Чего только не бывает в нашем мире!

Час после полуночи — самое время для экстренного совещания. Нагато всегда умел правильно подобрать время. Акацуки в кратчайшие сроки собрались в комнате Лидера и ждали новостей. Итачи уже знал, чего стоит ожидать: он и не сомневался услышать о новом источнике чакре. И, конечно, оказался прав. — Значит, кладбище… — Конан задумчиво смотрела в окно, за которым с самого вечера лил дождь. Прямо как дома, как у них в Амегакуре. — Удивительно, что никто из нас так и не смог этого почувствовать, — с лёгким разочарованием подметил Кисаме. — Что и стоило ожидать от Лидера! — возвысил его до небес Тоби. — Лидер самый умный, самый сильный и чувствительный! — С последним ты прогадал, придурок, хм! — прыснул Дейдара. — Каков наш план, Пейн? — Какузу устал от пустословия и перешёл сразу к делу. Пожив с такими девушками, как Шикуцуёми и Жанна, ему часто приходилось сталкиваться с этим в этом мире. — Раз чакра активировалась только у Лидера, ответ очевиден, — вполголоса, как бы только для себя, произнёс Сасори, но был услышан всеми. Бьющиеся о землю капли дождя не сильно заглушали звуки в доме. — Верно. — Риннеган Пейна блестел в освещаемой одной луной комнате. — Пора возвращаться в наш мир. Выдвигаемся к флагу на рассвете. Мне нужно ещё немного накопить сил для полноценного перемещения всех нас. — Заебись, хотя бы высплюсь, — обрадовался Хидан, широко и шумно зевая. На этом все и разошлись. Пейн прав: переход из одного мир в другой потребует огромного количества энергии. Вспомнить хотя бы то, какими обесточенными они оказались после ненамеренного перемещения в зал квартиры Колоонзо… Все легли спать, однако никто так сразу и не смог уснуть. Итачи лежал лицом к стене, укрытый и непоколебимый, будто бы уже дремал, но на самом деле витал в облаках. Он любил думать об идеальном мире: о мире без войны; о мире, где просыпаешься под запах яичницы, блинов или крепкого кофе; о мире, где больше думаешь о том, куда пойти погулять в округе на этот раз или что поделать помимо чтения книг и сна, чем о том, какое лекарство лучше облегчит боль в глазах после применения гендзюцу на врагах и насколько оно оттянет приближающуюся слепоту, а затем и кончину от кланового проклятия. Если бы у Итачи был выбор, он непременно остался бы жить здесь, не ведая тех горя и боли, в которых заплыл Мир Шиноби. Непременно бы отдыхал и наслаждался тихой загородной жизнью с милой и заботливой девушкой. Но выбора у него никогда не было и не будет. Кисаме тоже думал об этом и другом мирах. Самый необычный и «острый» в плане эмоций опыт он перенёс именно здесь и, как ни странно, с девчонками: взять хотя бы эту Гецорию с её даже более эмоциональными и бешенными выкидонами, чем у младшей Колоонзо. Мечнику вдруг вспомнилось, как он станцевал в первый и последний раз в своей жизни. Это случилось на второй неделе его пребывания в этом мире: был поздний вечер, ведущий бесшумно вещал по телевизору, на кухне стыли остатки пережаренных говяжьих котлеток с пюре после ужина. Жанна играла неизвестную Кисаме мелодию на фортепьяно, очень нежную и красивую — это было её любимым занятием в свободное время. Сидящий на диване Кисаме незаметно притоптывал ногой в такт, однако, ни что не уходило от глаз Жанны просто так. «Надо же, почувствовал ритм?» — улыбнулась она и вдруг бросила играть. Прошла через весь зал и стала копошиться с виниловым проигрывателем. Она была из тех редких фанатов винтажа. Поставила пластинку — заиграла музыка, ещё нежнее и красивее, чем до этого игралась на фортепьяно. «Пошли, потанцуем!» — Жанна не шутила и всерьёз протягивала Кисаме свою ручку, воистину приглашая на танец. Отпираться было можно, но бесполезно, ведь как итог самый опасный из мечников Тумана стоял посреди просторной тёмной комнаты, несмело держа хрустальную по сравнению с ним девушку за талию и неуклюже переставляя ноги так, как ему говорила Гецорию. Они