Tenderness

— Ну что, Тсу-чан, поиграем? — ехидный голос около самого уха заставляет сердце пропустить несколько ударов, а тело начинает бить предательская дрожь. Этот голос невозможно спутать ни с одним другим — услышав его один раз, он навсегда отпечатается в памяти. Бьякуран Джессо. Личный страх Тсуны номер один. — Куда же ты, Тсу-чан? — альфа перехватывает Тсуну за талию, когда тот пытается ускользнуть. — Прошу вас, от-отпустите… — голос омеги не слушается, в горле будто застрял огромный ком, который, не то, что говорить, вздохнуть нормально не дает. У Тсуны от страха дрожат колени, и, если бы его сейчас не поддерживали, ноги бы определенно тут же подкосились. Несмотря на это, он истерично пытается вцепиться своими руками в руки альфы, сжимающие его словно в тисках, брыкается, пытается вырваться из объятий этого монстра. Старается не думать о том, что силы их находятся на абсолютно разных уровнях. Сознанием овладевает страх, который мешает ясно мыслить. И это был страх не за себя, нет, он боится после избиения быть не в состоянии встретиться с Кёей, боится того, что заставит его ждать, и уже представляет разочарование на лице альфы. — Ты хочешь уйти? Ну почему? Мы хорошо проведем время, — произносит тихо, на самое ухо парня, опаляет его своим горячим дыханием, которое заставляет дрожать еще сильней. Одна рука Бьякурана перемещается на горло омеги, сжимает его, практически перекрывает доступ к кислороду. В этот момент Тсуна замирает, боится даже хоть как-то пошевелиться. Другая рука альфы скользит по талии Тсуны вниз, сжимает его за ягодицу. Парень вскрикивает от неожиданности, удивленно распахивает глаза и абсолютно не понимает, что происходит. Его хотят не просто избить, а… что? — Будь хорошим мальчиком и тогда все закончится быстро. Полностью понимание всей ситуации приходит тогда, когда рука альфы перемещается вперед и тянется к застежке на штанах. — Н-нет, не надо, — Савада вновь начинает барахтаться, старается вырваться из захвата альфы, в попытках скинуть его руки со своей ширинки, пытается заехать альфе между ног, однако в голову беспрерывно стучится мысль, что ему даже надеяться одержать победу над более сильным - бесполезно. Однако Бьякуран почему-то позволяет ему выскользнуть из рук, он как-то слишком легко отпускает омегу, Тсуна же странного поведения альфы не замечает, думает, что смог справиться сам. Надежда, что все обойдется, поселяется в наивном омежьем сердце, однако стоит ему схватиться за ручку двери, как тут же чувствует резкий рывок за плечо и сильную руку на горле, а после — дикую боль в затылке. Бьякуран с такой силой прикладывает его об ближайшую стену, что на какой-то промежуток времени омега практически отключается и видит перед собой лишь цветные пятна, а слух застилает шум. Пока приходит в себя, до него медленно начинает доходить, что альфа сам захотел дать эти несколько секунд свободы. Это не мышь вырвалась из рук зверя, а сам зверь позволил ей это, ведя только ему самому известную игру. — Ты же не думал, что я так просто тебя отпущу? — смеется блондин, а Тсуне удается разглядеть сквозь пелену перед глазами его сумасшедшую улыбку. В раздевалке свет выключен, вокруг царит полумрак, но улыбку этого ужасного человека не разглядеть невозможно. Шатену кажется, что эта улыбка потом будет мерещиться ему даже в полнейшей темноте. Голова Тсуны раскалывается и отчего-то начинает подташнивать, дышать тяжело от сдавливающей горло ладони, от чего на глазах наворачиваются слезы. Омега чувствует, как по затылку течет что-то горячее и вязкое, он медленно тянется рукой к затылку, ощущает липкую влагу и догадывается, что это кровь. — Пожалуйста, отпустите, — вяло просит омега и ослабевшими руками пытается оттолкнуть от себя альфу. Сознание будто от него ускользает, хочется отключиться, забыться, не чувствовать на себе этих дарящих лишь боль рук и пожирающего взгляда. Тсуна не понимает происходящего, Бьякуран никогда ранее не приставал к нему с такими намерениями. Он мог избить, унизить, втоптать в грязь, но не домогался. Тогда почему же сейчас