Мицуми
Темно. Холодно. Голодно. Страшно. Глаза закрываются. Ам… Чего это я? Мне нельзя спать! Нет, немедленно проснись, возьми себя в руки! Я проморгалась и помотала головой, пытаясь отбросить ненужную сонливость, а затем в который раз споткнулась об очередной скрытый в лесном мраке камень. Итачи, видимо, уже привык к моей неряшливости, как и я сама, поэтому особого внимания и не обратил. Покинув ту самую пещеру с волками, мы долго бродили в поисках нового убежища, но так ничего и не нашли, потому и продолжали путь. Округа для меня была одной и той же что два часа назад, что сейчас: темнота, темнота, темнота и — о! — камень, о который опять стукнулся нос моего кроссовка. Стыдясь своей беспомощности, я не позволяла себя держаться за Итачи, ведь он не обязан терпеть мои случайные глупости. Думаю, он недоволен или даже ненавидит меня за то, что я не смогла вывести нас из леса, когда ещё было светло. Может, даже сожалеет, что его напарницей по потере оказалась именно я. А если бы на моём месте был кто-то из моих девочек? С Икуроми всё ясно: наверняка объелась привлекательных на первый взгляд ягод, как несколько лет назад на пару с их братом Адамом, потому бредила тогда, несколько часов назад, с Хиданом — ситуация бы не изменилась, будь она с Итачи. Хотя, возможно, он бы и предостерёг её (боже, кого я обманываю? Она же никого никогда не слушает и делает по-своему!). Шизуй? С ней Итачи определённо было бы комфортнее: она не спотыкается, как я, не смущается от каждого полученного слова, не «амкает», а всегда держится на позитиве и не даёт темноте сгуститься как вокруг себя, так и вокруг окружающих — она же солнышко, порой глупенькое, но всё равно яркое и тёплое. А вот с Аи бы Учиха точно не пропал бы: она бы вытащила его из леса на раз-два, и неприятностей с ней и от неё совершенно никаких, ведь она же — Акёми, строгая и сообразительная, наш Ковальски, у которого всегда есть варианты решения любой задачи. А я… а что я? Какая я? Наверное, одним словом — неловкая… — Ай! — Вот я наконец и упала, споткнувшись о старые грабли — камень. Всё к этому и шло: я оказалась на земле и, будучи обессиленной продолжительной ходьбой по лесу, не могла встать. — Ты в порядке? — учтиво спросил Итачи. Он ведь должен понимать, что нет, мне плохо, я лежу в грязи, среди насекомых и едва сдерживаю слёзы? — Сейчас помогу. Он хотел было присесть, чтобы помочь подняться, но я настойчиво воскликнула: — Нет! — Итачи вмиг замер. — Не стоит, я сама… Не хотя показывать свою слабость, я попыталась встать самостоятельно: приподнялась на локтях, оторвав грудь от земли, будто отжимаясь. Тяжело дыша, смогла оказаться на коленях. Голова кружилась. Желудок плакал по еде и питью. На сердце было грустно и одиноко. Я не смела смотреть на Итачи (пускай и в темноте), поэтому отвернулась в противоположную от него сторону. И обомлела. Это что… свет?.. Чуть дальше от места, где я упала, склон шёл вниз, а там, в этом самом низу, простиралась жуткая темнота — наверное, пустое поле, — а среди неё светом горел дом. Я пригляделась: деревянный, трёхэтажный. И самое главное — жилой! Там есть люди! — Итачи! — воскликнула я ошарашенно и обрадованно одновременно. — Итачи, смотри! Со своего места нукенин не мог видеть наш потенциальный огонёк надежды, а когда приблизился на пару шагов и глянул вниз, то также выразил удивление. — Домик, — сказал он почти равнодушно, но что-то более-менее радостное в голосе слышалось. — Идём. Я поднялась на ноги, и мы пошли. Когда подошли поближе (настолько, что можно было хорошенько рассмотреть), то уменьшительное словечко, адресованное Итачи этому построению, потеряло всякий смысл, ведь это был ни капельки не домик, а домище. Стрекотали кузнечики — на фоне издаваемых ими пронзительных звуков домище казался безмолвным и отстранённым. Он словно был живой, но пока спал. Одно я поняла наверняка: когда проснётся, то нам несдобровать. Пускай считать чей-то дом живым и страшным весьма и весьма странно, однако я