Улыбка

Все преграды по сути мнимые. А мнимые они, потому что мы настолько мнительны, что думаем, будто кому-то действительно нечем заняться, кроме как выстраивать их у нас на пути. Наконец вчерашние тучи себя оправдали. Сегодня с утра льёт дождь, который, впрочем, не помешал устроить нам на тренировочном поле небольшую перепалку, затем перешедшую в спарринг. Настроение у меня очень странное. Ощущение чего-то неумолимо надвигающегося не даёт мне покоя. Мы танцуем наш воинственный танец, и я в который раз восхищаюсь твоим мастерством. Возможно, мои боевые навыки так же хороши, но увидеть себя со стороны мне не представляется возможным. Катаны со звоном сталкиваются, и наши лица приближаются. Мы стоим, направляя всю силу в лезвия оружий, стараясь склонить чашу весов в свою сторону. Потом бросаем оружие, упираемся руками друг другу в плечи, сжимая их, и смотрим глаза в глаза. Знаете, игра есть такая – «Гляделки», вот примерно этим мы и занимаемся. Упираюсь ногами в землю. Неожиданно одна сандалия проскальзывает, и я, потеряв равновесие, падаю тебе в объятия. Наши губы соприкасаются. Совершенно случайно. *** Мы стоим молча уже несколько минут. Я смотрю куда-то вдаль, мимо твоего лица, чтобы не видеть твоей снисходительной улыбки, но всё равно чувствую её. Холодные капли запутываются в волосах, проникают под одежду и, смешиваясь с потом, скатываются по спине. Где-то вдалеке стена дождя надувает белые влажные туманы. Мой взор теряется глубоко в них. Наконец мне удаётся совладать с собой, и я перевожу взор на твоё лицо. Ты обеспокоенно смотришь на меня. Снова качаешь головой, вдыхаешь, собираясь что-то сказать мне. Не нужно меня утешать. Лучше промолчи. Прикрываю тебе рот ладонью. Я думаю о том, что из-за тебя я снова делаю то, что мне приходилось испытывать только с Изуной, то, что я уже никогда не собирался делать. Улыбаться, целоваться. Мы не разговариваем несколько дней: я пресекаю все твои попытки увидеться со мной. *** Теперь ты занимаешь все мои мысли. Чёртов Сенджу. Ха-ши-ра-ма. Я ненавижу твоё имя, такое тягучее, на целый слог длиннее моего. Я ненавижу твою мудрость, твоё безразличие, твою привлекательность. Но больше всего я ненавижу твою улыбку, которой ты одариваешь меня при каждой встрече. Между нами всё будто началось заново. Только по-другому. Сейчас мы с тобой соперники, потому что проводим наши предвыборные кампании. Я не хочу быть Хокаге, ты тоже, но кому-то всё равно придётся. Работа делается очень неохотно, что неимоверно злит моих соклановцев. Клан. Клан. Клан Учиха! Как же они бесят! Мне только двадцать два, я жить хочу нормальной жизнью! Почему я не мог родиться самым заурядным шиноби в обычной семье, вырасти, стать чунином, не более, родить двух детишек, а потом провести тихую старость в маленьком домике с любимой женой и спокойно умереть во сне? Потому что тогда я бы не встретил тебя. И это радует. Сегодня последний день, и завтра имя главы Конохи уже станет известно. Я скрещиваю пальцы и надеюсь, что им будешь ты. Старейшины клана меня съедят. Мы больше не проводим спокойных вечеров, играя в сёги, не пьём вместе Гёкуро, не тренируемся — только гора бумажной работы и негласная ссора. *** Какой-то дед распечатывает большой конверт с надписью «Хокаге Конохи» и начинает торжественную речь. Я почти не слушаю. Смотрю на тебя. Ты, как и я, не надел сегодня доспехов, только обычные тренировочные брюки и чёрная водолазка, какую обычно носят чунины под жилетом. — Кто бы ни занял из вас эту должность, он должен будет понимать всю важность и ответственность, которую он будет нести перед всеми