он вдавливает его в стену, проскальзывает рукой под рубашку, сжимает ребра до синяков и заставляет омегу тихо поскуливать от каждого дарящего боль прикосновения? — За что? — отчаянно вскрикивает, когда Бьякуран с размаху бьет его в солнечное сплетение и отстраняется. Удар заставляет Тсуну сползти по стене вниз и сжаться в комочек. Руки он быстро прикладывает ко рту и, даже не обращая внимания, что одна из них сейчас в его же собственной крови, которую он теперь отчаянно размазывает по лицу, старается сдержать подкатывающую с новой силой тошноту и выровнять сбившееся от удара дыхание. — Тсу-чан, неужели ты не понимаешь? Вспомни, кому ты перешел дорогу. Это же так просто. Вот я и хочу тебе объяснить, что нельзя брать чужие вещи. Медленно, но все же до омеги доходит смысл сказанных слов. Он поднимает на Бьякурана удивленный взгляд и не может поверить в происходящее: не мог же собственный брат так с ним поступить? Парень искренне не хочет в это верить, но в задворках сознания бьется мысль, что да — может, Атсуши может пойти на все, что угодно. — Так что не сердись на меня за это. Это не мое желание. Меня ты не привлекаешь, — Бьякуран подается вперед и, словно омега ничего не весит, насильно возвращает его в стоящее положение, разворачивает к себе спиной, вдавливает лицом в стену, перехватывает сзади его руки и стискивает их до боли. О чем-то на миг задумывается, а потом стягивает с Савады галстук и крепко перевязывает запястья. — Хотя признаю — ты очарователен, Тсу-чан. Не будь ты такой тряпкой, мог бы стать хорошей сучкой для меня. Мне по душе ломать строптивых омег, а не уже сломленных. Тсуна всхлипывает, понимает свою беспомощность, думает, что, сопротивляясь, принесет себе еще больше вреда, однако смириться не может. Извивается ужом, не дает к себе нормально подобраться, старается снова осесть на пол, но его вздергивают и возвращают в обратное положение. И снова омега чувствует его руки на своих бедрах, от которых тошнота начинает подкатывать еще сильнее. Тсуну колотит как ненормального, страх затмевает все мысли, слезы стекают по щекам уже беспрерывно. Мерзко было от всего сразу, от самой ситуации, от садиста-альфы, дышащего в самый затылок, от самого себя, не имеющего возможности дать отпор. С каждым обжигающим прикосновением насильника Тсуне все сильнее кажется, что он покрывается более толстым слоем грязи, от которого уже невозможно будет отмыться. Бьякуран быстро расстегивает брюки омеги, спускает их до колен, заставляет его наклониться ниже и прогнуться в спине. Тсуна сопротивляется, хочет выпрямиться обратно, но удар куда-то в район печени напрямую намекает, чтобы он замер. Ему хочется позвать на помощь, но голос не слушается, поэтому из горла вырываются только хрипы и всхлипы от боли, когда Бьякуран не жалеет ударов. Омеге кажется, что эти руки находятся везде: они прошлись по спине, по талии, пальцы пересчитали ребра и двинулись выше. Тсуна тихо вскрикивает, когда альфа сжимает его соски — это больно, стыдно, и до ужаса унизительно, что какой-то альфа вытворяет с ним такое. Но это было ничем по сравнению с тем, что омегу ждет дальше. Бьякуран резко убирает руки с его груди, но они тут же ложатся на бедра. Он пристраивает свою ногу между ног Тсуны, чтобы развести их пошире. Блондин разводит ягодицы в стороны, с силой сжимает каждую из половинок и наверняка оставляет после себя синяки. И когда омега чувствует, как рука насильника движется к его промежности, его будто прорывает. Он с новой силой заходится в плаче, вертится в руках Альфы, хочет свести ноги обратно и скинуть руки Бьякурана с себя, пытается выпутать запястья из ловушки, но вместо этого растирает их почти что до крови. — Беру свои слова обратно, ты еще не сломлен, раз сопротивляешься. Но мы это быстро исправим. Альфе, видимо, отпор омеги надоедает, он снова хватает его за волосы и с размаху отправляет ее на повторную встречу со стеной. На этот раз весь удар приходится на висок, резкая боль простреливает голову, заставляет ее беспрерывно пульсировать, мысли же в этот момент словно