Зависимые

Они сидели в практически пустом зале большого по местным меркам кафе и завтракали. То есть, как завтракали – инспектор и Джон взяли себе «английский завтрак»: яичница, обжаренная сосиска, овощной салат, тосты, апельсиновый сок и джем; Шерлок же заказал один только чай. Зная, что потом придётся целый день бегать по делам – возможно, до самого ужина или вообще до завтрашнего дня, – Джон всегда предпочитал сытный классический британский завтрак, а не лёгкий континентальный. А Шерлок… Что Шерлок? Спасибо хоть пить не отказался и сахару положил четыре чайных ложки, так что не свалится в обморок от обезвоживания и недостатка глюкозы. Впрочем, следовало отдать должное Холмсу: на самом деле он никогда не доводил себя до голодных обмороков, вполне точно ощущая потребности своего «транспорта» и дозаправляя его своевременно, порой просто на ходу, если наступила необходимость. В целом же он предпочитал не есть во время дела и прекрасно себя чувствовал, пребывая на подъёме и бегая, как ужаленный, пока у него были идеи по расследованию. Лишь заходя в тупик, детектив сваливался куда-нибудь: на привычный диван на Бейкер-стрит или на кровать в гостиничном номере – и начинал страдать, пребывая в упадке. Но стоило появиться новым сведениям – и где только силы брались бегать снова. Джону иногда казалось, что Шерлок питается не белками, жирами и углеводами, как нормальный человек, а фактами, показаниями и идеями для расследования. Даже не дождавшись чая, Шерлок достал телефон и погрузился в пучины интернета, подключившись к вайфаю кафе. Джон подозревал, что именно ради этого детектив их сюда и затащил, а не ради завтрака, а уж как он вычислил, что именно тут будет бесплатная сеть, Джон даже не стал пытаться гадать. Моррисон попробовал обратиться к Шерлоку с вопросом, хочет ли тот заехать в полицейский участок, но детектив даже ухом не повёл, старательно набирая какой-то текст на своём Блэкберри. Джон, взглянув на эту картину, быстро отвёл взгляд, потому что пальцы Шерлока выглядели так чувственно, что, чуть дольше посмотрев на них, невозможно было не покраснеть. А это сейчас было совсем не нужно. Никогда не было нужно, если уж честно. – Он сейчас вас не слышит, слишком увлечён, – объяснил Джон. – Поразительная способность погружаться в себя. Инспектор принялся рассказывать о том, как восхищает его дар мистера Холмса. Он ведь сначала не поверил Лестрейду, когда тот рассказал ему о добровольном помощнике и его поразительных способностях, а потом Грег приехал в гости с газетами и рассказывал детали дел: ему просто хотелось поделиться с другом, который мог бы оценить, не кривясь при этом от воспоминаний о сложном характере консультирующего детектива. А теперь, конечно, Моррисон регулярно читал и сайт «Наука дедукции», и блог Джона, и вдохновлялся, стараясь думать, как мистер Холмс... Джону меньше всего сейчас хотелось слушать эти фанатские излияния. Не будь с ними инспектора, можно было бы себе позволить хотя бы понаблюдать за тем, как Шерлок думает. Тот не обратил бы внимания – Джон ему практически никогда не мешал. И, может, тогда Джон бы придумал, как якобы невзначай коснуться Шерлока, например, попробовать, интересуясь тем, что он читает, заглянуть в мобильный, прикасаясь к плечу. Или тронуть за руку, обращая внимание на не выпитый чай – просто чтобы лишний раз убедиться, что Шерлок на самом деле тут, рядом, что он не пропал со своей беспечностью, и Джон может продолжать его охранять. Но всё это было невозможно, и Джон злился на восхищённого Моррисона, а может, даже слегка ревновал. Не к Шерлоку, а к тому, что его восхищение другом тоже когда-то было таким беспримесно-светлым, но эту первозданную чистоту уже не вернуть, а у инспектора она была, и он так влюблённо светился, как Джон уже просто не мог, не умел больше. Излияния Моррисона и самокопания Джона прервал вынырнувший из пучин интернета Шерлок. – Я бы хотел посетить дома убитых, – заявил он. – С которого начнём? – деловито уточнил вскочивший инспектор. – По очерёдности убийств, – ответил Шерлок. Они быстро расплатились с официанткой и поехали к родителям Сайласа Фернера. *** Шерлок слишком хорошо понимал, что для выводов сейчас слишком рано. Не владея всей информацией, слишком легко было поддаться соблазну и выбрать одну из рабочих гипотез в качестве основной, а потом начать подгонять под неё свежесобранные факты. Обычная, просто-таки классическая ошибка, которую постоянно допускали полицейские. Шерлок считал себя выше этого и, выстроив свою линейку годных на данный момент версий, предпочитал отвлечься и не думать о них, не обсасывать, пока не получена следующая порция сведений, которые помогут отвергнуть часть имеющихся гипотез и, вполне вероятно, вывести несколько новых. Эта схема всегда работала на данной стадии расследования, потому сейчас ему полезнее всего