Глава 7. Ненавижу или…?
22 марта 2011 г. в 11:13
И я искал ту ненависть, которая только что рвала меня на части. Только её не было, понимаешь? Ненависти не было, а Сасори-сан остался… на коленях перед моей кроватью. (с) Колыбельная для Саске
Я вспоминаю произошедшее между нами с улыбкой. Сейчас, когда твои горячие руки крепким кольцом сжимают меня, все преграды, ссоры кажутся такими далёкими. Ты спишь, уткнувшись мне лбом в спину, и мне искренне жаль, что я не могу увидеть твоего счастливо-спокойного лица. А оно именно такое, я точно знаю.
За окном нежно-розовыми, как лепестки сакуры, мазками озаряет небосвод рассвет. День обещает быть тёплым и солнечным. Неожиданно тоненький лучик солнца проникает в комнату, и я невольно щурю глаза. Ты же что-то невнятно бормочешь и поворачиваешься, утягивая меня за собой. Нет уж. Сбрасываю твою руку и встаю. Снова слышу что-то невразумительное, на этот раз явно различим оттенок ругательства.
Ах, так? Я вскидываю бровь и с насмешкой смотрю на тебя. Волосы разметались по подушке, глаза закрыты: ты ещё далеко не проснулся. Выхожу из комнаты и через минуту появляюсь со стаканом ледяной воды. Ты так и не поменял своего положения, поэтому я с таким видом, будто поливаю цветочки, выплёскиваю тебе на голову содержимое стакана.
— Доброе утро, Сенджу. Жду тебя через десять… ладно, пятнадцать минут внизу, — с чувством выполненного долга спускаюсь на кухню и через несколько минут уже сижу за столом, а в руках у меня дымится чашка с горячим Гёкуро.
О! Вот оно, ты совратил меня вчера ночью, как я мог забыть? Считай это маленькой местью, Сенджу.
Присоединяешься ко мне ровно через пятнадцать минут.
— Какая пунктуальность, — в невольном восхищении делаю несколько хлопков ладонями. Ты смотришь на меня тяжёлым взглядом и слегка приподнимаешь уголки губ. – Что-то случилось? – интересуюсь я, намазывая тебе бутерброд.
— Пока ничего, — отвечаешь ты, задумчиво вертя чашку в руке.
— Пока? А что, собственно говоря, может случиться? Или в тебе мораль заговорила? – я начинаю раздражаться. Только всё наладилось.
— Если кто-нибудь из твоего или моего клана узнает, с нас шкуру спустят, — я открываю рот, чтобы вставить что-то, но ты продолжаешь, — какими бы превосходными шиноби мы ни были, нам не удастся скрываться вечно. Рано или поздно они заподозрят что-нибудь, — такие мысли меня как-то не посещали. Я заговорщически улыбаюсь и наклоняюсь к тебе через стол.
— А ты бы бросил всё, чтобы сбежать со мной, Сенджу? – в комнате становится тихо. Я успеваю насчитать одиннадцать шагов минутной стрелки. Ровно одиннадцать, как тогда, как похоронный набат. И тихий ответ, нарушивший молчание:
— Да.
— Сенджу…
— Замечательный чай, кстати! – эти резкие смены тем разговоров меня убивают, чёрт бы тебя побрал! Я закатываю глаза, и остаток времени, отведенного на завтрак, мы проводим в обсуждении маловажных тем. Улыбка снова возвращается на твоё лицо, и я спокоен.
***
Когда мы выходим из дома, меня накрывает чувство смутной тревоги, но я ничего не успеваю сказать: ты привлекаешь меня к себе и целуешь в приоткрытые губы, которые собирались выдать предостережение. Я отталкиваю тебя, но поздно – неясная тень скользнула по стене дома и скрылась в неизвестном направлении.
— Мадара, ты чего? — твой голос слегка обиженный и недоумённый.
— Дурак, — я качаю головой, и, взяв тебя за руку, направляюсь в сторону резиденции. Я ничего не скажу тебе о своих проблемах. – Давай будем делать это на нейтральной территории.
— Хорошо, — соглашаешься ты, и я было облегчённо вздохнул, но ты добавил:
— Тогда сегодня на вечер я сниму нам номер в гостинице подальше от наших кварталов.
— Что?! – моему возмущению нет предела.
— Разве я не озвучил твоё предложение другими словами?— спрашиваешь ты, разглядывая витрины магазинов, мимо которых мы проходим.
— Если ты думаешь, что мы будем делать это часто или, упаси Боже, каждый день, то ты крупно ошибаешься.
— Какая же ты сволочь, Учиха, — разочарованно бросаешь ты. И почему-то я понимаю, что не смогу тебе отказать. Кто ещё сволочь.
