***
— Я не был в Японии. Там дорого. — Таксист им попался не на шутку разговорчивый. Мужчина преклонного возраста то и дело отрывал взгляд от дороги на зеркало, чтобы в очередной раз осмотреть одного из своих пассажиров. — И менталитет у японцев непонятный, совсем не такой, как у нас, кыргызов. — Есть такое, — отозвалась Икуроми, совсем не заинтересованная в разговоре со стариком. Она смотрела то за окно машины, подмечая, в какой они уже части города, то, как и водитель, на Пейна. Рыжий наблюдал за людьми и зданиями, мимо которых они проезжали, и хотя вид его казался бесстрастным, как и всегда, у него возникало много вопросов и разных впечатлений. Почему здесь на каждом шагу кафе и аптеки? Здешние люди кушают, а потом идут лечиться? Зачем люди скапливаются в определённых местах и так внимательно смотрят на приближающиеся к ним большие машины с номерами на передних стёклах? И почему внутрь заходят лишь некоторые, а другие продолжают стоять и смотреть вдаль в ожидании новой дымовой колесницы? Что означают три цвета — зелёный, жёлтый и красный — на этих висячих над дорогой шутках и как они управляют машинами? Почему некоторые водители озлобленно кричат друг другу в окна «тормоз!»? Странно это всё. А спрашивать у Колоонзо не хочется из принципа. Она вновь кидает на него многозначительный взгляд, а Пейн, в свою очередь, лишь отрицательно качает головой или и вовсе молча отворачивается обратно к окну, давая понять, что пока ещё ничего не почувствовал. Никакой потусторонней энергией в округе и не пахло. Ику вздохнула. От жары на улице и духоты в машине болела голова. Хотелось вернуться домой, но ещё больше хотелось найти уже этот чёртов источник чакры и прийти к девочкам и Акацуки не с пустыми руками, точнее, словами. И с какой это стати поехали именно они с Пейном? Почему остальные остались прохлаждаться под кондиционером, в то время как им приходится разъезжать по городу в поисках хоть какого-то намёка на портал? Где эти бравые Акёми с Жанной, взгромоздившие на себя обязанности главных, раз вчера с таким важным видом объявляли, кто где будет жить? Поважничали, поприказывали, а как пришло время действовать — спрятались в берлоге. Икуроми фыркнула. Вечно так: сначала сами называют Шкипером, затем орут про её эгоистичность и желание помыкать всеми, но в конце, когда нужно решать проблемы, все замолкают и расходятся. Та же Аи ложится на дно, когда нужно бегать по жаре и искать Акацуки новые монументы или что там ещё может быть. — Здесь. — Голос Пейна сработал подобно отрезвителю. Злость тотчас отодвинулась далеко на задний план — Ику встрепенулась и сказала водителю: «Здесь, пожалуйста». Так где это «здесь»? Машина остановилась. Икуроми, попутно доставая деньги из кошелька, краем глаза глянула в окно. По одному обновлённому асфальту стало ясно, что это за район. Расплатившись, девушка и иномирянец вышли из машины. Пейну сразу не понравилась витавшая в воздухе атмосфера, какая возникает при большом скоплении людей. Он огляделся: вокруг клумбы с яркими тюльпанами, небольшие фонтанчики тут и там, чуть поодаль — здания, судя по всему, старые, а одно, накрытое рваным, испачканным занавесом, и вовсе сгоревшее; по широкой дороге на всех скорстях неслись машины, а напротив — десятиметровый бронзовый памятник воинственного вида мужчины на коне и государственный флаг, вознесённый ввысь на железном столбе. Вся эта картина дополнялась толпой людей и шумной музыкой, под которую они танцевали. Лидеру сделалось неприятно. Он никогда не жаловал шумные и многолюдные места. Однако, к сожалению, именно в таком ему и придётся крутиться в ближайшее время. — Чакра исходит из памятника? — спросила Икуроми. — Да, — ответил Пейн. При этом они смотрели в разные стороны. Рыжий — на бронзового, оседлавшего коня героя в самом центре толпы, а Ику — на стоящий у них чуть ли не под носом мемориал известному писателю. Колоонзо смотрела на него, с творческой задумчивостью взирающего вдаль, закинувшего пиджак себе на плечо, и вопрошала, с