Потерянные

      Кэл проснулся рано, еще до восхода, и решил тихонько улизнуть из дома, не тревожа Джилл, для которой отдых сейчас являлся жизненно важной потребностью.       Когда он стоял у ее постели и смотрел в расслабленное лицо, в его глазах отразилась вся та боль, которую она излила ему вчера, и вся та боль, которую она постаралась скрыть. Его лицо, натренированное скрывать и фальсифицировать эмоции, на мгновение – на одно лишь мгновение – исказилось в гримасе страдания.       - Хэй, пап! – не успел он переступить порог своего дома, как его любознательная девочка тут же пошла в контрнаступление. – Ты был у Джиллиан?       С деловитым видом подтягивая пижамные штанишки, Эмили подошла к отцу, все еще стоящему в прихожей, и выражение его лица заставило довольную улыбку девушки померкнуть:       – Что случилось?       - Ну, для начала, и тебе доброе утро, - недовольно отозвался Кэл. – И вообще, чего ты в такую рань тут скачешь, как сайгак? Семи еще нет…       - Пап… - Эмили сердито прищурилась, на ее лице, кроме наигранного недовольства, читалось волнение.       - Джиллиан… - Кэл сделал паузу, будто раздумывая над тем, как прозвучало ее имя. – У нее личные проблемы, Эм.       Тон его голоса не терпел пререканий, и Эмили, понимающая, что этот тон не предрекает ничего хорошего, отвела и потупила взгляд.       - И если я не на допросе, офицер, то я бы хотел принять душ. Если вы не оспорите мое решение, конечно.       - Валяй, - махнув рукой она повернула обратно на кухню, - но тебе меня еще в школу везти.       Кэл громко вздохнул и бросил пальто на попавшийся под руку диван, проходя через гостиную к ванной, где он мог спокойно, а главное, в одиночестве, пораскинуть мозгами.       - Если ты не утонишь там, конечно, - передразнила его Эмили, заставив через силу улыбнуться.       Первой мыслью, посетившей голову только что проснувшейся Джиллиан было то, что она отлично выспалась. А в последнее время, со всеми этими бесконечными отчетами, бланками и схемами, горами навалившимися на нее в конце рабочего квартала и отнимающими добрую часть ночи, нормально выспаться ей удавалось нечасто.       Однако это легкое и даже радостное настроение быстро сменилось отчаянным стыдом, когда в сознании начали всплывать произошедшие накануне события.       Как она могла себе это позволить? Разве она не сумела бы справиться с проблемой сама, как ей всегда удавалось раньше? И что теперь подумает о ней Кэл? Это было глупо. По-детски капризно.       Джиллиан закрыла пылающее лицо руками.       Чернота, застлавшая глаза, напомнила ей касания Кэла в темноте.       Она могла вспомнить лишь обрывки, и то некоторые из них казались скорее плодами воображения, нежели действительными событиями, но на несколько секунд они полностью завладели ее сознанием. Темные глаза, глядящие внутрь нее; руки, дарящие теплые касания, наполненные заботой; мягкий голос, вселяющий спокойствие… Она чувствовала себя защищенной рядом с ним, свободной в чувствах. Она помнила, как жгучая боль, которую она испытывала той ночью, медленно проходила, когда Кэл говорил с ней… когда он просто смотрел ей в глаза! Он словно понимал ее, знал, что за огонь рвал ее душу. Мерное биение его сердца, которое она слышала, прижавшись к теплой груди, – последнее, что осталось в воспоминаниях.       Она покачала головой и открыла глаза. Джиллиан не могла избавиться от чувства, что совершила ужасную ошибку.       Выдохнув, она повернула голову, чтобы еще раз встретиться с пустой соседней подушкой, каковой она являлась уже много месяцев. Однако то, что увидела Джиллиан, вызвало у нее искреннее удивление и заставило тут же приподняться, чтобы лучше рассмотреть находку.       На квадратном, розовом листке бумаги, очевидно, вырванном из ее блокнота, валяющемся на кухне, в который она записывала всякие мелочи, вечно вылетающие из головы, круглым, размашистым почерком, который она так хорошо знала, было выведено три кратких предложения.       «Доброе утро. Сегодня у тебя выходной. Я не считаю тебя плаксой».       