было временно отвлечься и подумать о чём угодно другом – ну, например, о Джоне, потому что, положа руку на сердце, именно к нему сводились все мысли Шерлока в свободное время. Любимый тревожил постоянно, хотя детектив и прерывался на расследования. Но сейчас что-то беспокоило особенно сильно. Шерлок быстро прокрутил в голове прошедший день – ранний приезд, их встречу на перроне с инспектором, поездку в парк и во двор дома, где произошло убийство… и – вот же оно, очевидно! Тот момент, когда он принялся дотрагиваться до Джона, утешая, и доутешался до того, что тот резко шарахнулся в аномальную зону. «Господи, Шерлок, ты совершенно не умеешь общаться с людьми», – принялся сокрушаться в голове женский голос. Мамин, конечно же. «Не умею, – согласился Шерлок, – только делать-то что? Как убедить Джона, что я на него не претендую? Как показать, что больше не буду нарушать границы личного пространства?» И тут же понял, что это просто – нужно действительно взять себя в руки и держаться подальше. Приближаться не ближе необходимого. Джон поймёт не сразу, но когда Шерлок перестанет слишком… лезть, любимый постепенно ощутит облегчение. И, к счастью, тут не нужно ничего говорить, только делать. Шерлоку всегда было проще совершать поступки, чем выражать чувства вслух, объясняться. Ну вот, и решение есть, и говорить ничего не надо. Маленький камешек свалился с души, и хотя остальные остались лежать на ней тяжёлым грузом, сейчас Шерлоку стало легче – постепенно он всё сделает, как надо. И они уравновесят отношения, испорченные браком, жизнь на Бейкер-стрит снова сделается отличной и лёгкой, какой и была. Шерлок бодрым шагом прошёл к машине инспектора Моррисона и, претворяя в жизнь своё решение, сел на переднее сиденье, предоставив всё место позади Джону. Хорошо, это даже показательно получилось, он ведь всегда садился сзади, рядом. Джон должен заметить и понять. Продолжая отвлекать себя от навязчивых мыслей о текущем расследовании, Шерлок принялся расспрашивать инспектора о годах его учёбы с Лестрейдом. Вопрос: «Как вы догадались?» – был естественным приложением к восхищению инспектора. Шерлоку отчаянно захотелось спрятать лицо в ладони, как иногда делал Джон. И это инспектор полиции! Человек, который считается поумнее прочих, а не понимает даже элементарных вещей! Пришлось объяснять, без особой надежды на то, что Моррисон чему-то научится. Если Лестрейд не смог за пять с половиной лет совместных расследований, то чего уж ожидать тут. Потом Моррисон попытался проконсультироваться у него по паре незакрытых старых дел, но всё-таки пересказ – это несколько меньше, чем нужно, чтобы понять нюансы дела, и Шерлок пообещал, если получится, ознакомиться с материалами дел и постараться дать совет. И тут пришла СМС от Майкрофта: «Даже зная тебя, я не мог предположить, что за пять дней моего отсутствия ты сумеешь так качественно испортить себе жизнь. Поздравлять со свадьбой не стану. М.Х.» Шерлок не успел скривиться и удалить эту, как пришла следующая: «Рассекречивание информации о вампирах недопустимо. Ищем источник утечки. Отправил поддержку. Можешь не отключать телефон, тебя всё равно найдут. М.Х.» Шерлок чертыхнулся, стукнул кулаком по сиденью автомобиля и чертыхнулся вновь. Брат умел вмешиваться исключительно несвоевременно. Будто нарочно старался. – Что случилось, Шерлок? – осторожно спросил Джон с заднего сиденья. Даже наклонился вперёд, будто пытался заглянуть в глаза. – Ничего особенного, просто Майкрофт вернулся, ты же знаешь, как успешно он портит мне настроение, – успокоил его Шерлок и без паузы, но другим, более резким тоном добавил: – Инспектор, а теперь давайте в ритме вальса. У нас мало времени. Моррисон послушно нажал на газ, а Шерлок откинулся на сиденье и решил: он сделает всё, чтобы решить дело до того, как «поддержка» от брата доберётся до них. Просто нужно расследовать быстрее. На самом деле, ему это внезапная гонка даже нравилась. Не одного Джона стимулирует адреналин. *** В доме Фернеров Джон мог наблюдать, как чрезвычайно воодушевлённый Шерлок буквально летал, заглядывая чуть ли не в каждую щель, возвращался с вопросами к утомлённым родителям – на счастье детектива, они оба оказались дома. Даже в выходной день люди могли куда-то уйти – гулять, например – и пришлось бы их ждать, чего так не любил Холмс. Правда, Фернеры вовсе не горели желанием снова повторять уже рассказанное и отвечать на неважные, с их точки зрения, вопросы Шерлока об их сыне. Пэвенси и Марк, похожие скорее на брата и сестру, чем на мужа и жену: оба высокие, сероглазые и русоволосые, с ранней сединой, которую они не закрашивали, возможно, оттого, что она была слишком свежа, и привычки бороться с ней не появилось, – тихо бойкотировали опрос. Им хотелось закрыться в своём горе, уйти в него, как в раковину, и не расплёскивать, а их тормошили, объясняя, что