чего бы чакре взяться в Чингизе Айтматове. — Не из этого, — произнёс Пейн, когда увидел, куда смотрит его спутница. — Оттуда, — и указал в самую толпу. — А, тогда в этом есть смысл, — протянула Колоонзо. — Странно только то, что источником опять же стал мемориал. — В этом городе возведено много памятников. — Пейн покосился на важно стоящего писателя, а заодно и припомнил, сколько всего подобного видел в том Парке Победы. Любопытство тяготило его. Он решился спросить: — Зачем? Икуроми ненадолго призадумалась, после чего пожала плечами и простодушно ответила: — Это история. В основном памятники возводят выдающимся личностям страны. Здесь, например, у нас народный писатель. А там, — указала на толпу, — герой народных сказаний по имени Манас. О его подвигах написан толстенный эпос, но не факт, что все они — правда. — Люди молятся ему? — Пейн посмотрел на Манаса на коне другими глазами. — О нет! — Икуроми хохотнула. — Мы хоть и поехавший на религиях мир, но персонажей книг, пускай и эпоса, ещё не начали обожествлять. На него просто… смотрят. Да, смотрят и знают. Этот герой считается объединителем народа, символом государственности. — Тебе он тоже нравится? — Лидера поражало то, с какой страстью вокруг бронзового объединителя кружили люди и как браво о нём отзывалась Колоонзо. — Всяко лучше Ленина, — продолжила отсмеиваться Икуроми. — Он здесь тоже когда-то стоял. Ну, то есть его памятник. К нему-то как раз и можно отнести тот наш разговор: правитель, толкающий страну на счастливый путь через террор. Но не о нём речь. Пойдём, раз уж отыскали источник… Пейн кивнул. Они двинулись к танцующему народу. — Что это за место? Оно не было похоже ни на парк, ни на жилой район. — Это центр города — площадь Ала-Тоо. — Икуроми захотелось сыронизировать: — Народ собирается здесь, когда хочет убрать правителя, гневается да крушит всё. Видал вон то сгоревшее здание? Это генпрокуратура — штаб-квартира городских надзорщиков, во время апрельских событий её как-то разграбили и подожгли. В общем, тут произошли две революции, так что земля здесь еле отмыта от крови… — То есть сейчас идёт свержение правителя? — пришёл к выводу Пейн. — Что? Нет! С чего бы? В качестве доказательства рыжий указал на ненормальную толпу, которую Икуроми никак не воспринимала, хотя для Пейна это было нечто из рамок выходящее. Центр города, место кровавых революций, а эти молодые невежи топчутся у самого основания символа страны? Нагато явно чего-то не улавливал. Этот народ разгневан? Недоволен? Хочет сражаться? Икуроми с улыбкой замахала руками, убирая подозрения иномирянца на нет: — Это не революция, это флешмоб. Как бы тебе объяснить… Люди просто пришли сюда что-то отпраздновать. Слышишь музыку? Под неё танцуют. А сейчас, наверное, как раз и проходит репетиция общего танца. Видимо, скоро будет какое-то мероприятие… — Ару-у-у! Икуроми показалось, что на неё налетел камаз. Она еле удержалась на ногах, то есть её удержали чьи-то худенькие бледные руки. Даже сегодняшнее жарющее солнце не смогло придать незнакомой Пейну девушке загара, поэтому та и стояла бледная, как мертвец, но чертовски осчастливленная внезапной встречей. И снова «Ару». Пейн нахмурился. — М-мишка? — Голос Икуроми дрогнул. Вот уж кого точно не хотелось видеть во время прогулки по городу с Лидером Акацуки, так это свою одноклассницу-отаку. — Ты чего тут по жаре мотаешься? Прозванная «Мишкой» за свою доброту и наивность, Тори Ли — одноклассница Шикуцуёми — ярко улыбнулась. — Я? Да вот, наши позвали флешмоб мутить! Хотите с нами? Тощая, с огромными выразительными глазами, короткими угольными волосами и смешной чёлкой — Тори была полной противоположностью Икуроми. И когда они стояли вот так близко друг к другу, сразу виднелась разница в национальностях: Тори была наполовину кореянкой. Мишка обратила свою широкую улыбку на Пейна, которого она определённо узнала по рыжей копне и пирсингу и сейчас всматривалась в тёмные очки, высматривая, есть ли у этого косплеера линзы-риннеганы. Затем, видимо, поняв, что