Автограф на снегу

– Почему ты не спишь? – Мой день Сурка не прекращается уже тридцать четыре года. Боюсь. Не хочу проснуться один. – Если мне понадобится в туалет, я тебя разбужу и отпрошусь. Ты проснешься рядом со мной. – Обещаешь? (Люк, Андрей, «Автограф на снегу»)

В руках у меня большой колючий букет. Он еще вполне свежий, но знаю – розы умирают. Им нужна вода, я мечусь по квартире и не могу найти, во что их поставить. Нет, не по квартире... это не мой дом. Это вообще не дом – серые стены, низкий потолок, нет окон, нет выхода, ничего нет. И в этой замкнутой коробке я обнимаю гибнущие цветы. Отчего-то спасти их кажется важнее всего на свете. Вот уже первые лепестки покрылись морщинками увядания. Тревожно ищу по пространству глазами. В пустом углу стоит ваза, возникшая из ниоткуда. Он снова со мной играет. Но это не важно, бросаюсь к резному бронзовому сосуду и втискиваю блекнущие буквально на глазах розы в слишком узкое горлышко. Коснулся темно бордового бутона – он просто под пальцами рассыпается на лепестки, которые в ладони становятся липкими и, теряя плотность, стекают густыми ручейками сквозь пальцы. Вслед за первой розой уже без моего прикосновения истекает кровью вторая, за ней третья, а я ничего не могу поделать для их спасения. «Им не нужна вода – розы мертвы. Брось – ты этому венику не поможешь», – советует неприятный бесполый голос. Наш диалог продолжается бесконечность, а я никак не могу определить: он в моей голове звучит или извне. Что он мне напоминает? Возню крыс в подвале или шорох насекомых, а может такие звуки издают ползущие змеи... Я отмахиваюсь от рекомендаций и продолжаю кружить вдоль стен, заливая пол багровыми кляксами. Страшное чувство потери и отчаяния множится с каждой упавшей на пол каплей. В вазе, которую я прижимаю к груди, вместо сочного букета сухие, покрытые кровью, отвратительно шуршащие черные стебли и лишь один цветок бодро сохраняет форму. Присев на пол, вытаскиваю мертвые побеги, отбрасываю прочь – они душат последнюю живую розу. Острые шипы рвут кожу, из длинных саднящих порезов вдоль запястья проступает кровь, которая, стекая по ладони, смешивается с кровью цветов. Неосторожно задеваю живой стебель и он ломается, роняя бутон в руку, темно красный и смутно знакомый: упругие лепестки с капельками росы, плотно обнимающие контур зеленые чашелистики, короткий крепкий сантиметровый пенек стебелька. Андрей... под солнечным сплетением сжалась тупой ледяной болью паника. Что-то не так... что-то случилось. Андрей! «Его ты тоже не спасешь», – тихий равнодушный голос того, что рядом, ответил моим испуганным мыслям. «Почему?» – я с ужасом жду ответа, глядя на коньячный бокал, до середины наполненный водой, в котором беспечно покачивается роза. – «Куда он ушел? Что с ним?» «Пока ничего. Он в круглосуточной булочной через дорогу от твоего дома. Сейчас я ему шепну, чем ты занимаешься, а для пущего эффекта даже покажу. Мальчик мне поверит и, теряя рассудок от беспокойства, позвонит Константину, а после побежит», – слова холодными сухими пальцами старика-сластолюбца шарят по сознанию, лапают самое сокровенное, меня передергивает от гадливости. «Кот успеет вовремя – тебя спасут». «А... Андрей? Что...» – с трудом шевелю губами, из которых не доносится ни звука. «Водитель не успеет притормозить», – голос охотно отвечает. «Не трогай его», – если бы было кого ударить, я бы ударил, но мой собеседник бесплотен, лишь изредка я вижу боковым зрением стоящего рядом то слева, то справа, тень, дым, что-то темное, клубящееся. – «Лучше я». «Чем это лучше?» – презрительно фыркнул тот, что за спиной, обдав скользкими брызгами. – «Он банален – верит, любит, и вообще он мне надоел, а вот ты - другое дело, с тобой занятно, временами пикантно. Мне редко бывает интересно… Нет, мой Лучик, ты выживешь, и когда этот мальчишка наконец-то свалит из твоей жизни, ты станешь послушным. Прекратишь сопротивляться. Будешь мой. У меня столько планов… Ну? Отдай цветочек». «Отвали», – прикрываю ладонью тонкий край. «Борешься? Ты снова борешься. Какой все же забавный», – невидимые и мягкие как тело протухшей рыбы пальцы пробежались по лицу, гибкие, беспокойные, влажно задержались на губах – я зажмурился от