Coca-Cola

Ну вот, получается неловкая ситуация. Знаете, я их не очень-то люблю, но кто мог знать, что именно сейчас, когда меня загребет на самое дно новых чувств, появится она, моя первая любовь, и попросит нажать на реплей. Я не знаю, что мне делать. С одной стороны у меня надежность, вера и глубина чувств Кенсу, а с другой неопределенность, вечная борьба и медленно распаляющийся огонек чувств хена. Господи, убей меня нежно. - Хен? - Прости, Чонин-а, я, наверное, помешал вашему разговору, - говорит он и натянуто улыбается. Мне больно видеть это, но, сам того не осознавая, я поворачиваюсь к Кенсу и просто смотрю ему в глаза. В красивые, любящие и по-детски блестящие. Он как ребенок, который увидел книгу про волшебство и может ее только рассматривать, потому что читать не умеет. Жаль, что для Кенсу я и правда всего лишь книга. Ну же, прочти меня? - Кенсу, ты пройди пока на кухню, а я сейчас подойду, хорошо? Получив от него кивок, я быстро разворачиваясь и, схватив Чунмен-хена за руку, тащу его в свою комнату. Быстро пробежав с ним всю лестницу и коридор, я заталкиваю его в свою комнату и подпираю собой дверь. Хен с минуту молчит, а потом треплет свои волосы и глупо улыбается. - Почему, хен? - В смысле? - он улыбается еще шире, коверкая свое лицо этой гримасой еще хуже. - Чонин-а, тебя на кухне твой, - он замолкает и я перестаю дышать. Секунда, две, три. - Друг. - Ты сейчас просто ужасен. - Нет. - Ты самый прекрасный хен в мире! - Отвратителен. - Нет, Чонин-а. - Почему все, за что ты берешься, превращается в произведение искусства? - Уродлив. - Так красив. - Нет! - громко выкрикивает он и закрывает уши руками, быстро начиная трясти головой. - Ты не спасешься от моих слов, я больше не маленький! Ты сейчас не сможешь усыпить во мне все порывы к тому, чтобы я высказался, колыбельной! - я делаю шаг к нему и резко отдергиваю его руки от ушей, отчего он смотрит на меня своими мокрыми глазами. - Это ты сейчас ребенок, - шепчу я. - Это ты сейчас, малыш Чунмен-и, а не я. - Чонин. - Если сейчас ты скажешь мне, что любишь, я пошлю его ко всем чертям, слышишь. Я люблю тебя, а ты? С морем надежды и океаном в душе хен смотрит на меня, ожидая как всегда пути к отступлению, но только их не будет. - Именно в этот момент, дойдя до точки, я не хочу снова переделывать её в запятую. У нас с тобой, хен, слишком уж страдает пунктуация. - Ты не понимаешь. - Что я не понимаю? - резко вспыхиваю я, и сжимаю его уже почти посиневшие от моей хватки ладони. - Не я, слышишь меня? Не я, а ты сейчас темнишь. Я же, по твоим словам, ещё ребенок, так вот, - я сглатываю, и смотрю прямо ему в глаза. В его нежные, теплые, родные глаза и пытаюсь уцепиться за самую душу. - Не травмируй мою детскую психику и дай уже ответ. - Чонин. - Сейчас, Чунмен. Именно сейчас скажи, ты любишь меня? - Я, - он замирает и даже моргать перестает. - Я люблю тебя, - мне радоваться? - Но как брата, Чонин. Прости. Выстрел. Взрыв бомбы. Титаник тонет. Последний день Помпеи. Винсент ван Гог отрезал себе ухо. Зайку бросила хозяйка. Спокуха, сердце, не бушуй. Эй, душа, убирай шампанское, мы что-то поторопились. Кровь, давай газуй, для тебя горит зеленый. Мозг. Нет, мозг, не парься, ты мне сейчас не очень-то и нужен. - Значит, - начинаю я, но тут же осекаюсь. - Это ты прости, а то меня Кенсу уже заждался. - Чонин, - хен хватает меня за руку и прикусывает губу. - Я очень, - он сглатывает. - Очень тебя люблю. - Не переживай, Чунмен-хен, - отстраняю его от себя и улыбаюсь. - Все хорошо, - я выхожу из комнаты и прикрываю за собой дверь. - Все просто отлично. Спустившись вниз, я замечаю, как мама, активно жестикулируя, рассказывает что-то Кенсу. Тот, как губка, буквально впитывает в себя всю информацию и даже не моргает. Это... Мило? - Мам, - я улыбаюсь и складываю руки на груди в просящем жесте. - Оставь нас тет-а-тет, пожалуйста? Она пару секунд глядит на меня, а потом легонько касается его ладони своей и что-то тихо шепчет, получая от Кенсу улыбку и кивок. Встав с диванчика, она берет со стола стакан с Колой и подходит ко мне, свободной рукой обнимая за шею. - Запомни то, что я скажу тебе, мой мальчик, - она шепчет все медленно и разборчиво, но так, что это музыкой остается лишь между нами. - Когда ты будешь пить Колу, не забудь, что, сделав глоток, можно подавиться. Сейчас она ещё шипит, бушует. Поэтому, - она отстраняется и вручает мне в руки стакан, легко улыбаясь. - Не подавись, Чонин-а. Когда мы остаемся наедине, я чуть улыбаюсь и сжимаю стакан сильнее. Кенсу сейчас такой милый, красивый, доверчивый. - Чонин. - Тихо, - прерываю я его и улыбаюсь ещё шире. - Знаешь, а ведь ты прав. Ради любимого человека можно измениться, совершить глупость и, конечно же, переступить через какие-то тупые правила, да? - он медленно кивает и встает с дивана, когда я подхожу к нему совсем близко и почти прижимаюсь своим носом к его. - А я ведь люблю, - шепчу я, и время останавливается. - Люблю тебя, Кенсу. Прости, мам, но я, кажется, подавился. _______________________ От Автора: Простите за ошибки:с