Она сама не заметила, как на ее губах появилась теплая улыбка. Джиллиан проследила кончиками пальцев путь, оставленный чернилами.       Еще один трофей, наподобие той записки, что Лайтман вручил ей пару лет назад, гласящую: «Принеси мне это через 5 минут с мрачным лицом». Но если та записка являлась очередным свидетельством его расчетливости и находчивости, то эта вырисовывала Кэла как человека с сердцем, способным не только на циркуляцию крови по организму, но и на теплую заботу. Такой раритет должен быть сохранен для потомков.       Джиллиан наконец оторвала свой взгляд от букв и положила записку на прикроватную тумбочку, глянув на полукруглые часы-будильник, острые стрелки которых показывали без четверти десять. Кэл и тут похозяйничал, не позволив им зазвонить в положенный час.       Потянувшись с тихим стоном, она встала с кровати, ощутив босыми ступнями привычную мягкость ворсистого ковра. Запустив пальцы в спутанные сном волосы, она подошла к окну с задернутыми шторами. Распахнув их одним широким жестом, Джиллиан тут же прищурилась от яркого света, ворвавшегося в комнату с бурлящей жизнью улицы.       Хорошенько протерев глаза, Джилл устремила задумчивый взгляд за окно. Несмотря на то, что жила она в относительно тихом районе, на тротуарах уже бродили люди, а по дороге то и дело проносился очередной автомобиль, сверкающий в лучах утреннего солнца. Доктору Фостер, в это время обычно находящейся в самом пекле событий, было очень непривычно наблюдать такую картину, и она вдруг почувствовала в себе рвение стать частью этого неустанно спешащего куда-то потока.       Но внезапно голову разразила острая боль, от которой на мгновение помутнело в глазах.       Джиллиан отошла от окна и повернулась к нему спиной, подняв руку к виску, начавшему мерно пульсировать. Перед мысленным взором возникло ее дрожащее отражение в зеркале, и отголоски тяжелых, жгучих чувств эхом отразились в ставшей ватной голове. К ней тут же вернулся стыд и отчаяние, скорбь и потерянность, которые постарался подавить голос разума, набравшийся сил после крепкого сна. Она поняла, что нужно тщательно разобраться в мыслях и чувствах, собрать все воедино и успокоить расшатанные нервы, ни то все это может кончиться плачевно.       Спускаясь на кухню, чтобы выпить таблетку, все так же прижимая слегка подрагивающую ладонь к виску, Джиллиан решила, что пропустить один рабочий день, с письменного разрешения так называемого начальства, дабы уделить время своему самочувствию, – не такое уж тяжкое моральное преступление.       - Доктор Лайтман!       Кэл даже не обернулся на зов Локера, не говоря уже о том, чтобы остановиться.       - Доктор Лайтман, - Илай догнал начальника и теперь усердно старался подстроиться под его размашистый шаг. – Вы не знаете, где Джиллиан? Она уже должна быть здесь, но я…       - У нее личные проблемы, - процедил Кэл, не взглянув на Локера, потому что, взглянув, он бы не смог удержать мощный поток ругательств, тяжким грузом лежащий на сердце.       Все гребаное утро он потратил на беготню из полицейского участка на место преступления и обратно, рассматривая физиономии подозрительных личностей. Жертвой убийства был амбициозный и опытный (как говорил глава влиятельного информационного агентства, готовый, кстати, отвалить неприлично приличную сумму за поимку убийцы одного из его лучших парней) журналист Роб Леттер. Или Сеттер. Черт его знает. В общем, как незамедлительно выяснилось, покойный выкопал весьма занимательную информацию об опасно могущественном сенаторе Ирвинге, и информация эта, само собой, была не чище Мексиканского залива после взрыва нефтяной платформы. Иначе Леттер-Сеттер все еще бегал бы по этой грешной земле со своей любимой цифровой камерой, которая сейчас в дребезги разбита и запачкана кровью своего амбициозного и опытного владельца. У несчастных копов не было никаких улик, зато был драгоценный Лайтман, так удачно знакомый с Валловски, который сразу понял, где искать правду и немедля взял быка за рога. Больше этого совершенно не стоящего «Лайтман Групп» дела Кэла бесила ненаглядная Шазер, кидающая в его сторону многословные взгляды и все пытающаяся выкрасть минуту, чтобы о чем-то поговорить. Мысли Кэла все утро (как и сейчас) были заняты состоянием Джиллиан, и внимание Валловски его только раздражало.       