Потерянные

      Несколько следующих часов Кэл провел в одиночестве, посвятив всего себя работе над книгой. И, как оказалось, письменное дело принесло ему меньше неудобств, чем он думал, перетаскивая из библиотеки на свой стол стопки научной макулатуры, едва умещающиеся в руках, – мысли были слажены, слова превращались в вполне читабельные предложения, образуя абзацы, страницы, и все это содержало в себе смысл.       Он абстрагировался от посторонних мыслей и переживаний и, нависнув над ноутбуком, как орел над жертвой, оживленно печатал, иногда заглядывая в какие-то документы или сосредоточенно рассматривая фотографии лиц, с подписанными его рукой номерами микровыражений и областями их местонахождения. Пару раз, когда мысль терялась на периферии, он вставал из-за стола и проходился по кабинету, разговаривая сам с собой и поочередно хрустя пальцами, или переставлял ноутбук с одного края стола на другой, поверх раскиданных в совершенном беспорядке бумаг. В конце концов, расположил его у себя на коленях. Это, кстати, помогло найти изворотливую мысль.       Тишину в кабинете нарушало лишь клацанье клавиш ноутбука, шуршание страниц и редкое бормотание, сопровождаемое щелканьем пальцев и нервным постукиванием каблука старого ботинка по паркетному полу.       Кэл написал уже несколько листов о контроле выражений эмоций, с примерами экспериментов, (не побрезгав «психотрепатней», занявшей целых двенадцать строк) и теперь просто сидел в кресле, откинувшись на спинку и закинув перекрещенные в щиколотках ноги на столешницу. Он был удовлетворен работой и, с чувством выполненного долга, позволил себе несколько минут отдыха.       Но дело, конечно же, обстояло не в умственной усталости от науки, а в том, что мысли, от которых он так умело спрятался на время, снова выбрались на передний план.       Он не услышал стук в дверь и не заметил, как в кабинет вошла Анна.       - Доктор Лайтман, к вам… Ой, извините, - ее больших темных глазах отразилась тревога, между бровей прочертилась складка – она заметила в Лайтмане что-то, что заставило ее, едва только зайдя, тут же сделать шаг назад.       Кэл, услышав ее голос, вздрогнул и быстро повернул голову.       - Что? За что? - тут же спросил он, приращивая к Анне пытливый взгляд.       - Мне показалось, вы… расстроены…       - Почему?       Кэл скинул ноги со стола и заинтересованно наклонился вперед. Девушка обвела воображаемый круг у своего лица, а затем, с легким недопониманием, посмотрела на начальника, во взгляде которого появилось озорство и скрытая решимость.       - Ладно, что от меня нужно? – он откинулся в кресле; лицо приняло равнодушный вид; секретарша внутренне выдохнула.       - К вам детектив Майкл Брайер.       - Кто? – Кэл пренебрежительно сморщился.       Если судить по лицу, Анна тоже не имела понятия.       - Он говорит, что у него есть дело, которое может вас заинтересовать.       Кэл открыто усмехнулся:       - О, правда?       - Он так сказал, - пожала плечами девушка и добавила: - Вообще, этим занялась бы доктор Фостер, но ее нет. А если вы заняты…       - Птичка моя, я знаю, как работает эта фирма. Скажи, я сейчас подойду.       Поспешно кивнув, Анна уже собралась уйти, как Кэл, с вновь появившимся озорством, сказал ей:       - Хорошая работа.       Джиллиан пьет кофе, который обычно бодрит ее, а иногда и успокаивает, помогая разложить все мысли по полочкам.       Но сейчас он не оказывает должного эффекта.       Груз эмоций, такой тяжелый, что его едва ли выдержал бы сам Атлант, обрушается на нее.       Она не сломается. Нет.       Но огонь, ограненный острыми льдинками, царапающими душу, настигает, заполняет тело, ослепляя разум. Этот огонь успел набраться сил, притворно отойдя из поля зрения, и сейчас он смеется над ней, над глупой, простодушной Джиллиан, думающей, что пробудившийся с утра голос разума, смог бы потушить могучее пламя.       Слезы, предатели, застилают глаза и катятся вниз по щекам; руки пробирает мелкая дрожь.       