Шизуй
— Страх Земного Гнева! — громыхнул откуда-то басистый голос. Секунда — и Шыпыргуль насквозь пронзило множество чёрных хреней, так сильно похожих на страшные щупальца Тощего Человека из крипи-историй. Кровь её вмиг окрасила собой траву. Я не смела даже моргать и дышать, не то что двигаться. Лишь смотрела то на бездыханное тело Эмиля, лежащее на земле, то на его жену, которую Какузу отправил вслед за своим любимым в мир иной. Они с Пейном пришли из ниоткуда и… убили этих двоих. Всё… всё слишком странно… будто нереально и… неправильно! Мы должны были вызвать ментов, Сесеновых бы задержали, отвезли в столицу, а там всё решили бы судебные органы! А это… это не правосудие! Это не справедливость! Это… это… убийство! — В-вы… вы… — не могла собраться в кучу ошарашенная Эмилия, дрожа. — Мама… папа… — бесцветным голосом звал родителей Канат. По его щекам текли слёзы. — Я… я уничтожу вас! — остервенело заорал Трахтынбек и, срывая голос, понёсся на Акацуки. — Ай-я! — Я вскрикнула и дёрнулась от неожиданности, когда Тоби ни с того ни с сего появился передо мной. — Тоби спасёт своих друзей! Тоби хороший мальчик! Таким же волшебным образом Обито исчез и через миг уже оказался перед Сесеновым. Он что сейчас… телепортировался?! Трахтынбек затормозил и, как я, в удивлении и ужасе уставился на нукенина. Но Тоби не вмазал, Тоби не ударил. Лишь дал один-единственный щелбан в лоб — Трахтынбек отлетел на десятки метров и в конце врезался в чахлое дерево, единственное в этом месте, но и то полуживое. Отчего-то стало страшно за этого ублюдошного извращенца. Он… он ведь жив? Люди же не умирают из-за щелбана… Но его лежащее на земле тело так далеко, что не видно, дышит ли он. Так нельзя… нельзя! Черт подери, да будь этот Трахтынбек хоть трижды гнидой, это не повод лишать его жизни! Не повод вот так вот убивать! — Трахтынбек! — в унисон закричали оставшиеся Сесеновы, полные отчаяния и ужаса. Отчего-то его имя перестало звучать для меня мерзко и неприлично. Как иголкой в сердце. Я задрожала от жалости к этим людям. Пускай они сами убийцы, пускай людоеды, пускай шизофреники… пускай! Акацуки не те, кто должен наказывать эту семейку за грехи! Они не судьи, не божества! Они не имеют права это делать, не имеют права убивать! Это неправильно, это запрещено, это… это… — Зачем их… — раздался ошарашенный голос Икуроми. Сестра с трудом подбирала слова, делая затяжные паузы почти через каждое слово. — Зачем с ними так… зачем? — Эти чокнутые, блять, чуть нас всех не выебали, а тебе их ещё и жалко?! — Мацураси фыркнул. — Колоонзо, благодари лорда Джашина, что спас твою душу! — Причем здесь твой лорд, если на помощь пришёл Лидер, м? — скептически выдал Дейдара. Послышались чьи-то всхлипы, и я сразу узнала их источник. Тсукури недовольно прокомментировал это: — Фукусана, чего ты рыдаешь, хм? Тоже жалко этих хмырей? Пф, да что с вами… — Что с нами? — отстраненно повторила Ику. Отчётливо слышу укор в её тоне. — Это для вас убийство — пустяк, часть рутины. А для нас… это… это… я даже не нахожу слова. Это хуже, чем ужасно! Всхлипы Мицу превратились в приглушенные рыдания. Видимо, она уткнулась в ладони, пряча лицо и слёзы. Интересно… почему я не плачу? Мне так жаль Сесеновых, так больно от утраты Эмиля и Шыпыргуль, хотя я знала их от силы чуть больше десятка часов. Но слёзы не текут. Неужели и я такая же отмороженная, как Акацуки?.. — Не утрируй, Колоонзо, — обратился Сасори к моей сестре, и она вспыхнула с новой силой. — Не утрировать?! Вы серьёзно? На наших глазах произошло такое… такое! Пейн не имел права! Он никто, чтобы поступать так! — Следи за