отвращения. – «Пожалуй… ну, давай еще поиграем, так будет даже любопытнее», – задумчиво прошелестел, стихая, голос, ледяное дыхание коснулось век. …Поток холодного воздуха ударил в лицо, заставив распахнуть глаза. – Люк! Ты проснулся? Как ты себя... – Андрей стоял в проеме двери, откуда и сквозило, радостное выражение лица стекленело и медленно сменялось ужасом. Он уронил бумажный пакет на пол и, протянув ко мне раскрытые ладони, замер. – Не нужно… – прошептал побелевшими губами. Спросонья я таращился, не понимая, что его могло испугать. Осмотрелся, приходя в себя: я пригрелся в теплой воде и уснул, оно вроде и ничего, если бы не зажатое в пальцах лезвие. – Что ты творишь? – Андрей вышел из ступора и вырвал у меня бритву. – Тебя ни на минуту нельзя оставить? – он отшвырнул прочь кусочек стали и зализывал пораненный палец, зло сверкая глазами. – Ты так от меня сбежать решил? – Ни от кого я не бежал. Ничего бы не случилось, не в первый раз так снимаю напряжение, – уходя от дальнейших расспросов, я скользнул в ванну, подгибая колени и погружаясь с головой в воду. – С этого места подробнее, – когда я вынырнул, парень мрачно ждал объяснений. – Что тебя так напрягло? – Проснулся один – слишком резкий контраст между двумя пробуждениями за одну ночь, – попытался общей фразой избежать конкретики, но расширенные немигающие желтые глаза требовали более подробный ответ. Растерянное и еще более бледное, чем обычно лицо Андрея отражало такое беспокойство, что мне в унисон с ним стало не по себе. Необъяснимый страх давил на психику, я не мог вспомнить его источник. – Продолжай! Мне нужно знать, а не догадываться о причинах этого в твоих руках! – Андрей не отводя от меня взгляд ткнул куда-то в сторону упавшего лезвия пальцем. – Мне показалось... – подбирал слова я, чувствуя, как обнажаюсь, но придумать спасительную ложь не получалось. – Что для тебя чего-то стою, ночью вроде ты собирался быть со мной, а утром передумал и ушел как мышь. Собственное общество стало неприятным, – я вытер ладонями воду с лица и поднял глаза на Андрея. – Почему ты вернулся? – взгляд привлекло движение на полу: Дуся подкралась и пыталась добраться до содержимого бумажного пакета с логотипом пекарни. Я, не отрываясь, смотрел на знакомую упаковку. Сердце пропустило удар, а перед глазами всплыли розы и кровь. Равнодушный голос в голове. Мой ужас от его предсказаний. Андрей не должен был вернуться из булочной. До мельчайшей детали вспомнил сон. – Люк! – парень тряс меня за плечи, живой и здоровый, но неприятный осадок от жуткого сновидения не исчезал. – Я же тебе все сказал, что еще не ясно?! Ты за ночь так измучился, будить жалко стало. Я бегал за завтраком для тебя! В первый раз видел одновременно блюющего и такого голодного, мечтающего о горячих булочках человека, – он заглядывал мне в глаза, пытался улыбнуться, но в глазах металась тревога. – Меня не было всего полчаса! Вернувшись, нахожу тебя в ванной с этой сранью в руках. Мне приснился кошмар. Страшный в своей реалистичности, и все же – это была игра воображения, вполне объяснимая. Розы навеяны днем Валентина, кровь – моими играми с лезвием, а все остальное просто бодунище нашептал. В проем двери хорошо был виден кухонный стол, притягивавший взгляд. На нем среди останков моего грустного уик-энда за тонким стеклом коньячного бокала почти неприлично свежий темно красный бутон. Странно, я точно помню, что симпровизировал вазу в широком стакане для виски... схожу с ума... наверное, хотел поставить цветок в стакан, а взял бокал и не обратил внимания. Путаясь в мыслях, я торопливо ощупывал тело парня сквозь колючую ткань джемпера: теплый, живой, и никаких теней в боковом обзоре. Или все же мелькнуло что-то? Воображение балуется, или сухим шорохом пенопласта прозвучал едва слышный смешок? Уткнувшись мокрым лбом в грудь Андрея, я боролся с внутренней дрожью и искал возможность совладать с мимикой. Глубоко дыша, заставил себя успокоиться. – Не тряси, пожалуйста, меня укачивает и голова еще... – справившись с паникой, я поднял лицо, встретил заботливый взгляд, и щемящая радость от того, что сон не оказался вещим, сдавила горло, а потом вырвалось как-то само собой: – Ты все время от меня уходишь, думал, опять... – Люк, а