another hazy may

Их поглощает рутина. Луи начисто забывает про будильник, потому что прирожденный солдат Гарри, наверное, имеет собственные внутренние часы, которые поднимают его с постели в восемь утра. И оказывается, что от минета пробуждение получается гораздо приятнее, чем от будильника. Они принимают душ вместе - «чтобы сэкономить воду, конечно, потому что окружающая среда находится в ужасном состоянии, ты разве не знаешь?» - торжественно отвечает Луи на вопрос Зейна. И потом Луи одевается как респектабельный молодой человек, а Гарри натягивает на себя какие-нибудь штаны и они плетутся на кухню, где Гарри мужественно пытается научить Луи готовить настоящий английский завтрак. Видимо, запах бекона стимулирует просыпаться в несусветную рань, и Луи в первый раз за три года замечает на кухне сонного Зейна с растрепанной челкой, который обычно покидает кровать в три часа дня. Но сейчас они вместе с Лиамом появляются за столом каждое утро, в ожидании яиц и свежевыжатого апельсинового сока. (Луи уверен, что потом он все равно идет спать, но это уже хоть что-то). После того, как Найлу становится известны все кулинарные способности Гарри, он остается с ночевкой на их узком диванчике все чаще и чаще. И это заканчивается тем, что они сидят за крошечным столом, все пятеро, с криками: «убери свои ноги!» и острыми локтями, которые врезаются в самые неожиданные места, когда они передают друг другу тарелки с едой. Через неделю Луи понимает, что они на самом деле завтракают все вместе, совсем как у него дома в Донкастере, и внезапно до него доходит, что именно эти четверо придурковатых парня сейчас – его семья, и это так ужасно по-домашнему, но и прекрасно одновременно. Луи проводит на работе почти каждый день, и иногда Гарри идет с ним, а иногда и нет. Он любит, когда Гарри вместе с ним в магазине, конечно, – он любит сидеть рядом с ним за прилавком и читать вслух «Великого Гэтсби» или «Бойню номер пять» или «Завтрак у Тиффани» или любую другую книгу, которую Гарри кладет себе на колени; он любит, как Гарри неуклюже роняет очередной том, и нагибается, чтобы поднять его, картинно отбрасывая волосы и театрально подмигивая; он любит растущую роту фигурок с креативно поднятой вверх челкой, нацарапанных шариковой ручкой на краю прилавка; он любит радиостанцию Best Coast Pandora, которая непрерывно звучит у них в магазине; он любит ежечасные перерывы, во время которых они лениво выпускают дым друг другу в рот. Луи любит, когда Гарри проводит время с ним на работе, но он любит и смс-ки, которые тот шлет ему, когда таскается где-нибудь с Найлом, Зейном или Лиамом, или Эдом, который, наверное, единственная живая душа, которую Гарри знает в этом городе. «найлу грустно. хх»– пишет Гарри, прикрепляя фотографию Найла с пластинкой Джонни Митчелл на лице. «это облако похоже на твой член» - шлет он, и «скучаю ххххххх.» - летят следом, вместе с фотографией белого пушистого облака, который и правда имеет внятные ясные очертания. «я бы станцевал тверк ради кофе» - и Луи получает селфи с бледным рыжим музыкантом у входа в кафе, к которому Луи питает самые нежные чувства. После того, как Луи заканчивает работу, весь Манчестер и целые ночи словно лежат у него на ладонях, однако почти все свободное время они проводят в баре у Зейна. Эль и Перри встречают их там, иногда вместе с Мэттом и Эйденом. Эль заказывает дрянные хиты 90-х в музыкальном автомате, а Найл напивается до звездочек в глазах и клянется в вечной любви всем и каждому, а Зейн притворяется, что они на самом деле должны будут заплатить за напитки, и все идет так, как всегда, Луи не видит большой разницы, за исключением, конечно, того, что Гарри – здесь. Гарри, которого его друзья приняли так легко («без тебя было бы совсем по-другому, приятель» - искренне говорит ему Найл однажды ночью, когда Гарри начал бесконечно извиняться за то, что нарушил привычное течение их фильмо-марафона). С Гарри все по-другому. Луи подозревает, что его друзьям Гарри нравится больше, чем он сам, потому что Зейн четыре дня подряд не мог заткнуться об его омлетах, но это нормально, потому что Луи нравится Гарри тоже больше всего. Они с ним возвращаются домой в час или два, спотыкаясь, и цепляясь друг за друга, чтобы не упасть. Иногда они способны сдержать себя до спальни, и тогда Гарри медленно разрабатывает его изнутри, а на потолке светятся звезды, но иногда Луи толкает Гарри в переулок, прямо под пожарную лестницу и отсасывает ему прямо там. Но в любом случае, они падают на кровать, запутавшись в самих себе, и иногда Луи не понимает, где кто, он или Гарри, и должна ли быть вообще какая-нибудь разница. Луи бы хотел провести так целую вечность, честно, потому что, даже если он и ненавидит рутину, эта рутина спонтанна, эта рутина – Гарри. Но у него же нет вечности, на самом деле. У него есть только шесть недель.

