Укрощение гордости

Мое имя Кайи. И мне было семнадцать, когда я стал наложником Императора. Все мое сознательное и бессознательное детство я был уверен, что я бета. Быть бетой – это быть никем. Самые бесполезные существа в этой вселенной. Все беты принадлежат самураям, как крестьяне, как охранники или как ничтожные рабы. Я и Мико были рабами, и я вполне довольствовался своей участью, не обращая внимания на надоедливых духов, не задумываясь о странном цвете моих волос, не придавая значения, что Мико старше меня всего на восемь лет. Беты заселяли наш мир еще до того, как Солнце и Луна создали своих детей. Беты были глупы и немощны, служили первородным существам, таким, как наги, лисы, полувороны, мантикоры. Но Дети Богов дали защиту бетам от старых правителей и сами заняли земли Изумрудной Империи. С тех пор Дети Богов – альфы и омеги, множились и процветали, а беты – обычные люди, служили им. Только потомки Девятого Бога не захотели делить власть с родственниками, возможно, потому что он попал в ад, а, возможно, потому что сошел с ума. Фу Ленг дал силу и бетам, научив их магии крови, создал страшных тварей, что населили Теневые земли, и много столетий пытался уничтожить самураев. Крабы построили Великую Стену, что отгородила творения Девятого Бога от Изумрудных Земель, но чудовища все равно проникали в дома потомков Солнца и Луны. Происходящие от Богов, омеги и альфы всегда были сильнее бет. Самураям была доступна магия духов, их слушали Ками и помогали духи-покровители. Элементали давали им покровительство, превращая самураев в могущественных воинов. И рождение происходило лишь по дозволению Богов – совокупление двух самураев приносило плоды. Омеги, наделенные неисчерпаемым наслаждением в течку, и альфы, полные желания в период гона, были созданы друг для друга, как единое целое. Беты-мужчины не могли зачать. Для этого у них были беты-женщины и их дети появлялись в муках, а если бета-женщина не носила в себе ребенка, она проявляла свое низменное происхождение, истекая кровью. Нет ничего грязнее и отвратительнее бет. Но став омегой, я не испытывал особого счастья. Мне было страшно, одиноко и я мечтал о семье. Я был слишком молод, неопытен и слаб. Единственным верно принятым решением было отправиться учиться. И хотя я получил лишь основы в школе Соширо, для наемника этого было более, чем достаточно. Моя месть придавала мне силы, желание наказать тех, кто лишил меня родителей и детства, вылилось в подростковый приступ мизантропии, и я проклинал каждого, кто был счастливее, чем я. Довольствуясь малым, не веря в любовь и в то, что я могу быть хоть кому-то нужным, я вершил свое правосудие. Тогда я не задумывался о наказании, которое может меня ждать. Возможно, в душе я надеялся, что дайме, что будет судить меня, будет снисходителен. Или напротив, искал быстрой и легкой смерти, что вернет меня в семью. Никаких общих законов для самураев не существовало. Каждый правитель клана трактовал свои права и обязаности по-своему, лишь изредка обращаясь к Императору. Он всегда являлся верховным судьей, всегда решал самые спорные вопросы и находил решения там, где, казалось, их и не было. Но Император - лишь слово, все его дела решали его приближенные, ведать всем одному человеку невозможно, даже такому, как Император. За убийство меня могли высечь, посадить под домашний арест или отрубить голову. Но оказаться на виселице не входило в мои планы, хотя в тот момент я был готов принять любую смерть. Когда Император спас меня, я не испытывал ни благодарности, ни радости. Тотури Хоши назначил мне иное наказание – служение наложником при дворе, и оказаться в рабстве, пусть у самого Императора, после того, как девять лет проработал бетой, меня не прельщало. Но не сам факт рабства страшил меня, меня пугала близость – мое персональное проклятье. Когда в детстве на меня напал Исаво Сай, я замкнулся в себе, спрятал свои чувства и душу, спрятался так глубоко, что никто не мог отыскать внутри меня мою истинную сущность. Я скрывался, изменил свой запах и не чувствовал в себе ни шугенью, ни омегу. Я был тем, кем назывался девять лет – бетой. И это низкое прозвище, положение слуги, меня не