ты… не хотел этого, да? – я только кивнул ему в ответ. – Почему ты мне не позвонил? – Ты бы не ответил... – знаю, что говорю чушь, но очень хочу услышать ответ. Подставляю лицо собирающим влагу поцелуям и улыбаюсь: он не уходил – я просто неправильно понял. – Дурак, это не я тебе не верю, это ты никому не веришь. Кто тебя так обидел? Как он посмел не любить тебя, – горячий шепот блуждающих по моим щекам губ. – Обними меня, пока ты снова не ушел, – я зажмуриваюсь, не в силах пошевелиться, что-то сковывает движения. – Придурок, как мне тебя еще обнять, чтобы ты почувствовал – я это делаю! – только сейчас я осознаю: он меня давно вынул из ванной, укутал полотенцем. Мне тесно не от давящей на грудь воды и тоски, а от его рук. Одна на затылке, другая на спине: сильные, нежные, и не обнимает меня он только ногами. – Я хотел подать завтрак в постель своей королеве. – Почему ты обо мне в женском роде? – осведомился я, хотя было плевать, пусть зовет как хочет и не уходит. – Воровать - так миллион, а любить - так королеву, про королей не знаю поговорок, – Андрей отпустил меня и, присев, отнял пакет у Дуськи, которая практически справилась с упаковкой и нацеливалась погрузиться внутрь для более детального исследования содержимого. – У тебя в холодильнике очень странный набор продуктов, и как из него готовить завтрак, я себе не представлял, – он гладил трехцветную нахалку, казалось, он не со мной разговаривает, а с кошкой. – Ни яиц, ни сосисок, ни пельменей. Даже картохи нет… – Кот не приезжал на выходных, – натягивая белье, я пожал плечами. – Он тебя мне отдал, сказал, что кое-кому будет полезно побыть в одиночестве вечерок-другой. И пару дней ты продержишься, – кошка уже взобралась к сидящему на корточках парню и громко урчала. – Кот прав. «Кое-кому» не привыкать быть ненужным. – Если его не кормят, он что, совсем не ест? – парень спросил у Дуси. – А тебя он кормит? – Нет, на мышах так разъелась. Да кормлю я ее, а если самому хочется, что-нибудь заказываю, – буркнул я, предполагая, что дальше последуют нравоучения, в чем и не ошибся. – Разве можно так на себя плевать? Люк, пообещай мне, – он перевел взгляд с кошки на меня, и что-то в выражении глаз, глядящих снизу, заставило меня кивнуть в ответ. – Обещай, что будешь осторожен. Обещай, что будешь внимательнее за рулем. Обещай, что будешь о себе заботиться и проживешь так долго как сможешь. А если больше не сможешь, обещай, что позовешь меня и приготовишь второе лезвие, не хочу тебя догонять, – на этих словах я нервно хихикнул. – Я что-то смешное говорю? – обиделся Андрей. – Ага, – усмехнулся я. – Если мы вдвоем в эту ванную влезем: без сторонней помощи уже не выберемся: элементарно застрянем, а воду напускать будет просто некуда… – Мда, а как будут ржать спасатели... – губы парня дрогнули в невеселой улыбке. – Люк, ты очень сложный и иногда приводящий меня в ярость, но я не могу представить свою жизнь без тебя. Забравшись с ногами на диван в кухне, я с интересом наблюдал, как мой кормилец вытряхивает потрепанные булочки в большую тарелку, и комментировал: – Вот я стопудово говорил про круассан с ветчиной и сыром, а тут такого нет – все какое-то сладкое. Бр-р-р. А мне бы кефирчика. – Ты сейчас все это слопаешь и с удовольствием, – Андрей схватил слойку с остатками сахарной пудры и трехлапым котом крался по дивану, загоняя меня в угол. – Если я все это «слопаю» – мне понадобится липосакция к вечеру, – я отряхивался от крошек и со смехом уворачивался от кормящей руки. – Вот и отлично, может хоть немного станешь мягче. Да об тебя же порезаться можно, особенно об язык! – пятиться было уже некуда: Андрей настиг и расположился у меня между согнутых коленей, нависая. Положил выпечку на стол и провел липкими пальцами по моим губам, которые, живя собственной жизнью, приоткрылись навстречу и потянулись за сладкой лаской. – Хочу тебя, – прошептал он, не сводя с меня глаз. – Вот же ж, не одно так другое! – полулежа я сделал попытку еще немного отползти, но лишь сильнее вжался в стену, защищая слабые места. – Не-не, я еще не готов – болею. Маньяк какой-то… – Тогда еще раз прими, пожалуйста, позу «бревно», а я пару минуток помечтаю о тебе в пассивной роли, – то ли в шутку, то