***

Гарри волшебник. Луи счастлив. Когда Саймон приходит к ним в четверг около десяти утра, Гарри практически прописывается у Луи в магазине и уже две недели как является его неофициальным работником. Они стоят за прилавком, и, склонившись к телефону Луи, громко читают статью под названием «99 фактов об американских президентах». - Доброе утро, Саймон, - автоматически говорит Луи. Саймон что-то хрюкает в ответ. Луи провел три года в ожидании простого приветствия от Саймона, и полностью перестал пытаться заинтересовать его чем-то другим, кроме изъеденного молью кресла в углу магазина; даже стопка книг со скидкой, или чашка чая, или сам Луи, кажется, для Саймона не имеют никакого значения. И Луи остается только заинтересованно хмыкать, когда он переходит на букву «С» и читает о том, как в среднем имени Гарри Эс Трумана, «С» была одной-единственной буквой. И он не поднимает голову, когда вдруг слышит голос Гарри. - Вы знаете, что Абрам Линкольн был профессиональным барменом? – радостно спрашивает он. Луи переводит взгляд на абсолютно шокированное лицо Саймона. - Извини? – спрашивает он, как будто бы не верит своим ушам. - Абрам Линкольн, - повторяет Гарри, сжимая в руке телефон, как будто Саймон может разглядеть что-то на экране, - шестнадцатый президент США. И профессиональный бармен. Вы знали об этом? Саймон смеется, натурально смеется. Луи за все эти годы не видел даже его улыбки. - Я знал, честно говоря. - Правда? – глаза Гарри широко распахнуты. Саймон кивает, смущенный, но улыбающийся. - Я профессор истории, - объясняет он, - ранняя Америка. - Я этого не знал, - вырывается у Луи. Саймон поднимает бровь: - Потому что ты никогда не спрашивал. В полдень Гарри выходит из магазина, чтобы купить им ланч, а Саймон устраивается в протертом кресле. Луи наблюдает за ним издалека. Он не так уж и стар – около 50, и его портфель такого типа, какой бывает у людей, которые нашли свое место в жизни. Наблюдая за тем, как Саймон складывает газету и кладет ее в карман твидового пиджака, Луи первый раз за три года не чувствует раздражения, наоборот, он рад, что Саймон сделал свои важные дела в их тихом магазинчике. - Спасибо, что заглянули, - говорит Луи, когда Саймон подходит к двери. Тот останавливается, поворачивается и смотрит на Луи в упор, дольше, чем, Луи считает, необходимо. Он задерживает дыхание, когда Саймон медленно подходит к прилавку. - Сколько стоит «Манчестер Ревью»? – наконец, спрашивает он. - Простите? – моргает Луи. Саймон указывает на стопку старинных университетских литературных журналов, которые лежат рядом с романом Ника «Press Play», который он издал сам. (267 наполовину биографических историй о драмах, которые случились с ним во время учебы в колледже. По мнению Луи, это самая гейская вещь в их магазине, не считая полных версий романа о Дориане Грее.) - Я думаю, я возьму один экземпляр, - говорит Саймон, и Луи просто кивает, - так сколько? - Ах, точно, два фунта стерлинга, - отвечает ему Луи, и Саймон лезет в карман и кладет деньги на прилавок, протягивая руку за журналом, который отдает ему Луи, кивая головой, все еще наполовину шокированный. Саймон все еще не спешит уходить, и Луи смотрит на него с немым вопросом в глазах. Спустя минуту, Саймон говорит: - Ты выглядишь счастливым – - Луи, - Луи не может поверить в то, что происходит. - Луи, - кивает Саймон, и затем, слегка помахав рукой и зажав «Манчестер ревью» подмышкой, выходит на улицу. Луи все еще в шоке, когда Гарри возвращается в магазин несколько минут спустя, сжимая в руке бумажный пакет, из которого пахнет рыбой и картошкой, как из его любимого магазина за углом. - Третий раз за эту неделю, но они все равно дают мне пакетик с соусом, - весело говорит Гарри, передавая пакет Луи и перегибаясь через прилавок, чтобы ткнуть его в щеку, в качестве приветствия. Когда Луи не реагирует, Гарри слегка морщит брови: - Эй, Лу, ты что? - Саймон купил у нас кое-что. И потом он сказал, что я выгляжу так, как будто я счастлив. И еще он спросил, как меня зовут. – Когда он говорит это вслух, слова звучат еще более странно. Гарри смеется: - Что, он не делал так раньше? - Никогда, - качает головой Луи. - Ну тогда, - говорит Гарри, - я думаю, надо поблагодарить нашего приятеля Абрама Линкольна, за то, что помог растопить лед. Настоящий волшебник. - И бармен, который делает отвратительную «маргариту», - соглашается Луи, но на самом деле, он хочет сказать - «нет, это ты волшебник».

