***
Уже поздно и они просто дети, которые не хотят ложиться спать. С того момента, как Гарри появился на их пороге, прошло три дня. Три дня в кровати, или в душе, или на диване, или на кухонном столе, или у стены в прихожей, между комнатами Луи и Зейна, или в комнате Зейна - три дня, и они лежат сейчас, запутавшись в простынях, и Луи торжествует, потому что Гарри в шоке. - Не может быть, - смотрит он на Луи широко распахнутыми глазами. - Может, - Луи не стоит этим гордиться, правда. Он не должен гордиться, и он понимает это, но он не может сдержать усмешку, пока обводит пальцами татуировки на его ключицах, слегка нажимая на укусы, которые ведут внизвнизвниз и прямо до соска. Гарри смеется и Луи чувствует это своей щекой, потому что он лежит прямо там, где бьется его сердце. Гарри поправляет его влажную челку с каким-то немым восхищением: - “As Long as You Love Me,” - бормочет он, словно пытаясь понять до конца, - Лу, - почему? Луи правда может рассказать ему «почему» - они были на заднем сиденье и The Backstreet Boys надрывались по радио, а Джейми из Театрального Департамента запихивал в его задницу второй палец, и это было неудобно, дотянуться и переключиться на другую радиостанцию, - он правда может рассказать «почему», но вместо этого, Луи лениво закидывает ногу на Гарри, ложится почти на него, и ласкает его подбородок, отчаянно пытаясь запомнить каждый изгиб его сильной челюсти, пряча свое лицо в его шею. - «Мне все равно, кто ты», - шепчет Луи во влажную кожу, облизывая симпатичный фиолетовый синяк в том месте, где его шея встречается с плечом (я это сделал), - «откуда ты» - он целует его горло, - «что ты делал раньше» - он нежно кусает его за челюсть, поднимает голову, чтобы запомнить этот вид - румянец и приоткрытые глаза, прежде чем остановить свой взгляд на его полных губах. - Мне становится грустно, - шепчет Гарри сломанным голосом, он смотрит Луи прямо в глаза, взглядом, в котором ничего не отражается, - когда я думаю об этой песне. Слова «до тех пор, пока ты любишь меня» висят в воздухе до тех пор, пока Луи не наклоняется к Гарри и целует его. И только после, после того, как Луи сидит на Гарри верхом, а тот оставляет синяки на его бедрах, которые двигаются слишком резко, и они все равно хотят большего, и солнце уже проглядывает сквозь занавески, и они выкуривают одну сигарету на двоих, - и только после того они снова возвращаются к этому: - А у тебя? - сонно спрашивает Луи, свернувшись на его груди. - М? - Под какую песню ты потерял девственность? - Ох, - Гарри моргает, словно вспоминая, и его лицо расползается в широкой улыбке - “Let’s Get it On.”***
Гарри заказывает черный кофе для них в кофейне неподалеку, и Луи думает, что это просто отвратительно, и кладет в свой три кусочка сахара, пока Гарри не видит. Утром вторника они бредут по тихим улицам Манчестера, что интересно, в одежде, от которой они почти отвыкли за последние шесть дней. На самом деле, Луи этого не хотел, правда, он вообще считает, что это незаконно - Гарри в одежде (потому что у него такой симпатичный член, и потому что он просто не умеет одеваться самостоятельно), но у Луи есть работа и соседи по квартире, которые жалуются на пустой холодильник, плюс, закончилась смазка, и поэтому они здесь, в одежде, с кофе и пакетами из супермаркета, идут в книжный магазинчик Grimshaw & Co. Когда до него остается не более квартала, Луи хватает Гарри за руку и останавливает его. Вообще-то Луи понимает, что это нелогично, забежать на работу, на которой он не появлялся около недели, с сумками из «Теско» и очаровательным парнем. Но они тащат пакеты с едой и обсуждают наследие Ринго Старра («он не был «пустой тратой денег», Лу, ведь искали именно его, именно он сплотил всю эту гребанную группу вместе!») и Луи нервничает, как будто крохотный пыльный магазинчик - это его мать, и он представляет ей своего нового друга, зная, что она может его смутить. - Это, эм, - Луи царапает шею ногтями. Он чувствует себя странно уязвимым, - это не то, чтобы нечто особенное - Гарри тянет Луи вперед, с энтузиазмом девочки-подростка, которая