отключаются. И снова шум в голове, перед глазами тягучая пелена из цветных кругов, но это помогает — Тсуна затихает в руках альфы и больше не издает ни звука. Где-то вдалеке он слышит голос Бьякурана. Хоть и с трудом, он все же разбирает часть слов: — Чего ты истеришь, будто это у тебя впервые? Как чужому альфе подставляться, так ты готов, тогда чем я хуже? Савада замирает, пытается переварить услышанное. Эти слова, словно лезвия, режут его изнутри. Он и так постоянно думает о том, что Кея является альфой брата, и сейчас, когда он уже почти поверил словам самого Хибари о том, что Атсуши — не его пара, Тсуне снова внушают обратное. В очередной раз омега начинает испытывать угрызение совести, когда ему напоминают, что он является лишним. От этих мыслей омегу отвлекают цепкие руки, которые впиваются в его бедра, сжимают со всей своей силой, отпускают, а после Тсуна вздрагивает от резкого удара по одной из половинок. Слезы обиды наворачиваются на глаза, хочется провалиться сквозь землю, потерять сознание, забыться — все, что угодно, но лишь бы не ощущать себя в этом теле. Следующий удар, который приходится на другую сторону, оказывается куда сильнее предыдущего, и Тсуна не может сдержать крика, который вырывается из него сам по себе. — Я приказал тебе заткнуть рот! — Джессо хватает его за подбородок, затыкает рот, тянет за голову к себе, чем заставляет омегу прогнуться в спине еще сильнее. — В следующий раз, когда тебя посетят мысли увести чужого альфу, вспоминай этот день, — с этими словами альфа резко вгоняет в проход омеги два пальца. Тсуна выгибается, мычит сквозь закрывающую рот ладонь, сжимается настолько сильно, что причиняет себе двойную порцию боли. — Ояяя, так ты девственник? — на самом деле Бьякуран вовсе не удивляется, осознав это. Глядя на этого омежку, по нему сразу было понятно, что он слишком невинен, чтобы решиться с кем-то переспать. — Неужели не додумался таким способом привязать к себе альфу? Зря, Тсу-чан, потому что тебе сейчас будет больней, ну, а мне — приятней. Бьякуран безжалостно двигает пальцами внутри, подготавливает под себя тугие девственные стенки. Проблема была еще и в том, что этот омега совсем не течет, в то время как у каждого нормального омеги уже должно было выделиться хоть немного смазки, пока его растягивают. — Черт, что же ты такой бракованный, — злится альфа, вытаскивает пальцы из прохода под тихий писк и тут же проталкивает три пальца в рот Тсуны. — Ну же, поработай язычком, если не хочешь, чтобы это было совсем насухую. Савада не понимает, что от него хотят, пытается укусить Джессо за пальцы, за что получает еще один тычок под ребра, а после отстранено позволяет скользить пальцам у себя во рту до тех пор, пока, по мнению альфы, они не становятся достаточно смазанными и он не вынимает их. Посчитав, что такой смазки будет вполне достаточно, Бьякуран вновь подставляет пальцы к анусу и с трудом вводит сразу все три. Пальцы у альфы оказываются удивительно длинными, двигает он ими резко и грубо, разводит их в стороны, раздвигая чувствительные стенки. Тсуна кричит, не в силах сдержать себя, за что тут же получает уже такой привычный удар по голове и его рот снова оказывается заткнут ладонью. Сознание медленно уплывает от омеги, мозг хочет отключиться, а колени подгибаются, однако уйти в беспамятство не дает монстр, что стоял позади, а также его руки, которые в данный момент хозяйничают по всему телу... и в теле. Сложно было назвать весь этот процесс растяжкой, Тсуне казалось, что его уже трахают несколько человек одновременно, это не удивительно — если учитывать его телосложение по сравнению с альфой, то и такой «подготовки» для него оказывается слишком много. Парень не знает, сколько это продлилось, но когда из него, наконец, выскальзывают слегка окровавленные пальцы, омега облегченно вздыхает и прикладывается лбом к холодной стене, приходит в себя и немного расслабляется. Но тут же понимает, что уж лучше бы сознание все же покинуло его, потому что звуки расстегивающегося ремня и вжикающей молнии ничего хорошего не предвещают.