ничего не могу поделать с собой, своими мыслями, ассоциациями и страхом, которое домище внушило мне своей энергетикой. Его грозные, пугающие окна казались тёмными глазными белками без зрачков, словно дом закатил глаза, как мёртвый. Лишь в одном его окне (в том, что на втором этаже) горел свет. Я всматривалась в него, будто ожидала что-то увидеть, и шарахнулась, как от тока, когда в нём мелькнула чья-то тень. Боже, а вдруг это логово Слендермена? Раз Акацуки из нарисованного мангакой мира сейчас здесь, то почему бы и этому страшиле из крипи-историй не иметь право на существование? Кажется, именно в таком доме Тонкий Человек жил и питался детьми… Интересно, мы с Итачи входим в эту категорию или её, как таковой, и вовсе нет? — Пустовато, — заметил мой напарник по горным неприятностям. — Да, действительно, — согласилась я и снова прошлась взглядом по округе, проверяя, не проглядела ли чего-нибудь. С северной стороны еле удерживался в строю сарайчик, но, уверена, следующий же шторм унесёт его далеко и надолго — наверное, в Бишкек. Остальная территория дома была девственно чиста: ни клумб, ни посева, ни скота, ни конюшни — ничего! Даже био-туалетов и топчанов, так свойственных кыргызским дачам в горах, нет! Это точно заброшенное место, людей здесь нет, но вполне может быть нечто другое, что именно — я знать не желаю. Нужно уходить отсюда, да поскорее. В лицо резко ударил ледяной ветер, заставив меня крепко зажмуриться и задрожать осиновым листом. Открытая местность — значит, сильный и холодный ветер. Раньше нас спасал лес и его деревья, а теперь мы оказались как на ладони. И даже спрятаться будет негде, если на нас сейчас нападут! Боже, как же холодно… Хочу домой. Страшно хочу домой. Хочу к своим Шикуцуёми! Где они вообще сейчас? Что делают? Как выживают? Всё ли с ними в порядке? — Переждём ночь здесь, — произнёс Итачи. Я околела, но ветер здесь ни при чём. Да, мы искали себе нечто вроде укрытия, но, Итачи, ё-маё, не такое же! Куда угодно, хоть к тем же волкам, но давай не сюда! От этого места несёт негативом! Итачи!!! — Ладно, — уныло отозвалась я и поплелась за нукенином к изуродованному годами крыльцу. Чёрт же тебя подери, Мицуми, тебя и твою несмелость! По мере приближения к входной двери мой шаг замедлялся. А всё потому, что двери здесь нет — она выбита. Вылетела с петель, будто кто-то сильный, высокий, с щупальцами и без лица шарахнул по ней со всей злости! — Итачи… — пискнула я, наверное, бледная, как мел. Пожалуйста, давай уйдём отсюда и переночуем в ближайших же кустиках… — Войдём без стука. — И не понять, то ли это Учиха говорил всерьёз, констатируя факт, то ли так пошутил. Если верен второй вариант, то шутка совершенно не смешная, разве что чёрный юмором попахивает. Закрыв глаза, я посчитала до десяти, пытаясь побороть страх. Раз барашка, два барашка, три барашка… Я открыла глаза. Итачи? Его нет?! Итачи?!.. Ноги и страх сами понесли меня в дом. Я забежала туда и в нарастающей панике заметала головой. Фух, Господи, спасибо, с Итачи всё в порядке. Он просто зашёл проверить какую-то комнату. Я поспешила за ним, боясь отстать или снова потерять из виду. Я шла за ним по тёмному коридору, как гусёнок за мамой. Внезапно он затормозил — я впечаталась лицом в его спину. Итачи так вкусно пахнет… Вроде в лесу, а кажется, что он недавно надушился одеколоном, настолько утончённый и приятный аромат… — Спрячься, — вырвал он меня из сладких мыслей и в момент затолкнул меня в комнату, а сам исчез в темноте коридора. Я оказалась совершенно одна в этой тесной кухне. Рваная пожелтевшая от старости шторка совсем не прикрывала самое большое окно первого этажа и, пропуская свет, позволяла лицезреть потрёпанный жизнью холодильник времён Советского Союза, замызганную маслом и грязью плиту и стол, занимающий большую часть комнаты, со слегка съехавшей на пол клеёнкой. Ни о чём не думая, я рванула под стол — банально, но практично. Наверное. Боже, что же Итачи увидел во мраке дома? Почему велел