В чистом поле, в белом поле

Я чувствую себя идиоткой. Это глупо и неестественно, все мои внутренности против, но что-то упорно заставляет меня делать это. Как будто я больше не контролирую свое тело, свои слова и свои мысли. Но они слишком похожи. Мне больно смотреть на эти светлые волосы, чуть кривую полуулыбку и видеть слишком знакомые образы в точно таких же голубых глазах. И даже смех у них похожий: хрипловатый, как при простуде. И проблема-то вовсе не в том, что они кажутся почти одинаковыми, и даже не в том, что это легкий признак шизофрении. Все дело в том, что копия мне нравится намного больше оригинала. Мелларк как будто собрал в себе все лучшие качества Катона и полностью избавился от его недостатков. Он красив, но не кичится этим, силен, но не пытается доказывать это всем окружающим, не истерит при малейшем несогласии с его мнением и не нарушает личное пространство. Это именно то, чего я всегда хотела, несмотря на запреты подобного в Академии, и именно то, чего всегда боялась. Слишком много привязанности. Я действительно посвятила Катону много времени, несмотря на риск. Вообще, всё, что связано с ним — опасно, не совсем законно и с огромной вероятностью ошибки. Подобное компенсируется его невероятной харизмой и репутацией. Это не напрягает, пока ты во Втором Дистрикте и не пересекаешься с остальными, но стоит увидеть чуть дальше пограничных гор — и в памяти мгновенно вскрываются промахи и оплошности подобного типа. Огромнейшая ошибка была допущена еще полгода назад, когда я, поддавшись на уговоры, таки переспала с ним. Тогда это казалось нормальным и естественным, подкреплялось верой в правильность действий и сопливыми признаниями. Об этом предупреждали, но я никогда не слышу по-настоящему важных вещей. Отвратительные чувства. Как будто в голову вбили гвоздь и при каждой неправильной эмоции по нему легонько ударяют молотком несколько часов подряд — чтобы боль не была слишком сильной, чтобы уделять ей внимание, но чтобы она заседала в голове бесконечно напоминала о своем существовании, обгладывая изнутри. Я не считаю дни этого безумия, которое обозвали Играми, но по ощущениям, мы тут не больше недели. Мы с Питом встретились на первый же день, когда я обнаружила малявку из Третьего. Девчонка явно наслаждалась погодой, цветами и прочими радостями бескровной Арены, сидя босиком на траве в одном лишь бледно-жёлтом платье. Она была первой, кого я вообще увидела после постамента, и почему-то так возненавидела, что в голове крутилось одно настойчивое желание — «убить слабого трибута». Я знала, что теперь это запрещено правилами, но мне было настолько все равно, что будет дальше, что я почти успела свернуть шею тщедушной, костлявой Третьей. Пит появился более чем внезапно и очень, очень вовремя — еще пара секунд, и девчонка попрощалась бы с жизнью. До этого момента я даже и не догадывалась, какого соперника упустила бы из виду, будь Игры по-прежнему Играми. Третья слишком перепугалась, чтобы устраивать истерику, так что просто убежала, а я осталась лежать, прижатая его рукой к земле и отчаянно пытающаяся освободиться, но это выглядело настолько слабо и жалко, что пришлось сдаться. Это был первый день в жизни, когда я оказалась беспомощной. Катон всегда давал мне шанс против него, остальные, если и могли повалить меня на лопатки, то никогда не уходили без шрамов, царапин или синяков на всех местах, где только я могла дотянуться. Но не в этот раз. Он говорил что-то, жестко и уверенно, что совершенно не было похоже на кого-то из Двенадцатого. Это не было злобно или жестоко, скорее, очень и очень твердо. Никогда не встречала подобного. Катон только ругается нецензурщиной или орет во все горло, отчего хочется больше смеяться, нежели слушать. Мелларк не позволил мне уйти, сказав что его замучает совесть, если по Арене будет разгуливать помешанная на убийствах трибутка. Я пыталась отвязаться от него первые пару дней, но это было бесполезно. Как будто бы он видел сквозь чащу леса. — Надо же, как ты заботишься обо мне. Оберегаешь от людей и опасностей, как мило — процедила я, когда третья попытка свалить обернулась провалом. — Я не тебя от людей оберегаю, а людей от тебя. Это единственное, что я могу сделать чтобы не допустить ужасных вещей. Будь на его месте Катон, то устроил бы истерику с попытками рукоприкладства, и вряд ли я бы слушала. Слова, не подкрепленные физическими доказательствами никто не воспринимает всерьез —, но Мелларк как-то заставляет поверить в то, что он говорит. Я должна была возненавидеть его за это. Но не смогла. Может, из-за этих слов, может, из-за того, что он слишком похож на Катона и так же сильно от него отличается. Я думала, он ненавидит меня. И не только меня — Катона, Марвела, Ди, Энобарию, Брута, да вообще всех профи. Сейчас я понимаю, что вовсе нет. Он просто жалеет нас, как бы глупо это не звучало. Не помню, когда в последний раз меня жалели. Это точно было больше десяти лет назад и осознавать это сейчас — неестественно и даже стыдно. Все, что произошло за эту неделю, чувствуется так же. Мои мир переворачивается, и все из-за какого-то Двенадцатого, который кажется лучше любого другого человека в мире.