словами, девчонка, — раздражённо вставил Дейдара, посерьезнев, — не забывай, что говоришь о нашем Лидере, да. — Нельзя убивать, это запрещено законом! — будто и не услышав подрывника (или и вправду так и сделав), Икуроми продолжала говорить с волнением, негодованием и испугом, теряя дыхание. — За убийство жестоко карают здесь, в нашем мире! — А нам плевать на ваши законы, — нагло отрезал Хидан. — Мы, блять, живём только по правилам своего мира! По телу прошлась волна мурашек. Я снова посмотрела на окрашенную в красный траву, на бездыханного Трахтынбека у дерева, на оставшихся дрожащих Сесеновых и внезапно прозрела. Для меня будто открылась правда, которую я до сих пор знала, но в полной мере не понимала: мы с девочками приютили не просто оживших персонажей мультика и комикса, не кумиров и героев своего детства, а преступников — преступников, совершающих преступления, — высшего ранга. Будучи дочерями начальника РУВД — милиции, мы добровольно живём с серийными убийцами. Всё по факту, от комментариев в этот раз воздержусь. Икуроми выглядела такой же прозревшей и оттого опустошённой. Она выдала бесцветным, равнодушным голосом: — Тогда нам не о чём говорить. Сестра тронулась с места, схватила шокированную Аи и плачущую Мицу за руки и пронеслась мимо меня настолько быстро, что я еле успела уловить наспех кинутое: «Уходим». — Куда вы? — насторожился Итачи. — Подальше от вас, — ответила Икуроми.***
— Мы не сможем уехать, Ику! — в третий повторила я, сидя на водительском месте и нервно теребя возвращённые мне ключи. Надпись на брелоке о чудесах отчего-то сейчас меня неимоверно бесила. Глаза слезились, а в горле — точно кошачий ком, а всё из-за того, что сестра слишком давит на меня! Я не могу завести машину, не могу увезти девочек обратно в город, бросив при этом Акацуки, которые остались расправляться с Сесеновыми. И причина вовсе не в том, что я добрая, совестливая или святая и не могу так подло поступить с преступниками. У нас просто закончился бензин. Икуроми сидела справа от меня, скрестив руки на груди. Её суровое выражение лица, совсем как у отца, не менялось уже на протяжении нескольких минут, а рассерженный и непреклонный взгляд устремлён куда-то вперёд, на лобовое стекло или же на дом, что был всего в паре метров от нашей машины. Не знаю, о чём там усердно думает Ику, но надеюсь, озарение вот-вот посетит её и она придумает, как нам быть. Обычно в такие моменты мозг включает Аи, не зря же она в нашей команде пингвинов является Ковальски! Однако увиденное сильно подкосило её (конечно, не так, как Мицу, плачущую на заднем сидении) и до сих пор не давало выйти из шока и подкинуть нам в хоть какую-нибудь трезвую мысль. — Жигули, — сказала мне Икуроми. — Москвич, — незамедлительно ответила я в таком же никаком тоне. Неужели ситуация настолько ущербна, что мы начали игру «Кто больше скажет названия железок времён СССР»? — Нет же, он будет донором! — сильнее озадачила меня Икуроми и, выйдя из салона, отправилась в неизвестность. — Куда она? — очнулась Аи, в тихой панике провожая Ику испуганным взглядом. — Боюсь предположить…***