спрятаться? И куда пошёл? Надеюсь, не драться?! С шаринганом или без — он не выстоит, потому что Слендермен — это Слендермен, у него не то что глаз, но и всего лица в целом нет! Господи, спаси нас и… чем… чем это здесь пахнет? Нет, от одеколона Итачи далёк, как наш мир от Мира Шиноби. Вонючий, мерзкий запах… Гниль? Мясо? Кровь? Ах, это, должно быть, клеёнка, скрывающая моё местоположение, так ужасно смердит. Кажется, на ней недавно разделывали мясо. Я поморщилась и зажала нос рукой, и затем, стараясь больше не воспроизводить лишних движений, замерла, прислушиваясь. Тихие, едва слышимые шаги раздались где-то рядом. Это Итачи?.. Нет, не похоже. Я затаила дыхание и приготовилась к худшему. Шаги прекратились совсем рядом. Оно стоит у стола. — А-а-а-а! — вырвался из меня чисто девчачий крик, и я забрыкалась, как попавшая на удочку и вырванная из воды рыбка, когда меня схватили за ногу и стали вытягивать из укрытия. Я визжала, как никогда в своей жизни! Зажмурила глаза и махала руками, будто это как-то могло спасти мне жизнь. Сердце больно пульсировало, словно билось в последний раз. — Отпусти! Отпусти-и-и! — Мой срывающийся голос словно раздавался вдалеке, от кого-то другого, но уж точно не от меня. Руки скрутили, если не вывернули или не сломали. Ударили головой о стол, прижав к омерзительно пахнущей клеёнке всем лицом, которое у нечто точно отсутствует. Я заплакала. И вдруг мою истерику прервал бесстрастный бас Итачи, раздавшийся позади, где-то у порога кухни. — Отпусти её, Сасори. Са… Сасори?.. Щелчок — включился свет, резанувший мне заплывшие от слёз глаза. Хватка исчезла, нечто отступило. Кое-как я смогла оторваться от стола и посмотрела на негодяя. — Сасори?.. — произнесли будто не мои губы. В шаге от меня стоял Акасуна, не выспавшийся (судя по мешкам), оттого злой и раздражённый, с взлохмаченными, как после искусства Дейдары, волосами цвета его настроения — алого. По аниме помню, что глаза у него светло-карие, но сейчас, в этом доме со страшной аурой, густели какой-то мутной грязью и сверлили меня так гневно, будто я напортачила. Я увеличила дистанцию между нами на её три шага, отступив и спиной врезавшись в холодильник, отчего тот сдавленно скрипнул. Сасори пугал меня. Как же хочется обойти его и спрятаться за сильного, надёжного Итачи… — Так это вы, — нашёл, что сказать, кукловод не самым приветливым тоном. — Что ты здесь делаешь? — так же радушно поприветствовал товарища Итачи. — Ночую, — кратко ответил и отвёл от меня уничижительный взгляд. Я, наконец, спокойно вдохнула. Более развёрнутого ответа нам явно не светит. — Один? — продолжал задавать лаконичные вопросы Учиха. — С младшей Колоонзо. У меня кольнуло сердце. — С Шизуй?! Секунду назад я ни за что бы в жизни не приблизилась к Сасори, ни за что бы не заговорила с ним, ни за что бы не взглянула в его мутные, могущие убить глаза. Но всего одно упоминание одной персоны перевернуло меня, мои мысли и страхи, и вот я уже стою чуть ли не впритык к тому, кто прижимал меня к мерзкой клеёнке, сжимая ткань его плаща на плечах и держа прямой зрительный контакт. Сасори был одного роста с Колоонзо, что значит чуть выше меня, поэтому я лишь чуть подняла голову, что быть к нему лицом к лицу. Снова раздражённый взгляд. Но теперь мне всё равно. Я хочу знать, что с моей Шизуй. — Где… где она? С ней всё в порядке? Пронзительный визг, такой знакомый и родной, раздавшийся откуда-то сверху, заставил меня уже второй раз за ночь окоченеть от ужаса и дал понять, что нет, ни черта с ней не в порядке. Шизуй в беде. Опять ноги понесли меня без моего ведома в коридор, прямиком к лестнице, ведущей на второй этаж. Темнота сверху зашевелилась — оттуда тотчас кто-то вылетел. Это Шизуй! Лохматая, как Сасори, испуганная, как я, злая, как черт, мчавшаяся по ступенькам Колоонзо не признала во мне меня, потому оттолкнула мою тушку, прыгнула с последней ступени, как с пирса, и, ловко развернувшись лицом к лестнице, выставила руки перед собой, будто готовясь