ли всерьез проворковал мой мучитель и плотоядно облизнулся. – Мсье шарит в извращениях? Маньяк-фроттерист! – я скомкался в минимальный размер, сцепил руки на коленях, защищаясь от посягательств. – Никаких мечтаний, у нас время только на кофе, да тебе побриться – ты на террориста похож. Можно было бы минет во время твоего бритья организовать, но опять же, я себя плохо чувствую. – «Минет» - хорошее слово, – промурлыкал мечтательно Андрей. – Может, съешь хоть что-нибудь? – Ты мне обещал кофе, – прежде чем он успел послушно направится к плите, я поймал его за затылок и шепнул, притягивая к себе: – Сегодня. – Что? – рассеяно, спросил парень, чье внимание отвлекла выпечка. – Я есть хочу! – объявил он и решительно потянулся к тарелке. – Сегодня ночью, я надеюсь придти в себя и получить ректальный массаж предстательной железы и мышц сфинктера, – спокойно, словно между прочим, закончил я. – Чего? – парень изобразил на лице мое любимое недоумение. – Выебешь меня! – торжественно объявил я. – Да ты романтик, мля, – Андрей озадачено засунул в рот булку целиком. – А ты пожираешь, как животное, – восхитился я. – Это называется не жрать, а есть с аппетитом, – промычал он и, с усилием проглотив, склонился и на секунду прижался щекой к моему виску. – Выздоравливай. Скажи, как дожить до вечера? – подхватив следующую булочку, он сполз с меня окончательно, направляясь к плите. – Предвкушая, милый, предвкушая. Я научу тебя этому искусству. Но у меня есть одно условие. – Мать! – Андрей замер с открытым ртом, едва не выронив следующую порцию калорий. – Ты охренел? Опять условия? Что, снова бриться?! – его тон не обещал ничего хорошего, я уже представил, как он все же затолкнет пирожок мне в самое неожиданное место. – Ага, и желательно два раза в день – у меня раздражение от твоей шерсти. – Как скажешь, моя королева, – он нечленораздельно пробубнил, работая челюстями, и полез в шкаф, удивляя меня осведомленностью в том, где что на этой кухне лежит. – Девственная плита, ты правда вообще не готовишь? – Почему же, свое фирменное блюдо каждый день. – У тебя есть фирменное блюдо? – Андрей оживился. – Даже два! Я отлично ставлю чайник! И просто мастерски протыкаю пищевую пленку! Когда мы уже топтались в коридоре, а я открывал свою своенравную дверь, Андрей потянул меня за плечо и, развернув к себе, спросил: – Люк, скажи еще раз, что хочешь видеть меня рядом. Что дашь мне шанс? – Только если ты мне не будешь читать, – пообещал я. – Не буду, – широко улыбнулся теперь уже мой парень. – Если ты больше не станешь петь… На заднем сидении такси, везущего нас на работу, Андрей держал обеими руками мою ладонь. Мы молчали, нам было о чем помолчать. Не знаю, по каким законам вселенной это работало, но все возвращалось на круги своя. Возвращалась жизнь, которую я собирался потерять. Возвращаются чувства, от которых я, казалось, получил прививку. Меня потоком событий несло по кругу, мне давали второй шанс. Возможность что-то изменить. Готов ли я к переменам? Кошусь на Андрея, он стрелкой компаса реагирует, тут же нервно поворачиваясь ко мне и плотнее сжимая мою кисть. Его глаза, широко распахнутые, голодные, жадные и любящие одновременно. Он ждет вечера. Пять минут назад он попросил шанс. Какая глупость. Он что, не понимает – не нужен ему этот шанс? Остановив меня на грани, он продолжает сомневаться в очевидном – я лишь замер на краю. Балансирую, отчаянно пытаясь удержаться над бездной, которая уже в меня смотрит желтыми глазами, но назад возврата нет – я принадлежу ей. Я помню, как это больно. Мне бы стоило подуть на воду. Я ведь уже падал. Но чувствую кожей его близость, обострившимся обонянием, как животное, чую его запах, ощущаю его желание, вижу напряженный зовущий взгляд. Есть такой тест - «падение на доверие». Я делаю шаг. Подстрахуй меня, Андрюша. Не позволь разбиться. Я ведь так же как он жду вечера. Мурашки вдоль спины от его взгляда. Озноб от звука голоса. Предвкушение нашего вечера томительное, сладкое. Я не могу больше ни о чем думать. Все происходящее вокруг растворяется, не доходя до сознания, где пульсирует только одна обжигающая мысль - «дожить до шести». Бросаю осторожный взгляд и тут же ловлю ответный теплый. Мне нужно сию минуту