Глаза Клэр так жадно впиваются в ее лицо, девочка будто пытается запомнить каждую черту, будто ищет в ней спасение. Но в то же время во взгляде читается ужасающее своей ясностью осознание обреченности. Ее резкое, неровное дыхание. Нижняя губка, уже совсем побелевшая, то и дело дрожит. А кровь… она просачивается сквозь ткань ужасно тонкого шарфа, толчками выливается наружу, растекается по полу неровной темно-красной лужей. Девочка все смотрит и смотрит. Прямо ей в глаза.       Глаза Кэла. В них столько тревоги, заботы, растерянности. Он накидывает пальто ей на плечи и обнимает. Она не может обнять его в ответ; липкие, грязные от свежей крови руки все еще чувствуют тепло тела девочки. Кэл приносит ей воду и смотрит в глаза еще раз, проводит пальцами по щеке, касается подбородка, перед тем, как уйти к Валловски. Они о чем-то спорят там, далеко.       В глазах Кэла один только холод. Злость. Он не понимает, почему она сердится на него. Он сказал, что ценит верность, а она сказала, что находит это ироничным. Он не понимает, почему она сердится на него.       Он уходит, убегает от нее, лжет, смеется в лицо, пренебрегает... И смотрит так холодно!       Губы Клэр такие бледные… ей, наверное, тоже было очень холодно. Но она все смотрит и смотрит.       Ум тонет в хаосе неясных мыслей, они несутся, как облака в небе, без цели и без связи, - она не ловит ни одной, поддавшись течению.       Кружка выскальзывает из рук Джиллиан и падает на пол, разлетаясь на сотни ярких осколков, блестящих в свежем свете полуденного солнца. Кофе растекается по полу (Как кровь! Как кровь!), неся с собой аромат зерен арабики, который так любит Джиллиан, сейчас совершенно его не замечающая.       Крик отчаяния вырывается из ее уст, подобно дикой птице, сумевшей расправиться с замком железной клетки. Теперь слезы-предатели становятся друзьями.       Джиллиан опирается ладонью о стол, но подгибающиеся ноги и кружащаяся голова заставляют ее опуститься на колени. Она закрывает мокрое лицо руками.       Тишину разрезает отчаянное рыдание женщины, сидящей на полу собственной кухни, в окружении острых осколков и яркого запаха кофе, в простой домашней одежде и мягких тапочках; неприбранные волосы завесили лицо, закрытое трясущимися ладонями, с которых капают слезы; на каждом вдохе ее плечи сильно вздрагивают.       Клэр.       Кэл.       Дэйв.       Алек.       Она должна взять себя в руки. Джиллиан силится выровнять дыхание давно известным ей методом и протирает лицо тыльными сторонами ладоней. Она качает поникшей головой и открывает глаза. Не промедлив и секунды, тут же принимается собирать осколки вокруг себя. Пальцы скользят по острым граням, задевают липкую, теплую лужицу. Джиллиан не успевает понять мгновенно возникшей ассоциации – звонок в дверь отвлекает ее.       Она поднимается на ноги и смотрит в сторону прихожей, ожидая повторения звонка, тайно надеясь, что ей послышалось. Но громкой звонок, показавшийся в этот раз церковным колоколом, гремящим под ухом, раздается снова. Джиллиан еще раз проводит рукой по лицу и выходит в прихожую. Она видит только очертания чьей-то фигуры в лучах света за стеклом двери, прикрытым легкой занавеской, касается ручки… и отпускает ее.       Джиллиан отходит от двери, глядя на силуэт человека снаружи, и уходит обратно в кухню.       Сегодня дома никого нет.       Молодой, высокий мужчина рассматривал стенд с изображениями лиц, выражающих разные эмоции. Эти гримасы, если быть честным, наводили на него жуть, хотя рассматривал он их с искренним интересом, замаскированным равнодушием, - все это легко бы понял Кэл, если бы был здесь.       Мужчина выглядел лет на тридцать, он был в хорошей форме, подтянутый и ухоженный. Стильный серый костюм, скорее всего, был сшит на заказ, потому что сидел просто безукоризненно; лакированные черные туфли отражали свет ламп; темные волосы аккуратно уложены, с пробором направо.       У него было довольно приятное лицо: гладкая, в меру загорелая кожа, светлые глаза, скулы и челюсти четко прочерчены, губы и нос совершенно правильной формы.       Но все же самым примечательным в нем казалась осанка – статная и горделивая.       