спешит на выпускной бал: - Я знаю, что он прекрасен! Луи еле передвигает ноги, чтобы замедлить его, и они все равно оказываются под выцветшим старым красным тентом: - Ты в нем никогда не был, Гарри, пожалуйста, не тешь свои надежды. Гарри качает головой и его кудри подпрыгивают: - Честно, Луи, последняя книга, которую я прочитал - это «Голодная Гусеница», еще в два года, и я не в той позиции, чтобы судить. - Там не - там по правде очень много пыли, потому что мы просто не знаем, как там правильно убираться, и все очень неорганизованно, но, я клянусь, у нас правда есть система, и я могу найти все, что тебе нужно, честно - Гарри перебивает его, легко шлепнув рукой: - Заткнись, - говорит он Луи, - там будет очаровательно. - И почему ты так в этом уверен, рядовой Стайлс? Гарри смотрит на него так, словно у него выросли две головы: - Потому что ты очаровательный. Гарри берет Луи за руку и открывает дверь в магазин, так, словно он сам его владелец. Он слегка наклоняет голову, чтобы уместиться в дверной проем, и Луи хочет заплакать, потому что Гарри такой высокий и очаровательный и прекрасный, и сейчас он стоит в их дрянном крошечном магазинчике, которому Луи отдал последние два года своей жизни. - Луи! - кричит Ник, после того, как звенит колокольчик и они входят внутрь, - где, твою мать, ты был, ты, абсолютный гребаный мудак - - Секунду, Ник, - и если Луи показывает ему средний палец, то не пытается быть грубым или нахальным, - Гарольд? Гарри вращается по медленному кругу, почти спотыкаясь о собственные ноги, его глаза широко распахнуты, и Луи пытается понять, что он делает: - Луи, ш-ш-ш, - говорит ему Гарри, - я хочу подружиться с ним. Луи оглядывается по сторонам, и, даже, несмотря на то, что он провел здесь больше двух лет, он хочет подружиться с этим магазинчиком тоже. Его сделали совсем крошечным тонны книг, стоящие на полках и на полу. В левом углу стоит потертое кресло, в котором по четвергам, в 10 часов, сидит милый старикан Саймон и читает газету - он никогда не покупает здесь ничего. На столе, который временно удерживает Ника от того, чтобы прыгнуть и растерзать Луи, лежат сотни их любимых книг под вывеской: «мы рекомендуем», книги, которые очень уважают студенты-литературоведы. К «Бестселлерам», обычно, они питают чувство глубокой ненависти. На стенах (на облупившейся штукатурке) висят «литературные» постеры - список книжных клубов, критические статьи, даты встреч с авторами - как бы камбэк в 70-е, когда отец Ника впервые открыл этот магазин. Здесь так тесно и грязно, и Гарри даже не любит книги, правда, так зачем Луи притащил его сюда - - Мне нравится здесь! - Гарри радостно хлопает в ладоши, - это же как хипстерский магазин! - Да как у тебя язык повернулся такое сказать! - возмущенно восклицает Луи, но имеет в виду: «слава богу» и «да откуда ты вообще взялся, правда». У Гарри есть ямочки, даже когда он ухмыляется: - Луи, эта книжка с 1974-го, - это винтаж! - Скажи это еще раз, и я вышвырну тебя отсюда. - А все эти книги первого издания? - застенчиво спрашивает Гарри. - Я просто не знаю, что мне с тобой делать, - безнадежно вздыхает Луи. - Кто он вообще такой, твою мать, Луи? - Ник готов его убить, правда. Луи смотрит на своего босса, которого он не видел шесть дней - ну, потому что он не работал шесть дней. Челка Ника так же остра, как и его взгляд. Луи открывает рот: - Ник, это рядовой Стайлс. Рядовой Стайлс, это Ник. - Я так много слышал о тебе, друг, - щебечет Гарри, и Луи не уверен, так ли безумно он храбр ли или просто не в своем уме. Взгляд Ника летает от Луи к Гарри и обратно, его голос опасно и ужасающе медленный: - Так почему тебя не было почти неделю, м? - У меня была лихорадка? - Луи хочет спрятаться Гарри в плечо и никогда, никогда не выглядывать наружу. Ник сдавленно и страшно смеется, а Гарри выпускает смешок. - Почему ты смеешься? - тихо спрашивает у него Луи, потрясенный тем, что Гарри находит его обреченность такой смешной. - У тебя была лихорадка - сексуальная лихорадка, - еле слышно хихикает Гарри, и окей, вау, ладно, ему на самом деле пять