another hazy may

Гарри оставил за собой лишь утренний свет, а Луи не может поверить, что он оставил Гарри. Гарри ждет его на крыльце. На улице уже темно, но Луи не торопился - подвез Зейна, поговорил с матерью, просто сидел на скамейке рядом с баром. Он не торопился и когда возвращался домой - считая шаги, наступая на все трещины, исходя вдоль и поперек всю извилистую тропинку, которая ведет к их району. Спустя шесть сигарет и тонны немых «прости», он наконец-то поднялся и завернул за угол, где столкнулся с Гарри лицом к лицу, и мгновенно забыл каждую букву в алфавите. Когда Луи было восемь лет, его вызвали в кабинет директора за то, что он разбил окно футбольным мячом. Мистер Симмонс не поймал его на месте преступления, потому что был занят на совещании, и поэтому его помощница, противная старушенция миссис Холт, оставила Луи сидеть на холодном пластиковом стуле в приемной и думать о своем поведении. Луи болтал ногами и пялился на потертый линолеум - его кроссовки почти не касались пола. Он смотрел в окно, где виднелся кусочек коричневой, выжженной травы, он смотрел, как его одноклассники валяют друг друга в грязи, он смотрел на миссис Холт, на ее строгий пучок и строгую осанку, и строгие моральные принципы. Луи смотрел на все это, а потом встал и побежал. Он был пойман мистером Симмонсом, прямо на парковке, раскрасневшийся и задыхающийся: его отвели обратно в приемную, не обращая внимания на крики и вопли. Его заставили написать записки с извинениями для миссис Холт, мистера Симмонса, его матери и лишили обеда на три дня. Луи решил просто написать три одинаковых письма, и поэтому все получили одну и ту же декларацию его искренних чувств. Мне очень жаль, что я разбил окно своим мячом. С любовью, Луи. - Ты должен извиниться за то, что убежал, Луи, - сказал ему мистер Симмонс. Луи просто покачал головой: - Я не буду извиняться. - Извини, - первое, что говорит он, когда видит Гарри сидящего на ступеньках, с сигаретой в руках и наполовину расстегнутой рубашкой, свисающей с плеч. - Прости меня за то, что я ушел, черт, пожалуйста, пожалуйста, прости, Хаз, малыш, прости меня. Гарри прищуривается и смотрит на него с нечитаемым выражением на лице, разрешая Луи продолжать дальше. - Я просто - я просто поступаю так иногда, я знаю, что это плохо, но я стараюсь исправиться, и я вернулся, Гарри, я всегда буду возвращаться к тебе, я обещаю. Гарри смотрит ему прямо в глаза, и Луи хочет прочитать его мысли, хочет найти нужные слова, но ему остается просто сделать глубокий вдох, сглотнуть ком в горле и опустить взгляд на свои ботинки: - Ты прав, я трус, я не могу - я не - ты так много значишь для меня, так много, ты даже представить себе не можешь, и мне так страшно - но это сейчас совсем не имеет значения, конечно. Господи, Гарри, это было так глупо, говорить такие вещи, потому что ты уходишь в армию, и я не должен был делать тебе больно из-за того, что ты исполняешь свой долг, а я просто сижу и перечитываю «Грозовой перевал» в пятый раз. И прости меня, если я заставил тебя подумать, что ты задолжал мне что-то, нет, на самом деле, это я задолжал тебе. Потому что это были самые лучшие шесть недель в моей жизни, вообще, в чьей-нибудь жизни, и я просто - мне так жаль, что я придурок, и мне жаль, что ты храбрый придурок, и мне жаль, что мы встретились в неподходящий момент, да неважно, но больше всего мне жаль - - Луи. Луи замирает. Голос Гарри мокрый и резкий, но твердый, и когда Луи встречается с ним взглядом, в его глазах мелькает какое-то другое чувство, что-то похожее на отчаянье. - Пожалуйста, хватит извиняться. - Л-ладно. Гарри щурится на него еще пару секунд, и Луи бы убил, убил за возможность прочитать его мысли, потому что когда Гарри глубоко вздыхает и встает со ступенек, на его лице все то же озадаченное выражение. Луи понятия не имеет, что происходит, и поэтому он просто крепко зажмуривается. Это самые мучительные несколько мгновений, в которые Луи готовит себя к неизбежно - худшему, но потом чувствует пальцы Гарри на своей щеке. - Лу, любимый, посмотри на меня, - говорит Гарри, и его нежный голос заставляет Луи осторожно, медленно открыть глаза. Ресницы Гарри мокрые, а на его щеках видны дорожки от слез, но он улыбается той самой, крошечной, секретной улыбкой только для Луи. Луи чувствует, как его сердце разбивается и исцеляется одновременно. - Мы встретились тогда, когда мы должны были встретиться. - Гарри - - Нет, тихо, сейчас моя очередь, - Гарри перебивает его коротким, нервным смешком. - Я был - черт, ладно, я однажды взял почитать одну книгу, пока ты обедал, ну знаешь, я думал, это будет смешно, если ты придешь и увидишь, как я сижу и читаю «Сумерки». Но я взял эту книгу, и она как бы раскрылась на случайной странице, понимаешь? И я - я не помню точно, что там было написано, но что-то вроде того, как ты влюбляешься сначала очень медленно, а потом очень быстро. И я подумал, что это немного забавно, потому что - Гарри делает глубокий вдох: - Потому что у нас все произошло совершенно наоборот, правда? - Гарри. - Это непонятно, Лу, это странно, но я думаю, что полюбил тебя в тот самый момент, когда увидел, а затем, все просто пошло своим чередом, все просто вставало на свои места. Как бы задом наперед. Это случилось задом наперед. Но я думаю, - я думаю, что все произошло так, как и должно было произойти. Я не уверен, что все бы могло случиться по-другому. Или с другим человеком. Или в другое время. У Луи на языке вертится миллион слов. "Прости", вертится на его языке, снова и снова, потому что теперь он точно знает, что не заслуживает Гарри, совсем не заслуживает. Потому что Гарри - такой идеальный, и Луи знал об этом уже давно, но понял только сейчас, что Гарри, весь безупречный с головы до ног, вдруг взял и выбрал Луи, по каким-то непонятным причинам, и теперь Луи думает, что они принадлежат друг другу, и не знает, хорошо это или плохо. Мне страшно, вертится на его языке, потому что вот к чему все это привело - правда, Луи боится того, что может случиться, если Гарри вернется с войны, и что может случиться, если он не вернется, и Луи просто в ужасе от всего этого. Я хочу тебя, вертится на его языке, потому что это правда - он хочет Гарри, и пройдет 20 лет, а он все еще будет хотеть его, даже несмотря на то, будет ли Гарри рядом с ним через 20 лет. - Я люблю тебя, - говорит Луи, потому что, наверное, это покрывает с головой все его невысказанные слова, и даже больше.

