайлз храбрился, всеми силами удерживал в себе рвущийся наружу воздух, но вызванный шерифом доктор безапелляционно заявил: «В больницу». Непонятно, кому от этих слов было страшнее: старшему Стилински или младшему. Каждый запретил себе подумать, что опять. Но одно было точно: медбратьям повезло, что Стайлза лихорадило и он еле стоял на ногах, иначе на скорой пришлось бы увозить их. Стайлз ненавидел больницы. Он думал об этом всё то время, пока его осматривали, пока делали рентген, пока выводили слово «пневмония» на его медицинской карте. Пока длинные коридоры затягивали его, окружали, запирали в себе. Он не кричал, не вырывался, в перегретой голове не осталось места для паники. Только озлобленная готовность к очередному дерьму. Он закрывал глаза на секунду, а проходила вечность. Стайлз ненавидел больницы. Среди белых стен его никогда не ожидало ничего хорошего. В больнице было разочарование, тоска, боль и какая-то обречённость. И дрожь в руках отца. Стайлз не хотел видеть нервное движение, когда шериф прикрывал рот рукой, отирая уголки губ. — Пульт для вызова медсестры я оставлю здесь, — маленький прямоугольник лёг у левой руки. — Может быть, Вам нужно что-то ещё? "Открой окно, дура, мне нужен воздух", — подумал подросток, морща нос из-за не вытравляемого запаха лекарств. — Нет, спасибо, — прозвучало вслух. Стайлз не собирался оставаться там надолго. Несмотря на температуру и необходимость в антибиотиках. Стены палаты, пустые, бессодержательные, на которых не появлялись даже видения бреда, довели бы его до припадка уже к концу дня. Но медсестре об этом было знать не обязательно. Стайлз сжал пальцами тонкое покрывало и постарался улыбнуться, просто растянуть тонкие губы. Наверное, у него не получилось, потому что ответная улыбка оказалась такой же вымученной. Стайлз списал досадный факт на синюшность вокруг своего рта и снова зашёлся кашлем. — Если мне удастся самолечение на дому, переведусь в медицинский колледж, — пробормотал парень, откидываясь на подушку. Ему следовало набраться сил. И выпить грёбанную бутылку воды. Лихорадка не отпускала. Стайлз прождал пару часов, тщетно надеясь на то, что температура спадёт. Он лежал в постели и притворялся буддистом, отсчитывая время по капельнице. Не успокаивало, не помогало. Всё, чего Стайлз желал, было встать и уйти из этого проклятого места. До того, как его начнут посещать друзья и отец. До того, как люди начнут приходить и уходить. Стайлз боялся этого. Атмосферы болезни, озабоченности и пожеланий скорейшего выздоровления. Так уже было, и от одной мысли неумолимо тошнило. Он не хотел переживать подобное снова. Стайлз был твёрдо намерен сбежать. Отец вряд ли смог бы настоять на том, чтобы вернуть его в больницу. Почти получилось. Иглу из вены вытащить оказалось легче, чем он думал, понадобилось лишь усилие, чтобы на несколько секунд унять сотрясающую всё тело дрожь. Тонкие струйки крови побежали вниз по руке, оплетая её замысловатым браслетом. Стайлз нервно улыбнулся и откинул одеяло в сторону. Лихорадка превратила реальность в подобие сна, палата раскачивалась, как палуба корабля. Стайлз хихикнул. Он был капитаном. Или крысой. Скорее, за борт. Парень свесил ноги с кровати, ступил босыми ступнями на холодный пол. И именно в тот момент его охватил приступ удушья. Страх не зря называют слепым. Он действительно застилает глаза. Стайлз ухватился за спинку больничной койки, еле удерживаясь на трясущихся ногах, и свистящие хрипы, вырывавшиеся из его горла, наводили ужас на него самого. Стайлз широко открывал рот, как выброшенная на берег рыба. Парень царапал короткими ногтями кожу на горле, оттягивал ворот пижамы и пытался вдохнуть, но куски свинца за его рёбрами не желали принять кислород. «Пульт, — вспомнил Стайлз и зашарил руками по