Run is this to be our fate? Бесконечный бег Неужели стал нашей судьбой?
Девять недель спустя В три пополудни центр Рино был наполнен жизнью и звуками. Несмолкаемые мелодии из игровых автоматов, шуршание зеленых бумажек, перезвон монет – кому-то свезло! С оглушительными хлопками вылетали пробки из бутылок, шипело, вырывалось из горла, пенилось теплое шампанское. Оживленный гул вторящих друг другу на разные лады людских голосов, и их обладатели, смуглые и белокожие, веселые и печальные, с горящими азартом глазами, с искусанными губами, полупустыми кошельками. Все они, слетевшиеся на запах больших денег, ставящие на удачу, отчаявшиеся и восторженные, собрались в этом «самом большом маленьком городе мира». Здесь время никогда не замедляет бег, здесь нет часов, нет зеркал, зато из бочек реками льется дешевая выпивка, маняще сверкают огнями «однорукие бандиты», а вымуштрованные крупье предлагают сделать ставки. Разношерстная публика собралась здесь: кто вместе, кто поодиночке, много пожилых пар, седовласых, спешащих расстаться с накопленными за годы деньжатами – что им терять? На пороге жизни риск уже не страшен: пан или пропал! А среди всего этого безобразия, меж ликующих выкриков счастливчиков и рвущих на себе от отчаяния волосы тех, к кому Фортуна повернулась спиной, в этом пропитанном потом, алкоголем и табаком центре города затерялась она – Тереза Лисбон. В простых джинсовых шортах до колен, в неприметной светло-серой футболке в тонкую горизонтальную полоску, с надвинутой на глаза бейсболкой из местной сувенирной лавки она не выделялась из толпы. Отросшие волосы собраны в тугой конский хвост на затылке, обычно бледное лицо за лето тронулось легким слоем загара, и россыпь веснушек на носу и щеках теперь ярче, заметнее. Усталые глаза в ослепительном дневном свете окрасились в пронзительно-зеленый цвет, и на осунувшимся лице они кажутся еще больше и еще печальнее. Тереза сидит за столиком на открытой веранде казино, перед ней – стакан с уже нагретой солнцем водой. Позади, в прохладном помещении казино царит вечный полумрак. Там, в клубах дыма, за бесконечными игровыми столами бросают кости, мешают карты, меняют последнюю сотню на горсть разноцветных фишек, проигрываются по-крупному и срывают Джек-пот. А здесь, под открытым небом, горячие лучи заливают веранду, золотят решетчатую ограду, вылизывают каждый неприкрытый уголок. По улицам, пошатываясь, бредут осоловелые от изматывающей жары люди. Тереза теребит в руках глянцевую книжечку путеводителя. Устав притворяться, будто изучает маршруты и достопримечательности, она использует ее вместо веера. Делает глоток из стакана, морщится – вода уже горячая, – смахивает с висков капельки пота и продолжает зорко следить за улицей через дорогу. Лицо ее печальное, уставшее, но решительное. Она выжидает. Мужчина в годах, почти старик, с прорезавшейся сединой, в грязной измятой рубашке отходит от автомата, где осталась его последняя сотня. Пошатываясь, он делает пару шагов и останавливается, выискивая что-то среди этого бесконечного карнавала. Наконец, обнаружив то, что искал, расплывается в самодовольной сальной улыбке. Бредет по дороге, поднимается на веранду и замирает перед столиком Терезы, нависая над нею и сверля женщину похотливым взглядом старого извращенца. – Привет, красавица, – говорит он, и Лисбон чувствует резкий запах перегара и немытого тела. – Составить тебе компанию? – Иди, куда шел, – цедит она сквозь зубы. – Что ж так грубо? – скалится навязчивый собеседник. – Мама не учила, что старших уважать надо? В зеленых глазах вспыхивает злоба: – Лучше проваливай по-хорошему. Она