***

Зейн не в восторге от происходящего. - Да, но Зи, они не соответствующие, а связанные, - вздыхает Луи в телефонную трубку. - Да мне плевать, Лу, - шипит Зейн в ответ. Он на работе, и вероятно, прячется где-то на чердаке, потому что Луи слышит шум, который перекрывает резкий, громкий голос Зейна. - Дело в том, что ты знаешь его, сколько, месяц? И уже сделал себе гейское тату, кричащее о твоей любви. А со мной ты дружишь уже сто лет, и что? И ты все время отказывал мне, когда я предлагал тебе пойти со мной в тату - салон. - Как татуировка может быть гейской? - Спрашивает Луи, наблюдая за тем, как Гарри садится на диван, протягивая ему чашку чая. Он удивленно улыбается и поднимает брови, в то время, как Луи забирает у него чай и шепчет: «Зейн». - Чего он хочет? - Спрашивает Гарри, делая глоток. - Побыть мудаком, - отвечает Луи прямо в динамик. - Я извиняюсь, - Зейн останавливается посередине предложения о корабле и компасе, - ты что, разговариваешь с Гарри? - Да, Зейн, я разговариваю с Гарри. Мы живем в одной квартире, мы друзья, и конечно, я буду разговаривать с ним. - Включи громкую связь, - требует он, и Луи театрально вздыхает, нажимая на кнопку. - Гарри, мать твою, Стайлс, я просто хочу официально проинформировать тебя, что я не собираюсь разговаривать с тобой и с твоим бойфрендом - придурком следующие три дня. - Лу и я уезжаем в Блэкплул через четырнадцать часов, - напоминает ему Гарри, и Зейн замолкает на минуту. - Ладно, полчаса. Гарри смеется, что, к удовольствию Луи, злит Зейна еще больше: - Да что с тобой случилось, Зи? - Лиам рассказал ему о татуировках, - как ни в чем ни бывало говорит Луи, не давая Зейну вспомнить все оскорбления, которыми так богаты пьесы Шекспира. (Зейн может вспомнить 247 таких оскорблений). - Зейн давно хотел сделать со мной соответствующие татуировки, и он обиделся, потому что я решил испортить свое тело вместе с тобой. - Да, черт возьми, я испорчу его, - тянет Гарри, и Луи хихикает, краем уха слыша, как Зейн ворчит по поводу того, что «мало тебе этой ужасной паутины, ну правда». - Не болит? - Тихо спрашивает Гарри, аккуратно проводя пальцем по белой повязке, под которой прячется компас. - Нет, - отвечает Луи, - а у тебя? - На корабле все спокойно. Гарри уходит на войну через 72 часа, и он может вернуться травмированным или раненым, а он может вообще не вернуться, но когда Луи дотрагивается до своего компаса, его губы растягиваются в крошечной улыбке. Он не может знать точно, находится ли Гарри в безопасности, но абсолютно уверен в том, что Гарри и его глупые каламбуры всегда найдут место, куда можно будет вернуться.