лет и Луи пытается не засмеяться в голос. - Заткнись, - говорит ему Луи, но Гарри подмигивает ему и двигает бедрами, и они оба истерически-громко смеются. - Я прикончу (end) тебя, Томлинсон! - вопит Ник, находясь на самой вершине своего морального брейкдауна. - А я нагну (bend) тебя, - шепчет Гарри. Луи смеется еще громче. - Ты будешь целую неделю работать бесплатно! - кричит Ник, - и ты будешь разбирать книги тоже, - и убираться в ванной все гребанное лето! Я хочу, чтобы там пахло освежителем воздуха так сильно, чтобы никто не почувствовал запах твоего убитого тела! - Работать бесплатно… в стрип-клубе, - говорит ему Гарри, и Луи просто - На грани.***
Они все понимают друг друга как шу-би-ду-вадда-вадда-яппиди-бум-де-бум, и Луи так счастлив, что ему хочется петь. - Ты в армии? - вот первое, что сказал Найл Гарри, когда они возвращаются домой около пяти вечера. Его пятки лежат на кофейном столике, и ФИФА поставлена на паузу, и его тон такой, как будто ему страшно весело, - ты выглядишь так, как будто работаешь в приюте для животных. - Найл! - упрекает его Зейн, свернувшись в кресле рядом с Лиамом, в очках и с порно-журналом на коленях, наслаждаясь выходным, - мы не говорили тебе о Гарри, только потому, что ты мог бы его оскорбить, бог мой. Но Гарри громко смеется и хлопает Найла по ладони. - Я бы хотел, - вздыхает он, и Луи не уверен, врет он или нет, - но кто-то ведь должен учить йоге всех этих солдат в Афганистане. Все смеются, приятно удивленные, и Найл вполне серьезно говорит: - Спасибо тебе за службу, приятель. - Всегда пожалуйста, - подмигивает Гарри и оттопыривает щеку языком, пародируя минет, и Найл смеется. - Он мне нравится, - откровенно говорит Найл Луи, - он может остаться. Найл смотрит на Гарри: - Ты можешь остаться. - Найл, - предупреждает Луи, - помни, пожалуйста, о том, что не имеешь права решать, кто может остаться, а кто - нет. Найл поднимает бровь, и Луи хочет взять свои слова обратно. - Я не знаю, Лу, - мудро говорит Гарри, - Но Найл выглядит так, как будто он в курсе дела. Найл сияет: - Гарри, - начинает он, - хочешь сыграть со мной в ФИФА? Он отдает второй контроллер Гарри так, словно это ключи от соединенного королевства, и Луи остается только шокировано наблюдать за тем, как Гарри берет его и падает рядом с Найлом на диван. - Ты не предлагал мне поиграть до тех пор, - выдавливает из себя Лиам, больше оскорбленный, чем ошеломленный, - пока я не принес тебе домашнее печенье и не пообещал, что оторву себе все, что отрывается, если обижу Зейна. - Мне нравится Гарри, - повторяет Найл. - Мне нравится Найл, - слегка застенчиво говорит Гарри. Найл чмокает его в щеку, и это все. Они не спят всю ночь, и это не так, как Луи привык делать с Гарри или с парнями. Зейн предлагает заказать что-нибудь из еды, но Гарри говорит, что он может сам приготовить что-нибудь очень быстро, и через десять минут он уже стоит у плиты, и фартук, (на котором изображена голая женщина), плотно обвязан вокруг его талии, и он спрашивает, как они относятся к рыбным тортильям. И пока Найл обыгрывает Зейна уже в двенадцатый раз, а Лиам ведет себя как Его Единственный Примерный Болельщик, Луи тоже идет на кухню, к Гарри. - Тебе нужна помощь? - спрашивает он. Гарри поднимает бровь: - Тебе нельзя трогать вообще ничего. И если Луи хватает его за член через фартук с голой женщиной, то Зейн слишком занят игрой в ФИФА, и ему совсем необязательно об этом знать. Во время ужина - на полу и с бумажных тарелок, и с текилой на закуску, - Гарри рассказывает о себе, и спрашивает в ответ, а Луи находит болтовню Лиама - о детях, с которыми он работал этим летом - очень интересной («мы ходили в зоопарк, и я как бы должен был физически сдерживать этого парня от той зоны, где обитают змеи»). Найл рассказывает о своем первом уроке игры на гитаре (сперва он играл на скрипке, на самом деле), и все смеются над тем, как Зейн изображает свою мать, когда он спросил ее, можно ли ему раскрасить граффити стены на кухне (вопли мамы Луи были еще хуже, когда она обнаружила коричневые следы от краски на траве в их крошечном