Все, чего сейчас хотел от этой жизни Кэл, было оказаться в своем кабинете, смочить горло чем-нибудь жгучим и услышать голос Джиллиан. А тут этот пудель!       - Это ведь из-за Клэр, да? – Локер не отставал и теперь шагал с Лайтманом ногу в ногу. – Ужасно. Надеюсь, все будет в порядке. Она обещала принести мне диск с записью эксперимента Сильвена Томкинса, так что я подумал…       - Да что с тобой такое, Локер?! – Кэл понял, что старания сдержать закипевший до предела гнев, благополучно похерены. И это его не очень огорчило. – Неужели психотерапия пошла на помощь, и ты научился свободно выражать свои чувства? Я за тебя несказанно рад, но будь добр, засунь свой экстравертизм куда подальше и займись своей чертовой работой, пока она у тебя есть! – На последних словах Кэл понял, что кричит, и немного сбавил тон, сохранив злость в голосе и холод в глазах: – В два здесь будет Ирвинг; документы у Анны; и к вечеру я жду подробный отчет, от которого будет зависеть, вытурнут тебя из квартиры за неуплату или нет.       Кэл оторвал от оторопевшего Локера ледяной взгляд, в глубине которого угрожающе плясали огоньки гнева, и так же стремительно, как и минуту назад, направился в свой кабинет.       - Но… - Илай рассеяно поднял руку.       - Не твое дело! – рявкнул Кэл и с грохотом захлопнул за собой дверь.       - Какая муха на этот раз Лайтмана укусила?.. - будто бы сам себе буркнул под нос Локер, хотя на самом деле он обращался к Рии, заходя в полумрак лаборатории, где источниками освещения служили только включенные мониторы компьютеров и неяркие светильники на стенах.       Все стажеры и некоторые официальные сотрудники собрались здесь и, уткнув носы в мониторы, исправляли последствия Марштейновского нашествия: восстанавливали удаленные файлы, обновляли поврежденные программы и пр.       Риа, услышав голос друга, повернулась в кресле, от чего темные волосы взметнулись вверх и снова рассыпались по плечам, и окинула Илая взглядом с головы до ног.       - Я думала, ты ходил за кофе.       - Да, но… - одну руку Илай запустил в кудри на затылке, а другой демонстративно помахал синей пластиковой папкой, которую пару минут назад взял у секретарши, - у нас тут кое-что нарисовалось.       Он вложил папку в протянутую руку Рии. Девушка принялась торопливо изучать бумаги.       - И что же именно у нас нарисовалось? – спросила она, переворачивая страницу, не поднимая глаз на Локера, присевшего рядом на край столешницы. – О, погоди, ты что-то про Лайтмана говорил? – припомнила она и посмотрела на Илая.       - Убийство, - выдохнул он, устремив взгляд куда-то перед собой.       - Что? Он все-таки кого-то убил, - интонация была скорее утвердительная, чем вопросительная. На секунду в голове у Торрес мелькнула мысль, что ее шутка в принципе могла оказаться правдой.       Илай громко рассмеялся, и она уловила в его смехе нервозность, но не веселье. Несколько человек, сидевших неподалеку, обернулись и смерили Локера сердитым взглядом покрасневших из-за долгой работы за компьютерами глаз.       - Простите, - прошептал Илай и, еще раз кротко хохотнув, обратился уже к Рии: - Дело – убийство. И вот этого господина в нем обвиняют, - он указал на папку в ее руках.       Торрес снова опустила взгляд к бумагам.       - А Лайтман… - задумчиво продолжил Илай, хотя Риа слушала его теперь только в пол уха, - знаешь, мне, наверное, показалось. Не с той ноги встал, вот и разорался. И само собой, на меня. На кого ж еще? Будто я ему что-то сделал, а я спросил только. И чему собственно тут удивляться?       - Угу… - протянула Риа, пробегая глазами по последней странице.       - Подлечить бы ему нервишки, неврастеник чертов…       - Что? – захлопнув папку, она снова подняла взгляд на Илая.       - Ничего.       - Ладно, когда здесь будет этот Ирвинг?       - В два.       - И славно, - она повернулась к компьютеру и щелкнула мышкой пару раз, затем снова обернулась к Локеру. – Не знаю, как у тебя, а у меня уже крыша съезжает от этих зеленых цифр. Я за кофе. Раз уж ты не принес.       Она поднялась из-за стола и, одарив парня шутливо укоризненным взглядом, направилась к выходу из лаборатории.       - Я с тобой, - кинул Илай, отталкиваясь от стола.       - Так ты узнал, где Фостер? – спросила Риа, когда они уже шагали по широкому коридору.       - Я же только что тебе об этом говорил!       - Не знаю, все, что я услышала, было обиженным бурчанием и жалобами на тяжкую судьбу, - язвительно усмехнулась она.       Илай понял, что и в самом деле ничего не узнал о Джиллиан, не говоря уж о том, чтобы рассказать Торрес. Выходка Лайтмана выбила его из колеи.       - Я спросил Лайтмана о ней, - сказал он, проходя вслед за Рией в светлую столовую комнату. – Так он меня чуть на месте не убил. Разорался; уволить грозился, как обычно. Сказал, что не мое дело.       Он проследил, как Риа наливает в большой бумажный стакан горячий, дымящийся кофе, который, впрочем, был неплох, но значительно уступал макиато из кафешки в соседнем здании.       - Ничего удивительного… Ты ведь спросил о его Фостер.       Звук прогремевшей за спиной двери подействовал на Кэла успокаивающе, и, оказавшись, наконец, в совершенной тишине собственного кабинета, он почувствовал себя огражденным от суеты офиса.       Злость постепенно отошла, уступив место грусти. Нужно позвонить Джиллиан.       Стоило ему хоть на минуту уйти в себя, как он тут же всем своим сознанием погружался в атмосферу прошлого вечера, к растерянной, отчаявшейся Джиллиан, к ее воспаленным глазам, вопрошающим о надежде, бледным губам, к холодной руке, недвижно лежащей в его ладони, и жуткое чувства находило на него, будто за шиворот напустили змею. Может, это было чувство вины? Или неоправданной ответственности? Он не стал рыться в себе, чтобы узнать это. Самоанализ сейчас его занимал в последнюю очередь. Кэл только понимал – на каком-то инстинктивном уровне - что должен как можно скорее справиться о ее самочувствии, услышать ее голос, каким бы горьким он ни оказался.       Кэл прошел в небольшую библиотеку, соединенную с кабинетом, сняв попутно пиджак и кинув его на спинку кресла для посетителей.       В сухом горле слегка закололо, и он вспомнил ошарашенную физиономию Локера, выслушивающего его тираду. Мысленно усмехнулся.       К Локеру он вообще испытывал странные чувства, которые, по-видимому, и привели парнишку к психотерапевту. Кэл ценил Локера за его работу и стремление к знаниям, за эту глуповатую «радикальную честность», к которой Илай теперь прибегал все реже, поняв, вероятно, ее разрушительную силу и струсив. И вот именно эта его трусость, смешанная с детскими комплексами и страхами, выводила Лайтмана из себя. Парень забился в своем углу, перед компьютером, готовый штудировать тысячи страниц теории, изучать сотни идентичных видеозаписей со спариванием богомолов, не проявляя никакого особого энтузиазма при решении проблем «на местности». Всегда было проще взять бойкую Торрес, чем Илая, хотя тот практически всегда справлялся с такой работой на «отлично». Эта трусость и забитость, которую он то и дело демонстрировал Лайтману, вжимая шею в плечи и отводя в сторону обиженный взгляд, вместо того, чтобы доказать свою точку зрения, зарывали его зреющие таланты. И чтобы Локер это понял, Кэл начал зарывать его карьеру. У Лайтмана была благая цель: вытащить парня на улицу, заставить применять богатые знания на практике! Но нельзя было отрицать то, что периодическое подкалывание и шугание Локера, доставляло Кэлу удовольствие – он был слишком легкой добычей.       Сухость в горле напомнила Кэлу также и о его желании выпить. Чуть-чуть, для профилактики. Кто здесь босс, в конце-то концов? Тем более, сегодня весь офис на его плечах.       