танцевали неловко, но было весело и необычно. Уж чего точно Кисаме никогда не совершит и больше не испытает в своём родном мире. Под такие мысли и воспоминание Хошигаки заснул и спал с тяжёлым, неприятным чувством, какое бывает у тех, кому в семь утра нужно идти под ливень и в слякоть на работу. Сасори смотрел в потолок. Возвращение домой никогда не было так близко и… нежеланно. Оно означало лишь то, что мир вокруг снова погаснет и станет бесцветным. Акасуна снова обратится в куклу, в живое произведение искусства, участь которого делать Мир Шиноби хоть немного лучше и красивее. Вряд ли он будет скучать по таким рутинным человеческим вещам, как хождение по зову природы, застольям, холоду или жаре… Однако, было кое-что, что он хотел бы испытывать снова и снова. Сасори никогда не верил и не поверит в любовь — это лишь игра человеческих гормонов. Любви нет — есть искусство чувств. Есть привкус вина из роз на языке, свежий запах озера и гор, чужое тепло рядом и прикосновение чужих сладких губ на своих. Повезло ему однажды решиться пройтись вдоль озера поздно ночью и совершенно случайно найти там Телегей: она сидела на влажной траве, постелив под себя найденный дома ненужный плед, и в компании розового вина созерцала полную луну. «У меня своя романтика» — заявила она нарушителю её спокойствия, но без проблем приняла его в свою компанию, наполнила свой стакан дополна, отдала его и сказала выпить до дна. Сасори доводилось пробовать разный алкоголь, но домашнее вино из роз он ещё никогда не встречал и потому не смог воспротивиться новым ощущениям. Примерно такой же логике он последовал, когда в меру пьяная девушка прижалась к нему телом и губами после его второго стакана. Ту ночь они не вспоминали, но и не забыли. Сасори всё ещё смотрел в потолок и думал, что, если бы у него была возможность, он бы непременно забрал Шизуй с собой в Мир Шиноби и превратил её в идеальную марионетку, чтобы запечатлеть этот экземпляр красоты, невинности и жизни на вечность. Однако, вряд ли старшая Колоонзо или Пейн оценят такой жест благодарности за покровительство в чужом мире целых полтора месяца. И потому… потому Шизуй придётся остаться здесь и жить, пока её цветок жизни не увянет. В расстроенных чувствах Сасори закрыл глаза, но так и не уснул. Хидан жалел, что у него так и не выдалась свободная минутка с ноги вышибить дверь ближайшего религиозного храма и заявить об истинной вере и настоящей религии, о которой здешние жалкие смертные не ведают. Джашинист всё ворочался, не находя себе удобной позы, и всё думал о разном, но как итог вечно приходил к мысли о своём боге, о котором он не успел всем поведать. Сложно, когда даже самым «близким» рассказывать об истинной вере бесполезно: Акацуки были сыты этим по горло, что Хидан перестал даже пытаться наставить этих атеистов и еретиков на путь истины. Этот мир мог стать прекрасным местом для развития джашинизма… Икуроми рассказывала ему о здешних «богах»: это ведь смешно, как людишки могли вознести до небес того, кто всего лишь ходит по воде и ожил после распятия! Хидан всю жизнь бегал по поверхности воды и собственноручно распял себя не один десяток раз, но сыном «бога» по сей день так и не назывался. Жалко, что он так и не нашёл время, чтобы просветить здешних, даже не ведающих о таком великом божестве, как Джашин… Но кто-то о нём, может, и знает: Хидан всё ещё не забыл о том, как нашёл цепочку с амулетом своего бога в шкатулке Икуроми. Она точно что-то знала, и дело было вовсе не в бабушке и той неловко придуманной истории. «Уж когда-нибудь я, блять, всё выясню…» — после этого Хидан быстро погрузился в мир грёз и захрапел. Дейдара не мог дождаться, когда они исчезнут из этого мира. Его любимейшее занятие, смысл и украшение его жизнь — взрывы! — были запрещены здесь и даже презирались! Какой ещё «терроризм»?! Он гневно выдохнул, укутался одеялом до подбородка и отвернулся к стене. Холодно