почувствовать его рядом. – Андрюш, у меня фигня какая-то, – зову, нет сил терпеть пытку расстоянием в семь метров. – Показывай, – парень удивленно смотрит на экран с разложенным пасьянсом, увы, сейчас я не способен сосредоточиться и на нем. – Действительно, фигня, – Андрей отнял у меня мышь и бесцельно передвинул восьмерку с места на место. Мои же руки свободны, а бедро его так близко. – Прекрати, мне через всю комнату возвращаться! – шикнул системщик, убирая ноги из поля моей досягаемости, и бросил быстрый взгляд мимо. Я машинально обернулся. Рита за соседним столом изображает глядящую в монитор статую, и всем своим видом говорит «Я ничего не вижу, продолжайте». Наши чаяния не прошли незамеченными для моих телепузиков. Но если Ритино отношение было положительным, а традиционно ориентированные Кузьменко и Мороз только снисходительно отводили глаза, чтобы не комментировать, то Алена медленно закипала. И даже попыталась вмешаться, подловив меня без свидетелей: – Люк, что за цирк? Это то, о чем я подумала? У вас отношения?! – … – я не отвечал, поскольку отрицать очевидное не хотел, а подтверждать не видел смысла. – Ты выглядишь как счастливый идиот! Поговори со мной! Ты мне даже в глаза не смотришь – это плохой знак. Как мы теперь будем? – Какое мы? – я недоуменно уставился на девушку. – Мы теперь никак не будем, просто работаем вместе. – Ты готов в угоду сомнительным перспективам принести в жертву нашу дружбу. – Дружбу змеи и черепахи? Да, легко. – Ты пожалеешь, подумай, что будет дальше… Я не стал ее слушать. Кто знает, что будет дальше? Долго и счастливо, а возможно мы через месяц устанем друг от друга, а может… да какая разница – это все будет потом! Сейчас же вокруг ничего нет, только его глаза и в них горячечный бред – скоро. Не могу я работать. Не видя, смотрю на посетителей, не слыша, отвечаю на вопросы, машинально печатаю ответы на по диагонали прочитанные и не пробившиеся к сознанию сообщения. Как сквозь вату в ушах улавливаю его имя и прислушиваюсь, чтобы не пропустить смысл сказанного: – Андрей, прекрати! – столько лет не замечал, какой у Алены неприятный голос. – Что? – Обнимать Люка глазами, – отвратительный, визгливый, по ушам режет. – Я не обнимаю, Аленушка, ты ошиблась – не обнимаю. Я его... – Избавь меня от подробностей, – девушка резко оборвала Андрея. От того, что он почти сказал это вслух, кровь бьет в виски, щеки вспыхивают, а губы непроизвольно растягиваются в глупую счастливую улыбку, которая так «понравилась» Алене. Ее голос раздражающе коснулся сознания и исчез, не тревожа больше. Не существует ничего и никого, кроме меня и моего парня. Мы, пялящиеся через комнату друг на друга, да стрелки часов, застывшие в янтаре его глаз. Ребята, привыкшие к тому, что я редко ухожу с работы «по звонку», удивленно наблюдали мои сборы ровно в шесть. Я выключил комп, переглянулся с Андреем и двинулся к выходу. – Люк, – мне преградила проход Алена. – Нам нужно поговорить. – О чем? – раздосадовано ответил я, поглядывая на Андрея, который в нерешительности замер у двери. – Наедине, – подчеркнуто произнесла Алена. – Не сегодня, дорогая, я занят, – я с трудом сдерживал недовольство от ее навязчивости. – Именно сегодня, пока ты не увяз по уши! – темные брови нахмурились. – Андрей, прогрей машину, – я перебросил через девушку ключи от «Лотуса», которые парень ловко поймал, но он, заинтригованный беседой, не торопился уходить. – Хорошо, я скажу при всех! – раз Алена решила выставить себя дурой, я не счел нужным ее останавливать. – Ты забыл, что ступил на опасный путь? Если не прекратишь сейчас же, то превратишься либо в одного из тех уродов, которые едут в Голландию жениться и усыновляют вьетнамских ублюдков, либо тебя будут ждать мягкие стены и длинные рукава! – она почти кричала, прожигая во мне дыры гневными черными глазищами, а я никак не мог понять, кому из родителей пришла в голову гениальная идея назвать ее милым, нежным именем из сказки. – Ну, первая перспектива отличная, – погруженный в более интересные антропонимические размышления, пожал в ответ плечами. – Да, я жалкий урод, собирающийся стать счастливым. Мне даже стыдно перед тобой, такой циничной и невозмутимой – это у тебя от природы, а я