людьми… Бла-бла-бла. Ничего более умного он придумать, конечно, не мог. Поднимаю взор на высокую скалу, на которой по новому проекту будут высечены лица всех правителей. Засмотревшись, пропускаю момент, когда зрители взрываются аплодисментами. Рассеяно оглядываюсь по сторонам, силясь сообразить, проиграл я или выиграл. Старейшина пожимает тебе руку, одевает на твои плечи красно-белый плащ, а на голову водружает шляпу. Облегчённо вздыхаю и улыбаюсь. — Поздравляю, — тихо произношу я, пожимая тебе руку. Я понимаю, что это только первая эйфория спокойствия. Я ещё расстроюсь. — Один – один, — тихо произносишь ты. С этого праздника чужого триумфа я ухожу раньше всех. *** После небольшой перебранки с некоторыми представителями клана и демонстрации им шоу под названием «Мангекьё шаринган круче всех», отправляюсь к себе. Сажусь на кровать и сжимаю простыни в кулак. Я проиграл. Про-иг-рал. Всего лишь восемь букв, но очень обидно, ведь я проиграл именно тебе. Тому, кем я до безумия восхищался, тому, кому я ещё ни разу не уступил в схватках, тому, кто был моим единственным утешением после смерти брата. Непрошеные слёзы падают на ткань чёрных брюк. Я ложусь, утыкаясь лицом в подушку. Пусть она впитает всю мою боль. Вспоминаю, как мы, ещё равные между собой, устроили бой на Новый год. Становится только хуже. Тихо скрипит оконная створка, впуская поток прохладного воздуха в комнату. Ты мягко опускаешься на деревянный пол, присаживаешься рядом на кровать и проводишь рукой по моим волосам. Вздрагиваю, как от удара током, и резко вскидываю голову. Я почти вижу себя сейчас: похож на взбешённого демона. Глаза горят алым огнём шарингана, всё лицо красное с мокрыми дорожками на щеках. — Не трогай меня! – кричу я. — Так и знал, что ты расстроишься, — задумчиво произносишь ты. — Ну что, прибавишь ещё пару очков в свою пользу? Может, сразу десять, что уж мелочиться? – я делаю попытку отвернуться, но ты ловишь меня в крепкие объятия. — Если хочешь, я завтра же откажусь от титула и скажу, что ты больше достоин занимать это место. И прибавлю тебе сто очков. — Я не ребёнок! — пытаюсь отпихнуть тебя, но у меня это плохо получается. Я только больше распаляюсь. Становится жарко, поэтому я просто успокаиваюсь. — Ты, не ребёнок, — покорно признаёшь ты, — согласен? — Нет, — отвечаю я. — Ты выиграл, тебе и заниматься бумажной работой. На меня можешь даже не рассчитывать. — Хм, — в твоём голосе слышится улыбка. Ты опять победил. Снимаешь сандалии, валишь меня на кровать и укрываешь нас одеялом. — Что ты… — начинаю я, но твоя ладонь зажимает мне рот. Чувствую прикосновение твоих губ ко лбу. Хмурюсь. Ты точно принимаешь меня за ребёнка. Потом, убаюканный теплом и уставший после истерики, проваливаюсь в сон. *** Просыпаясь, понимаю, что ты всё ещё лежишь рядом, да ещё и смотришь прямо мне в лицо. Недовольно приподнимаю одно веко. Мой взгляд угольно-чёрных глаз встречается с твоим тёмно-шоколадным. Резко отпихиваю тебя и встаю с постели. — Сволочь, — бросаю, выходя из комнаты. — И тебе доброе утро, Мадара, — улыбаешься ты. Через десять минут мы уже сидим на крыльце, пьём обжигающий Гёкуро и играем в сёги. Именно в этот момент я наконец ощущаю себя счастливым. Почему я позволил тебе увидеть мою слабость? Почему я вообще выказал эту слабость? Боже, как я ненавижу тебя, Сенджу! Боже, как я схожу по тебе с ума! Все преграды между нами были сломлены, и, признаться, я безумно счастлив снова видеть тебя рядом. Действительно, они все мнимые, я просто вообразил их, ведь в глубине души знал, что ты готов общаться со мной, невзирая на неуклюжие поцелуи и надвигающиеся выборы.