A butler's story

      С этих пор и до конца Сполдинг всегда оставался рядом с Фионой, будучи её верным рыцарем даже после своей смерти. Но теперь он уже не был рабом или жалким немым слугой — его смерть как будто пробудила в нём всё то, чего ему так не хватало при жизни: смелость и уверенностьи в себе. И он впервые ощутил ответные чувства со стороны своей жестокосердной властительницы. Фиона Гуд, конечно, оставалась эгоисткой, но момент катарсиса, произошедшего той ночью, когда она пыталась покончить с собой, а Сполдинг отговаривал её, изменил их взаимоотношения. И чересчур долго затянувшаяся ролевая игра под названием "раб и бессердечная Верховная ведьма" наконец завершилась.       Дух дворецкого исчез, как только она, успокоившись, спустилась вниз, чтобы выяснить отношения с отбившимися от рук воспитанницами. "Кто из вас грязная болотная ведьма?" — выясняла она, и до него доносился её крик. Теперь она обрела прежнюю уверенность в своих силах, понимая необходимость поддерживать шабаш своими действиями. Прозреть в отношении действий девочек и отомстить стоило ей жизни дворецкого, которого они лишили жизни в поисках правды. К сожалению, никакая месть не могла воскресить его.       Но ночью, сидя одна, опустив голову на руки, Фиона снова услышала стук в дверь — и голос. Его голос. — Вы позволите? — предложил ей выпить он, как и раньше, войдя с подносом, поставив на стол бокал и налив вина, красного, как вся пролитая ею кровь. — Что ж, рада видеть тебя снова, — обернулась к нему она, усмехнувшись. — Я тоже, госпожа. — О, брось этот тон, умоляю — мы теперь на равных. — Верховная ведьма подняла бокал, отсалютовав им. — За наш успех. И за шабаш! — провозгласила она, поманив его рукой ближе и пригласив сесть, рукой указывая на стул.       Он отказался, тем не менее подойдя ближе, но поза эта не была подобострастной позой слуги. Она отпила глоток вина, искоса посмотрев на бывшего дворецкого: — Мой верный... Мой единственный. — С этими словами она поднялась со стула и потянулась к нему, проведя рукой по его щеке. Жесткая седая щетина чуть царапалась, но это было только приятнее.       Он взял её руку в свою, прижав сильнее, наслаждаясь этой мимолётной лаской от той, которую обожал всю жизнь — и даже после этой жизни. Потом поднес её руку с ярко накрашенными коготками к губам, целуя, и посмотрел на неё. Взгляд его больше не был умоляющим и просящим о царской милости снизойти к нему. В нем была нежность и то чувство, что испытываешь, смотря на любимую тобой женщину. Умиление и легкое замирание сердца. Когда он наконец выпустил её бледную ладонь из своих тёмных рук с узловатыми выпирающими венами, она обняла Сполдинга, положив руки ему на плечи и подарив глубокий и чувственный поцелуй, и он, холодный и отстранённый, постепенно согревался в её объятиях. Ласка, которой он ждал всю жизнь, заставила ожить старые чувства, и страсть в нём полыхнула с новой силой. Он, уже не в силах сдерживаться, с силой обнял её в ответ, целуя дальше, почти кусая, как голодный зверь, а затем поднял на руки, оторвав от пола, и отнес на диван. Она улыбалась ему лукавой улыбкой ведьмы, отпихивала его, но глаза говорили: "Да". Он навис над ней сверху, встав на четвереньки и прижав её к дивану, и начал целовать в шею, постепенно спускаясь ниже, поскольку разрез на платье позволял оголить грудь. В нем будто пробудилось что-то дикое, и Фиона была слегка испугана, увидев его таким. Она вырывалась, тихо шепча что-то наподобие: "Нет, нет, Сполдинг... Прошу, не надо!" — но видно было, что ей немного страшно и в то же время приятно.       Затем он в нетерпении скинул с себя пиджак, расстегнул рубашку, снял брюки, торопливо освобождаясь от костюма дворецкого, после чего вновь вернулся к ней, обняв и тихо предлагая освободиться от оставшейся одежды. Он расстегнул молнию на её платье, стягивая его, попутно оставляя дорожку влажных нетерпеливых поцелуев на её теле, и лег на неё, прижавшись. Она провела рукой по его члену — тот стоял и был уже в полной боевой готовности. Взяв её за бедра, он подтянул её к себе, раздвигая ноги, после чего вошел — сперва неуверенно, затем, когда она направила его член руками, на полную длину. Сполдинг прижимал Верховную к себе, усиленно толкаясь снизу, целуя и стискивая её грудь руками. Она подняла и раздвинула ноги шире, обняв его спину, вцепляясь в неё ногтями все сильнее по мере того, как движения дворецкого становились всё более порывистыми, сильными и резкими.       Он тихо и сдавленно стонал, сдерживая стон удовольствия, проникая в неё все глубже. Фиона громко вскрикивала, когда он приподнял её, начав толкаться ещё сильнее. По дрожи, которая охватила его, она поняла, что он близок к тому, чтобы кончить, и тогда обняла его, прижав к себе. Их соединило чувство высшего блаженства: дворецкому казалось, что его тело невесомо; его пронзило болезненное, но крайне приятное напряжение, он никогда не испытывал ничего подобного. Ему казалось, что сквозь его тело словно прошел разряд тока, сменившийся расслабленностью. Через мгновение Сполдинг кончил в неё и обессиленно лег рядом. — Люблю тебя, — обнял он её одной рукой, никак не желая отпустить.       Она вздохнула, придвинулась обратно к нему и положила голову ему на плечо, прикрыв глаза и улыбаясь. Впервые в жизни она засыпала с тем, в ком была уверена до конца, от кого не надо было уходить рано утром, поспешно собирая вещи. Это не был очередной из череды случайных любовников. Последующим утром всё было по-другому. Она проснулась одна, Сполдинг пропал, но она была твердо уверена в том, что он незримо витает рядом, охраняя Шабаш, как прежде.       Этот эпизод не был случайной страстью, но кульминацией, завершением и даром Верховной за его преданность. Они теперь стали равными, он обрел право голоса. Став призраком, Сполдинг был волен исчезать и появляться за её спиной, когда нужно, но делал это так же неслышно и незаметно, как раньше, всегда готовый охранять её.