коробило. Потому что меня пугала возможная близость и прикосновения. Император разрушил мои страхи. Сейчас, спустя много дней, проведенных в огненной пустыне Мейдо, я говорю это спокойно, словно он действительно мне помог. Но Хоши не оказал мне услуги, не озаботился моими чувствами. Преследуя свои цели, он просто вырвал мою сущность из запрятанной оболочки. Теперь… много дней спустя… мне стало проще. Но поначалу я по-настоящему его ненавидел. Запертый заклинанием Сая, я понимал, что оказался в ловушке по вине одного самовлюбленного эгоистичного правителя, желавшего получить мое тело. Я проклинал его всеми словами, пытаясь вырваться на свободу и сломать установленный барьер. Я пытался достучаться до внешнего мира, разрушить Мейдо, пусть и не было такой возможности, но я ее искал. Если бы тогда я нашел выход, я бы убил Императора. Но заточение изменило меня. Так же, как и когда-то изменило нападение Сая, так же как и жестокость и похоть Хоши сломило мою суть. Запертый в неизвестности без счета дней и ночей я смог взвесить, обдумать и решить, как мне жить и чем. В сухом одиночестве, время от времени я слышал голос Императора и он просил прощения и шептал о любви. Этот голос был единственной связью с внешним миром. Когда моя злость рассеялась, я понял, что простил Хоши, и что моя ненависть к Саю сильнее моего недовольства похотливым альфой. Я не хотел думать о том, как поступил со мной Хоши, это было неприятно. Но то, как поступил со мной Сай – отвратительно, непростительно, гадко. Он лишил меня покоя, лишил наследия, лишил свободы. И сейчас, пусть и не зная того, Хоши стал моим союзником. Духи приносили мне вести, редкие образы и слова. Я пытался через них воздействовать на мир, временами мое непокорное тело проговаривало буквы, изредка заклинания срывались с моих пальцев, но полностью освободиться я так и не смог. Я чувствовал, что Хоши проводит со мной много времени, ощущал своего сына рядом, они оба приносили мне радость и скрашивали мое безумное одиночество. Я каждую минуту ожидал их появления. Не способный спать и есть, я считал свое время встречами с Императором и нашим сыном. Когда Сачико звал меня «папой» я готов был расплакаться, мне безумно хотелось обнять его, прижать к себе и увидеть, как сияют его глаза. Любовь в нашем мире непозволительная роскошь, всегда впереди любого желания шел долг. Долг перед своим господином, перед дайме, перед империей и Императором. О любви могли говорить лишь истинные пары, и то, за закрытыми дверьми своих спален. Соитие и секс – способ развлечения тела, майджонг и го – развлечение разума, танцы и рисование – развлечение души. Любви для таких, как я, не существовало. И все же я любил своего сына и мечтал о встрече с ним. И чем сильнее я желал быть рядом с Сачико и Хоши, который стал мне гораздо ближе, чем я сам представлял, тем сильнее я желал убить Сая. Духи обучали меня магии, я познакомился с каждой стихией и теперь не только вода, но и огонь, земля, воздух и пустота сопровождали меня всюду. Мой Яги снова был собой, был рядом и я видел, что он очень переживает из-за своего предательства. Духи такие же чувствительные и ранимые, как и люди. Но на него я никогда не обижался, духи подчиняются силе мага. Яги просто не смог справиться с влиянием Сая и тот чуть не отравил своей проклятой сущностью моего единственного друга. В перерывах между обучением, попытками вырваться и короткими связями с внешним миром, я продумывал, как вывести Сая на чистую воду, как убить его, как заставить испытать всю ту боль, через которую пришлось пройти мне. В своих мечтах я даже придумывал, как заставлю течь Сая-альфу и подсуну его под вечно трахающегося Императора. О, как бы это меня позабавило и потешило мою поруганную честь! С каждым днем мои желания становились все более изощренными, я не хотел быстрой смерти своему врагу. Но когда спустя два года моего плена, Мейдо так внезапно открыла передо мной двери, когда я освободился и вновь вернулся в тот мир, из которого бежал так долго, моим планам не дано было осуществиться. Встретившись с Исаво Саем, проклятым Махо, я просто убил его, лишая себя маленького счастья надругаться над ненавистным врагом.