слабак, – у меня не было ни малейшего желания что-то ей доказывать. – А второй вариант развития событий - не твоя забота, Алёнушка, – устало закончил я. Ее имя у меня ассоциировалось с сарафаном и кокошником, с русой толстой косой на плече. Любящая, добрая, ждущая своего Иванушку. А не эта разъяренная фурия, готовая вцепиться в глаза, отстаивая свои придуманные права на меня. – Ты все сказала? – Алёна, не волнуйся, я позабочусь о Люке, – деликатно напомнил о себе Андрей, подливая масла в огонь ярости девушки. – Ты…Ты… – зло шипела Алена, непонятно к кому из нас обращаясь, не находя слов, чтобы сформулировать свое отношение. – Нам нужно бежать, когда придумаешь эпитет, пришли СМС, – я постарался обойти мечущую молнии барышню, но она не позволила. Не видя других вариантов, подхватил не ожидавшую такого поворота девушку: – Ай! – чуть не выронил из рук легкое, но отчаянно сопротивляющееся тело. Усадил Кузе, стол которого находился аккурат в эпицентре наших разборок, на колени. – Подержи ее пару минут. Осторожнее, она кусается! – предупредил довольного подчиненного, подгребающего стервенеющую Алену. – Отступаем, Кузя прикроет, но долго не продержится! – выдернув из шкафа пальто и куртку, я потянул Андрея к выходу. – Алена немного расстроена? – уже в машине парень бросил на меня лукавый взгляд. – Верно. Постарайся не смотреть ей в глаза, – я забросил на заднее сидение нашу верхнюю одежду и включил обогрев салона. – Андрюш, можно мы сегодня не поедем к тебе? – его глаза стали серьезными: он не понял и ждал продолжения. – За вещами. У меня найдется пара лишних шмоток, а зубную щетку сейчас купим... – он так внимательно всматривался, что я занервничал. – Ты ведь переезжаешь ко мне? Я дождался его полуулыбки, согласного кивка и тронулся с места. – Хочу твое плечо, – Андрей потянулся ко мне. Нехитрая ласка – губы сквозь ткань рукава, а у меня вспыхивают щеки. – Почему только плечо? – поинтересовался я у черной вихрастой макушки. – Оно свободно, а остальное у тебя все такое занятое педалями, рулем – деловой! Хотя есть еще одна часть тела… – Андрей прекратил слюнявить мое плечо и выровнялся. – Всегда нравились эти сцены. – Что ты делаешь? – задохнулся я от неожиданности. – Освобождаю член, он в тюрьме штанов, – Андрей, сидя прямо в пассажирском кресле, левой рукой искал в моей ширинке. – Думаешь, это благоразумно? – я съехал к обочине и тормознул, поскольку заигравшийся мальчишка уже группировался для минета. – Ахтунг! Ахтунг! Объявление для пересмотревших порно малолеток! Андрей, майн либен! Пересядь назад, иначе мы в лучшем случае проведем премиленькую ночь в обезьяннике. – А в худшем? – парень вынырнул из-под приборной панели с самым невинным лицом, изображая глубокий интерес. – А в худшем - патологоанатом будет определять, чей член был у тебя во рту на момент смерти! Йа! Йа! Натюрлихт! Брысь из моих штанов! – Подумаешь, думал будет весело, – он надулся, но не стал спорить и пересел, а через минуту в мои волосы погрузились пальцы, я замурлыкал, стараясь следить за дорогой, ища возможность довезти нас целыми. Мы задержались ненадолго в супермаркете недалеко от дома. Андрей настоял. Там я отлично знаю только две дороги – к стеллажам с алкоголем и отделу кулинарии. Сегодня же мне предстояло блудить вслед за Андреем по тайным тропам. Баночки, бутылочки, пакетики... Я не рыпался, брел рядом – алкоголь в баре есть, а готовить парень собирался сам, судя по невероятному количеству продуктов в нашей корзинке. Я лишь позволил себе прихватить небольшую коробку из холодильника полуфабрикатов и обещанную зубную щетку у кассы. Игривое настроение уступило место молчанию. Мгновение, когда двери отгородят нас ото всех все ближе... – Сначала душ, ты не против? – потянул я парня в ванную. Переключил настройки душа на «дождь». Чувствовал спиной внимательный взгляд. Снимал одежду медленно, вспоминал видео для взрослых, надеясь, что выгляжу красиво. – А знаешь, чему я научился, просматривая порно? – развернулся лицом к Андрею. – Изящно снимать носки! – и чуть не грохнулся, попытавшись произвести впечатление. Прохладный воздух ванной комнаты быстро заполнялся теплым паром. В дымке фигура парня выглядела сюрреалистично. Он все еще в одежде, просто