В чистом поле, в белом поле

Я просыпаюсь от довольно сильного толчка в плечо чем-то тяжелым. Вероятнее всего, Брутом. В такие моменты я даже рад, что не попадаю в подготовку миротворцев под его командованием, хотя обычно это довольно разочаровывающее обстоятельство. — Просыпайся, тебе это не понравится, — бросает он и покидает комнату. Узнаю старину Брута. Испортить настроение с утра — его фишка. С трудом переборов желание спуститься вниз в трусах, я просовываюсь во что-то относительно приличное. Очень относительно. — О, неужели Катон соизволил продрать глаза и выйти к нам? Невероятно! — съязвила Мирта, стоило мне зайти в общий зал. Её шутки как всегда оригинальны и не притираются уже в восьмой раз. Наверное, это как-то по-идиотски — считать количество этих самых шуток. — Все хуже, чем мы ожидали, — прерывает её Энобария, — оказывается, мы не рехнулись вчера, и эта отвратительная идея публичного дома на телевидении остается в силе. — Может быть, есть шанс переговоров? — интересуется Мирта. — Да, слушать малолетку — первая вещь, которую будет делать Сноу, конечно, — язвит Энобария. — Может, он послушает возрастную проститутку? — иронизирует Мирта, и Энобария едва сдерживается, чтобы не отвесить ей оплеуху. — Заткнулись обе! — командует Брут, — Пошел к черту, — рычит Энобария. Надо же, каких-то пару дней назад я считал этих двоих вполне уважаемыми и благоразумными людьми. Если бы. Все профи — ебнутые на голову. Я-то в этом разбираюсь. — Вечером официальная церемония открытия 74-го сезона. Вечером — это через четыре часа, так что ждите стилистов с минуты на минуту, — успокоившись, сообщает Брут. — Показ разряженных кусков мяса, — шипит Энобария. — Хоть что-то неизменно, — шутит Брут, приглаживая лысину. На самом деле, есть шанс, что эта церемония все поправит. Ну, наверняка массовое недовольство заставит правительство передумать, иначе… А что иначе? Ни у кого же нет реальной власти и права что-то решать, кроме Сноу, хоть он и старательно говорит, что все происходит по воле народа Панема. Ты не можешь отобрать волю, если на самом деле её нет, ага. Мерзко, на самом деле. Шесть лет жизни пошли по пизде, и никто этого не восполнит и не вернет, никто не знает, что будет после того, как шестьдесят с лишним стариков и новобранцев окажутся неясно где и будут должны делать неясно что. Брут говорит, что это, возможно, какой-то план. Есть шанс, конечно, но очень слабый. Или слишком рискованный. Давно уже нет какого-то стандартного понимания «любви», только выживание и инстинкт размножится. Некоторые сумасшедшие иногда проповедуют истории тысячелетней давности, про малореалистичное прошлое до. Брехня, если честно. За несколько часов проползшие в комнату стилисты делают что-то отвратительно невообразимое. Проще не обращать внимания, изредка отвлекаясь на болезненные порезы и щипки. Я не утруждаю себя запоминанием их имен, которые слишком вычурны и однообразны одновременно. Капитолийцы, изо всех сил пыжащиеся сделать из себя максимально оригинальное, сливаются в одну липкую, разноцветную мешанину с мерзкими голосами. Единственное, что радует — их мода не распространяется на трибутов, и я не шарахаюсь от себя в зеркалах по пути на трибуны. Круглый амфитеатр почти полон. Верхние ряды пестрят зеваками и корреспондентами, чуть ниже важные правительственные шишки и их семьи, а нижний круг из 62 кресел предназначен для подопытных кроликов, которые, кстати, почти все уже собрались. Трибуны встречают каждого овациями, а экран над входом высвечивает лицо и имя вошедшего, тыча камерами у лица. Марк, победитель прошлого года, проходит с угрюмым лицом прямо передо мной, но зрители видят исключительно счастливую физиономию. Следующие несколько минут все относительно тихо, но с появлением Финника Одейра толпа взрывается овациями. Молодой, безупречный победитель, которого вожделеет каждый в Капитолии. Отвратительный тип, серьезно. Вслед за Финником появляется практически обнаженная девушка, в полупрозрачном платье с прожилками. Зрители сворачивают шеи, пялясь на неё, а она хищно улыбается с экрана. «Джоанна Мейсон, Дистрикт 7, победитель 71-х Голодных Игр». Я помню её. Мелкая мразь, которая убедительно разыграла беспомощную и слабую девчонку, которая потом перерезала всех с дьявольской жестокостью. Умно, ничего не скажешь. Интересно, сколько раз её уже продали извращенцам Капитолия? — Я знаю, что выгляжу как шлюха, — бросает она, заметив оценивающие взгляды. — Только выглядишь? — интересуюсь я. Джоанна закатывает глаза и старается уйти, но из-за забитости амфитеатра вынуждена сесть рядом. — Ты еще не знаешь, в какое дерьмо нас втягивают, — усмехается она. — Знаю. Моя чудесная наставница успела меня просветить касательно торговли телами и прочего. — Кашмира? — спрашивает Джоанна, наклонив голову. — Энобария. Ну, которая жрет все подряд, — шучу я, косясь на менторшу через несколько человек от меня. — Ты слишком расслаблен, — отмечает она, — через несколько дней вся твоя жизнь будет сущим адом, каждую секунду миллионы людей будут смотреть на тебя как на кусок мяса и думать, кто трахнет тебя следующим, а ты будешь молиться, чтобы это был кто-то посимпатичнее, но будешь терпеть, ведь это даст малюсенький шанс на то, чтобы не сдохнуть с голоду. — А ты умеешь заводить знакомства, — фыркаю я. — Обычно они сами меня заводят, — пожимает плечами Джоанна, стягивая прозрачную ткань к груди. — Может, не только знакомства? — Пошел к черту. Я не успеваю ответить, как яркий свет заливает глаза, и на огромном постаменте посреди амфитеатра появляется Сноу в окружении толпы миротворцев. — Боится нас, старый извращенец, — усмехается Джоанна. Трибуны затихают, когда изо всех динамиков раздается его хриплый голос: — Здравствуйте. Здравствуйте все. Сегодня мы стоим на пороге значительного, переломного события в нашей истории. Сегодня мы отмечаем новую эру Панема, и вступаем в неё со всей любовью в наших сердцах. Наши победители и доблестные трибуты этого года открывают новые страницы, сражаясь не за кровь, но за первостепенное право жизни. — А старик умеет заговаривать уши, — Джоанна выплевывает слова в пол, надеясь, что её никто не услышит. — Я надеюсь, что наш Панем изменится в лучшую сторону, и мы все вместе придем к единству и процветанию, — закончив, Сноу поспешно удалился под ликование капитолийцев и растерянные аплодисменты трибутов. Черт бы его побрал. Конечно же, все не так просто, как кажется. По крайней мере, я надеюсь на это, изо всех сил надеюсь. Тратить почти полжизни впустую? Нет уж, увольте.