защищаться путём боевых искусств, которых она уж точно не знала. Кто-то включил свет. Мы с Шизуй потерянно смотрели друг на друга. — Шизу… — только и успела я пискнуть, прежде чем подруга, в момент сфокусировав на мне всё своё внимание, вскрикнула от радости. Она впечаталась в меня и до боли в рёбрах сжала в своих горячих объятиях. Я отчаянно захрипела, снова лишившись возможности свободно дышать. — Мицу-у-у-у! — едва не плакала она мне в ухо от бурлящих эмоций. — Шиз… — кое-как выдавила, не в силах сделать вдох. — Мицуми! — Она затряслась. Хватка ослабла. — Шизу… — вздохнула я. Гора упала с плеч, потому что с Шизуй всё в порядке, она жива и не ранена. — Ми-и-ицу! — промурчала с облегчением. — Ши… — Теперь и меня стало пробивать на слёзы. — Ми-и-и-иц! — вновь протянула она и с нежнейшей улыбкой взглянула мне в глаза. — Шизуй… — Трахтынбек! — Меня так грубо и сильно оттолкнули от Шизуй, что я отлетела и не мягко приземлилась на деревянный пол. Ойкнув, ошеломлённо посмотрела на… Это ещё кто? — Какого, блять, хрена ты посмел толкнуть мою подругу?! — зарычала Колоонзо и вмазала неизвестному парню звонкую пощёчину. Тот будто и не почувствовал удара и продолжал по-глупому улыбаться. — Ублюдок! Не прощу! Кастрирую! В жертву принесу! Ты познаешь боль! Но парню было фиолетово на угрозы. Ему, казалось, даже нравится, что Шизуй так распыляется из-за него. — Ты… ты кто? — не в силах сдержать интереса, спросила я. Даже и не собираюсь вопить, что мне больно или передо мной должны извиниться. Подумаешь, упала. И что? Главное — ничего не повредила и осталась цела. Никаких шумных разборок мне не нужно. — Трахтынбек. — Что? — Трахтынбек я! — Трах… ой… — Я покраснела. Меня что, надурили? Или это… это и вправду его имя? Трахтынбек… Боже… Из меня невольно вырвался смешок, но я тут же закрыла себе рот и испуганно посмотрела на парня, наблюдавшего за всей моей реакцией. Как же неловко… Это ведь его имя, а я так… Нужно извиниться. Я извинилась. Шизуй едва меня не уничтожила за это. — Да что ты говоришь этому выблядку? Забери своё «прости» назад! — проорала Шизуй. Её громкий звонкий голос разнёсся по всем трём этажам этого домища и точно забрался в каждую из его щелей. — Грёбаное имя говорит о его поступках! Парень определённо старше нас с девочками лет на пять, но его пустоватый в умственном плане взгляд ясно говорил о не подходящем его возрасту айкью — слишком низкий показатель. Он смотрел на Шизуй так фанатично, будто перед ним не девушка, а кусок сочного мяса, что меня разозлило (пусть не смеет смотреть на мою подругу такими грязными глазами!) и также заставило поморщиться похлеще, чем от кухонной вонючей клеёнки. Колоонзо перед сном, видимо, сняла свою толстовку и сейчас была в лосинах и одной лишь хэбэшной синей майке, обтягивающей талию и грудь, а именно на последнее и пялился этот… парень с неловким именем. Совсем не брутальным и не низким, а наоборот, звонким и почти мальчишеским голоском он произнёс: — Я завидую твоим рукам, ведь они могут спокойно трогать твою грудь… Это вывело меня в аут. Шизуй перекосило — она впервые на моей памяти оказалась в таком шоке и растерянности. Затем Колоонзо покраснела, о не от смущения, а от бурлящей злости. Она сжала руки в кулаки и сквозь зубы процедила: — Ты, жалкое подобие человеческого отродья, извращенец хренов, будь здесь моя сестра, она бы тебе голову откусила! Ты, мерзкое создание, катись на хуй от меня! Да я лучше помру, чем останусь с таким, как ты, в одной комнате! Нет, в одном доме! Ты мерзкий, мерзкий кобель! Животное! Нет, хуже зверья! Фу! Шизу, разве это не слишком?.. А ведь этот парень просто по уши влюбился в тебя и, может, не умеет или не знает, как показать свою любовь иначе. Пускай он тёмненький, узкоглазенький и живёт в страшном домище в горах, он всё равно не заслуживает быть названным «хуже зверья». Так нельзя! А если бы… если бы ты услышала слова Трахтынбека из уст Сасори, насколько бы другой была твоя реакция, Шизу?.. — Шизу, не стоит