дворике). Такое чувство, что они не разговаривали так уже лет сто, и Луи забыл о том, что дружба - это то, над чем тоже надо иногда работать. И Гарри как бы такой маленький звоночек, который напомнил ему об этом; новый старт - и Луи понимает, что это долбанное клише, но он просто не может найти других объяснений этому чувству. После ужина, Найл коронует Гарри как Властителя Кухни, напяливая ему на голову свою кепку вместо короны и вручая третий сезон «Друзей» как библию. Они переходят на мультфильмы, и Гарри знает прекрасную игру «как напиться, пока смотришь Спанч Боба», и они наливают стаканы независимо от того, играет ли Сквидвард на своем кларнете, или трясется ли мистер Крабс над своими деньгами, или сидит ли Планктон за своим компьютером, или голоден ли Патрик. (Патрик всегда голоден. Они быстро напиваются до звездочек в глазах). - Я никогда не делал татуировку на своей заднице, когда я был пьян, - говорит Зейн в два часа ночи. Луи и Найл чокаются своими кружками с ромом, как чемпионы, которые выиграли золото. - У него там тату трилистника, - шепчет Луи Гарри, чтобы тот понял, в чем дело. - У тебя тоже, - пожимает Гарри плечами, и Зейн почти падает со стула, корчась от смеха. - Окей, парни. Я никогда не снимал свой секс на камеру. Никто не удивляется, когда Найл восторженно кричит и выпивает прямо из горла полупустой бутылки, но когда Луи смотрит на Лиама и Зейна, те тайком делают глотки тоже. - Это ужасно, - вопит Луи, - Ни, они снимали свой секс! - НЕ МОЖЕТ БЫТЬ! - кричит Найл и падает на Луи, хватая его за рубашку и издавая громкие отвратительные лже-всхлипы. - Заткнитесь, вы, двое, - мрачно говорит им Зейн, и Лиам успокаивающе гладит его по спине. - Я никогда не летал на парашюте, - объявляет Лиам, и Найл фыркает, как умирающее животное. Луи и Гарри перестают смеяться и удивленно смотрят на него. - Нет, - Гарри качает головой, - нет, Ле-юм, это должно быть что-то неприличное. Что-то плохое. - Ох, - краснеет Лиам и замирает, а потом широкая улыбка ползет по его лицу, - я никогда не мастурбировал во время «Титаника». Луи, Зейн и Найл ожидаемо делают глотки, но все удивлены, когда Гарри поднимает бокал тоже. - Гарри Стайлс, ты, отвратительный засранец, - смеется Зейн, - добро пожаловать в клуб! Смерть и отчаяние тоже возбуждают тебя, да? - Так вот почему ты пошел на войну, - глубокомысленно изрекает Найл. - Из-за Лео Ди Каприо на самом деле может запотеть даже стекло в автомобиле, - говорит Гарри, и Зейн улыбается, Лиам неодобрительно качает головой, Найл допивает ром, а Луи просто любит их всех до безумия.***
Если Гарри хочет остаться, то для Луи это нормально. Мобильник Гарри пронзительно звонит в 7:35, слишком громко для такого раннего часа и такого сильного похмелья. - Черт, - стонет Гарри. Луи зажмуривается, чтобы не видеть солнечных лучей, и выпускает тихий стон, когда Гарри случайно толкает его, когда тянется за телефоном. - Прости, - виновато бормочет Гарри, звон прекращается, и Луи слышит его хриплое - алло? - Да, - извини, это я, да, - говорит он, грубым ото сна голосом, - кто это? Луи слышит неразборчивый голос с другой стороны трубки и запихивает голову под подушку, чтобы не слышать шума. - О, привет, Кэл. Еще больше бормотания. - Да, все нормально, я нашел место. Гарри шепчет, но для Луи это все равно звучит как удары колоколов. - О, так значит, они съехали? Луи никогда не будет пить. - Ладно. Никогда - никогда. - Эм, подожди секунду, Кэл. Голос Гарри останавливается - куда ты ушел? - но через секунду огромная рука запутывается в его волосах. - Лу? - шепчет он. - Мм, - отзывается Луи, не открывая глаз. - Моя квартира свободна. Ты хочешь, чтобы я съехал? Луи почти что умирает и даже почти не понимает, что происходит вокруг, но слово «нет» звучит в его голове ясно, как и всегда. - Нет, - грозно говорит он в подушку, и быть может, это выходит не так ясно, как звенит колокольчик в его голове, но Гарри устало смеется и садится в подушках, лаская пальцами его волосы. - На самом деле, Кэл, - нетвердо, но довольно говорит он, - я не думаю, что вернусь туда этим летом.