же здесь, чёрт подери. Дейдара жмурился, пытаясь поскорее уснуть и поскорее проснуться, чтобы уйти из этого дома и мира: никаких больше Колоонзо в его жизни! Он едва терпел старшую из них, строящую из себя пуп земли и лидера с большой буквы. Удивительно, как Пейн мог коммуницировать с ней больше всех такое продолжительное время? Показательно непоколебимая с одной стороны, срывающаяся с цепи и кидающаяся на людей с другой — у Икуроми были две грани, которые раздражали Дейдару. Хотя, наоборот, неудивительно, что те двое нашли общий язык. «У обоих одинаковое самомнение, хм!» — решил Тсукури. Он ещё помнил слова Акёми, брошенные ей в сторону Колоонзо и горько процитированные Фукусаной, и подписывался под каждым её выражением. Как же всё так обернулось, что самый адекватный человек из Шикуцуёми вышел из строя? Останься Аи с ними, Дейдара и не сомневался, что провёл бы замечательное время в этом захолустье. Почти такое же, как и его Мастер с младшей девчонкой Колоонзо. Дейдара не сдержался и скрипнул зубами: такого раздражающего экземпляра он вынести не мог! Настолько показательный детский характер и дурость, почти как у этого Тоби. Ладно бы всё ограничивалось глупостью, но Шизуй выходила за рамки клоунады своей язвительностью, дерзостью, самоуверенностью и нетрадиционным мышлением — этим ли она зацепила его Мастера? Или всё дело в смазливой рожице? Дейдара в раздражении выдохнул. Тошно было наблюдать, как сильно за последние недели «очеловечился» Сасори но Данна — человек, которым Дейдара по-своему восхищался и уважал; один из сильнейших и опаснейших шиноби Страны Ветра, искуснейший кукольник, мог даже улыбнуться ей и смотрел, постоянно смотрел на неё, не отрывался, словно она чего-то стоит! А чего стоит эта Фукусана! «Итачи то», «Итачи это» — словно мир для неё ограничился не просто Колоонзо, а ещё и этим Учихой! Иногда Дейдаре хотелось подорвать девчонку, когда она в очередной раз беспокоилась из-за этого Учихи, но, увы, глины у него не было. Да если бы и была, то её вряд ли получилось бы активировать… Хотя завтра ещё есть шанс. Может, ему повезёт, и он перед уходом успеет отправить в воздух как надоедливых девчонок, так и этот мир. С такими несбыточными мечтами Дейдара и заснул. Какузу уже спал. Перед сном он посчитал, какой убыток понесли Акацуки, пока отсутствовали в своём мире и не выполняли задания, за которые могли отгрести большой куш, расстроился и потому решил скорее забыться во сне. «Наконец-то», — заключил Зецу и другим голосом ответил себе в голове: «Да, наконец-то». Непонятно, что именно доставляло ему радость: то, что он совсем скоро будет в своём родном мире, или то, что он совсем скоро избавится от компании Шикуцуми, ощутимо боящихся и по какой-то причине недолюбливающих и даже опасающихся его. А может, обе причины верны. Тоби не нравилось, насколько они задержались в этом мире. Однако, это было приятным сюрпризом узнать, что есть другой мир, а может, и множество других, помимо его родного. Но как бы хорош ни был этот мир, Акацуки здесь не место. Как ни как, у них есть своя цель в том мире, и потому они обязаны вернуться как можно быстрее и завершить свой план по созданию лучшего мира. Тем не менее, какими бы ни были мысли Обито, Тоби проныл совершенно противоположное: — Тоби так не хочет уходить! Тоби будет очень грустно без Шикуцуми… Тоби их так полюбил! Конан нечего было сказать на такое лицемерное высказывание. Она по-прежнему смотрела в окно, наблюдала за дождём и думала о доме. Дом, где не могут остановиться войны. Возможно ли, что их Мир Шиноби когда-нибудь станет хоть немного похож на эту современность, где люди могут жить, а не только выживать? Если бы у неё был выбор, она бы непременно здесь осталась. А пока что всё решает Нагато, а он решил так, что им нужно вернуться домой. «Домой… — думала Хаюми и смотрела на дождь. — Нагато, Яхико… Уж лучше бы нам довелось родиться здесь…».