это некрасиво вот так пялится на незнакомого человека, решила познакомиться: — Меня зовут Тори Ли! А вы? — Это Пейн, — представила его Икуроми в скрытой панике. А следом добавила тоном ниже, заговорщически: — Ну, то есть его называют Пейном. А в подтексте прозвучало «ну ты понимаешь, почему его зовут именно так», мол, раз косит под персонажа Пейна, то потому и зовётся таковым. Тори как никто другой просекала эту фишку с никнеймами, так как сама была Мишкой. Улыбаясь, как бы всё поняв, она произнесла: — Очень приятно, Пейн. Можешь звать меня Мишкой. — Мишкой? — А вот для Лидера это было дико. Он не видел ничего общего между этой девушкой и медведем. Икуроми тоже призадумалась, впервые с самой ранней школьной поры: вспомнила, как там, в лесу, их с Хиданом чуть не растерзал медведь, и пришла к выводу, что имя злого дикого зверя не очень подходит милой домашней Тори. — Да! Так вы не хотите поучаствовать? — А из-за чего, собственно, кипиш? — Икуроми оглядела толпу. — Здесь что, все наши? Под «наши» подразумевались одноклассники, как свои, так и с параллели, окончившие школу под несчастливым тринадцатым номером. — Ага, в честь Дня Молодёжи собрали всех, кто ещё не уехал с города. А так организатор — Красный Полумесяц, все деньги за приготовленные гостям представления вкусняшки пустим на благотворительность. — А, да? Здорово! — Икуроми это было абсолютно неинтересно. Она начала отступать с вежливой улыбкой. — Ага, ага… Ну, мы пойдём… Вы здесь веселитесь… Вроде как попрощавшись с Тори, Икуроми спешила увести Пейна из сборища своих одноклассников, многие из которых смотрели «Наруто» и могли назвать Пейна по имени. Особенно она боялась, что кто-то произнесёт «Нагато», ведь тогда спасения не будет ни ей, ни кому-либо из её пингвинов. — Нам туда. — Лидеру надоело, что девчонка толкает его в бок и хочет увести куда подальше. Ему самому, конечно, хотелось уйти, но сейчас миссия была такова, что им нужно подобраться ближе к памятнику Манаса, чтобы он мог «глотнуть» чакры. Пейн воспротивился и вскоре уже сам вёл Икуроми за локоть сквозь толпу. — Проверка микрофона… раз, два, раз, два… О, отлично! — заговорил ведущий с импровизированной сцены. — О-о-о, что за аристократия соизволила подойти на праздник! Икуроми зажмурилась, молясь, чтобы речь шла о ком-то другом. Добродушный голос, раздающиеся из динамиков по всей площади, продолжил: — Ребята, давайте поприветствуем Колоонзо! Старшую, судя по всему! Толпа послушно заулюлюкала. Кто-то несколько раз пытался поймать Ику за руку, но Пейн упорно тащил её за собой к памятнику. — Ару, не убегай! — издевался ведущий. — Оторвись от своего кавалера и пообщайся с нами! В один момент кто-то сильно дёрнул её — хватка спала, и прежде чем нырнуть в самую гущу толпы, Икуроми успела увидеть, как удивлённо обернулся на неё Пейн. Её вытолкали к краю — к самому ведущему. Камиль предстал перед ней в похожих очках, которых она одолжила рыжему. — Террористка тринадцатой школы! — в шутку обозвал её Камиль, хотя и здесь была своя правда, если заменить первое слово на «рэкетирша». Упитанный и розовощёкий Камиль, весельчак всей параллели, был единственным из мужской части одноклассников Колоонзо, которого бы они за всю школьную жизнь не задирали. Дело было в его с детства простодушной и приятной натуре. Однако сейчас Икуроми впервые захотелось его отметелить за то, что оторвал от неё Пейна и привлёк столько внимания, когда ей нужно было скрываться, словно нукенину. — После выпускного мы тебя совсем потеряли! — с улыбкой воскликнул Камиль. — Вот и не находили бы! — брякнула Ику, скользя взглядом по толпе. Рыжей шевелюры не виднелось. Икуроми прошиб страх с примесью паники. Камиль и несколько человек из толпы рассмеялись. — Эх, ты так и не изменилась! А где сестрёнка? Она здесь? — Камыч, будь добр, отъебись. — Что? Аха-хах, понял, понял! — Камиль не воспринял просьбу всерьёз. — Бро, я очень рад, что ты пришла поучаствовать. Мы все очень рады! На самом деле рады были отнюдь