сбитому одеялу. — Пульт, мне нужен пульт, где чёртов пульт…». Колени подогнулись. Подросток начал оседать на пол, а его сознание — тонуть в глухой темноте. — Стайлз, ты идиот, — мир попрощался с ним гневным рычанием над самым ухом. Приходить в себя было тяжело и мерзко. Можно было подумать, что тело ему не радо. Мокрые от пота простыни противно облепили туловище. Свет резанул по глазам, и Стайлз тут же зажмурился, но это не помешало ему разлепить губы и хрипло проговорить: — Отлично смотришься на белом фоне. Хочешь, я попрошу у отца табличку с номером, и мы сделаем тебе фото на память? Уголовная хроника Бейкон Хиллз. Мне всегда нравились эти моменты в фильмах, когда… — надрывный кашель не дал Стилински закончить предложение. Хэйл стоял напротив кровати, лицом к неудачливому беглецу, сложив руки на груди, и хмуро наблюдал за тем, как Стайлз корчился. — Как-нибудь обойдусь. Стайлз скривился и попытался утереть рот рукой, но его движение было резко прервано на середине. Он удивлённо опустил глаза и увидел, что обе его руки были привязаны ремнями к поручням койки. Он мог коснуться их, если бы чуть наклонился. — Полагаю, это было предсказуемо, — хрипло пробормотал Стилински и тяжело опустился на подушку. Похоже, план побега придётся чуть подкорректировать. — И куда ты собирался идти в таком состоянии? — Дерек подал голос и вернул Стайлза из мира рефлексий. — Даже не куда, а как? — Профессор, этих вопросов не было в плане семинарских занятий, — подросток усмехнулся. В груди болело, и лихорадка по-прежнему была при нём. — Лучше ты мне скажи, что ты здесь дела… Стайлз снова зашёлся мучительным кашлем. Эта тенденция ему совсем не нравилась. Его собственные лёгкие мешали ему говорить. Дерек вздохнул и подошёл ближе. — Ты не ответил на звонок, — сказал он и протянул Стайлзу стакан воды. — Пей. Сказали, что ты должен… — Да-да, знаю, два литра в день, чтобы ускорить детоксикацию, — Стайлз осторожно забрал у оборотня стакан. Пальцы Дерека по сравнению с его собственными показались ледяными. Здравствуй, разгорячённое температурой тело. Стайлз чувствовал себя разогретым в ладонях пластилином, с той лишь разницей, что у пластилиновых человечков вряд ли бывает пневмония. — И что за пиздец случился на этот раз? Ты никогда не звонишь мне просто так. Стайлз скорчил обиженную рожицу, но Дерек сразу заметил блеск в его глазах. Как у собаки, напавшей на след. Если рассказать Стилински о появлении омеги на их территории, то парня не удержали бы и ремни. Он рвался прочь из госпиталя, как зверь из клетки, Дереку было знакомо это ощущение. Давать Стайлзу лишний повод? Нет. — Звонил не я, а МакКол. Стайлз кивнул. Ещё полгода назад они с другом договорились, что будут нажимать на кнопку «принять вызов» в любой ситуации, вне зависимости от времени и места. Даже если телефон лежит в кармане, и поднести его к уху мешает наставленный в лоб ствол, постарайся нажать на кнопку, тебя будет легче найти и спасти. Если ты не берёшь трубку, значит дело — дрянь. Мобильник Стайлза остался дома. Стайлз лежал на медленно вращающейся карусели и удивлялся тому, что лампы не двигаются, но мозг его исправно работал. — А почему тогда в моей палате ты, а не Скотт? Хэйл закатил глаза. — Потому что я нашёл тебя первый. — Вот как. Нюх? — Интуиция. — А у Скотта, значит, нет интуиции, — Стайлз поджал губы. — Такой хорошей, как у меня — нет. «Любишь ты повыёбываться», — подумал Стайлз про себя, но вслух только хмыкнул. Дерек всё ещё стоял рядом и очень удачно привязывал к себе внимание. Всё лучше, чем унылые стены и карусель. А ещё его присутствие совсем не было похоже на посещение. С Дереком вообще всё воспринималось иначе. И в буквальном, и в переносном смысле. — Сходи в сестринскую. У них должны быть прищепки. Хэйл непонимающе