***

Икуроми врезалась в Пейна на повороте, когда шла из ванной комнаты обратно в спальню. Никаких извинений не последовало. — Мы уходим на рассвете. — Что? — Она потёрла заспанные глаза, проморгалась и на случай, если расслышала не так, спросила ещё раз: — Что? — На рассвете, — терпеливо повторил Пейн. — Мы возвращаемся в свой мир. — Надо же… — Колоонзо пыталась скрыть, насколько сильно она потрясена и не готова к подобному. Она приходила в себя с минуту, после чего вполголоса заговорила: — Пойду сообщу девочкам… — Не стоит. — Нукенин готов был её остановить, но она, несмотря на слова о действии, даже не дёрнулась. — Мы уйдём молча и без прощаний. Мне не нужны женские истерики. — Так уверен, что они будут? — Икуроми усмехнулась. Ответа не последовало, но они оба его знали. — Знаешь, это жестоко… Мы заслуживаем хотя бы проводить вас. — Это лишнее. — Тот остался непреклонным. — Поняла. — Сил спорить не было. Комок уже подступал к горлу. — А ты… Это, конечно, глупый вопрос, но… Ару, до этого смотревшая в тёмный пол коридора, где они столкнулись среди ночи, подняла на него глаза. — Ты… не думал остаться в нашем мире? Она и не ожидала эмоций от Лидера Акацуки, потому это стало неожиданностью заметить на его лице улыбку краем губ. — Думал. — Но передумал. — Очевидно. — Это да… Но… Стоит ли возвращаться в мир, из которого вы все вроде как предпочли бы сбежать? — Икуроми никогда не планировала переубеждать Нагато в чём-то, а уж тем более уговаривать остаться. Ни ей, ни девочкам не было выгодно оставлять в своём доме и мире преступную организацию. Однако сейчас что-то настойчиво заставляло её говорить. Говорить и ненавязчиво уговаривать. — Преступники… Изгои общества… Зачем вам, Акацуки, возвращаться туда, где вас даже не ждут и где по вам не скучают? Разговор действительно забавлял Пейна. Он смотрел на девчонку сверху вниз в силу своего роста и по-прежнему улыбался краем губ легко и незаметно, словно и вовсе этого не делал. — У нас как у организации ещё остались незаконченные дела. Мы должны вернуться туда, где родились и где привыкли жить по правилу убивать или быть убитыми. Нам не нужно, чтобы нас кто-то ждал или скучал. — О каких делах ты говоришь? — спросила Ику, совсем позабыв, что и без него всё прекрасно знает. Глаза её заслезились. — Создать мир, где не будет войны и боли. Создать идеальный мир — это и есть цель, ради которой Акацуки были созданы и будут существовать. — Это ведь неправда… — Настоящий план Акацуки, созданный Мадарой и контролируемый Обито и Зецу, заключается совсем не в этом. Арууке осеклась, поняв, что на эмоциях говорит лишнее, и исправилась: — Мир нельзя изменить. Он такой, какой он есть. — Ошибаешься. — Пейн сказал это, словно объяснял ребёнку, что небо не всегда может быть голубым. — Мир изменится, и мы будем теми, кто с ним это сделает. Там мы и встретимся с тобой вновь. — Что это значит? — Икуроми совсем потерялась. — Где мы сможем встретиться вновь? — В идеальном мире. Ару замолчала. А затем тихо рассмеялась. — Хорошо, тогда до встречи в идеальном мире. — Отчего-то она подумала о рае и оттого совсем взгрустнула. Смерть — вот что по-настоящему неизбежно и страшнее, чем расставание с Акацуки. — Кстати… Я всё таскаю с собой эту вещь. Забываю отдать… Одетая в тёплую уличную кофту, чтобы не замерзнуть по пути в ванную, Ику зашуршала в карманах. Под терпеливым, но недоумённый взгляд Пейна она выудила оттуда металлический предмет и протянула ему. — Что это? — Нагато взял его в руку. Небольшой серебряный брелок представлял из себя красный флаг — совсем такой же, каким является нынешний источник чакры на кладбище, — с изображением солнца с сорока лучами и тундуком — вершиной юрты в виде креста. Маленькие буквы на брелочке вместе собирали слово «Кыргызстан». — Сувенир на память. — Арууке неловко улыбнулась. Ей было грустно и тепло на сердце одновременно. — Купила специально для тебя недавно. — Зачем? — Нукенин действительно не понимал смысл сувенира. — Чтобы ты, когда прибыл в свой мир, сидел и, смотря на этот брелок, вспоминал о нас и о нашей стране. Чтобы не забывал, что когда-то был здесь с нами. Чтобы помнил, что этот наш разговор действительно когда-то происходил. Они продолжили стоять до самого момента, пока Нагато не сжал подарок в ладони и не добавил: — Пора идти. Нужно выспаться. — Точно. Мне тоже пора спать… Лидер развернулся и ушёл первым. Прежде чем он совсем скрылся за поворотом, Икуроми не выдержала и окликнула его: — Пейн! — Он остановился. Сказать можно было много, но она ограничилась малым и самым простым: — Спокойной ночи. — Да, — кивнул. — Спасибо за всё. — Пожалуйста… И прощай.  Когда Пейна уже не было видно, Арууке рванула обратно в свою спальню. Нукенин дошёл до своей комнаты, ещё раз посмотрел на подаренный брелок и хмыкнул: девчонка неплохо держалась. Он был уверен, что, уединившись в комнате, она всё же расплакалась.