Кэл подошел к невысокой тумбочке-сейфу, где у него хранился нескромный запас спиртных напитков, от тонкого румынского «Пино Гри» и невинного «Бардолино» до жесткого шотландского скотча, и опустился на колени, расправляясь с замком. Достав початую бутылку «Гленливета», своего старого приятеля, всегда готового подставить крепкое, в 48 градусов плечо, и единственный хрустальный стакан, Кэл снова встал на ноги. Поставил стакан на тумбочку и, быстро открыв зеленую бутылку, наполнил его на три пальца. Тут же сделал жадный глоток, почувствовав, как жар растекается вниз по горлу, даже не подумав о послевкусии с нотками фруктов и дуба.       Кэл убрал бутылку на место и, со стаканом в руке, опустился в кресло под деревянной лестницей, ведущей к высоким полкам. Поставив локоть на подлокотник, от чего рукав черной рубашки, с расстегнутыми манжетами, скользнул вниз, открыв вид на татуировку, посвященную рождению Эмили, Кэл некоторое время внимательно всматривался в безупречно золотой цвет виски, оставшегося в стакане. В библиотеке было не так светло, как в кабинете, от чего глаза могли расслабиться, никто не жужжал с вечными вопросами, не забивая голову лишними глупостями, и Кэл очень надеялся, что все останется именно так.       Левой рукой он достал из правого кармана джинсов мобильный, быстро нашел домашний номер Фостер – ее сотовый он великодушно выключил и спрятал в какой-то шкафчик, чтобы сотрудники не дергали ее по рабочим делам, зная, что Джиллиан не сможет им отказать. Кэл быстрым глотком осушил стакан и приложил телефон к уху, слушая длинные гудки и думая о том, что пиво ему нравится куда больше виски.       Он уже приготовился слушать ложные «все хорошо» и «я в порядке, Кэл».       - Привет, Фостер! – он изобразил беззаботный голос, но лицо так и осталось хмурым и озабоченным.       - Привет, - она улыбалась; можно засчитать как хороший знак.       - Ну что, как отпуск проводишь?       - Всего день, Кэл. Ты себе не изменяешь.       - Мы же без тебя ко дну пойдем! – поспешил отшутиться Кэл, чтобы сохранить приподнятое настроение Джиллиан. – Как я мог тебя надолго отпустить? Хотя не могу сказать, что я сам не справляюсь…       - Не сомневаюсь, - он услышал ее смешок и сам улыбнулся, точнее, растянул губы.       Они оба недолго помолчали, ожидая, когда повисший в воздухе вопрос будет оглашен. Впившись взглядом в хрустальный стакан, что он придерживал тремя пальцами, поставив на подлокотник кресла, Кэл думал, почему эти издевательски мерцающие грани не могут поделиться своим светом с ним, с Джиллиан, или хотя бы потускнеть из солидарности.       - Как ты, милая? – тихо спросил он.       - Я в порядке, Кэл.       «Конечно, она в порядке!» - раздраженно подумал он, в последний момент удержав руку, чтобы не всплеснуть ей в возмущении.       - Ну, или почти, - кротко добавила Джиллиан.       Кэл тут же напрягся, его лицо обрело какие-то острые черты, он ждал, что еще скажет Джилл.       И как рад он был ее словам - она не оградилась от него.       - Нужно подумать, собраться, - спокойным, серьезным голосом продолжила Джиллиан. – Много о чем подумать, на самом деле. Спасибо, Кэл, за то, что пришел… - добавила она после небольшой паузы       - Замолчи, - грубо отмахнулся он и поспешил сменить тему: – Чем собираешься заняться?       - Хммм…       - Я все знаю о твоих Капитанах Америка, можешь не увертывать.       - Ах да, а то я на минуту забыла, с кем имею дело, - она снова улыбалась, он это слышал. – А если по правде, то дочитаю уже запылившийся роман…       Стон раненного зверя, что издал Кэл на этих словах, вынудил ее добавить:       - «Женщина французского лейтенанта», Дожон Фаулз, Кэл, ты просто влюбишься в эту книгу.       - Джилл, когда я говорил, что мне нравятся мужчины в форме, я это не серьезно.       - Какая жалость, ты многое теряешь, - невинно прощебетала она.       - Увы!       - Как на работе дела?       - Фостер. Не смей думать о работе. Уволю, - отчеканил Кэл. – Мы здесь все – ну, почти все – взрослые ребята, сами со всем справимся.       - Серьезно, если нужна моя помощь, скажи сразу. А то мне же потом больше работы будет, - мягко сказала она.       - Я тоже серьезно. Все в порядке; мы взяли новое дело через – Боже, дай мне силы! – копов.       - Неужели?       - Именно это я сначала и сказал Валловски. Но информационное агентство хорошо заплатит. И дело практически закрыто, так что пять ноликов уже у нас в кармане. Видишь, дорогая, твои тирады не проходят даром.       - Я горжусь тобой.       - Я тоже горжусь собой, - мгновенно отозвался Кэл.       - Заехать к тебе сегодня вечером? – после недолгого молчания, совершенно другим, но все же сохранившем в себе легкомыслие, тоном спросил он.       - Нет… - Джиллиан слегка замешкалась, и Кэл это заметил, но спорить не стал. – Не нужно.       - Такой интересный роман?       - Я же сказала, ты многое теряешь.       Теперь он улыбался не только губами, но и глазами, блуждавшими по стенам, книгам, старым фотографиям…       - Ладно.       - Кэл, неужели ты первый раз в жизни воспользовался обеденным перерывом в личных целях?       - А что? Имею право. И узнать, как чувствует себя друг, - этой мой моральный долг, так что твой сарказм здесь неуместен.       - Особенно учитывая, что на тебе сегодня вся фирма, - продолжила за него она, - и, кстати, недописанная книга.       - О-о-о, - недовольно протянул Кэл, будто маленький ребенок, которого заставляют выпить мерзкое лекарство. - Фостер всегда Фостер.       - И ты должен быть ей благодарен.       - Ну да, без нее мне бы уже пришлось заложить дом, и меня лишили бы родительских прав, это как пить дать… - Без сомнений. Ладно, Кэл, я больше не отвлекаю тебя от любимой работы… - Ты знаешь, как мажорно завершить разговор, - перебил ее Кэл. - Пока, - он был рад слышать ее улыбку. - Пока, дорогая.       С минуту Кэл сидел в кресле, похлопывая тонким и холодным корпусом мобильного по губам, задумчиво глядя куда-то вглубь комнаты. Он думал, искренней ли была с ним Джиллиан: шутки, легкий тон, смех, и пришел к выводу, что нет; очень вряд ли. Он слышал ее усталость и разрозненность мыслей. Она не обманула его, нет, просто прикрыла легкой простыней овраг, заполненный разнообразными, вероятно, путающимися чувствами, чтобы не озабочивать. И, конечно же, Джиллиан понимала, что он все услышит… даже не видя ее лица, поймет все, что нужно понять, однако, она не просила помощи. Если по ее мнению будет лучше, если она сама погрузится в мысли и постарается разобраться, значит, так и в самом деле будет лучше.       Ругнувшись про себя, Кэл поднялся с кресла, которое внезапно показалось кошмарно неудобным. Он поставил стакан на письменный стол, заваленный книгами, копиями статей, разными фотографиями и вспомнил, как много материала для этой треклятой книги у него скопилось, сколько исследований, результаты которых еще не видели света, он провел. Кэл поднял раскрытую книгу, лежащей страницами к низу, на темной обложке которой было начертано: «Ложь изреченная» . Первая и пока единственная книга доктора Кэла Лайтмана. Желчь, потревоженная воспоминаниями о кропотливой работе над ней, уже начала вскипать в желудке, когда Кэл увидел среди разбросанных бумаг вроде бы знакомую папку; но он не мог вспомнить, что именно в ней хранилось.       Он захлопнул и положил на прежнее место книгу, взял в руки папку. На его лице, как холодный осенний ветерок, промелькнула усмешка – он вспомнил, что там хранилось.       Раскрыв пластиковую обложку, Кэл бродил отстраненным взглядом по буквам и изображениям. Он помнил, как доставал всю эту информацию, с каким довольством и упованием читал, разглядывал фотографии.       Кэл бросил папку с досье на детектива Шерон Валловски на стол и снова достал мобильный. Рухнув обратно в кресло, фривольно раскинув ноги и свесив одну руку с подлокотника, прослушал ровно один длинный гудок, перед тем, как в трубке раздался знакомый, с небрежной хрипотцой голос:       - Доктор Лайтман? У вас есть для нас что-то новое?       - Ясно: на посту. Я всего с одним вопросом. - Он озорно клацнул зубом. – Поужинаем?