стоял и глядел на меня из-под полуопущенных ресниц. Уголки темных губ слегка дернулись вверх на мою шутку и неловкость. Его оцепенение не было испуганным, как в наш первый раз. В его золотистых глазах был покой и ожидание. Мы стирали границы друг между другом – он ждал. Я сделал шаг и остановился, касаясь нагой кожей ткани его одежды. Его лицо так близко. Тишину нарушает лишь тихое дыхание и шелест капель в просторной кабинке душа. Влага микроскопическими капельками покрывает бледные щеки, темные губы, ресницы, брови и прядь волос, упавшую на лоб. Везде крохотный искрящийся в электрическом свете бисер. В его глазах восхищение – я выгляжу так же. Сколько раз я был не один в душе. Столько же раз включал режим дождя, но ни разу не заметил, насколько это красиво. Мой мальчик, одно лишь твое присутствие превращает ванную комнату в сказку. Неужели я именно тебя столько лет искал, бродя слепцом? Искал, чтобы начать видеть. – Помочь? – шепнул, не отводя глаз от его лица. Андрей в ответ нащупал мои ладони и положил себе на талию под свитер. Медленно, очень медленно поднимаю их по телу, стягивая одежду вверх. Парень сглотнул и послушно поднял руки над головой, позволяя обнажить торс. – Ты такой белый, будто никогда не был на солнце, – я провожу пальцем от уха до ямки на горле. – Аллергия на солнце, не загораю, – бормочет он. Его дыхание становится прерывистым, а долгий взгляд затуманивается. Не разрывая контакт с желтыми глазами, я расстегнул ремень, вжикнул молнией. Это было не очень удобно, раздевать парня на ощупь, но он не шевелится, а я не могу вырваться из плена его взгляда. Очень хотелось растянуть удовольствие, мои пальцы двигались неспешно, проникая под ткань расстегнутых джинсов, возвращаясь к мышцам спины. Он же безвольно опустил руки мне на плечи и даже не обнимал, просто смотрел и покусывал губы. Я снял его левую ладонь и провел по внутренней стороне запястья языком. Андрей тихо застонал, откинув голову и часто дыша. – Люк, пожалуйста, – выдохнул он. Я опустился на колени и осторожно стянул джинсы на щиколотки, потом белье. Замер, глядя снизу вверх, когда он переступил через одежду и вошел под теплые капли в кабинку. – Иди ко мне, – я не заставил звать себя дважды, вошел следом и снова оказался перед ним на коленях. Осторожно поцеловал, давая волю языку. Своему опытному, умеющему доставить удовольствие языку. Андрей стонет, хватает меня за волосы, собираясь задать ритм. Слегка отстраняюсь – нет, не спеши, мой хороший – это еще не все. Он разочаровано стонет и подается вперед за лаской. Поднимаю лицо, ловлю капли губами, языком – он тяжело дышит, смотрит на меня сквозь ресницы. Когда я, не вставая, скользнул ему за спину, он послушно оперся о стенку душа. Как же я хочу его... целую по очереди ягодицы, щекочу языком и проникаю между ними. Ласкаю по кругу, надавливая, отпуская и снова надавливая с большей силой. Как чудо, как подарок реакция моего любовника: столько доверия, он ни капли не зажимается, лишь изредка замирает, будто прислушиваясь к ощущениям, пока я, попадая внутрь, растягиваю, вызывая изысканной пыткой стоны и ответное движение бедер. Вода стекает по коже. Его утреннее активное настроение тает под мягкими струями «дождя» и моими ласками. – Ты обещал, что я буду сверху, – сквозь стон прорычал Андрей. – Мне остановиться? – поинтересовался я, освободив язык и заменив его пальцами. – Только попробуй, – он глухо простонал, насаживаясь самостоятельно. – Возьми… Я поднялся, целуя линию спины, продолжая разрабатывать вход пальцами. Он со стоном откидывает голову назад, мне на плечо. – Не тяни, – шепчет, заглядывая мне в лицо осоловелыми глазами. – Ну же, – подгоняет и трется ягодицами, пока я заканчиваю с подготовкой, а почувствовав член у входа, резко насаживается и вскрикивает. Не ожидая такого напора, я не успел отстраниться. – Что же ты делаешь? – я замер, сжимая часто вздымающуюся грудную клетку в объятии. – Больно? – несмотря на льющуюся с потолка воду, у меня пересохли губы. Он вместо ответа застонал и шевельнулся в моих руках, вырываясь, опираясь о запотевший пластик стены лбом, скользя по поверхности ладонями. Он великолепен, я чувствую щемящую благодарность за то, что я у него первый и