"В самом пекле бессмысленных лет..."

Небесное снадобье вовсе не сладко и не имеет божественного аромата. Оно страшно, как трехногая птица, служащая Богине, Владычице Запада(1). В нем, как в очах той птицы, отражается Вечность. Но самое страшное - небесное снадобье дает не только вечную жизнь, но и вечную память. Наказание. Терзание. Помнить - страшное слово. Помнить то, что никогда не была любимой, что супруг, благородный и искуснейший Стрелок, никогда не пылал к ней тою любовью, какую пробудила в нем потом прекрасная фея, жена божества вод. Как было не завидовать? Фея, грациозная, как летящий лебедь или парящий в облаках дракон, и Стрелок, храбрый и искусный, сияющий как те самые солнца, которые он низверг с небес и обратил своими стрелами в золотых воронов. Помнить, что фея из благородства, жалея своего непутевого супруга, оставила любимого Стрелка. И Стрелок вернулся к ней, к жене. К нелюбимой. Помнить, как из злобы и ревности украла добытое Стрелком снадобье, предназначавшееся для двоих, для нее и мужа, и выпила сама, одна, алкая небес и бессмертия. Небесное снадобье дало ей бессмертие. Небесное снадобье вознесло ее на луну, в прекрасные и холодные лунные чертоги. Жестокая Владычица Запада - что положила ты в свое снадобье? Что обратило красавицу в мерзкую жабу, в жабу, чья спина покрыта коростой, а глаза вечно выпучены, в скользкую жабу, живущую в лунных чертогах? И вечное одиночество стало ее стихией - не считать же спутником белого Зайца, вечно толкущего в нефритовой ступке снадобье бессмертия, белого зайца с алыми как кровь глазами, толкущего агатовым пестом кору волшебного древа. Да и есть ли где тот заяц? Выдумали, поди, его ничтожные глупые людишки, алчущие бессмертия, алчущие вечности. Вечно должна была пребывать на луне она - обманщица, воровка, нелюбимая супруга, которую терпели только из благородства. Что за отвратительная вещь - благородство! Пустопорожняя людская выдумка. И все же она весь тот кусок вечности, что провела на земле, искала благородных. Тех, кто до конца исполнял долг. Тех, кто был до конца верен верности. Зачем? Для чего? Она сама не знала, ненавидела ли она эту людскую породу, или наоборот. Но всегда, всегда она пыталась разглядеть в них своего Стрелка. Оттого и променяла луну на землю, променяла жабью личину на личину ночной кровососущей твари - чтобы искать. Искать. Искать своего Стрелка. В личине любой - древнего ли царя-воина, молодого ли самурая, офицера ли полиции... И во многих, многих других, кого она обрекла на блуждания в Вечности. И вцеплялась она мертвой хваткой во всякого, кто хоть чуть напоминал ей Стрелка. Но Стрелок неуловим, и многие из тех, кто более всего напоминал ей Стрелка, также рано или поздно вырывались из ее рук. Зимней ли ночью, когда прогнали ее от того, кто напоминал ей Стрелка, когда пересновали разорванные ею нити; знойной ли ночью, когда унесла она цветок бессмертия; осенней ли ночью, когда сожгли ее земное тело и вместе с прахом этого бренного заточили ее дух в саркофажек. Причины и следствия, прошлое и будущее - смешались они, как смешались составляющие варева Владычицы Запада. И ничего уже не понимает та, что была некогда супругой Стрелка. И, заточенная в саркофаг из черного металла, заточенная в темницу чужого звериного тела, заточенная в темницу своей судьбы, ждет она, алчет исхода. Любого исхода. Ибо любой исход для нее слаще неподвижной застывшей Вечности.