уставился на Стайлза. — Зачем? — Ну, я же пахну, — парень пожал плечами. — Потею, ещё лекарства. Оборотень хмыкнул и вскользь коснулся рукой лба Стилински, мимолётным движением вытягивая боль. Стайлз блаженно прикрыл глаза. — Твой запах вполне сносен. Подросток чуть улыбнулся, только сам не понял, чему. — Ты ведь сделаешь это снова, да? — Хэйл обошёл койку кругом и остановился у смотрового окна, разглядывая приёмную сквозь щели жалюзей. Стайлз посмотрел на тонкую трубку, тянущуюся от его руки вверх, к капельнице. Доктор сказал, что это — лучший вариант. Лекарство внутривенно, покой и строгий контроль. Для тела Стайлза — да, для разума — нет. Горсть витаминов пополам с антибиотиком он мог бы проглотить и дома. Прочесть ответ по выражению лица не составило труда. Дерек не сомневался, что как только Стилински окажется один на один с этой унылой комнатой, то опять попытается сбежать. Об этом говорили упрямо сведённые брови, решительно поджатые бледные губы. Стайлз всегда доводил всё до конца. И кто знает, где этот дурак снова начнёт задыхаться или потеряет сознание. — Крутые оборотни не прощаются, да? — пробормотал Стайлз, когда Дерек, не сказав и слова, вышел за дверь. К этому почти удалось привыкнуть. Хэйл не отличался деликатностью, и Стилински ничего не оставалось, кроме как убедить себя, что ему всё равно. Только так с оборотнем можно было нормально взаимодействовать. Возвращение Хэйла всего через несколько секунд, да ещё и со стулом в придачу, стало для Стайлза неожиданностью. Такой бред мог привидеться только при очень, очень высокой температуре. Пора склеивать ласты? — Эй-эй, ты что творишь? — Располагаюсь, — хмуро ответил Дерек, ставя раскладной стул напротив больничной койки. Он и сам не особо понимал, какого хрена делает. Что-то внутри настойчиво твердило ему, что лучше не оставлять Стилински одного. — Тебе нельзя тут оставаться, — Стайлз подавил приступ кашля и приподнялся на постели. — Твою мать… Дерек, это не по правилам. Где медсестра? — Медсестра отдыхает. И тебе лучше последовать её примеру, — совет оборотня был вкрадчивым и очень убедительным. Стайлз почти ужаснулся. — Она хоть жива осталась? — Её шансы дожить до завтра значительно выше, чем у тебя, — Дерек выразительно вскинул брови, с громким хлопком закрывая дверь, отделяя палату от общего шума больницы. — Поэтому, Стайлз, заткнись. Я прекрасно слышу те звуки у тебя внутри, и от твоей речи они не становятся мелодичнее. — После того, как тебя рвало в моём присутствии тёмно-к-ха-к-ха… чёрной жижей, мог бы и промолчать, — Стайлз съязвил из чистого упрямства и на автомате посмотрел на свою грудь. Ему было трудно представить, каково это — слышать, как бьётся чужое сердце или шумит в лёгких. Разве это не было чем-то интимным, закрытым? Оборотни продолжали ломать его представления о рамках. — И долго я буду наслаждаться твоей компанией? — спросил Стайлз, просто чтобы воспользоваться передышкой от кашля. — Пока Скотт не догадается заглянуть к матери, — Хэйл стянул куртку и повесил её на спинку стула. — Ахренеть. Почитаешь мне на ночь сказку? Скоротаем время до второго пришествия. Дерек посмотрел Стайлзу в глаза со своим фирменным выражением лица «что ты несёшь, придурок», а потом вдруг усмехнулся. Во взгляде альфы не было ничего особенного. Ничего из того, к чему Стайлз привык. Но не было в нём и равнодушия. Дерек просто видел перед собой человека, которого знал. Стайлзу от чего-то нравилось подобное отношение. В какой-то момент он подумал, что вполне сможет пережить несколько дней среди этих чёртовых белых стен. — Насчёт лекарств ты был прав. За что я ненавижу больницы, так это за их вонь. Тут задохнуться можно, — сказал Хэйл, морщась, и резким движением открыл окно, впуская в палату свежий, прохладный воздух.