— Мне хочется это как-то прокомментировать, но я воздержусь, — заключила я, скептически смотря на печальное белое создание лихих семидесятых годов, очевидно, сесеновское. Понятия не имею, во-первых, как я могла не заметить этот стрёмный Жигули, который, оказывается, был припаркован справа от домища; во-вторых, как Икуроми, не шарющая в вождении, без моей помощи прикатила сию развалюху к нашему Одиссею; в-третьих, откуда у нее взялись ключи; в-четвёртых, какого чёрта она всё это сделала, если изначально могла просто вытащить из багажника канистру с бензином и принести сюда?! — Вообще-то, я сначала планировала перекачать бензин отсюда к нам и только в конце додумалась заглянуть в багажник, — ответила лишь на один из моих четырех неозвученных вопросов Икуроми, подпитывая Одиссей содержимым бака. — А ключ, если тебе интересно, всё это время был вставлен в дверцу по той причине, что угнать машину по-любому никто не сможет — некому. Это ведь глушь. — Ару, скажи… — совсем тихо произнесла я. — …по приезду в город мы… сдадим Акацуки властям? Сестра молчала ещё с минуту. А закончив с вливанием бензина, она наконец-то ответила: — На одной полиции дело не закончится. Одни только глаза Пейна привлекут лишнее внимание, и если не будет мирового скандала, то Акацуки как минимум заберут на изучение и эксперименты. — Значит, не сдадим… — Не могу сказать точно, разочарована я или наоборот. — …что ясно, как день, — съязвила Икуроми и повернулась ко мне спиной. — Садись в машину. Пора. — Что? Уезжаем? — Я удивленно посмотрела сначала на сестру, а затем в сторону дома, за которым сейчас нукенины заканчивали с семьей канибаллов. — Без Акацуки? Ты… ты серьёзно? Уверена? — А сама как думаешь?***
Естественно, без Акацуки мы не уехали. Опасно пускать преступников высшего ранга в свободное плаванье, а у нас в квартире они как в лягушатнике: заточены и ограничены в действиях. Доехали мы с горем пополам. Пейн с непоколебимым лицом, будто ничего не произошло, сидел справа от меня и косил свой риннеган только тогда, когда я нервно крутила руль, из-за чего машину, как и её пассажиров, трясло не по-детски; часть Акацуки — позади, а другая часть вместе с моими девочками — ещё дальше. На этот раз Акёми сидела на коленях у Ику, а Мицу — у Итачи. Напряжение было настолько густым, что, казалось, в него можно потыкать пальцем, как в животное в контактном зоопарке. Что случилось с Сесеновыми было понятным, очевидным и не обсуждалось. Да и не хотелось. Я, наоборот, с радостью бы забыла всё то, что произошло сегодня. Ещё я долго не могла сориентироваться, найти нужную дорогу. В итоге потребовалось четыре с половиной часа и ещё одна канистра с запасным бензином, чтобы добраться до Бишкека, а потом и до самого нашего двора. Домой мы все буквально ввалились. Не хотя никого и ничего видеть да слышать, я ринулась в комнату, наспех переоделась и упала на кровать. Уткнувшись в подушку, я замычала: — Кловать… увча-а-а! Подле меня на мою же кровать плюхнулась и сестра. — Мне срочно нужно в душ, — изнеможенно выговорила Аи, не собираясь ложиться на постель в том, в чём была на улице, тем более в горах. — Я чувствую себя грязной и оскверненной. — Там уже заперлась Мицу, — обломала подругу Икуроми. — Иди спать, завтра пойдёшь мыться. — Не могу, нужно сейчас. Лучше подожду. — Твоя воля. А я поищу успокоение у Морфея. Хочется верить, что утром я проснусь, забыв всё произошедшее с нами за последние дни. — Да прибудет с тобой удача. — А ты, Шизуй? Тоже сразу пойдёшь на боковую или будешь ждать ванную?.. Шизу? Ши-и-из? Ах, так ты уже… Нет, я пока ещё не сплю. Просто не двигаюсь, молчу, не хочу отвечать и даже открывать глаза. Так устала, но вымотала меня не столько несколько часовое вождение, сколько впечатление об увиденном в горах и нынешняя атмосфера между нами и Акацуки. Негатив действительно высасывает все соки. Адская неделя. Или сколько там уже прошло? Давно счет времени потеряла. Зря… зря мы всему этому поспособствовали. Зря я поддержала идею оставить иномирянцев здесь, в собственном доме. Чёрт с этими Акацуки, поскорее бы свалили туда, откуда пришли. Им здесь явно не место.