Страдание и боль всегда обязательны для широкого сознания и глубокого сердца. Ф. Достоевский
Немудрые языки говорят, что агония – это последняя стадия умирания, предсмертные мучения человека или животного, но что если эта самая агония как верный друг сопровождает от рождения до настоящего? Только ощущение тлеющих от боли клеток организма поддерживало ум Клариссы хоть в каком-либо сознании. Она понимала, что стены ее стальной выдержки и силы воли вот-вот дадут трещину. Глаза, укрытые пеленой серой пыли, начали увлажняться соленой жидкостью. Страх перед грядущим делал свое дело. Люди плачут не от того, что слабые, а от того что были сильными слишком долго. - Твои мерзкие спасатели уже в замке. Я слышу смрад их наигранного геройства, - Валентин подвел Клариссу к непонятной двери, всё так же держа острый нож между ее лопаток. - Они поймут, где меня искать, - из последних сил выговорила Клэри. Сухие потрескавшиеся губы слипались после каждого слова. - Как только мы выйдем отсюда, - Валентин начал проворачивать ключ в замочной скважине, - сработают ловушки и они останутся здесь настолько долго, насколько потребуется. А потребуется – вечность. Эти слова пробудили в охотнице новые силы к сражению. Поворотом в сторону Кларисса отклонила корпус и завела правую руку за спину, тем самым меняя направление удара ножом вверх. Моргенштерн начал терять равновесия, но спасся от падения тем, что нанес четкий и болезненный удар локтем по височному участку головы Клэри. Отдача сработала еще хуже: затылок девушки врезался в дверной косяк, где уже через секунду отпечатался кровавый след. - Ах ты, сука, неудавшееся отродье! – Вопил Валентин, все сильнее сжимая тонкую шею Клариссы. Легкие девушки были хорошо натренированными, поэтому сейчас она страдала не от отсутствия воздуха, а от той силы, с которой руки Моргенштерна блокировали кровообращение. Давление на глаза стало невыносимым, но девушка всё же смогла заметить некое движение в стороне. Яркий свет от клинка серафима. Одно мгновение. Валентин отлетел в противоположную стену. Разъяренный Джонатан припечатал отца к каменной глыбе, пока Джэйс помогал Клэри встать на ноги. - Нам нужно предупредить Аликанте, - единственное, что сказал Джэйс, потянув Клариссу к выходу. Противостояние между родными лишь по крови отцом и сыном набирало оборотов. Тяжело было не увидеть следов крови на полу и на стенах, но еще тяжелее было понять, чья она. Моргенштерны были закаленные и болью, и сталью, и сейчас, когда всё могло разрешить всего одно мгновение, они забывали о тонкой грани между чувствами и реальностью. Битва не на жизнь, а на смерть до последней капли крови. Быстрые движения, шум от ударов оружия и хриплые вздохи, пару раз доносившиеся из уст Джонатана. - Клэри! – Джэйс, позабыв о нежностях, со всей разумной силой тянул наружу Клариссу, которая в свою очередь опиралась из последних сил. - Если мы выйдем, то ловушка сработает, и никто из них не сможет выйти! – Голос девушки срывался на крик. – Джонатан! – Отчаянный крик разнесся по замку, как только Клэри увидела, что клинок Валентина глубоко вонзился в межреберный промежуток на теле ее брата. Казалось, что глаза Джона на секунду стали отдавать стеклянными блеском, но чудом ему удалось левой ногой подбить колено Валентина, от чего последний подался назад. - Ты будешь ненавидеть меня до конца своей жизни, которую на данный момент мы пытаемся спасти, - Джэйс, глядя на кровавую битву, понял, что время исходит окончательно, - но таков наш план. Вэйланд воспользовался обескураженным состоянием девушки и последовал плану. Массивная, как показалось, дверь с глухим звуком мгновенно закрылась на пять затворов, по которым пробежался мягкий свет магии: печать наложена.Возле озера Лин
Паника и переживание наполняли сердце каждого, как хорошее вино наполняет бокал до самых краев. Иветта и Изабель знали, что вести весь Аликанте к воде крайне опасно. Понимание того, что скоро здесь возможно будет одна из самых кровавых и грандиозных битв не подтолкнуло их на то, чтобы взять с собой ни в чем невинных людей. Пускай Идрис – это страна охотников, но выступить против Валентина и его соратников сможет не каждый, так как на кону стоит слишком много. - Есть только один способ, и вы это знаете, - глухо сказала Иветта. Нервная система девушки уже плохо справлялась с напряжением, о чем свидетельствовали дрожащие руки. Алек стоял позади и уже держал в руках книгу, которую попросила Ива. - Теперь, - Изабель сделала небольшую паузу, - нужно выбрать того, кто принесет себя в жертву. - Нечего выбирать, - утвердил Алек, - для вызова Ангела ты, Иветта, изберешь меня как сосуд. - Алек, - умоляюще начала Изабель. Сейчас она была похожа на маленькую девочку, у которой вот-вот отберут ее опору, ее брата, - давай не будем спешить, сейчас Саймон приведет Гольдрима и… - И что, Изи? Мы прекрасно знаем, что нет смысла терять время и ждать пока так называемая армия Валентина Моргенштерна сотрёт нас с лица земли, - поняв, что его слова звучали слишком жестко, Алек притянул к себе сестру, заключив в объятия, что так походили на прощальные. – Прости, но ты же знаешь, что это долг нефилима: защитить беззащитных. Изабель больше не могла вымолвить ни слова. Ее худые бледные руки изо всех сил обнимали брата. Она не хотела открывать глаза, боясь осознать, что всё происходящее – правда. - Я нашла, - нарушила тишину Иветта, водя пальцами по словам заклинания книги. Казалось: это просто пару строчек непонятных слов, но стоит подумать о последствиях – страх выедает здравый смысл. – Алек, - парень едва повернул голову на звук голоса Иветты, - тебе нужно по пояс зайти в воду. Изабель не хотя отпустила брата, так и продолжая смотреть вниз пустым взглядом. Иветта стояла молча, сжимая в руках книгу, но град из слез стекал по бледным щекам. Алек подошел к ней со спины и подарил самое нежное объятие. Девушка развернулась лицом к парню в страхе, что не успеет запомнить черты любимого лица. - Я люблю тебя, Иветта, - парень нежно поднял ее подбородок пальцами и приблизился к губам. Любовь на пару секунд закрыла их своей защитой. Боль девушки стала настолько сильной, что хотелось кричать. Алек знал, что чем больше он стоит рядом, тем тяжелее будет отойти. Нефилим почувствовал, как впервые в жизни увлажнились его глаза, поэтому разорвал объятия, напоследок поцеловав губы любимой. Его ноги уже коснулись поверхности воды, как из-за деревьев раздался женский незнакомый голос: - Я пойду.