Под дождем. Часть вторая

POV Минако — Ты сумасшедшая, Айно, — изумленно произнес Тони, когда я, еле дыша, встала напротив него. Люди, стоящие на остановке, удивленно косились на нас, но мне, честно говоря, было до лампочки. Пусть я сумасшедшая в его глазах, пусть. Уж лучше такая, чем чужая. — Сколько лет прошло, а ты ничуть не изменилась, — он рассмеялся, обнажая белые зубы. — Творишь, что в голову взбредет. А ведь взрослая леди уже… — Это укор? — я слабо улыбнулась, стараясь не думать о глупости сложившейся ситуации. Самоедством я позанимаюсь потом. У меня еще столько времени впереди. — Скорее восхищение, — признался Тони, вдруг серьезно посмотрев на меня. В его глаза появилось что-то такое, что заставило меня сжаться от внутренней дрожи. Раньше у него не было такого взгляда — пристального, откровенного, почти тяжелого, ни на грамм не выдающего истинные мысли. — У тебя есть муж? Да уж, вот так вопросик. Как обухом по голове. Вроде бы даже неприличный, но при этом — удивительно нужный. Избавит от многих лишних вопросов и неловкостей, которых и так будет предостаточно. — Нет. Кандидата — тоже, — решила добавить я, чтобы исключить всякие сомнения. — Тогда я могу с чистой совестью проводить тебя до дома, — он снова улыбнулся, расслабляясь, — боюсь, твой автобус ушел. — Я в курсе. Мы медленно пошли вдоль тротуара, хотя я прекрасно знала, что идти придется ого-го как долго. Но ведь Тони никогда не любил общественный транспорт… — Расскажи о своей жизни, загадочная и молчаливая Минако Айно, — с полуулыбкой произнес Тони, предлагая мне свой локоть, за который я тут же с благодарностью уцепилась, вновь ощущая чувство защищенности. — Боюсь, тебе будет неинтересно все это слушать, — я все-таки не смогла скрыть некоторую печаль, невольно отразившуюся в моем голосе. — Закончила училище, сейчас работаю в газете секретарем. Вот и всё. Наверное, твоя история куда содержательнее. — Да уж не знаю. Закончил морское, теперь работаю на корабле моряком, на суше бываю довольно редко. Я не могла на него наглядеться. Тони изучал такой ровный, уверенный свет, что противостоять ему было невозможно. Даже напряжения никакого не было, не то что очевидной неловкости. Ледук был весел, в меру любопытен и, кажется, совершенно незлопамятен. Отчасти я даже завидовала такому его положительному равнодушию к нашим прошлым неурядицам, ведь меня-то былое ну никак не хочет отпускать, и неконтролируемая обида так и рвется время от времени наружу; наверное, дело просто-напросто в том, что Тони — счастливый человек? Он нашел себя, исполнил свою мечту, а я так и не смогла себя реализовать ни как профессионал, ни как женщина. Разве я мечтала стать секретаршей? Да нет, конечно. Я и в развитии почти остановилась: устроилась окончательно на тепленьком насиженном месте, веду рутинный образ жизни, хожу в одни и те же магазины, людей практически избегаю. Вот и тянет меня в мое прошлое, будто в воронку, потому что в настоящем ничего нет. Мусолю старые обиды неизвестной давности. А Тони полной грудью дышит. Не прокручивает школьные обиды перед сном, не пытается протоптаться по старым граблям. — Я так рада, что мы снова встретились, — честно призналась я, глядя в его серые кошачьи глаза, лукавые и несколько строгие одновременно. — Я тоже, Минако, — улыбнулся он. — Я тоже рад. Мне показалось, что он хочет сказать что-то еще, но не решается, однако настаивать не стала. Мне было просто хорошо, и совершенно не хотелось сейчас что-то менять. Вот просто идти вот так далеко-далеко, несмотря на натертые туфлями ноги. Оказалось, что дорога до моего дома не так уж и велика, по крайней мере, я не успела оглянуться, как мы оказались около подъезда. И я снова почувствовала успевший потухнуть страх расставания. Наверное, мои мысли слишком явно отразились на лице, потому что Тони неожиданно рассмеялся: — Мне кажется, или ты хочешь пригласить меня к себе? — и взлохматил ежик укороченных, но все еще слегка небрежных пепельных волос. — Угадал, — не смогла не улыбнуться я. Ведь он действительно угадал. И был таким… непринужденным, что ли. Я мысленно поблагодарила всех возможных богов за то, что в доме моем настоящая чистота, которую я с остервенением навела несколько дней назад. Оказывается, в депрессии есть кое-какие плюсы (если б не она, я бы еще полгода добиралась до генеральной уборки). Я с удовольствием проводила Тони в гостиную и, скромно заметив, что не ждала гостей и не успела толком навести порядок, пошла на кухню за чем-нибудь съестным. Когда я вернулась назад, то увидела, что мой школьный друг с интересом разглядывает фото, развешенные на стене. — Коллекционируешь воспоминания? — кивнул он на разноцветные рамки, вразнобой «раскиданные» по обоям. Тут были фотографии из раннего детства, где я, розовощекая и веселая, вся в рюшечках и оборочках, сижу у мамы на руках — очень молодой и очень счастливой; и несколько школьных фото (правда, на них мне не больше двенадцати), и фото с выпускного