пока единственный. Мысль, что он может еще для кого-то так стонать, что кто-то еще посмеет любоваться этим телом с трогательными ямочками на пояснице, не просто неприятна – она невыносима. Я ревную… Он рывками движется мне навстречу, обернувшись, глядит на меня через плечо потемневшими глазами. Приоткрывает рот и обводит кончиками пальцев нижнюю губу, касается ее языком, прикусывает. Становится тесно – он сжал мышцы. Мое тело буквально сотрясается в конвульсиях. Неожиданно меня накрыло умопомрачительным оргазмом, не в состоянии себя остановить, бьюсь об него со стонами. Черт побери, это случилось слишком быстро! – Прости, не знаю как так вышло, – я уткнулся лбом ему в шею. – Люк? – Андрей, запрокинув руку, погладил мое лицо костяшками пальцев. – Прости, ты ведь не успел? – его прикосновение отдается сладким эхом в глубине живота. – Ну, я еще не научился имитировать оргазм, – сгорая от стыда, слушаю его улыбку. – Нужно будет у Алены спросить о технике. – Смеешься надо мной? – Не все же тебе... – выудив мое лицо, он быстро целует меня в губы. – Ты потерял контроль рядом со мной? Я кивнул. – Я свожу тебя с ума? – максимально вывернув шею, он искал мой взгляд. Я снова кивнул и решился посмотреть в ответ. – Скажи мне это! Смотрю в умоляющие глаза и не могу пошевелить языком. Как я могу сказать слова, ставшие пустым звуком? Знаю, что ты хочешь услышать. Но не смею. Слишком много я говорил раньше – надругался над каждым словом. Страшно даже целовать твое тело, чтобы не испачкать белоснежную кожу ангела своими губами. А замарать твою душу всей той банальщиной, которой я заполнял тишину пауз случайного секса. Я осквернил каждое из слов, которое ты хочешь услышать, а на языке ангелов я не говорю. Обязательно выучу, дай мне срок. Я найду слова. – Люк, ты знаешь, что у тебя говорящие глаза? Я сделал шаг вокруг парня и опустился по его телу, становясь на колени, чтобы как-то реабилитироваться. Доставить удовольствие. С опозданием в полсекунды он повторил мое движение, оказавшись лицом к лицу. Пресекая мое протестующее движение, он резко опустил мне руки на затылок, и притянул к себе. Я затаил дыхание, когда он скользнул губами по щеке, протяжно выдохнув в ухо: – Лю-у-ук, – едва касаясь, покрывал невесомыми, почти детскими, поцелуями лицо, шею, ключицы. – Я слышу твое сердце, – он прижался ухом к груди. Уплывая в нежности, я обнял и перебирал мокрые пряди черных волос. Рука с затылка мягко опустилась по плечу, добралась до моей кисти и прижала ее к открытой щеке. Я провел пальцами по скуле, по веку и обвел контур припухшего рта. Губы приоткрылись – его дыхание на моей ладони. Отдать все за возможность остановить мгновение, застыть – мне ничего больше не нужно. А еще хотелось поднять его лицо, ощутить вкус поцелуя, и он, желая того же, поднял голову, чтобы потянуться ко мне. Едва ощутимые прикосновения друг к другу губами, ладонями, телами. Как долго мы ласкались под теплым дождем, я не знаю. – Мне стоило побриться, – он провел ладонью по моей щеке. – Все плохо? – Не то чтобы плохо, скорее ярко. Я отключил душ, поднялся на затекшие ноги и протер ладонью центр зеркала, мда... морда полыхала краснотой раздражения. – Ща чем-нить смажем, – махнул рукой отражению. – Андрюш, очень кушать хочется, – я снял свой банный халат с крючка, а для него достал из шкафа чистый. – Сейчас что-то придумаем, а можно твой? – он протянул руку и пожал плечами, на мое недоумение. – Тобой пахнет. – Стирать пора, – если бы я мог сильнее покраснеть, то наверное сделал бы это. - Пельмени? – Я не покупал… – Пока ты собирал по магазину все, что попадалось, я прихватил пачку, на них написано, как готовить, если ты не умеешь, мы можем почитать, – что-то в выражении лица Андрея настораживало. – Ну, нормальная пацанская еда, а вдруг справимся? – Ты хочешь сказать, что они до сих пор в коридоре в пакете? – Угум. – Вот теперь у меня нет слов, – Андрей вытряхнул липкий однородный комок из пачки. – Испортились? – за пельмени мне стало обидно, но ненадолго. Меня ждал самый лучший ужин в жизни. Жареный картофель, который мы ели прямо со сковороды, не раскладывая по порциям. Банка сардин в масле. Соленые огурцы. Запивали всю эту роскошь банальной «Вдовой Клико»…