отодвигает край футболки, и солнечный луч танцует на гладкой рукояти ствола. – Понял, понял, не тупой, – старик поднимает ладони. – Уже свалил. Какие нервные пошли девчонки, – бормочет он уже себе под нос и удаляется, дивясь тому, как круто переменился мир со времен его юности. Уж раньше бы он точно не позволил какой-то там цаце дерзить себе подобным образом! Просто завалил бы ее где-нибудь в темном переулке и отымел как следует, чтоб знала свое место. Тереза провожает его взглядом и снова переводит все внимание на улицу, наблюдение за которой ведет уже несколько часов. Вдруг сердце дергается, больно ударяясь о грудную клетку. Неужели?... Да, все верно. Взгляд цепляет знакомую фигуру. Она стремится слиться с толпой, но от натренированного за годы службы зоркого глаза копа и агента КБР не уйти. Даже рассыпанные по плечам светлые волосы и солнечные очки не могут сбить Лисбон с толку – она знает эту женщину. Она узнает ее из тысячи других.***********
– Привет, Лорелея. Сидящая за столиком в тени деревьев женщина медленно подняла голову и смерила Терезу чуть насмешливым взглядом. – Здравствуй, мисс Лисбон, – сказала она. – Хотела бы я сказать «агент Лисбон», но боюсь ошибиться. До меня дошли некоторые слухи. – Прекрасная осведомленность для женщины в бегах, – заметила Тереза. – Выбора нет. Приходится быть в курсе. Может быть, присядешь? – она кивнула на соседнее место. – Садись, поболтаем. Ты ведь для этого здесь. – Так о чем пойдет беседа? – поинтересовалась она, когда Лисбон опустилась в плетеное кресло напротив. – Полагаю, что о Патрике Джейне. – Не только. – Серьезно? – Мартинс внимательно обвела взглядом Терезу, а затем ее губы скривились в слабом подобии улыбки. – Знаешь, а ты изменилась. Как-то даже расцвела, а вот глаза стали жестче. Смерть команды или уход из КБР так повлияли на тебя? – Нам не обязательно тратить время на светские беседы, – отрезала Лисбон. – Я тоже многое могла бы сказать о твоем перевоплощении в блондинку, но предлагаю перейти прямо к делу. – Валяй, – усмехнулась Лорелея. – Только скажи сначала, как ты меня нашла? – Полагаю, ты работаешь совсем не так чисто, как тебе кажется. Оставляешь следы. Знаешь, тебе повезло, что именно я была тем человеком, который первым увидел ту запись со скрытой камеры в доме Джулии Ховард. Мартинс переменилась в лице: – Была запись? – Да. Видишь ли, Джулия подозревала свою домохозяйку в воровстве и предусмотрительно установила круглосуточное видеонаблюдение во всех комнатах. Но можешь не волноваться. Я уничтожила запись раньше, чем кто-то успел просмотреть ее. А значит ни КБР, ни ФБР, ни АНБ не в курсе твоих планов. А вот за Кровавого Джона не поручусь. Если я догадалась, он тоже понял. – Кровавый Джон? При чем здесь он? – О, не играй со мной, Лорелея, – Лисбон болезненно поморщилась. – Джейн сказал тебе, кто убил Миранду, я знаю. Все это время ты потратила на поиски правды, и теперь собираешься мстить. – Даже если и так, – усмехнулась Мартинс. – Что тебе с этого? – Хочу присоединиться. Да, подозреваю, вы с Джейном действуете заодно, – добавила она в ответ на немой вопрос собеседницы. – Если только ты не пристрелила его. Но, думаю, Джейн жив, живее всех живых. Ты не тронула его. Ведь он нужен тебе. Как приманка, как залог, если что-то пойдет не так в твоем плане. Его способности, опять же… Ты держишь Джейна при себе. Играешь с ним, да? Обещаешь открыть имя Кровавого Джона? Водишь за нос, ведь он сейчас в твоей власти, после… После всего. – Я не так ужасна, как ты думаешь, Тереза, – покачала головой Лорелея. – Патрик сам захотел остаться со мной. Я предложила ему выбор, и