***

Гарри делает новую прическу, а у Луи есть еще пара часов. Сейчас два утра, это последняя ночь Гарри в Манчестере, и их кухня официально стала парикмахерской. - Я думаю, ты знаешь, что делаешь, потому что Луи понятия не имеет, что он творит, - легко говорит Зейн Гарри. Зейн сидит на столе, весь сонный и мягкий - в спортивных штанах и старой кофте Лиама, волосы плавно спадают ему на лоб. Как ни в чем ни бывало, он ест руками торт, который остался с их прошлой вечеринки. Гарри, который расположился посреди крошечной комнаты, на шатком стуле, громко смеется. Луи выглядывает из-за его кудрявой головы: - Это неправда, - твердо говорит он, - я стриг Лиама в марте. - Он выглядел отвратительно, - напоминает ему Зейн. - Эй, - кричит Лиам, стоя у раковины, где он любуется на очередную выдумку Найла: детские кисточки и фольга. «Это корни, смотри, Ли это корни!» Луи игнорирует его и хватает ножницы с кухонного стола: - Это потому что он всегда выглядит отвратительно. - Ты такой мудак, Лу, - ласково говорит ему Лиам. Они все очень ласковые, замечает Луи: прижимают их с Гарри к груди, покупают пиво и не дают им спать в эту последнюю ночь. Луи разрывается между желанием стошнить и искупать их всех в шампанском. Громкий смех кажется ему самым подходящим решением. - Ты то, что ты ешь, - глубокомысленно изрекает Найл. Это мои мальчики, думает Луи, когда накидывает полосатое полотенце Гарри на плечи. Это мои мальчики. Не раздумывая ни секунды, он нагибается и целует копну шелковистых кудрей. - Хей, - мягко говорит Гарри, еле заметно улыбаясь. Луи не видит его лицо, но знает, как он сейчас выглядит - слегка кривоватая усмешка, левая ямочка немного больше, чем правая. Так вот, наверное, что такое любовь, думает Луи. Когда ты можешь слышать чью-то улыбку. - Хей, - Луи зарывается носом в его кудри и глубоко выдыхает, - ты правда хочешь, чтобы я сделал это? - Ну либо ты, либо Найл, - говорит ему Гарри, - и я бы предпочел того, у кого английский - родной язык. - Эй, - возмущается Найл, как - будто кто-то воспринимает его обиду всерьез. - Я люблю тебя, - смеется Луи. Гарри поднимает голову, смотря на Луи сверху вниз. Его улыбка так заразительна, что Луи сам непроизвольно улыбается и наклоняется, чтобы поцеловать его - прямо в стиле «Человека - Паука». - Я люблю тебя тоже, - шепчет Гарри в его губы. И когда Луи берет ножницы, и первый локон падает на линолеум, он надеется изо всех сил, что все это будет стоить того.

***

Гарри говорит «пока», как будто это не имеет никакого значения. Луи хочет переплыть океан. Гарри покупает всем парням прощальные подарки. Лиам получает маску Бэтмэна - Гарри говорит, что это принесет огромную пользу его сексуальной жизни. Зейну достается огромный, винтажный будильник из благотворительного магазина, который издает пронзительные звуки, похожие на крики животных и не имеет выключателя. Найл хвастается подарочным купоном в «Нандос» и солнечными очками Гарри. Луи знал об этом, конечно, и даже помогал выбирать ему эти подарки, в течение всей прошлой недели. И он просто рад тому, что сейчас его мокрые глаза прячутся под авиаторами, потому что, бог знает, сколько человек увидят его слезы, когда Гарри уедет, и он не хочет начинать сейчас, пока тот все еще рядом с ним. Они все стоят на улице, у машины Зейна, в которой уже лежат все вещи Гарри. Солнце сияет так ярко, и это как будто еще один чудесный день на чудесной планете, и все они отправляются в чудесное путешествие. Луи берет Гарри за руку и сжимает ее изо всех сил. Гарри начинает с Лиама: - Ты отличный парень, Ли. Прости, что я не могу оставить вам с Зейном мою форму. Лиам грустно усмехается: - Ничего страшного, друг. Гарри смотрит ему прямо в глаза: - Ты один из самых добрых, самых искренних людей, которых я когда - либо знал, и я так рад, что познакомился с тобой. Лиам просто моргает. - Оставайся таким же, - говорит ему Гарри и обнимает свободной рукой. - Пожалуйста, будь осторожен, - шепчет Лиам и вытирает лицо руками. - Зейн, - продолжает Гарри, - просто - спасибо тебе. За все. За твою квартиру, за твое время и - и за твоего мальчика. Зейн не плачет, просто крепко - крепко обнимает его. - Найл, - начинает Гарри, но тот, не дослушав, бросается к нему на шею, разражаясь рыданиями. Луи отпускает его ладонь, и Гарри обнимает Найла двумя руками. Тот ничего не говорит, кроме «черт», и Гарри зажмуривается. Луи думает, что Гарри сейчас может расплакаться тоже, и поэтому, не раздумывая, обнимает их обоих. - Все нормально, - шепчет он больше для себя, чем для них, - все нормально. Он чувствует, как еще одна пара рук обнимает его за плечи и талию, и понимает, что Зейн и Лиам только что присоединились к их странному маленькому объятию. Буквально на пару секунд он разрешает поверить себе в то, что на самом деле, все и правда, нормально.