Весь его облик говорило том, что он знает себе цену; и, не пообщавшись с ним, нельзя было точно узнать, адекватна ли эта цена или завышена.       - Доктор Лайтман будет через минуту, - доложила Анна, проходя за стойку. Ее взгляд скользнул по фигуре мужчины.       Тот быстро глянул на нее и кивнул.       - Вы можете присесть и подождать там, - она глазами указала на кресло в соседнем помещении, огражденном стеклянной стеной.       - Все нормально, Анна, я подожду здесь, - ответил он.       Анна только пожала плечами и опустилась на свой стул, возвращаясь к делам.       Мужчина отошел от стенда и сделал несколько шагов к стойке секретарши, безразлично глядя перед собой, на белые стены и иногда проходивших мимо людей.       Скоро послышались быстрые, тяжелые шаги, отличающиеся от всех остальных, и он прошел немного дальше, чтобы увидеть, тот ли это, кого он дожидался.       Через мгновение Лайтман оказался прямо перед ним, как всегда грубо нарушая личное пространство «жертвы».       - Детектив Майкл Брайер, - с легкой улыбкой на губах, представился мужчина и протянул руку - точнее, просто приподнял ее; Кэл опустил взгляд и кратко, с явной неохотой, пожал ее. – Очень рад познакомиться с вами лично. Я наслышан о вас. Дело в том, что я расследовал убийство Даниель Старк, дочери судьи федерального округа, пару лет назад, до того, как это дело передали «Лайтман Групп». К сожалению, мне не удалось внести свой вклад, - он отвел от Кэла взгляд и еще важнее выпятил грудь, - но это не имеет значения. Когда я узнал, что вы занялись расследованием, я внимательно ознакомился с деятельностью вашей фирмы. И должен сказать, я впечатлен уровнем. Поэтому я и обратился к вам, – он прочистил горло, - за помощью.       - Прелестнейшая история, - проговорил Кэл, продолжая прямо глядеть на Брайера.       Таких нарциссов он давно не встречал.       Каждое слово было пронизано самолюбием. Рассказать о своей оплошности было для него величайшим подвигом. Лесть его была лжива, за ней скрывалась обида и зависть. А этот идиотский одеколон! Какая-то свежая хренотень била Кэлу в ноздри, будто он был на диком побережье, а не посреди жужжащего офиса.       Еще несколько секунд Кэл пристально смотрел на Брайера, на его смазливую и самодовольную, действующую на натянутые нервы, улыбочку, затем сделал шаг назад.       - Что за дело, способное нас заинтересовать, у вас есть, детектив?       Брайер провел рукой по безукоризненно завязанному галстуку и, с серьезным выражением лица, начал:       - Я пришел в надежде, что вы поможете мне в расследовании дела о похищениях детей. – Наигранная важность Брайера заставила Кэла усмехнуться про себя. – Это происходит в деревне Фолорн - всеми забытое место - на протяжении уже девяти лет. Всем детям от двух до пяти. Никто из них ни разу не был замечен в противозаконных действиях; никаких зацепок; ни тел, ни улик…       - Для копов, - сухо оборвал его Кэл. – Не для «Лайтман Групп». Или есть что-то еще, что подходило бы под наш профиль?       - Копы давно забросили это дело. Пропало уже восемнадцать детей и…       - И вам их так жаль! Да, я вижу, - Кэл наставил палец на его лицо, - по отсутствию эмоций, по равнодушному тону. Столько сочувствия! Оно ведь деньгами объясняется, да? Да, конечно, - улыбнулся Кэл, читая лицо Брайера, как книгу.       - Вы не знаете, о чем говорите, - брошено высокомерно.       - Договор с правительством?       Брайер быстро перевел на него взгляд и сглотнул, но больше ничем не выдавал унижения. По крайней мере, думал, что не выдавал.       - Вот именно, - улыбка у Кэла была какая-то странная, будто высушенная.       - Все это глупости. Если вы просто не хотите возиться с пыльным делом, так и скажите.       - Я просто не хочу возиться с самонадеянными болванами, не способными справиться со своей работой. Хорошего дня, детектив Майкл Брайер.       Кэл резко развернулся и зашагал обратно в свой кабинет.       «Пусть этот павлин катится ко всем чертям. Местных дурачков я еще грамматике не учил. К черту», - раздраженно думал он, надеясь больше с Брайером не встретиться.       