кто-то ещё погиб и поэтому им снова придется говорить о Сайласе. Ни Пэвенси, ни Марка Фернера не волновали прочие жертвы, даже личность убийцы казалась им неважной. Единственным заслуживавшим внимания фактом было то, что раньше их Сайлас был, а потом его не стало. Джон не знал, сочувствие это или его домыслы, но ощущал, что несчастным родителям казалось: чем ревностнее они берегут память о Сайласе, тем больше его остаётся с ними. Он где-то рядом, но для того, чтобы его не спугнуть, о нём надо поменьше говорить и побольше думать. Это отдавало заразным безумием – и было понятно Джону. Многие не любят говорить о смерти родных. В конце концов, он отловил Шерлока, пока тот был на кухне, и сказал: – Ты ведь спешишь, так вот, имей в виду: Фернеры не скоро станут общительнее. Не тот тип горя. Если можешь не тормошить их лишний раз – постарайся этого не делать. И меньше спрашивай о сыне, а больше о сопутствующих фактах. Им так проще, если ты не заметил. Шерлок, резко развернувшийся к Джону при первых звуках его голоса, выслушал с равнодушным выражением лица, разглядывая рисунок на скатерти и засунув руки в карманы пальто. Жест выглядел каким-то нелепым, не присущим ему. Будто он хотел спрятаться от Джона и, если бы мог, влез бы в карман весь целиком, оставив снаружи лишь ухо, чтобы услышать нужное. – Я учту. Спасибо, что делишься своим мнением, – подобный холодновато-вежливый тон обычно предназначался специально для того, чтобы отбривать желающих лезть в дела детектива со своими ценными указаниями. Джон резко кивнул, развернулся и вышел из кухни. Он всерьёз подумал о том, что стоит начать подыскивать работу в надежде, что Шерлок остынет и перестанет так остро на него реагировать, так явственно его отторгать. Наверное, в жизни Холмса просто стало слишком много чужого человека. Поженившись, они перешли грань допустимого, и теперь Джон пожинал плоды. Ему было зябко с того самого момента, как Шерлок сел на переднее сиденье автомобиля инспектора. Он даже не задумывался, так естественно отдалившись от Джона, будто иначе и не было никогда. Так что Уотсон был совершенно уверен, что детектив проигнорирует непрошеный совет. И с недоумением наблюдал, как Шерлок принялся разворачивать разговор в предложенное им русло, даже не сразу поняв, куда тот ведёт. Холмсу чем-то приглянулась самая обычная фотография на каминной полке, стоявшая среди прочих столь же типичных фото в разных рамках. На этой пятеро подростков в спортивной форме стояли, положив руки друг другу на плечи, и улыбались, глядя в камеру. У самого Джона были подобные снимки, сделанные в школьные и студенческие годы после хорошей игры в регби или перед тренировкой. В такие моменты жизнь казалась прекрасной, и думалось, что впереди только лучшее. Наверняка и этим пяти юношам тоже так казалось. Сейчас фото представлялось безжалостным, как Шерлок, который взял его в руки и спросил: – Кто это? Родители Сайласа беспомощно переглянулись, и Пэвенси принялась перечислять: – Чарли Вэндем, Бобби, кажется, Фергюсон, да, точно, сын Долорес и того Фергюсона, что попал под Седан в двухтысячном. Вот это – Алекс Бригс, вратарь, да? – она посмотрела на мужа. Тот кивнул. – Хороший мальчик! А это Джек Литтл. Шерлок спокойно вынес эти отклонения от сути вопроса, лишь уточнил: – Они часто тут бывали? Изумительно корректная формулировка. – Да, они ведь дружили… – фраза неловко оборвалась, явно там, где было «с нашим мальчиком». – Расскажите о них, – будто он для того и приехал, чтобы выяснить о посторонних парнях. И беседа пошла, ведь в разговоре о приятелях сына родители всё равно срывались на: «Сайлас тогда сказал» или «они тогда всей компанией ночами пропадали, сорванцы, а мы переживали, когда Сайлас в пять утра вернулся» – и даже не всегда замечали оплошность и переставали рассказывать. Молчание их тяготило, просто нужен был способ помочь им разговориться, и Шерлок его нашёл. Непривычно деликатный, не свойственный Холмсу способ что-то узнать. Но он сработал, и Джон даже слегка расслабился, ощутил гордость – он смог помочь в выборе подхода к Фернерам, он оказался не совсем бесполезен. Впрочем, это его настроение продлилось недолго, до тех пор, пока они не подошли к машине и Шерлок снова не уселся на переднее сиденье рядом со своим фанатом-инспектором, который, кажется, воспринимал внимание лондонского сыщика как должное. Осознав свою ревность, Джон чуть не застонал вслух, ему хотелось провалиться сквозь землю. Как он смеет? Шерлок ему ничего не должен, не обязан и сделал для него гораздо больше, чем один друг может сделать для другого, и вот результат – теперь Джон прямо-таки стал считать его своей собственностью. Просто ужасно. Противоречивые чувства кипели в душе: Джон пытался потушить пожар пожаром, негатив негативом, но пока что лишь сгорал сам, ощущая себя лишним и несчастным.