играть в догонялки со мной! — Он не мог нормально выговорить букву «ш», так что получилось что-то вроде «сизу». Это в очередной раз её оскорбило. — Какие к хрену догонялки?! Ты понимаешь, что за ересь несёшь?! Трахтынбек посмотрел на Шизуй с какой-то надеждой и вдруг решительно стал приближаться. Та в одно мгновение оказалась позади меня и, схватившись за моё плечо, спряталась от этого странного типа. Тот встал перед нами и неприязненно посмотрел на меня. — Ты кто такая? — Он прищурился, будто только понял, что мы не знакомы. — Меня зовут Мицуми, — ответила браво. — А я Трахтынбек. — Я уже это поняла… Позади нас, точно за кулисами проигравшей сценки, стояли Итачи с Сасори, равнодушные к происходящему и даже не хотящие как-либо вмешиваться. Итачи смотрел на Трахтынбека так, будто залез ему в самую душу и сейчас считывал данные. — А ты… — Тот заметил его в буквальном смысле душераздирающий взгляд. — Итачи, — вырвалось у меня. Сам бы Учиха, думаю, не соизволил бы представиться такому, как этот молодой человек. — И вы… — хотел было поинтересоваться Трахтынбек причиной нашего прибывания, как видимо, в его собственном доме. Я открыла рот, чтобы оправдаться, но меня перебили ещё до того, как я придумала, что сказать: — Чего здесь творится?! — По ступенькам тяжело и громко спускался громадный мужик в одних только штанах. С волосатой грудью и пузом, идущим впереди него самого, он прибыл на первый этаж и упёр руки в заплывшие жиром бока в ожидании объяснений чертовщины. — О, Эмиль-байке, с доброй ночкой! — Шизуй в один миг куда-то подевала всю свою вселенскую ненависть и уже добродушно улыбалась. Её улыбка всегда всех обезоруживала, особенно старшую сестру. — А это наши друзья нашлись. Тишина. Немая сцена. Грозное лицо названного Эмилем вдруг подобрело — он просиял и приветливо махнул нам рукой. — Так это же здорово! Проходите, проходите! Мы последовали за мужчиной и секундами позже оказались в просторной столовой. Здесь нас ждал длинный стол и многочисленные стулья. — Шыпыргу-у-уль! — завопил он на весь дом, то ли кого-то зовя, то ли требуя подмести цветок. — Ставь чайку, у нас гости! В дверном проёме показалась женщина в белой ночнушке. Она, щурясь от света, раздражённо смотрела на нас, неожиданных гостей, и, казалось, готова была прогнать прочь. Видимо, это и есть Шыпыргуль (какие уникальные имена я сегодня слышу). Но вдруг в ней произошла просто дикая перемена: Шыпырнуль широко улыбнулась, открывая жёлтые зубы и отсутствие некоторых из них всем на обозрение, и затем поскакала выполнять приказ мужа. Странные люди. Странный домище. Совсем не понимаю, что происходит, но это лучше, чем бродить в холоде с голодными волками. Наверное.***
— Вот и отлично! — Эмиль, смахнув капельки пота со лба, довольно улыбнулся, смотря на уже починенную им входную дверь, которую, как я узнала недавно, выбила Шизуй (почему-то я этому даже не удивилась, в отличие от Итачи, с редким для себя удивлением покосившегося на неё). — А теперь… вы все, маршуй спать! — Ам… извините, но где мы можем этого… того… Кажется, Эмиль меня понял, раз прокричал на всё домище: — Улугбе-е-е-ек! Девушка идёт к тебе! Чего? Какая девушка? И кто такой Улугбек? На зов прибежал, судя по всему, брат Трахтынбека — Улугбек. Смуглый паренёк, худощавый, с короткой стрижкой и лицом, напоминающим кролика. Он прибежал со второго этажа и остановился посреди лестницы, взирая на нас блестящими глазами оттуда: — Правда? Девушка? — Мы встретились взглядами. Мне поплохело. Теперь я понимаю, каково было Шизуй. — Ты пойдёшь со мной?! — Нет, вы не поняли! — всполошилась и вновь обратилась к Эмилю. — Я имела в виду, куда нам с моим другом деваться… — А, так этот тоже идёт? — «понял» меня Улугбек, разочарованно смотря на Учиху. Итачи не подал признаков презрения или раздражения, и я не знаю, хорошо это или не совсем. — Шайтан алгыр! Ладно, вас двое поселю в гостиная. — Гостиная? — передёрнуло Шизуй. У неё задёргался глаз. — Так здесь есть гостиная?!