не все, ведь с большинством параллели Икуроми, как и Шизуй, были не в самых радушных отношениях. — Я не участвую, я проходила мимо и… — Её уже не слушали. Камиль начал флешмоб: — Итак, надеюсь, никто не забыл движения? Толпа загудела. Ответ устроил Камыча. — Тогда начнём День Молодёжи! — Он махнул парню у аппаратуры. — Тамер, зажигай! Тот кивнул и, надев наушники, стал нажимать на кнопки. Вся площадь вмиг сотряслась от нахлынувшей волны музыки. Ругань Колоонзо утонула в радостных криках участников флешмоба. Все они, как один, начали синхронный танец, и с высоты птичьего полёта картина была бы идеальной, не порть её судорожно лавирующая в поисках иномирянца Икуроми. Чёрт бы побрал её одноклассников устраивать это зрелище именно здесь и сейчас! У самого источника чакры, Джашин их подери! Лидера нигде не было. Ику едва не задыхалась от стискивающей ей горло жары и бега. — Пейн! Дошедший до памятника Манаса Пейн оглянулся. Его звал слишком уж звонкий для Колоонзо голос. К нему подошла Тори. — Слушай, ты не видел Ару? — Мишка выглядела обеспокоенной. — Она промчалась мимо меня так быстро, что даже не услышала, как я её окликнула. У неё что-то случилось? «Ару». Снова. Какая «Ару», если речь об Икуроми? — Нет, — разом ответил на всё Нагато. Пока вся толпа танцевала, он чуть наклонился к Тори, прекратившей танцевать флешмоб, чтобы донести до неё сквозь этот назойливый шум: — Какое полное имя у «Ару»? — Ого! Так ты не знаешь? — Мишка уставилась на него большущими от линз удивлёнными глазами. Пейн покачал головой. Как оказалось, он не знает, как зовут Икуроми Колоонзо.***
Флешмоб увял, как цветочек: сначала одни запутались в движениях, потом другие потеряли ритм, и в конце все просто начали танцевать так, как только умели. К веселью подключились даже прохожие: взрослые, пожилые и детки. Дневная туса продолжалась. Камиль тряс головой под новый трек, точно был на рок-концерте, и не заметил, как совсем рядом от него его братаны зажали Икуроми. — Что, впервые вышла не под ручку с сестрой? — язвительно пропел один из четырёх парней. — А я думал, вы с ней сиамские близнецы: как родились приклеенными, так и не смогли отлипнуть! В школьные годы Колоонзо мало общалась с одноклассниками, в основном ходила только с Шизуй, Аи, Мицуми, Жанной и несколькими брутальными парнями из старших классов. С собственным классом отношения не складывались, как и с параллелью: Ику приходилось сидеть по несколько часов с этими балбесами на уроках, а за пределами школы она почти никогда не вспоминала о них. Двое из этих четверых определённо были из параллели, а другие — с её класса. А этот русский с острым языком звался не то Кириллом, не то Даниилом, не то вообще Никитой — Колоонзо со своими друзьями как-то трещали над ним за то, что тот вечно ходил налысо бритым в нелепых серых комбинезонах. — Тебе есть дело до моей сестры? — Музыка была уже не такой громкой, так что повышенный надменный голос Ику отчётливо дошёл до каждого из парней. — Лично ей до тебя — нет. А это вообще кто? — грубо кивнула она на остальных. — Закончила школу и сразу выбросила всех из своей жизни? — плюнул в неё словами другой, тёмненький и более росло выглядящий. Несмотря на крепкое телосложение и щетину, он всё равно выглядел смазливо из-за своего круглого личика, а узенькие глазки и цвет кожи, как у подгоревшего хлеба, создавали впечатление, что он вылез из села. Икуроми едва не плюнула в него по-настоящему. Уж этого она помнила — Улугбек (нет, не Сесенов), самый тупоголовый в их классе. — Уж вас-то и подавно не было в моей жизни. — Она снова обошлась лишь грубым тоном. — А сейчас подвиньтесь — загородили мне дорогу, как тракторы. О да, подумала Ику, им выпал просто идеальный шанс отомстить своей обидчице со средней школы, пока с ней нет ни Шизуй, ломающей любого напором своих слов, ни разъехавшихся по заграничным ВУЗам крепких друзей, ни Мицуми, сглаживающей острые концы ситуаций, ни Аи, с которой опасались иметь дело все ввиду того, что с начальной школы