— Ладно, заказывай, — мой голос выдаёт раздражение, но глаза улыбаются, и я знаю, что ты заметил. Уголки твоих губ вздёрнулись в ответном жесте.
Боже, как я тебя ненавижу.
***
Сегодня было много работы, даже чересчур. И на кой чёрт ты мне сдался, помогай ещё тебе. Хотя я сам вызвался — не хотел оставаться в звенящей тишине наедине со своими мыслями. Докатился, теперь мне для полного счастья не хватает таскаться за тобой всюду, куда ты надумаешь идти. Я бы, в принципе, так и делал, но это незамедлительно вызовет подозрения соклановцев, чего мы решили избегать.
Глупости, это просто реакция организма на человека, который удовлетворил его прошлой ночью. И теперь этот чёртов организм хочет ещё, и если бы я не прислушивался к голосу разума с большим рвением, чем к физическим потребностям, то изнасиловал бы тебя прямо на этом столе. Хотя, кто кого бы изнасиловал?
— Перебираешь в памяти интересные моменты? — как бы между прочим спрашиваешь ты.
— Нет. Читаю отчёт об успешной доставке двадцати пяти килограммов фруктов в страну снега.
— Я так и подумал.
— Отвяжись. Вечером наговоримся, — мне почему-то кажется, что ты не особо этому обрадуешься. Ну, так и есть.
— Не думаю, что у тебя найдётся время для разговоров, — с напускным недовольством бормочешь ты. — Или сомневаешься в моих возможностях?
— Боже упаси, и не думал. Ты можешь всю ночь напролёт протрахаться, — хмыкаю я, ставя на документ твою подпись, которую с легкостью скопировал шаринганом. Ты же у нас Хокаге Конохи, в конце концов.
— Вот и ладушки, — довольно улыбаешься ты.
— Это вовсе не значит, что тебе будет с кем.
— Ты меня ненавидишь, — с толикой истерики произносишь ты.
— Так и есть, — и я не устаю себе это повторять. Я тебя не-на-ви-жу. Но это не мешает тебе повалить меня на пол, вцепившись в мои губы требовательным поцелуем, а мне ответить на него.
***
Вечером мы сидим в какой-то гостинице с маленькими, но уютными номерами и горячими источниками. В воде мы провели не очень много времени – я не терплю долгого купания, а ты не захотел оставаться один.
Всю мебель в комнате, которую мы облюбовали, составляет маленький столик и два футона, а также небольшая ширма, которой, конечно, никто не пользовался.
Когда мы почти одновременно ставим пустые чашки из-под чая на столик, ты протягиваешь руку, проводишь кончиками пальцев по моей щеке, потом тянешь за прядку волос, привлекая к себе, и целуешь. Повалив на пол, задираешь мне кофту, гладишь живот, грудь, уже собираешься оттянуть резинку штанов, но я останавливаю тебя.
В этой комнате стоит хрупкая атмосфера уюта и покоя, я бы дорого дал, чтобы сохранить её, чтобы просто посидеть и проговорить, немного понежиться в твоих объятиях и заснуть, чувствуя кольцо тёплых рук. Но твои действия разрушают её.
Смотришь на меня затуманенными от страсти глазами, умоляющими о продолжении. Как я могу тебе отказать?
Как я тебя ненавижу.
Вздыхаю и валю тебя на пол, подминая под себя. Целую везде, куда успеваю дотянуться, ты пытаешься ответить, но я жестом останавливаю тебя и продолжаю. Медленно, мучительно медленно подбираюсь к выпуклости на твоих штанах, потом освобождаю тебя от ненужной одежды и вбираю твою плоть в рот.
Ты награждаешь меня таким стоном, что мне самому становится дурно. Потом вцепляешься в мои волосы, направляя голову, и я позволяю тебе делать это. Ты трахаешь мой рот с таким остервенением, будто от этого зависит твоя жизнь, а потом кончаешь, выгнувшись дугой, и я принимаю всё в себя.
Несколько минут спустя мы лежим, крепко обнявшись на сдвинутых футонах.
— Спасибо, — хрипло шепчешь ты.
— Не за что. Надеюсь, на сегодня ты удовлетворён.
— Более чем, — в твоём голосе покой и бесконечная благодарность. — А как же ты?
— Мне не особо и хотелось, — это ложь, я прекрасно знаю, что возбуждён, ты тоже это знаешь, но у меня просто нет сил разорвать эти объятия, и я слишком устал, чтобы делать что-то ещё.
Мы так и засыпаем, не отрываясь друг от друга. Я что-то хочу сказать тебе, что-то очень важное, но засыпаю, а наутро уже не могу вспомнить об этом.