Валловски объявилась в его кабинете, без предупредительного звонка, около восьми вечера. А они договаривались на девять; и не у него – в ресторанчике с отличной азиатской едой в соседнем квартале. Кэл надеялся, что если их беседа обретет крутой оборот не слишком быстро, он успеет славно перекусить. Но планы оказались сорваны.       - Договаривались на девять. И не у меня, - он посмотрел на Валловски поверх очков, балансирующих на кончике носа, и отложил отчет Локера о проделанной над сенатором, точнее, уже бывшим сенатором, Ирвингом работе. Кэл с досадой обнаружил, что в отчете не было ни одной ошибки.       Следя за тем, как Валловски подходит к его столу, сильнее обыкновенного покачивая бедрами, от чего полы кожаной куртки то и дело расходились, открывая вид на блестящий полицейский значок, он снял очки и положил их на стол.       - Откуда эти колючки, доктор? – она мягко улыбнулась и оперлась ладонями о столешницу, слегка склонив набок голову; в ее глазах не было такой мягкости, они смотрели остро и горячо.       Кэл сразу понял, о чем все утро хотела поговорить с ним Валлоски: об «урегулировании» их отношений, очевидно.       - Но, может, так только лучше, - Кэл пропустил ее вопрос мимо ушей. Он дернул бровями, указывая глазами на кресло для посетителей.       - И я так подумала, - она села. – Но мы все равно сможем продолжить вечер.       - Я в этом сомневаюсь, - усмехнулся Кэл. – Но у тебя в любом случае останется время, чтобы отметить радостное событие. Погулять там, покушать.       - И какое же событие? – она инстинктивно сложила руки на груди в оборонительном жесте.       - Наш разрыв. Если у нас, конечно, вообще был союз… - Кэл проследил, как мгновенное удивление на ее лице сменилось растерянностью, а затем перешло в протест.       - О чем ты говоришь, Кэл?       - Об очевидном, Шерон.       Впервые на ее памяти он назвал ее имя правильно – очень тревожный знак.       - Ты же сама понимаешь, что все это просто глупости. Никто из нас не возлагал на это грандиозных надежд, - он сделал небольшую паузу, увидев что-то в ее лице, - и я просто предлагаю выход.       - Если для тебя это было чем-то важным, мне жаль, - немного погодя, добавил Кэл бесчувственным тоном. – Но…       - Дело в Фостер, да? – ядовито спросила Валловски. - В твоей идеальной Фостер, о которой ты постоянно мечтаешь! Конечно!       - Пожалуйста. Не втягивай сюда моего делового партнера. К нам она не имеет никакого отношения.       - Делового партера! – она сухо рассмеялась. – Не думала, что это так называется. Я думала, если с кем-то спишь, то это значит, что вы любовники, супруги, но никак не деловые партнеры!       - Ничего подобного между нами нет, Шерон, - последнее слово было насквозь пропитано желчью, но Кэл старался быть спокойным. – И я не думаю, что обязан перед тобой отчитываться, особенно сейчас…       - Ну, если нет, то будет! Или бедный Кэл настолько слаб? – она взглядом указала вниз, под столешницу.       - Я надеялся, что мы поговорим как взрослые.       - А я надеялась, что мы сможем быть хорошими друзьями, не будь ты таким… - она проглотила бранное слово. - И знаешь еще что? Если ты и дальше будешь искать временную замену Фостер, то останешься ни с чем.       - Это не твое дело, - сказал Кэл, делая ударение на каждом слове.       - Ты как капризный ребенок! – Валловски всплеснула руками и поднялась. – Ох… ты просто отвратителен.       Разговор оказался гораздо короче, чем он ожидал.       Даже когда дверь за ней захлопнулась, Кэл продолжал видеть ее лицо искаженное презрением, скрывающим боль и обиду.       Он резко поднялся с кресла, едва не опрокинув его, и сильно ударил ногой дубовую ножку стола. Слова о Джиллиан, которые, естественно, были произнесены Валловски в гневе и только отражали ее досаду, вызывали злость из-за своей правдивости. Его снова настигли мысли. А они пробуждали желания, от которых сдавливало грудь, и скрипели стиснутые зубы.       Кэл сжал кулаки и посмотрел на закрытую дверь.       Этой ночью он напьется в первом попавшемся ему на пути баре.