боевыми приёмами она случайно устраивала всем переломы пальцев или вывихи руки. — А мы не уйдём с дороги, — вклинился третий. Вот его Икуроми вообще не знала, хотя определённо уже видела в школе. — Проси прощения у каждого, иначе будешь стоять здесь под пеклом до самого конца! Ику была в центре их неровного тесного круга, потому тени высоких мальчишек закрывали её от солнца. Она подняла бровь в скептическом удивлении, а затем, сложив руки на груди, усмехнулась: — М-да, такой сброд, как вы, только на это и способен: вчетвером притеснять беззащитную девушку. Парни побагровели. Икуроми, припустив очки, взглянула на них исподлобья: — Сгиньте. И чтобы не смели больше до меня дотрагиваться и со мной говорить. Представьте, что нас в этой жизни ничего не сталкивало. Колоонзо пошла напролом и отодвинула одноклассников так, как если бы распахивала двери. К несчастью этих парней, девушек бить нельзя. Единственное, что им оставалось, так это последовать за ней, идущей с величаво задранной головой, и покрывать матами в спину. Ику же продолжила искать Пейна, но уже не в панике, а в исступлении. Включился её былой школьный режим: любое «о, Ару!» со стороны одноклассников она затыкала ладонью чуть ли не в лицо, мол, «не до тебя» или «говори с рукой». Глянула себе за плечо: те парни до сих пор плелись за ней, как щенки, и что-то язвительно улюлюкали, думая, что выглядят круто, хотя на самом деле были мырками в глазах Колоонзо. Тем временем Пейн зажигал под очередной летний хит. — Давай, Пейн! Поэнергичнее! — вопила от радости Тори, дёргая Лидера преступной организации за руки так, что буквально принуждала его танцевать. Если, конечно, эти нервные дёрганья можно назвать танцем. Because I'm happy! — звоночком раздавалось пение Фаррелла Уильямса из громоздких динамиков. А вот Пейн ни черта «happy» не был. Он перестал воспринимать происходящее: всё вокруг крутилось и вертелось, да и сам он крутился и вертелся. Задирая голову, рыжий смотрел в бронзовые глаза возвышавшегося над ним героя Манаса на коне, а собственные — риннеган — щипало, как от солнца, пускай они и были защищены очками. Кружилась голова, но не от жары, музыки или танцев. Подташнивало. Пейн ощущал себя точно так же, как и в свои первые минуты в этом мире. Визги Мишки раздавались будто не перед ним, а в параллельной вселенной — откуда-то из Мира Шиноби. Он перестал чувствовать воистину по-медвежьи держащие его руки, худые и бледные, и в один миг вдруг поплыл по пространству, как по морю. Музыка несла его, точно он был листиком на ветру или морковкой, подкинутой в воздух. Он был здесь и нигде. В своём мире и в этом. Был Пейном и Нагато одновременно. Улетал… улетал далеко… далеко… — …сошёл?! — крикнула ему в лицо разъяренная Икуроми. Она, как и весь окружающий мир, возникла так внезапно, что даже удивила Лидера. Он смотрел на неё так, будто впервые видел. Судя по всему, она как раз говорила ему о его же недалёкости ума. — Чего глаза на выкате?! Очки на носу, а риннеган — всем на обозрение! Я же просила их никому не показывать! И чего она разоралась? Какие очки? И куда делать Мишка? Нагато всё ещё был в прострации. Икуроми вздохнула и, привстав на носочки, подправила Пейну спавшие на нос очки и тем самым вновь закрыла ими риннеган. — Хватит в облаках летать! Мы зачем, по-твоему, сюда притащились?! Разгулялся уж совсем! Ты ведь Лидер своих людей! Акацуки ждут от нас дельных новостей! Уже час дня, а мы так и шатаемся тут под музыку! Пейн, ты… Много болтает. Нагато, абстрагировавшись от нескончаемого говора, перевёл взгляд с девушки на людей, пляшущих вокруг них и памятника. Тот старик уж совсем дряхлый. Зачем он трясёт своими костями в танце под раскалённым солнцем? А те девушки зачем обливают друг друга водой из бутылок, пищат, но продолжают двигаться под музыку? Им весело? Куда лезут эти дети? Их же затопчут в такой толпе. Им-то зачем принимать участие во «флэ-шу-бо-бе», разве это мероприятие не для взрослых? Центр города. Еле смытая с земли кровь. Танцы и