***

Следующей ночью они идут в клуб, и Луи нужны новые друзья, но он разрешает Гарри остаться. - Ты ведешь дневник? – бормочет голос в его ухо. Луи почти что подпрыгивает. Он так поглощен игрой «Кто выпьет больше ликера» с Перри, которая сидит слева от него, что почти забывает о Гарри с правой стороны. Ему требуется секунда, чтобы снова положить голову Гарри на грудь, и еще секунда, чтобы осознать весь смысл сказанных слов. - ЗЕЙН! – кричит он, и чувствует, как Гарри вздрагивает, пораженный его внезапным криком. Луи не обращает, у него есть дела намного важнее, - ЗЕЙН МАЛИК! - Господи, Лу, что? – слышит он удивленный голос и оглядывает шумный бар, где почти что все пространство заполнено людьми, а Зейн, игнорируя свое рабочее место, сидит у Лиама на коленях. - Ты рассказал Гарри о том, что у меня есть дневник? – шипит он, потому что даже когда он пьян, он понимает, что без Зейна тут явно не обошлось. Зейн еще имеет наглость смеяться. Это нечестно, потому что он почти трезвый, а Луи всегда напивается до звездочек в глазах в этом баре, потому что Зейн всегда наливает им бесплатный ликер в свою смену, и обычно Луи думает, что это хорошее оправдание не испытывать никаких угрызений совести. - Просто хотел, чтобы он узнал «настоящего тебя», Л, - раздражающе самодовольно говорит Зейн. - В последний раз тебе говорю, З, у меня нет гребаного дневника! – кричит Луи, наверное, громче, чем нужно, потому что Найл, выпивающий уже шестой бокал пива и флиртующий с очередной красоткой, смотрит на него остекленевшими глазами и кричит: «Наша принцесса Лу и его розовый дневничок!», и весь их столик начинает смеяться, а Гарри кашляет в свой коктейль. - Вы все предатели, - заявляет Луи, топая ногой для эффекта. Он переоценивает пространство между собственными конечностями и полом, и да, он пьян, поэтому он почти что падает на Гарри, ударяясь коленом об угол стола, зарабатывая острый укол боли и очередной взрыв смеха. «Черт», - бормочет он, но теплые, большие руки обнимают его за талию и ставят в удобное положение, настолько удобное, что теперь он может злиться на весь мир, спрятавшись в плечо Гарри. - Ты как? – спрашивает Гарри в его волосы. Луи поднимает голову, чтобы посмотреть ему в лицо через яркие вспышки алкоголя в крови. Его щеки имеют такой прекрасный оттенок розового, правда, очень прекрасный оттенок розового. - Красивенький Хазза, - бормочет Луи, наклоняясь и целуя его в нос, - ты такой красивенький. Гарри улыбается. Это не та широкая улыбка с ямочками, как – как солнце, или что-то типа того (Луи на самом деле нужно поработать над своими поэтическими навыками, правда, он сделает все для этого парня), но она мягче, почти сияющая – как луна, которая отражается в воде, и вдруг Луи становится очень трудно дышать, и – - Эй, - голос Найла звучит где-то в сантиметрах от его левого уха, - я снова с вами! Мы все еще обсуждаем тот факт, что Луи ведет записи в своем дневнике каждую ночь? - Я определенно видела, как он пишет туда что-то и в течение дня, Ни, - вмешивается Эль, и ну правда, чья это была идея, заказать один столик на всех, они больше не будут делать этого никогда. - Какой молодец, - мечтательно вздыхает Найл. Луи переводит взгляд от Гарри и пристально смотрит на своих друзей. - Если бы взглядом можно было убивать! – Восклицает Лиам. Если бы Луи не знал Лиама как свои пять пальцев, он бы поклялся, что слышит сарказм. - Это не дневник, - рычит он. - Прости, - говорит Зейн, - я