он его сделал. Слова этой женщины отдались тупой болью где-то глубоко внутри Лисбон. Но она не верила, не хотела верить лживой и жестокой любовнице серийного убийцы. Она своими глазами видела, как долго и беспощадно пытала Лорелея Джулию Ховард, каким остекленелым был ее взгляд, как сжимались ее губы в одну тонкую ровную линию. Ее рука не дрогнула, когда тремя точными выстрелами она навсегда лишила жизни свою жертву. Но Лорелея была и любовницей Джейна. Она стала первой после его жены, и это не могло не оставить свой отпечаток. Он влюбился, он был очарован, и до смешного просто было ей воспользоваться своими преимуществами. Неужели зря Тереза не спала ночами, мучимая темными тревогами, зря вздрагивала всякий раз, как цепляла на улице взглядом светловолосого мужчину в костюме? Кричала от кошмаров, приходила в себя на сбитой постели, взмокшая, взъерошенная, опустошенная? Зря мерила квартиру шагами, словно маятник: вперед-назад, от стены к стене, снова и снова набирала выученный назубок номер в надежде, что однажды услышит знакомый голос? Все это время Джейн был с Лорелеей? По доброй воле? Губы Терезы скривились, но она не позволила себе заплакать. Не перед этой женщиной. – Вот, что я скажу тебе, – продолжила Мартинс, – Мне жаль, что ты проделала всю эту работу зазря, но придется тебе вернуться домой. Я не беру в команду копов, даже бывших. Более того, я вообще не действую в команде. Только в одиночку. Патрик просто слишком наивен, чтобы понять это. А сейчас прошу меня простить, – и она резко встала, собираясь уйти. – Подожди! – сказала Тереза, хватая ее за запястье. – Сядь. Это еще не все. Садись же, ну! Ты захочешь это знать, поверь мне. – Видишь ли, у меня есть для тебя послание. – Вот как? – идеальная бровь Лорелеи взметнулась вверх. – От кого же? – Думаю, ты и сама это знаешь.***********
В полутьме спальни Джейну мерещилось, будто лесные духи колышут иссушенный стебель в цветочном горшке, треплют серебряные нити паутины в углу, и нашептывают ему, Патрику, на ухо что-то. Нечто неуловимое, но очень, очень важное. Возможно, эти недели взаперти, вдали от людей, от городского шума совсем свели его с ума? Порой Лорелея исчезала на несколько дней, и он оставался совсем один. Ни единой живой души на много километров в округе. Лорелея никогда не предупреждала об уходе или возвращении, появлялась на пороге внезапно, и Джейна пугало ее решительное, отчаянное лицо. Будто она готова на все. Но так и было. Она исчезала в поисках правды, и Джейну очень не хотелось размышлять, какими путями она получала свои ответы. Что было в том чемоданчике на заднем сиденье ее автомобиля? Лучше не думать об этом. Правда должна была исцелить Лорелею, избавить от власти Кровавого Джона, а главное – правда могла помочь и ему. Оставалось только ждать. А Патрик умел ждать. День за днем он просиживал в старом, скрипучем кресле-качалке, отсчитывая секунды и минуты на движущемся циферблате больших круглых часов на стене. Пролетали недели, и вскоре Джейн почувствовал: она на пороге. Еще немного, и истина откроется. Еще совсем чуть-чуть. Она уже знала. Знала, что Джейн говорил правду о смерти Миранды. Но молчала. И по-прежнему исчезала из дома. Патрик строил догадки, но тоже молчал. Он выжидал. И, похоже, дождался. Джейн услышал, как подъезжает машина, и поспешно поднялся с кресла. Сбежал с лестницы, готовый к серьезному разговору. Пришло время им все решить. – Патрик, у нас гости! – крикнула Лорелея, распахивая дверь. Он замер, заметив застывшую на пороге женщину, и чашка с чаем в его руке выскользнула из дрогнувших пальцев. – Лисбон… – Здравствуй, Джейн.