веселье. Сложно. Пейн не понимал, что не так с этим миром и его людьми. Посмотрел на солнце, не такое слепящее под защитой очков. В этом городе всегда так светло и жарко. В Амегакуре всё совсем по-другому: погода, люди, атмосфера. И сам он другой. Нагато вдруг захотелось здесь остаться. Не возвращаться в свой мир, где царят шиноби, ненависть и боль. Но тут он отрезвился и пошёл наперекор секундной мысли: нет, нельзя здесь оставаться, нужно вернуться в свой привычный мир. Ведь должен же кто-то спасти всех от нескончаемых войн. Кто-то должен взять власть в свои руки и сделать Мир Шиноби идеальным — таким, чтобы там веселились так же, как здесь. «…правитель, толкающий страну на счастливый путь через террор…» — наверное, это про него. Тогда ему тоже положен памятник? — Я же сказала вам отвязаться. — Снова услышал он Икуроми. Она ругалась с какими-то парнями. — Чего ходите за мной хвостом? Злится. Стискивает зубы. Уничтожала бы глазами, не будь на ней сейчас очков. Те четверо продолжали до неё докапываться, чтобы хоть как-то угомонить свою разодранную честь. — Ты бы следил за своей бабой, — обратился к Пейну тот Кирилл-Даниил-Никита, назло игнорируя саму Колоонзо, — а то уж больно часто юкается с мужиками. Таскай свою грязь с собой, чтобы к нашим ногам не прилипала. Ику закатила глаза. Детский сад. И что ещё за «юкается»? — Поговори о своей мамке с кем-нибудь другим, — забила Икуроми пенальти и выиграла матч. Парень взревел: — Колоонзо! — и наверняка не побрезговал бы накинуться на неё, не сделай Пейн шаг вперёд, вмиг заслонив собой девушку. — А ну отошёл! Улугбек закричал: — Чухай отсюдова, пидрила рыжий! Их не впечатляли ни рост, ни мускулатура, ни пирсинг — ничего. Они видели лишь крашенные в цвет моркови волосы и алые ухоженные ногти. Но тут очки снова спали на нос — открылся риннеган. — Вы чухайте, — сказал Пейн. Какая-то незримая волна вдарила по парням — их оттащило назад так, что несколько секунд они скользили по земле, напрочь стирая себе подошву обуви. Додзюцу самого главного нукенина на деревне смертоносно блестело на солнце. Зазнавшиеся мальчишки в страхе попятились, а затем удрали, то и дело оборачиваясь на самого странного и страшного типа в их жизни. Икуроми призависла от шока. Придя в себя, она осторожно подошла к Пейну. — Давай… вернёмся домой. Думаю, с источником всё стало понятно, — намекнула она на только что продемонстрированный выплеск чакры. К недовольству Пейна, сила его глаз девушку не впечатлила. Но ничего, это была лишь капелька, а фиолетовая рябь риннегана таила в себе целое озеро, если не океан. — И… подправь очки, пока люди не заметили твои глаза. А если заметят — они испугаются? Кажется, Пейн спросил это вслух. Икуроми что-то ответила, но он слышал её, как сквозь вату, и мало что мог разобрать. Ему вновь становилось дурно. Люди вокруг по-прежнему веселились и танцевали. Атмосфера насквозь пропиталась смехом и музыкой, и даже жара не портила удавшееся мероприятие. Пейн смотрел на Икуроми. Хмурая и уставшая, она продолжала говорить. — Ты… счастлива? — перебил Лидер. Ику поражённо замолчала. Ей послышалось? — Что? Нравится ли ей собственный мир? Потому что иномирянцу он кажется идеальным. Почти. — Пейн, что с тобой? Положил ладонь ей на плечо. Другой рукой снял с неё очки. Солнце ослепило Ику — она поморщилась от его противного света. — Что ты делаешь?! — Тебе… здесь нравится? — Пейн вглядывался ей в глаза, пытаясь отыскать ответы на свои вопросы. — Да ты бредишь! Перегрелся! Надо было тебе кепку дать! Ноги подкосились. — Что с тобой? Тебе плохо?! Люди танцевали. Солнце светило. Пейн упал. Икуроми схватила его, как будто обняв, но от тяжести веса стала заваливаться с ним назад. От страха и паники, вновь пришедших в самый ответственный момент, из неё вырвалось то, что она так боялась услышать сегодня от других: — Нагато! Уплывавшее от Пейна сознание зацепилось за это. «Она знает моё имя?» А он знает её. Арууке. Нагато. Вместе они завалились на землю, давно отмытую от крови.