забыл. Это просто маленькая розовая записная книжка, которую ты таскаешь с собой повсюду и не даешь никому почитать. - На самом деле, Луи, - перебивает его Перри, - он больше фиолетовый, чем розовый. Или, я не знаю. Цвет фуксии. - Подождите, - говорит Гарри, с блеском в глазах, - подождите, я видел, как он писал там что-то! - Она маленькая и я могу носить ее везде, и этот цвет был единственным в ассортименте,боже, - восклицает Луи, но его слова тонут в смехе, от которого дрожит даже стол. Их смех привлекает внимание начальника Зейна, который посылает ему взгляд типа: «ты хочешь закончить свою жизнь в мусорном баке или ты просто такой идиот?» и имеет все права конкурировать с Ником Гримшоу. Несмотря на то, что этот парень иногда останавливает их у двери или угрожает смертью из-за неоплаты по счетам, Луи хочет послать ему цветы. - Он, наверное, исписал вашими соединенными фамилиями все страницы и разрисовал их маленькими сердечками, - напоследок торжественно говорит Зейн Гарри, быстро целует Лиама, и возвращается за стойку. После его ухода Эль и Перри начинают обсуждать принцессу Кейт и остальных девчонок, или о чем там вообще говорят девушки, и Лиам поднимает брови в стиле «Я за тебя волнуюсь» и спрашивает у Найла, как он вообще может так много и так часто пить, и Гарри мягко кладет свою голову на макушку Луи. - Эй, - ласково говорит он, - эй, Лу. - Да? – Луи чувствует себя необычайно пьяным и усталым, усталым от друзей - идиотов, которые смущают его перед симпатичным мальчиком, усталым от его пустого стакана, и поэтому он делает глоток глупого розового коктейля Гарри и избегает смотреть кому-нибудь в глаза. - Что ты пишешь? – спрашивает Гарри, его голос пронизан любопытством. Никто не спрашивал его об этом раньше, но Гарри не «никто». Луи интересно, может ли он в принципе составлять слова в предложения с таким количеством алкоголя в крови и рядом с таким совершенством, которое сидит около него, но он хочет, чтобы Гарри узнал, поэтому он говорит: - Я пишу вещи, которые я хочу запомнить. Которые я хочу сохранить. Так что все они, могут как бы – ну, произойти одновременно? Он бы объяснил лучше, если бы был трезвым, но Гарри все равно кивает, как будто слова Луи имеют смысл. - Может быть, тебе нужно сделать что-нибудь с ними, - медленно говорит Гарри. Гарри всегда говорит медленно, замечает Луи. Гарри однажды рассказал ему, что это раздражало людей, когда он учился в начальной школе, рассказал, что он долго не мог что-то сказать. Но Луи считает, что это наоборот хорошо, как будто Гарри заботится о своих словах и думает, прежде чем что-то сказать, и поэтому каждое слово у него получается точным, особенным, продуманным. - Что, например? – спрашивает Луи, – написать книгу? - Да. Книгу. Луи качает головой: - Ни в коем случае. Там нет ничего особенного, Хаз, это далеко не шедевр. - Откуда ты знаешь? Я держу пари, что ты никому не давал ее почитать! Луи и правда не знает. - Наверное, нет. - Быть может, ты разрешишь мне почитать. То, что Луи пишет, он пишет для себя, только для себя, и поэтому он уклончиво пожимает плечами, и Гарри понимает его и шепчет: «все нормально, любовь моя, сохрани это себе» и покупает ему еще один глупый розовый коктейль. Но поздно ночью, когда Гарри засыпает рядом с ним, Луи вытаскивает крошечный дневник из кармана упавших штанов и пишет: «быть может, Луи разрешит Гарри почитать», и этот момент входит в один из наиболее гармоничных моментов в его жизни тоже.