из училища, и пара рабочих снимков с коллегами. — С некоторых пор, — я с улыбкой поставила закуски на журнальный столик и подошла к Ледуку. — Все самое важное — в одном месте. — Да? Жаль, что мы с тобой никогда не фотографировались. Я был бы рад сегодня увидеть себя на этой стене. Он по-прежнему улыбался, но как-то чуть строго. Я постаралась проигнорировать нотку грусти, проскочившую между нами: — Не проблема, современные телефоны моментально запечатлеют нас навеки. Завтра же у меня будет наше распечатанное фото, которое займет почетное место вот здесь, в центре. — В центре? Весьма лестно, — высокопарно заметил он, манерно махнув рукой. — Но я бы на твоем месте не торопился занимать именно это место. — Почему? — почти обиделась я. Мне было хорошо и весело, и я не находила причин менять свою задумку. — Потому что это место пустовало для чего-то особенного, Минако. Уверена ли ты, что тебе нужно заполнить его именно нашим фото? И его взгляд снова стал каким-то странно-тяжелым, но уже через пару секунд прояснился и вновь засиял ровным светом. Я еле успела оправиться. Ледук отошел от стены и сел в кресло напротив: — Знаешь, я, кажется, сто лет не пробовал кулинарных шедевров твоей бабушки. Поистине незабываемая стряпня. Была бы твоя бабушка лет на «дцать» помоложе… — Но-но! — погрозила я ему пальцем, опять ускользая от непонятных тревожных ощущений. — Оставь мою бабушку в покое, извращенец. Тони рассмеялся, скрещивая руки на груди: — Ну почему же извращенец? Что поделать, твоя бабушка слишком хороша. Твой дед наверняка был счастливейшим человеком. — Недолго. Мой дед нашел себе другую, так что роль счастливейшего человека, видимо, была ему не слишком-то по вкусу. Они вместе всего лет пять прожили. — Ну и дурак, такую женщину проворонил. — А люди часто не хранят, что имеют. Противоречия все равно разрывали меня. С одной стороны, мне было просто до неприличия хорошо. Мне было так спокойно и надежно, так правильно! С другой стороны, тень печали неотступно следовала за нами, вклиниваясь даже в самые отдаленные темы и разговоры. Она разрасталась медленно, будто трещина, но при этом становилась все заметнее и заметнее с каждым вздохом. — Люди предают, Минако, с этим просто нужно смириться. Мир таков, и другим он не станет, — мягко заметил Тони, кладя ладони на подлокотники. — Так что не стоит думать о возможных напастях. Будь счастлива здесь и сейчас. Другого шанса может и не представиться. — Но нельзя же совсем не думать… — недоуменно начала я, однако Тони не дал мне закончить: — Можно. Например, я сейчас совсем не думаю о том, что будет завтра и что ждет нас впереди. Я просто думаю, что очень хочу тебя поцеловать. Здесь и сейчас. И не желаю противиться этому чувству. Он порывисто встал с кресла и в секунду оказался напротив — почти нос к носу. Мне кажется, я даже почувствовала его дыхание, скользнувшее по моим губам и тут же дрожью отдавшееся по всему телу. Странно… Я в упор смотрела на своего школьного друга, но, кажется, совсем его не видела. Эти серые кошачьи глаза, изгиб светлых бровей и ресниц, нос и линия губ были мне до боли знакомы, однако в них будто бы так мало осталось от того Тони Ледука, которого я знала раньше. Сейчас передо мной был не бывший одноклассник, а молодой мужчина — очень страстный и пугающе притягательный. Но разве можно?.. Однако сердце, колотящееся в груди, утверждало — можно. Можно всё. И даже это. Неожиданный поцелуй, словно сговорясь, обрушился с первыми каплями дождя за окном и свежей волной смыл всякие преграды, мысли о которых, честно говоря, даже и не промелькнули в моей голове. Мне казалось, что все это было миллион лет назад, и при этом — не было никогда, и ощущение, что я шла к этому всю свою жизнь, разразилось во мне бурей просто непередаваемых эмоций. Долгих шесть лет обид рухнули к моим ногам и рассыпались, не сумев противостоять тому, что происходило между мной и Тони. Счастье — абсолютное, неразбавленное — пронзило меня всю, и мне так хотелось это выразить, что ничего не получалось, и только странные, неуместные слезы почему-то побежали по щекам, словно в наказание за мое бессилие. Я так давно не была счастлива, что, видимо, совсем разучилась его принимать. Я все пыталась сказать Тони, что я счастлива, что наша встреча — это самое лучшее, что могло произойти в моей серой жизни, но Ледук не давал мне этого сделать. Раз за разом он обрушивался на меня с поцелуями, и в конце концов мне перехотелось говорить. Может, он прав? Зачем слова? Все и так понятно. За поцелуем последовала долгая и нежная ночь, и, клянусь, ничего лучше в моей жизни не было. И, быть может, и не будет. Я и не знала, что могу так чувствовать, что во мне дремлет целый океан эмоций. Я думала, что холодновата от природы, но ошибалась. И эта была самая радостная ошибка в моей жизни. Засыпая под теплым мужским боком, я все еще чувствовала, как слезы щекочут горло. Но то были слезы счастья. Самого чистого и самого быстротечного.