***

Луи летает, и Гарри заставляет звучать настоящее как самое прекрасное время, чтобы жить. - Выше! – кричит Луи. Он слышит низкий смех Гарри внизу, и затем ветер обдувает его затылок, когда он летит обратно вниз, и снова, сильные руки толкают его обратно, и он снова взлетает, а качели противно скрипят, когда он раскачивается туда - сюда. - Достаточно высоко? – спрашивает Гарри и хихикает над двойным смыслом. («high» переводится как и «высоко», так и «под кайфом», вот почему Гарри смеется. – прим. перев.) - Никогда не достаточно, - отвечает Луи, прежде чем очень мужественно начинает пищать от восторга, когда Гарри раскачивает его еще сильнее. Сейчас поздно – Луи не знает, как, - но они возвращались домой от Эда, Который Друг Гарри, и наткнулись на детскую площадку в нескольких кварталах от подъезда Луи. - Мы должны покачаться на качелях, - решительно сказал Луи. Травка Эда, Который Друг Гарри, делала все слегка расплывчатым. - Хорошо, Лу, - согласился Гарри с одурманенной улыбкой. Они упали два раза, когда пытались перелезть через забор, когда поняли, что ворота были открыты настежь. - Гарри, я думаю, я только что ударил по луне! – кричит Луи. - Ты забил гол? - Я всегда забиваю! Это был жаркий день, но ночь обещает быть довольно приятной, теплый ветер треплет челку Луи. В последнее время он отказался от геля, как раз после того случая, когда Гарри отметил, что ему нравится насколько мягкие его волосы по утрам, и что ему нравится пропускать их через пальцы. Луи лениво вскидывает ноги, когда он летает туда – сюда и думает, что, если бы Гарри сказал, что ему нравится лысый Луи, то он бы незамедлительно побрил голову и ходил бы так до конца своих дней. Гарри перестает его раскачивать и садится на другие качели, любуясь Луи так, словно он прекрасная поэма, которую хочется выучить наизусть. И Луи чувствует, как замедляется его полет, он движется все медленнее и медленнее, но в мыслях он по-прежнему летает где-то со звездами. Когда он чувствует, как его ступни касаются деревянных досок, он начинает беспричинно смеяться, и Гарри присоединяется к нему через секунду. - Ты смешной, - говорит он Гарри, слегка задыхаясь. - Я думаю, ты говоришь так всем парням с собачьей табличкой. Они смеются снова, а затем все затихает, и Луи решает спросить Гарри о войне, потому что Гарри такой смешной и все кажется таким замечательным прямо сейчас. - Эй, Хазза? - Да? – спрашивает Гарри, поворачиваясь к Луи. Одна его щека оказывается прижатой к металлической цепи, а его глаза обрамлены сладчайшим оттенком розового. - Разве тебе не страшно умирать? Гарри моргает, наполовину ошеломленный. - Конечно, Лу, - мягко говорит он. - Тогда почему ты в армии? Гарри тщательно обдумывает вопрос, слегка раскачиваясь на качелях, вычерчивая круги своими ботинками. - Я думаю, я боюсь других вещей больше. Луи хмыкает и запрокидывает голову назад, чтобы посмотреть на растущую луну, которая весит так дразнящее-близко. - Например, каких? - Например... – медленно говорит Гарри, - например – не жить вообще? Трезвый Луи, возможно, нашел бы эти слова слегка странными, но Луи Под Кайфом абсолютно точно знает, что Гарри имеет в виду. - Так получается, что просто существование страшнее, чем смерть. - Точно, - кивает Гарри, обрадованный тем, что Луи понимает, - война очень интересная, Лу, - говорит он с умным видом, - она очень печальная, но очень интересная. Луи думает, что у него есть своя точка зрения, которая слегка расходится с мнением Гарри. И он подыскивает слова, прежде чем красноречиво изречь: - Но ты можешь умереть. Гарри смеется. Это странно, смеяться над такими вещами, но Луи полагает, что смех всегда лучше, чем слезы. - Так и ты можешь, на самом деле, - говорит Гарри, - тебя может сбить грузовик по дороге на работу, и днем твоя душа уже будет на небесах. Это очень хорошая точка зрения. - Это очень хорошая точка зрения. - Вот почему я согласен со всей этой идеей вроде «жить настоящим», - говорит Гарри, - будущее слишком глупо, чтобы думать о нем, потому что, как бы, ты планируешь и планируешь, но на самом деле мы все можем умереть завтра. Это просто бессмысленно. - Это очень запутано и грустно, - говорит ему Луи. Гарри не выглядит запутанным и грустным, в свою очередь, и даже не поступает так, но это просто звучит очень цинично. Вот и все. - Нет, это не так! – задорно восклицает Гарри, - это просто правда, с которой мы все живем. Просто некоторые люди живут так на самом деле, и тогда получается, что у них все выходит запутанно и грустно. - Как ты сам живешь с этим? - Я говорил тебе, я живу настоящим. Луи смеется и восхищенно хлопает в ладоши: - Ты такой придурок, Гарри Стайлс. Гарри хихикает: - Это правда, все так и есть. Всегда. Я самый большой придурок на свете. - Гребаный хипстер, - стонет Луи, - вас всех нужно остановить. - Мы не можем остановиться, - торжественно говорит Гарри, как будто он цитирует лорда Байрона, а не Майли Сайрус, - мы не хотим останавливаться. Луи подкидывает ногой в воздух деревянные щепки и живет настоящим.